Обжигающе холодный

ты всегда стремился к стройности, но перешел рамки: теперь твоя кожа выглядит намного бледнее чем раньше, едва прозрачной, и холодной, очень холодной, насколько бы тепло тебе не было. на твоем обнаженном теле четко видно выпирающие ребра, ключицы, совсем недавно пухлые щеки сошли на нет и стало видно скулы, очертание твоего лица стало похожим на безкожный череп. глаза стали выглядеть впалыми и почти пустыми. ты касаешься моей груди своими тонкими розоватыми пальцами, обжигая мою кожу холодом. сейчас мы оба перешли рамки: мы больше не те, кем были раньше, мы больше не друзья, не товарищи, сейчас мы нечто большее. я так думаю, думаешь ли ты так? твои угольно-черные блестящие волосы обрамляют лицо, чуть спадают на плечи. ты все так же красив, каким был раньше, но сейчас ты больше похож на безжизненный труп, только грудь изредка вздымается, только глаза твои наполнятся слезами, только рот слегка приоткрывается, вырывая из глотки тихий стон, стон боли, или удовольствия, или может ты просто пытаешься кричать, я не знаю. твои глаза бегают вверх-вниз, вправо-влево, не зная, на чем заострить внимание. по итогу ты просто закрываешь их, опустив свои густые черные ресницы. я слышу как бьется твое сердце, я слышу твои мысли. ты не говоришь ни слова, быть может у тебя просто нет сил сказать что-то? ты сам довел себя до такого состояния: до состояния вампира, ходячего трупа. ты сам довел себя до этого. твоя ненависть тебя довела, ненависть к себе, ненависть к тем, кто тебя любит, ты ненавидишь всех, кому нравишься. ты думаешь, что не заслуживаешь любви. это не так, все заслуживают любви. наконец, ты говоришь: — ты такой красивый, Фрэнк, я так люблю тебя. слова звучат отрывисто, прерываясь стонами и вздохами. ах, ты даже не представляешь, какой ты красивый, и как ты сам себя уродуешь, как ты уродуешь свою душу своей ненавистью, своим саморазрушением, ты уродуешь сам себя, но, Господи, какой же ты красивый. я очерчиваю руками твои шрамы: на руках, от кисти до локтя, на ногах, бедрах, лодыжках, внутренней стороне икр. их слишком много. и я помню как видел их, пока они еще были еще кровоточащими или уже зажившими ранами. ранами, что ты сам себе нанес. однажды ты погубишь себя своей аутоагрессией¹, своим самопрезрением, попомни мое слово. ты снова говоришь: — Фрэнк, поцелуй меня, пожалуйста. ты просишь, просишь так, словно сделать это — что-то непомерно тяжелое для меня, ты никогда не получал любви или ласки задарма², просто так, об этом всегда нужно было просить: «похвали меня, я же хорошо справился?», «обними меня», «поцелуй меня». меня не нужно об этом просить, но ты все никак не можешь запомнить это. я люблю тебя и я сделаю все, чего ты хочешь. в конце концов я накрываю твои губы своими в ласковом, чуть мокром поцелуе, не прекращая движения. ты прижимаешь меня к своей теплой груди. я касаюсь тебя, и ты, со стоном, ларго³ выдыхаешь, впиваясь пальцами в мои плечи. обжигающе холодными пальцами, на моих плечах остаются красные следы, такие же, как на твоих шее и груди, но менее яркие и через пару мгновений розовые пятнышки стали белыми и пропали, в отличие от следов на твоей коже. вскоре они несколько раз поменяют цвет и будут долго заживать. на этом все закончилось. я ложусь рядом и ты прижимаешься к моей груди чуть мокрыми от слез щеками. ты сам довел себя до такого       состояния: до состояния вампира, ходячего трупа. ты любишь меня, но ненавидишь себя, ты любишь меня больше собственной жизни.