Комменсализм

      Вы верите в Бога? Когда-то давно человечество верило в Бога и даже имело религию. Они верили, что то, что невозможно решить человеческой силой — это воля Божия. Верили, что вся вселенная вращается вокруг Земли. Считали, что место, соединяющееся с небом, которого они не осмеливались достичь, было местом, где жили Боги. С того момента, когда человечество покинуло привычную вселенную, мы все забыли Бога. Конечно, как в сложившийся ситуации люди могут думать о ком-то другом, кроме себя? Раньше человек считался самым разумным существом на планете Земля, но в итоге «некачественных» людей выкидывают, убивают, пытают ради удовольствия уродливых пришельцев, а прилежных и достаточно красивых забирают в виде домашнего питомца. Скарамучча с самого начала, стоило ему попасть в руки одного из таких инопланетян, понял, что надо поступать рационально. Надо держать язык за зубами, взгляд устремлять в пол, и выполнять любые приказы, которые озвучит их временный владелец. С самого начала понимал, что вечной надежды, как таковой, не может существовать в этом мире. Но ему было интересно какого это — иметь надежду и желание бороться до последнего за свободу? И самое главное зачем, почему, откуда берется такая воля, если людей с момента их рождения принижают и не дают абсолютно никаких прав? Поэтому он наблюдал за другими, раз уж в нём самом надежда погибла одним единственным ударом, когда та только загорелась маленькой искоркой в так называемой душе. Со стороны смотрел за окружающими его людьми, молча наблюдал за тем, как они отчаянно искали спасение друг в друге, привязываясь, начиная любить. Похоже, им это отчасти помогало, заставляло надежду теплиться в груди, что не всё так плохо, если судить по их же глупым словам: «Всё не так плохо, пока вы здесь, со мной». Только вот, они не учли, что если на некоторое время станет легче, то чуть позже, когда эта вся иллюзия тепла порушится, будет во много раз больнее. Но удивило Скарамуччу лишь то, что они продолжали цепляться друг за друга, как за спасательный круг, даже после того, как обожглись. Он, на самом деле, никогда не был частью их…ненадежной семьи, которая могла распасться в один момент, потому что на него, по обыкновению, внимания совсем не обращали из-за того, что он больно тихий, закрытый, а некоторые шептались, что он жуткий. Поэтому, нервно сглотнув, они попятились назад, вжимаясь поясницами в металлические ограждения крыши заброшенной многоэтажки, когда слышат до отвратительного хриплый и невнятный ор их инопланетного торговца людьми. Они разделились по парам, незаметно друг друга приобнимая, послышался даже всхлип страха, когда в его скулу прилетает очередной сильный удар мясистого кулака.       Сразу же прилетает другой удар в лоб, он отшатывается к краю крыши, где ограждений нет, но глаз поднимать не смеет, лишь морщится болезненно. Он сам виноват, что не разобрал то, что сказал торговец людьми, потому что владелец всегда прав, а вещи слова не давали. Внезапно он почувствовал, как земля под ногами ушла и белая рубаха натянулась, впиваясь швами под мышки. Одноглазый пришелец с не самой привлекательной внешностью, будто в нём смешали несколько видов животных, крепко схватил его за воротник одежды, подымая в воздух туда, где край крыши кончается. Скарамучча осознает, что тот с легкостью может отпустить, посему не дрыгается лишний раз. Расслабляет конечности, позволяет мазнуть краем глаза по фырчащему пришельцу, как взгляд вдруг зацепляется за небо. Слегка желтоватый, грязный дым и такого же цвета свет из каждого уголка района местами немного перекрывал чёрное полотно небосвода, покрытое белыми и яркими звёздами, сахаром рассыпанными по сырому мраку неба, но что привлекало внимание больше всего, так это стремительно летящие вниз кометы, аккуратным мазком кисти оставляющие за собой светлый продолговатый след. Отражение дождём капающих комет переливалось в его почти чёрных глазах с отблеском тёмно-фиолетового. Они резво плывут за горизонт, взрываясь там искрящим фейерверком, своей вспышкой затмевая множество небесных созвездий. У него перехватывает дыхание и кристаллы слёз наворачиваются в уголках глаз, когда он откидывается назад, безвольной куклой повисая в хватке нечеловека, чтобы проследить взглядом за падающими звёздами. Эта картина завораживала, пленила внимание и заставляла шире раскрывать веки, лишь бы разглядеть каждую деталь. За долгое время он сейчас впервые хочет, хочет не отрываться от созерцания ночного неба. Возжелал дотянуться до звёзд, стать одной из них, стать свободным, сбежав в небытие слоёв вселенной, но прекрасно понимает, что это лишь желание, которому сбыться отнюдь не суждено. Просто стало до одури интересно как ощущается борьба за свободу. Любопытно настолько, что дышать становится нечем. Настолько, что сердце громко колотится о ребра. Настолько, что оно заставляет почувствовать себя живым. Воодушевление. Мечта. «Запретный плод сладок». Поэтому испытывает чистой воды разочарование, очень глубокое, когда на лицо падает тень инопланетянина, который притянул его обратно, поставив на ноги. Разочарование мигом перекрыло всё. Вернуло с небес на землю, в прямом и переносном смысле. Та легкость на душе, как по щелчку пальцев, испарилась, оставив после себя гудящий осадок в виде незабываемых воспоминаний и пустоты в груди. После этого момента всё вернулось на круги своя: Вечно расслабленное лицо, кивки, мутный взгляд в пол, язык за зубами, уши востро. Правда, кое-что всё же изменилось — он до скрежета зубов хочет хоть ещё раз испытать подобное. Ещё разок прочувствовать на себе эту неясную лёгкость, которая будто избавляет тело от обыденной человеческой тяжести. Это твёрдое желание сначала придавало сил, но со временем, когда яркость фрагментов памяти чуть притупилась, это желание превратилось в тяжкую ношу, сильно выматывающую и заставляющую презирать своё существование без того чувства. Это было похоже на зависимость, хотя чтобы стать от чего-то зависимым нужно больше времени, чем один единственный раз. Иметь питомца-человека в этом мире показывало признак наличия богатства, поднимало статус и авторитет. Но люди постепенно начали бунтовать, протестовать против чужих правил, поэтому, чтобы не тратить их и без того никчёмные жизни попусту, создали соревнования, где люди поют, борясь за свои жизни, за победу, ведь проигравший умирает. Создали эту игру забавы ради, потому что видеть, как люди отчаянно хватаются за жизнь, по мнению монстров, — весело. Но бывали и те инопланетяне, которые обожали так названную «Чужую сцену» не за кровопролитие, а за то, как люди красиво звучали, как хорошо передавали те или иные чувства в словах, потому что сами пришельцы могли только монотонно бурчать на своём языке: отсутствие интонаций, красок, эмоций даже на их лицах. Его всегда хотели заполучить себе из-за аккуратного личика, молчаливого и прилежного характера. Когда его покупали, то он явно нравился пришельцам-хозяевам, но даже так они предпочитали отправлять его на аукцион, продавая за более высокую цену, чем купили, и так по несколько раз. Каждый из его хозяев хоть раз отправлял его в подготовительный лагерь, успешное окончание которого может дать допуск к соревнованиям, но эти же хозяева не могли перетерпеть своё странное желание, поэтому перепродавали его. И именно поэтому он не удивляется, когда вновь оказывается в свету очень яркой лампы, пока весь оставшийся зал был покрыт мраком, лишь жуткие силуэты чудовищ виднелись на сиденьях. На его шее ошейник, готовый огреть его током, стоит только попытаться сбежать. За спиной ярко-голубой, висящий в воздухе экран, на котором высвечиваются его характеристики, цена и так далее. Руки крепко сцеплены вместе непонятной металлической конструкцией на локтях и наручниками на запястьях. Белая рубаха местами замаралась, растянулась, тем самым оголяя одну ключицу, и порвалась на краях, а щека чуть побаливала от ударов и была также запачкана грязью — торговец постарался. Перед гостями всплыли дополнительные пункты о нём на полупрозрачном прямоугольнике, которые могли бы им понравиться или наоборот. Длиннотелая каракатица с микрофоном в своих единственных трёх пальцах начала аукцион.       Его купили, но официально забирать к себе домой можно было только на следующий день, чтобы успеть привести в надлежащий вид. Идёт по коридору своеобразного хранилища, где в клетках сидят те дети, которых никто не купил на аукционе. Сталь холодного пола щипала кожу ступней, а вечные подталкивания в спину от инопланетного надзирателя порядком надоедали, но приходилось терпеть. Он безучастно смотрит на своё отражение в отполированной стене и лишь тихо фыркает, про себя удивляясь как кто-то его вообще выбрал с таким-то внешним видом. Чуть размазанные по щеке круги грязной пыли, небрежно растрепанные, местами спутанные и слипшиеся волосы цвета индиго, мрачными тенями под глазами залегшие синяки.       Останавливается на месте, когда пришелец судорожно и недовольно начал разбираться с не реагирующей дверью, куда им нужно пройти. Слышит какой-то глухой удар со стороны и оборачивается через плечо. Видит мальчика, кто, кажется, его возраста, который прислонил свои ладошки к плотному стеклу, с интересом смотрящего прямо на Скарамуччу. Чужие лазурные глаза казались живыми настолько, что у Скарамуччи появилось ощущение сюрреализма. Вид мальчишки тоже оставлял желать лучшего: сильно взъерошенные и неравномерной длины русые волосы, а также, кажется, довольно болезненный красноватый след удара на щеке, которая чуть распухла. Бьющий током ошейник на шее… И такой же на лице, но прикрывающий рот, тем самым не дающий говорить. На стекле, справа сбоку есть привлекающие внимание наклейки — «Скидка», «Пониженная цена на 50%». Похоже, этого парнишу никто покупать не хочет. Ну, а с другой стороны стекла только краткая информация о нём и знак с перечеркнутой ладонью, означающий не трогать. Скарамучча слышит звук открытия двери и успевает только проскользнуть взглядом по персональным данным, прежде чем его грубо толкнули вперед. Альбедо. Месяцы сменялись один за другим по мере бесцельного времяпровождения в Anakt Garden, — это специализированный детский сад, помогающий участникам улучшить свою музыкальную грамотность, — в котором он проводил почти всё время, лишь изредка его забирал хозяин на выходные, кто Скарамуччу, на удивление, до сих пор не отправил на аукцион. Кажется, этот был самым богатым из всех предыдущих хозяев и самым длительным. Расписание в этом саду было довольно странным и непрактичным. Занятия именно по пению проходили три раза в день, а всё остальное свободное, игровое время дети либо резвились в просторном помещении с имитацией неба, обыкновенных деревьев и зелёной травы, специально отведенном для их своеобразного отдыха, либо шли по комнатам или занимали себя чем-нибудь в большой полупустой комнате, считавшейся общим залом. Но иногда могли проходить какие-то занимательные игры для повышения коммуникабельности у детей. Иногда были конкурсы. Иногда были тематические дни по типу Дня Спорта. Всё это внутри Anakt Garden выглядело так, словно человечество вернулось на Землю и живут своей такой непринужденной жизнью. Но на деле… За этими, казалось бы, неприступными стенами кроется вся грязь, весь тот реальный мир, где с людьми обращаются, как с питомцами, принижая и принимая их за низшее звено. Игры, конкурсы, дозволение детям играть друг с другом, общаться, дружить — всё это является замыслом. Это является одним из способов держать людей под контролем, чтобы они не подняли восстание, которого пришельцы так опасаются, ведь так и не выяснили на что именно способен человек в критических ситуациях или под воздействием сильных эмоций, кои у инопланетян отсутствуют. Монстры позволяют людям налаживать искреннюю связь между друг другом, позволяют привязываться, дабы они потом не смогли сбежать, вот так просто бросив друга. С точки зрения логики сбежать одному намного легче, чем тащить за собой целую компанию друзей, но с точки зрения человеческих чувств…сбежать одному это равносильно предательству. По ходу одного и того же расписания каждую неделю Скарамучча почти и позабыл о том навязчивом желании вкусить свободы или просто увидеть человека, в котором осталась воля. Равнодушие лилось через край, тело двигалось рефлекторно, как и все движения, в голове ни одной мысли, пока почти чёрные глаза безучастно смотрели на детей, бегающих по искусственно выращенному лугу с физиономией, по идее, радости. В нескольких метрах от него по ветру пролетел цветочный венок из алых цветов, которые также были выращены искусственным путём в Anakt Garden. Следом за венцом пробежала светлая макушка, которая показалась ему смутно знакомой. Скарамучча дернул головой в направлении бегущего внутрь тёмного прохода мальчика, слегка расширив глаза от удивления. Надо же, очень неожиданная встреча. Но его встретила только чужая отдаляющаяся спина в белой робе, видимо, Альбедо его не заметил, будучи слишком увлеченный погоней за цветочным ободком. Скарамучча чуть изумляется себе, ведь умудрился запомнить имя парниши, хотя с их очень незамысловатого знакомства прошло пару месяцев так точно.       Ноги сами неспешно движутся вперёд следом за русоволосым. Он держится покрытой мхом металлической стены. По стенам и на вид ненадежному потолку резкими линиями ползли различного размера трубы, а сам туннель не внушал доверия за счёт своей кромешной темноты в глубине, где лишь какие-то маленькие красные лампочки поблескивали. Всё выглядело достаточно заброшенным и не особо привлекательным из-за внешней неустойчивости.       Он отстает на приличные несколько метров, ненадолго упускает Альбедо из виду, пока тот продолжает бегать за венком. Каждый раз выходя из-за угла он успевает увидеть лишь чужую пятку или мелькнувшие пряди волос, прежде чем те скрывались за очередным поворотом. Туннель оказался больше и длиннее, чем казалось, будто они по лабиринту ходят. Он останавливается, не выходя за поворот, когда замечает слабый градиент красноватого света на полу, прислушиваясь. Судя по непонятным звукам там какая-то заварушка, надо быть осторожным. Скарамучча аккуратно выглядывает из-за угла, высовывая напоказ лишь половину лица, опасаясь быть пойманным. Там, на четвереньках, стояло двухголовое существо внушительных размеров с огромной пастью на пол морды, когтистыми лапами, с небольшими красными глазами по три пары на каждой голове. А перед этим устрашающим монстром в ужасе замерла какая-то девочка, блондинка с коротким каре, сам Альбедо же откашливался чуть поодаль, держась за живот. Рядом лежала помятая и почти разорванная цветочная корона. Оба стояли спиной к Скарамучче, который не сдвинулся с места, автоматически прикидывая что же они сейчас могут сделать в такой ситуации. Самым рациональным решением было либо сбежать, либо слезно умолять прощения и пощады. Но лично ему первый вариант кажется намного более привлекательным, ведь именно этот инопланетянин выглядит не особо вменяемым, судя по обильно стекающей из чужой разинутой пасти слюны, что заставляла большущие зубы опасно поблескивать в красноватом свету. Видимо, они все зашли в зону ограниченного доступа, а эта собака-мутант является своеобразным охранником. Хотя Скарамучча не уверен как эта девчонка сюда попала, потому что он её не видел пока шёл по туннелю. Он был уверен, что Альбедо поступит именно так же, ведь так поступил бы любой человек в этом саду. Они все здесь просто дети от шести до тринадцати лет, поэтому незачем испытывать судьбу, поскольку легче избрать путь обыкновенного подчинения. В этом мире людей не ценят, им судьбою уготовано жить в унижении и страхе. Но мало кто готов это принять из-за своей призрачной гордости — многие шепчутся, собираются компаниями в теньке большого дерева и поливают грязью всех пришельцев, обещая взбунтовать и пойти против системы, а потом и вовсе сбежать, но кишка тонка, это можно легко понять по тому, как они прячут взгляды, сжимаются и трясутся, когда кто-нибудь нарушил правила. Скарамучча высовывает из-за угла почти всю голову, чтобы рассмотреть получше, когда Альбедо еле как поднимается на негнущихся ногах. Металлический холод стены под ладонью обжигал кожу, тёмные глаза безразлично обвели фигуру мальчика взглядом, кто вскинул голову, кажется, смотря прямо на рычащего чудо-охранника. Скарамучча ожидал побега, ожидал того, как Альбедо развернется на носочках и убежит отсюда прочь, сверкая пятками, совсем забыв про свою подружку или, напротив, захватив её с собой. Зрачок расширяется и мигом сужается до точки от пробившего тело шока. Сердце гулко ударяется о рёбра, что он сперва пугается резкого звука, которое послышалось в самых ушах, надавливая на виски. Глаза растерянно бегают от блондинки и до Альбедо, кто на полном серьёзе закрыл собой девочку, стойко стоя прямо перед зубастыми мордами чудища, и это несмотря на заметную дрожь в коленках. Русоволосый боялся, очевидно, это в порядке вещей, тогда зачем… Зачем он её собой закрыл? Скарамучча ничего не понимает. Это нелогично, это сверх глупости. Шансы явно неравные, у огромной двухголовой собаки точно преимущество в скорости, силе, размерах и во многом другом. Он всем телом напрягается неосознанно из-за вдруг появившейся вспышки агрессии. Короткие, но крепкие ногти невольно вцепляются в стену и царапают пару сантиметров вниз с тихим скрежетом старой металлической поверхности. Его бесила чужая глупость, ведь этот поступок был совершенно абсурдным, неразумным даже для одиннадцатилетнего ребенка. Перед лицом Альбедо настоящая ходячая опасность, так чего же тот в героя играет? Его бесит нелогичность, бесит непонимание. Но даже так, всё внимание ныне приковано к одному лишь Альбедо, кто постепенно перестает трястись, как лист на ветру, кто сжимает руки в кулаки и готов защищать оцепеневшую от страха девчонку, если двумордая псина вдруг слетит с тормозов. Скарамучча непроизвольно задерживает дыхание, сам того не замечая. Смотрит, изучает каждую мелкую деталь. Смотрит, пока ране спокойное сердце сильно рикошетило от ребер, отбивая печенку и легкие. Смотрит и не может заставить себя остановиться. Проходит неделя, а та сцена в логове инопланетной собаки продолжала мелькать перед его глазами, будто на выжжена прямо на его веках. Воспоминания обострялись яркостью, стоило русоволосой макушке оказаться в поле зрения. Пугало, что с каждым днём игнорировать то, с какой настойчивостью кошки скребут стенки живота, становилось всё сложнее, а мысли постепенно заполнялись одним лишь Альбедо, смещая всё остальное на второй план. Уроки вокала, обычные занятия для общего развитие и игровое время проходили будто в тумане, ведь, к тому же, как оказалось они с Альбедо всё это время были в одной группе, поэтому отвлекаться не получалось. Отрывать взгляд не получалось. Его это раздражало, ведь дни переставали идти своим обычным чередом, всё его устоявшееся расписание рушилось к чертям. Проснуться, позавтракать, сходить на все уроки, пообедать, в игровое время почитать книгу или скучающе наблюдать за радующимися детьми, — это то, чего он придерживался целое детство, которое он провёл в этом саду. Он придерживается и до сих пор, но всё равно что-то ощущается не так. Единственная переменная в виде Альбедо неподалеку что-то меняла. Рациональность исчезает вместе с безразличием, ведь сколько бы он не пытался — попросту не думать об Альбедо не получается. И его откровенно бесит эта безвыходная ситуация, поскольку он не может вытравить мальчика из головы, как какого-нибудь таракана. Бесит, потому что это мешает привычному распорядку жизни. Бесит, потому что это выбивает из колеи. Бесит, потому что вопреки своему раздражению ясный интерес к чужой персоне начинает стремительно расти, а грудь ныть из-за незакрытого гештальта, существование которого Скарамучча предпочитает игнорировать. Бесит, потому что он ловит себя на призрачной, еле заметной мысли, что было бы неплохо, если Альбедо будет смотреть в ответ. И эта мысль становится всё назойливее. Несмотря на то, что его по сей день раздражала вся нелогичность поступков Альбедо, упрямство и крайнее нежелание просто взять и подчиниться, Скарамучча по ходу своих бесконечных наблюдений начал рассматривать грани характера чужой персоны с немного другой стороны. На поводу у эмоций он сначала посчитал мальчика глупым, поехавшим, гордым показушником, который решил закрыть собой девочку ради непонятного одобрения или похвалы неясно от кого. Но сейчас, более детально изучая вероятные мотивы, характер, поведение русоволосого, Скарамучча может сказать, что очень ошибался в первоначальном выводе. Потому что Альбедо далеко не являлся показушником, кто в тихую хвалится, что сможет одолеть десяток инопланетных чудищ одним мизинцем, а когда по-настоящему встречается лицом к лицу с тварью, то трясется от животного страха. Альбедо тоже дрожит, боится, как свойственно детям, но твердо стоит на ногах, когда вновь нарушил правила, огрызнулся или отказывался выполнять приказы, из раза в раз продолжает так делать, даже после того как его жестоко избивали в качестве наказания, раз уж не извиняется. У Альбедо есть странная надежда, почти незаметная за счёт того, что она кроется за присущим ему упрямством и, на первый взгляд, несмышленностью. У Альбедо есть воля, но Скарамучча так и не понял к чему — воля борьбы за свободу и отсутствие правил или за что-нибудь ещё? Так или иначе все эти факторы дополняют друг друга, делая образ и мотивы русоволосого какими-то…непостижимыми в глазах Скарамуччи. Продолжая наблюдение со стороны он начал понемногу понимать, замечать что же может подпитывать чужую волю. Та девочка, которую спас Альбедо. Её, как Скарамучча понял, зовут Люмин. И мальчик к ней, похоже, не совсем ровно дышит. Это довольно очевидно, если приглядеться. Лазурные глаза почти всегда прикованы именно к ней, что создается ощущение, будто биение сердца в груди Альбедо зависит именно от неё. Поэтому спустя некоторое время Скарамучча начал замечать за собой странное недовольство, когда чужой взор постоянно метался из стороны в сторону за девчонкой, не обращая внимания ни на что больше. Не обращая внимания на самого Скарамуччу — эта мысль, проскользнувшая в сознании совершенно случайно, словно ведро ледяной воды окатила его тело. Странное недовольство, непонятные беспричинные мысли и ненужные эмоции, от которых он так отвык. Всё это пугает за счёт своей неизведанности и непредсказуемости, ведь причины возникновения всего вышеперечисленного он так и не выяснил. И испытывать желание, чтобы Альбедо обратил на него внимание, было как минимум неуместным и абсурдным, поскольку русоволосый Скарамуччу наверняка забыл, они не разговаривали ни разу, не имеют возможности даже взглядами пересекаться. Но вся эта невнятная масса бессмысленных дум не покидала его ни на миг. Она заставляла его напрягать каждую извилину своего мозга, думать о смысле жизни и спрашивать вселенную какого чёрта происходит. Она заставляла его из раза в раз задаваться вопросом адекватности своего психического здоровья — не поехала ли у него крыша, ведь откуда берутся все эти до жути непонятные мысли, связанные с Альбедо. Она заставляла его злиться на себя же, потому что причины этому всему как будто бы и не было вовсе. Он ненавидел бессмыслицу, ненавидел недосказанность, ненавидел беспричинность, ненавидел нелогичность. Ненавидел всё, что связанно с отсутствием причинно-следственной связи. И Боги, которых нет, одарили его такой сложной задачкой с разбором собственных чувств и эмоций. Он ненавидел эмоции из-за того, что они всегда были непредсказуемы. Они хаотично появлялись и исчезали, вынуждали его ощущать что-то ране неизведанное и пропадали бесследно, оставив его одного наедине со своими догадками. Он ненавидел эмоции из-за того, что их совсем не понимал, ведь проявлялись они у него на лице или в душе крайне редко, поэтому не было возможности досконально их изучить. В основном, его сердце всегда отбивает стабильно семьдесят ударов в минуту, лицо держит апатичную физиономию, а в глазах так и читается безразличие со смесью безучастности. И поэтому на данный момент он полностью дезориентирован, обезоружен перед лицом внезапно налетевшего на него шквала самых разных эмоций, которые вызваны одной очень незаурядной персоной. Идея подойти самому пришла внезапно, так просто по-человечески заговорить и обратить на себя внимание Альбедо. Скарамучча по сей день в догадках зачем ему нужно чужое внимание, но впервые в жизни почти с легкостью отпускает всё на самотек. Почти с легкостью, потому что у него есть некие сомнения. Он уже видел как люди решали плыть по течению, но это ничем хорошим обычно не кончалось, особенно в мире, в котором они вынуждены существовать. «Будь что будет» — сказал один мальчик, когда Скарамуччей и группой детей ещё владел жестокий торговец, и решил противостоять временному инопланетному хозяину, в итоге парниша был забит до смерти и оставлен гнить в переулке. Но в его ситуации беспокоиться за свою жизнь не стоит, ведь Альбедо, вроде как, не бешеный и не будет кидаться с кулаками только из-за того, что Скарамучча решил с ним заговорить… Не будет же? Он пытался поговорить с Альбедо во время перемен между уроками, но тот либо не слышал его достаточно тихого голоса в шуме веселых визгов других детей, либо убегал хвостиком за Люмин, совсем не заметив что с ним пытается заговорить неприметный темноволосый мальчик. Та же Люмин, кстати, обходилась с Альбедо довольно «по-дружески». Она, конечно, с Альбедо иногда разговаривала, вела себя с ним дружелюбно, впрочем, как и со всеми в их группе детского сада, но даже Скарамучча, наблюдая за их взаимодействиями с расстояния в несколько метров, может полностью прочувствовать невидимые стены, границы, которые построила девочка. Альбедо, вероятно, этого барьера замечать не хочет, поэтому упорно не отводит глаз с Люмин, но говорит с ней крайне редко из-за стеснения, наверное, надеясь на шанс взаимности чувств. Скарамучча не углублялся в чужие отношения, будучи слишком сконцентрированном на одном лишь Альбедо, но даже так из общей картины смог уловить очевидное. У Люмин есть свои приоритеты, она слегка пренебрегает хорошим и активным общением с другими, чтобы проводить больше времени с определенным кое-кем. С одной девочкой по имени Аяка, тоже из их группы. Невооруженным глазом видно, что к ней блондинка имеет особое отношение, что аж бронзовые глаза загораются мёдом, стоит знакомой макушке небесного цвета появится на горизонте. Он пару раз пересекался с Аякой и впечатление о ней у него несколько размытое, ведь разговаривали они только во время всяких групповых заданий, да и она в принципе человек молчаливый, как и он сам, предпочитающий одиночество в большинстве случаев, только с Люмин это интровертное поведение у неё исчезало по щелчку пальцев. Так вот… Это был очередной раз, когда он собирался подойти в игровое время и начать говорить с Альбедо ни с того ни с сего. Сердце до сих пор сжималось от осознания всего сюра его положения, было стыдно за то, что он испытывает нечто столь необоснованное, но ноги шли, а внимательный взор не отрывался от сосредоточенно сощуренных лазурных глаз. Настолько внимательный, что он не замечает ничего, и из странного транса его вывело ощущение немного неприятной прохлады под ступней. Скарамучча опускает взгляд, приподнимая ногу и глупо смотрит на потрепанный жизнью, достаточно смятый венок из алых цветов, на который он случайно наступил. Не испытывает ничего, кроме равнодушия к сплетению искусственных цветочков, коих тут полным полно. К тому же голова была полностью забита совершенно другим, а не мыслями о несчастном венке. По крайней мере до того момента, пока его слух не уловил очень четкий шорох и гулкий топот по ненастоящей траве. Он удивленно и в ясном недоумении моргает, когда чья-то чуть шероховатая ладонь вдруг начала яростно отталкивать его назад, вцепившись в щёку. Собственная рука рефлекторно вцепилась в чужую белую рубаху, чтобы не упасть вниз на спину от совершенно неожиданной атаки. Другая рука последовала примеру нападающего и, в попытках отстраниться, схватилась за лицо не такого уж и неизвестного агрессора. Когда он наконец перестал тупо пялить куда-то в сторону, то увидел, что атакующим, как оказалось, был не кто иной, как сам Альбедо. Ноги, вероятно, от шока сами вдруг ослабели, подкосились, и они вдвоём полетели на землю. Со всех сторон послышались взволнованные вздохи детей, которые тотчас начали отходить подальше от начинающейся драки. Скарамучча тихо айкает, стоило спине упасть на твердую и чуть щекотную поверхность искусственной зелёной травы. Её иголки не больно, но ощутимо неприятно касались кожи даже сквозь одежду. Он не успевает опомниться, как вдруг его хватают за грудки белой робы, тем самым слегка пачкая её, поскольку руки Альбедо были измазаны то ли в чернилах ручки, то ли в грифеле простого карандаша. Его рывком немного приподняли в воздух, заставляя спину нетерпеливо заныть от неудобного положения — колено Альбедо болезненно впивалось в тазовую косточку, что аж не двинуться лишний раз. Из всей сложившийся ситуации, от которой Скарамучча до сих пор в озадаченности, он может сделать примерный вывод — этот венок как-то да связан с Люмин, раз Альбедо так остро отреагировал. Но осознание кое-чего другого, пробившее его голову в следующую же секунду, заставило его перехватить дыхание. Голова чуток закружилась, когда он с замиранием сердца сфокусировал ране мыльный взгляд и увидел то, чего он так жаждал уже вот пару недель так точно. Альбедо смотрит на него, хоть и с явной злостью в глазах, но смотрит же! Мир перевернулся с ног на голову, а уголки губ невольно дернулись в попытке неосознанно улыбнуться. Он так и не может понять почему что-то столь незначительное радует его настолько сильно, прямо воодушевляет, заставляет чувствовать…очень много эмоций. Заставляет сердце прыгать в груди от восторга, дыхание сбиваться, а горло напрягаться от желания по-детски завизжать. Заставляет чувствовать себя живым, прямо как тогда, когда он глядел на звездопад. Он не привык к такому энергичному сердцебиению, чтобы оно прямо-таки барабанило по ребрам, вынуждая жалкие трещины ползти по костям; чтобы пульс сконцентрировался у головы, создавая впечатление, что сонная артерия сейчас попросту вылетит из изгиба шеи, а виски сморщатся в подобие изюма из-за повышенного давления. Было больно, очень. Но, к его большому удивлению, эта боль приносила Скарамучче неподдельное удовольствие, хотя должно быть, по идее, наоборот. Он уже и внимания не обращает, когда Альбедо вжимает его в траву, продолжая держаться за его рубашку, сжимая ткань в кулаках с такой силой, что нитки сразу нещадно заскрипели под сильным трением. Русоволосый открыто и беззастенчиво давит на грудную клетку, будто желая пробить Скарамуччей два метра вниз под землю, желательно там и похоронив, ведь от стыда за свои чувства и беспричинного восторга, который он на данный момент испытывает, хочется умереть. Хочется умереть вдвойне, когда до его недалекой головы доходит, что, вероятно, Альбедо прекрасно осведомлен о его очень быстром сердцебиении, чувствуя эту дрожь под костяшками рук. У Альбедо глаза не просто лазурные, они цвета яркой, голубой лагуны с незаметным переходом в тёмно-бирюзовый. Чужой зрачок обрамляло гало цвета морской волны, а световые блики так удачно кружочками падали на этот ободок, подобно маленьким планетам, что вызывало ассоциации с Солнечной системой, где человечество раньше жило на Земле. Получается, в глазах Альбедо, которые сейчас горят от сильного недовольства, кроется целый Млечный путь? По ощущениям и скромному мнению Скарамуччи, ответ будет «да». Видеть столь прекрасное и завораживающее зрелище вживую, да к тому же так близко, кажется незаконным, как минимум. Из приятного и мечтательного наваждения его выбивает резкий удар кулаком в щёку, проехавшись по скуле. Ощущение, так скажем, не из приятных, но ему не привыкать. Голова дернулась в сторону по траектории удара, потому что шея сейчас была слишком слаба, чтобы держать его полупустую головушку на месте. Точно, у них же, похоже, драка. Скарамучча драться не любит, но из-за быстро сопоставленных фактов его мнение отходит на второй план, — внимание Альбедо можно получить разозлив его, следовательно, физическое принуждение также идёт как вариант. Если говорить просто, то можно и кулаки в ход пустить, ведь только таким образом глаза Альбедо будут прикованы только к нему. Русоволосый, видать, расслабился, поспешно подумав, что Скарамучча дать отпора не сможет, поэтому последний, воспользовавшись этим, с небольшим усилием меняет их местами. Грубо толкает чужие плечи, чтобы мальчик упал на спину, также впившись коленкой в ногу. И пока тот не успел опомниться ударяет тоже в щёку, уже замахиваясь и другим кулаком. Альбедо сдавленно кряхтит, с трудом пытается скинуть с себя Скарамуччу одной свободной ногой, хватается рукой за предплечье темноволосого, дабы хоть немного смягчить попадание аккурат в не зажившую до конца рану от более сильного удара инопланетянина. Н-да, какие-то вещи никогда не меняются — лицо Альбедо по-прежнему покрыто ссадинами и синяками от наказаний различных степеней и форм. Скарамучча, сам того не замечая, улыбается самозабвенно, жадно впитывая взглядом каждую деталь, каждое мгновение желанного момента, когда Альбедо со смесью совершенно разных чувств смотрит на него. Всё кажется нереальным. И, на мгновение потеряв контроль над своими необузданными эмоциями, он конкретно забывается, отстраняясь от ошеломленного мальчика с восторженным придыханием, чувствуя как к щекам прилипает жар от радостного и явно нездорового румянца. Потому что чувствовать себя так хорошо и так по-живому от одного зрительного контакта — это очевидный признак потери ума или сильной лихорадки с летальным исходом. Но если такой салют из чувств будет происходить каждый раз, стоит их взглядам встретиться, то Скарамучча не против умереть, поскольку это хоть и пугает своим обилием ярких, бурных эмоций, но также дарует непревзойденное удовольствие с ребяческой радостью. Он сам не заметил как с того момента всё изменилось. Они с Альбедо начали разговаривать…если их общение вообще можно назвать таковым: Скарамучча дразнит, является инициатором перепалки, насильно обращает на себя внимание с помощью выводящих из себя комментариев, подначивает, несильно тычет пальцем в больные места, которые успел вычислить за время своего наблюдения, чтобы посмотреть на защитную реакцию Альбедо, кто огрызается в ответ, так очаровательно язвит и смотрит, это самое главное. И дня не проходит без их ссор по глупой причине на всеобщее обозрение. Альбедо, может, иногда стихает и умерят свой пыл, когда замечает на себе веселый или интересующийся взгляд Люмин, но Скарамучча на других внимания едва обращал, был слишком занят возможностью создать как можно больше зрительных контактов, был слишком поглощен процессом создания бессмысленных дразнилок, был слишком заворожен тем, как русоволосый вспыхивал каждый раз, но старательно подавлял в себе злость мыслью, что на него смотрит она. У Скарамуччи понятие «друг» было очень размытым. Он не до конца понимал кого можно звать другом, а кого нет. До поры до времени для него все являлись просто знакомыми, но Альбедо, как обычно, решил внести кардинальные изменения в его скучную жизнь, по-хозяйски внедрившись в его круг общения. Наверное, Альбедо можно считать другом, раз они говорят ежедневно? Ну, Скарамучче с ним интересно, вроде, он хочет проводить с парнем как можно больше времени и так далее. На самом деле он до сих пор не определился со своим отношением к Альбедо. Он до сих пор не понимает то, что чувствует. Но с тяжелым сердцем решает выдохнуть, махнув на это рукой. Кому нужны причины, если чувствуешь себя хорошо с определенным человеком? Люди — существа сами по себе непредсказуемые, нелогичные, хоть это и сложно принять. Сложно принять не только это. Он никак не привыкнет к тем чувствам, которые вызывает Альбедо, посему и хочет себя хоть как-нибудь да ударить по полупустой голове, чтобы мозги с рациональностью на место встали, когда опять ощущает что-то странное, инородное, до сих пор незнакомое, стоя рядом с русоволосым. Находясь в одном помещении с ним — воздух магическим образом исчезает из легких, а сердце прекрасно работает и без помощи кислорода, как оказалось. Альбедо вновь отказывается просто взять и подчиниться инопланетной воле, упрямо вырываясь из стальной хватки следящего за соблюдением правил робота, пока тот уводит парня внутрь корпуса, куда детям запрещено заходить; во время этого по венам Скарамуччи текла раскаленная лава, потому что он ничего с собой не может поделать, кроме как ощущать чистой воды восхищение ровесником, жуткий интерес и что-то другое, менее окрыляющее. Последнее чувство сбивало с толку, ведь оно ощущалось на душе тяжёлым, давящим все другие положительные эмоции. И когда Альбедо спустя меньше получаса грубо выбрасывают на искусственную траву — это неприятное чувство усиливается вдвое. Отросшая русая чёлка слегка прилипла к влажному от пота лбу, покрытое новыми синяками от ударов лицо, засохшая струйка тёмной крови под носом, всё перечисленное заставляло Скарамуччу непроизвольно хмурить брови. Альбедо вдруг сжимается, хватаясь одной рукой за живот, а другой упираясь в землю и марая цветочной пылью рубаху, после чего начинает сильно кашлять. Кашлять кровью, если быть точным. Тело Скарамуччи само по себе дернулось в чужом направлении, когда дело, по ощущениям, запахло жаренным, как только парень ослабел и обессилено упал лицом в траву, похоже, потеряв сознание. Он в неясной для себя панике переворачивает русоволосого на спину, судорожно бегая испуганными глазами по расслабленному, но такому побитому лицу. По груди разлилась липкая жалость, а сердце затрещало от навязчивого желания защитить…чтобы на лице Альбедо больше не было такого количества расцветающих синими цветами тупых ранений. Но он вовремя берет себя в руки, отрезвляя разум тем, что вспоминает о том, что Альбедо его помощь не нужна. Парниша не будет принимать его помощь, находясь в сознании. Даже внимания не обратит на его протянутую для подмоги руку, если в чужом поле зрения будет маячить Люмин. Ведь их общение на самом-то деле фактически одностороннее, поскольку Скарамучча открыто навязывается, заставляет обращать хоть каплю внимания Альбедо на себя посредством дразнилок и насмешливых фраз, шуток. Но сейчас Альбедо без сознания, поэтому он, тихо пыхтя, кое-как затаскивает вялое тело на спину, поддерживая парня под коленями. Неспешно ковыляет к воспитательнице их группы, которая по своему обыкновению сидит в помещении для учебных процессов, — она тоже пришелец, но хотя бы почеловечней некоторых. Как только он появляется на пороге, она, подрываясь с места, тут же отрывает взгляд от своей записной книжки, в коей отмечает некоторые моменты, связанные с тем или иным ребенком. Усадив до сих пор бессознательного Альбедо на невысокий стул, она пошла искать аптечку. Скарамучча встал перед русоволосым, стирая запекшуюся кровь с уголка чужого рта, смотря на избитое лицо с ощутимой тоской в уже не таких равнодушных глазах. Хотелось Альбедо защитить, но это он будет делать со стороны или пока тот не видит, не слышит и не чувствует.        И однажды это желание обострилось настолько, что достигло своей точки кипения. Это был первый день недели, прошли выходные, на время которых многих детей забрали из сада. При чём каждый для своих целей: кто-то чтобы узнать как обстоят дела внутри Anakt Garden, интересуясь как настоящий и нормальный хозяин, а кто-то забирает своего питомца только чтобы похвастаться друзьям хорошей, послушной и даже успешной зверушкой. Сейчас в саду как раз период, когда дети уже начинают понемногу готовиться к главному прослушиванию, чей итог определяет допуск к участию в «Чужой сцене» или нет. Скарамучча спокойно занимался своими делами в свободное время вне расписания, когда уроки и прочее ещё не началось. Проходил он случайно мимо корпуса индивидуально для роботов и пришельцев, не для людей, и краем уха услышал глухой механический голос за углом двери, не запрограммированный говорить шёпотом. — По моим наблюдениям, некоторые так называемые люди глупее других. К примеру вон тот неотесанный и странный человек, его приводят сюда уже со следом от сильной пощечины на щеке, а он потом ещё и продолжает бунтовать и нарушать правила, — монотонно проговорила жестяная банка с кодом вместо мозга, стуча металлическими суставами. — Он получил наказание? — спрашивает другой робот, издав пикающий звук обработки данных. Скарамучча дальше не слушал, он побежал босыми ногами по траве в определенную территорию здания, где и детям, и инопланетянам можно было свободно ходить. Ему не нужно было знать продолжение диалога, ведь сердце, забившись в ненормальном темпе, почти сразу само узнало и поняло про кого идёт речь. Он врезался плечами в других детей, не обращая на них никакого внимания, несмотря на то, что они что-то возмущенно кричали вслед. Игнорировал то, как белая сталь пола обжигала ступни, как сильно горели легкие от страха за чужую жизнь. Кровь льдом стыла в жилах, стоило лишь определенной мысли проскользнуть в разуме тревожной дымкой. Заносило на поворотах, когда он, в панике пытаясь высмотреть нужные комнаты сквозь мыльную пелену, разгонялся слишком сильно. Вот, он дошёл до крыла, где находятся все комнаты для карантина, медицинский кабинет и прочее. Заглядывает в каждое помещение, постепенно восстанавливая дыхание, которое вновь сбивается, когда ни в одной комнате для карантина Альбедо не оказалось. Быстрым шагом доходит до конца этого крыла, где обосновались две закрытые двери, за которыми находятся комнаты с, казалось бы, ограниченным доступом. Он встает на носочки, давно вынюхав способ открыть подобные двери в этом корпусе, прислоняя к прохладному специальному экрану запястье, на коем металлической проволокой выгравировано его имя, пришитое к коже. Раздается тихий писк и обе двери автоматически открываются, он заходит в первую попавшуюся и не прогадывает. Там, на койке с белоснежными простынями и тонким покрывалом, будто в коме лежит Альбедо. Скарамучча насильно впихивает в себя воздух, потому что забывает как дышать. Альбедо же в порядке? Он подбегает к постели, залезая на её твердую и неудобную поверхность. Неудачно ставит руку, путается в одеяле и случайно падает рядом с Альбедо, который даже не нахмурился от его копошения. Темноволосый поворачивается набок и внимательно смотрит на чужой профиль, поджав губы. Парень и впрямь выглядит так, как будто лежит на грани жизни и смерти. Весь бледный, губы обветренные, на виске и щеках красуются покраснения от пары не самых сильных ударов, на левой скуле к тому же есть продолговатая царапина, заклеенная квадратным пластырем. А с двух сторон головы, на линии челюсти и в височной зоне виднелись какие-то тонкие прозрачные трубки, по которым течет…или которые наоборот высасывают странную розовато-бежевую жидкость через воткнутую в кожу тонкую, почти незаметную иглу. Рука сама тянется к чужой шее, большим пальцем оглаживая подбородок. Он так больше не может. Желание защитить, спасти, спрятать ото всех опасностей перевешивало здравый смысл и все его принципы, коих он придерживался всё своё существование, чтобы выжить в этом мире. Всё переставало иметь значение, когда дело касалось Альбедо. Отравленный чувствами разум не поддавался логике. Его лицо приобрело холодный и серьезный оттенок. Альбедо глупый, потому что не перестает противиться пришельцам и их законам. Но ему нравится эта глупость, из-за чего сердце до щемящей боли сжимается. Ему было страшно, ведь он боится по-настоящему сорваться, сделать необдуманный поступок, впоследствии чего очень сильно пожалеть, когда ничего не выйдет. Он боится совершить что-то иррациональное, спонтанное только на эмоциях. Только вот…чувства к Альбедо были сильнее, чем страх. Поэтому когда эта ситуация вновь повторяется, когда Альбедо снова избивает хозяин и роботы-охранники, что-то в голове щелкнуло. Все барьеры и рамки логики в разуме были снесены так, будто их и не существовало вовсе. Впервые он позволил эмоциям захватить контроль над телом и душой, но почти не жалеет. И это «почти» постепенно размывается, переставая существовать, когда он, воспользовавшись актерской игрой и хорошей репутацией, украл карточку у одного из инопланетян, которая дает доступ к многим зонам ограниченного и строгого доступа. В мозгу крепким гвоздем была вбита мысль, что ничуть не жалеет, и эта странная необоснованная уверенность, что он поступает правильно, только укрепляется, когда он открывает запечатанную дверь и видит одиноко находившегося в полумраке Альбедо. Русоволосый сидел с низко опущенной головой, с выпрямленными ногами, широко расставленными на холодном полу, и в словно смирительной рубашке, которая плотной тканью сдерживает движения рук. На чужих щиколотках и на шее были закреплены широкие кандалы из чёрной стали, к которым крепилась особая металлическая конструкция новейших инопланетных технологий, состоящая из длинных и нешироких прутьев, сомкнутых между собой круглыми пластинами с красными светящимися элементами; а сами прутья крепились к двум небольшим колоннам сзади. Это всё сложное приспособление нужно, чтобы полностью ограничить возможность лишний раз двинуться. Руки сдерживаются робой, ноги нельзя согнуть или переместить, корпус повернуть также никак, только головой можно с трудом вертеть. Свет из-за открытой двери врезался Скарамучче в спину, заставляя его тень, упавшую аккурат на Альбедо, забавно вытянуться. Несмотря на твердую решимость, осевшую привкусом крови на языке, как только Альбедо попал в поле зрения, весь такой побитый и понурый, как запуганный котенок, жалость вперемешку с нежностью разлилась по артериям. Он присаживается на корточки, замечая, что парень, похоже, в сознании и медленно поднимает голову. Уставшие лазурные глаза расширяются до размеров блюдца, когда видят перед собой именно Скарамуччу, а не какого-нибудь очередного робота-стража. Но он молча, без лишних слов, возвращает взгляду прежний огонёк игривости, тесно граничащей с серьезностью, ведь русоволосому нельзя увидеть даже каплю нежности в почти чёрных глазах. Не сейчас, не при таких условиях, когда на кону их жизнь и свобода. Обрывает попытку Альбедо что-то сказать с пересохшим горлом, протягивая руки к чужой шее, скованной сталью, нащупывая подушечками пальцев нужное углубление и давит на него. Металлический ошейник разделился на две части, дав парню глубоко вдохнуть. Так же он проделывает и с оковами лодыжках. Они бегут вперёд, не останавливаясь, крепко держа друг друга за руку. Не оглядываются назад, когда в ступни больно врезаются камни и осколки побитого стекла. Они перебирают ногами, направляясь наперекор своим страхам, а метеоритный дождь является им спутником, освещающим эту ночь. Множество алых сфер звёзд летят за их спины, оставляя за собой ярко-оранжевый след тонкого хвоста. Они огненными стрелами проносятся по небосводу, закрывая белые точки своей дорожкой из пожара. Летят со стороны начала горизонта, где обычно восходит Солнце, пламенным полотном сжигая мрак. И когда столь ненавистный город остается позади, на расстоянии нескольких километров, Скарамучча позволяет себе широко улыбнуться, оборачиваясь и видя такого же улыбающегося Альбедо, который заворожен этим зрелищем на небе. Если у них получится сбежать, то Альбедо будет свободен, никто его не будет бить, а Скарамучча просто будет наслаждаться чужой компанией и тем, что русоволосый жив. Но внезапно парень притормозил, резко расцепив их ладони, заставляя Скарамуччу сбавить шаг и опять обернуться. Они останавливаются и он думает, что Альбедо нужна передышка, но тот вдруг поднимает немного бегающие лазурные глаза, в которых отчетливо видно чувство вины, задерживает взгляд на его чёрных, растерянных глазах только на долю секунды, после чего разворачивается и бежит в противоположную свободе сторону, в сторону города, тюрьмы и тех почти неприступных стен Anakt Garden. Теперь метеоритный дождь огненными мазками сопровождал путь Альбедо, а Скарамучча так и застыл там, на поле, потерянно смотря вслед, на чужую постепенно отдаляющуюся спину. Буквально минуту он тратит на обработку данных. Но неожиданно для себя усмехается радостно, слегка сощурив глаза и улыбнувшись до удивительного по-искреннему счастливо, подрываясь с места и побежав за парнем. Поддавшись эмоциям, он совсем забыл о том, какой Альбедо упрямый. Такой, что интерес Скарамуччи к персоне русоволосого не угасал ни на миг, мысли крутились вокруг Альбедо, пытаясь понять что же у того в голове. И сейчас так же, он с окрыленной душой бежит за объектом восхищения и думает, очень активно думает. Может в глубине души он знал, что Альбедо слишком верен своим чувствам, чтобы сбежать вот так просто. Но хотелось проверить прочность чужих принципов, потому что свои уже давно были разбиты вдребезги как раз-таки из-за того же Альбедо. И вот, когда он увидел результат своими глазами, это вызвало целый фейерверк из самых разных, но, вроде как, приятных чувств, потому что это же Альбедо, очевидно что он сделает что-то такое…необдуманное, выстроенное на эмоциях. Светловолосый развернулся из-за любви к Люмин. Он готов вернуться к тем, кто причинял ему боль всю жизнь, из-за любви к Люмин, которая сама, хоть и не намеренно, но тоже иногда доставляла ему не самые приятные чувства, открыто воспринимая Альбедо только как друга. Ведь он просто не может ничего сделать, кроме как идти обратно, поскольку если он это не сделает, то его сожрет само понимание того, что кто-то дорогой ему может умереть, пока он купается в лучах Солнца на свободе. Альбедо выбрал Люмин, жертвуя свободой. Скарамучча развернулся по тем же причинам, но из-за любви к Альбедо. Ему нравилось, его попросту восхищал и умилял тот факт, что они оба оставляют позади прекрасную возможность сбежать из-за чувств и эмоций. А свобода ведь самое главное в их положении в мире, много кто бы отдал жизнь за отсутствие клейма питомца-человека и хозяина-инопланетного-существа. Но после этого проваленного побега между ними что-то изменилось и пошло по наклонной. Все те странноватые, немного натянутые и построенные только на бессмысленных ссорах отношения, которые так тщательно выстраивал Скарамучча, рушились на глазах. Он продолжал пытаться, давил на чужие больные точки, дразнил, как раньше. Альбедо, конечно, раздражался, однако в большинстве случаев светловолосый раздраженно молчал, даже не поднимая угрожающего взгляда на Скарамуччу, либо же просто уходил. С этого побега прошло несколько месяцев. Альбедо теперь не только игнорирует, но ещё и словно намеренно избегает. Детские дразнилки уже не работают, и Скарамуччу это расстраивало. Не просто расстраивало, а пробуждало внутри что-то мерзкое, тягучее и липкое. Он по дням считал и по его расчётам — за три недели Альбедо может аж разок мазнуть по нему взглядом. Случайно, но никак не специально. Альбедо не хочет смотреть, Скарамучча хочет, чтобы тот смотрел. У него внутри всё до тошноты сжимается, сердце щемит, как при инфаркте, а брови уже рефлекторно сводятся к переносице. Он понимает, что это просто жадное и бездонное желание, выстроенное на эгоизме. Ведь он не может заставить Альбедо любить его, не имеет права. Да, Скарамучча любит больше, чем позволяют его лимиты. Да, Скарамучча хочет смотреть за Альбедо безотрывно, выражая этим свои чувства. Да, Скарамучча это скрывал ещё с детства и продолжает скрывать от самого Альбедо, потому что с абсолютной уверенностью убежден, что русоволосому это не надо. Альбедо вообще ничего не надо, кроме Люмин, раз даже лишнего взгляда на кого-нибудь кинуть не может. Альбедо, очевидно, любит Люмин. Возможно любит её так, как Скарамучча любит его. И именно потому что Скарамучча любит — он не будет заставлять Альбедо делать что-то против своей воли, и так натерпелся от инопланетян, а тем более не будет навязывать свои чувства. У него есть вариант только стоять в стороне, надеясь, что когда-нибудь его заметит определенный кто-то; будет мерцать ярким светом своих глубоких чувств только тогда, когда Альбедо этого не видит. Но иногда просто хотелось таких…особых для Скарамуччи мгновений, которые он совершал почти неосознанно, почти облегчаясь на долю секунды, почти чувствуя вину за то, что вновь дал себе самовольничать на поводу у эмоций: Он относит пустой поднос на специальную стойку, доев свою порцию риса на обед, хочет идти в главный зал, но замирает на месте, когда в поле зрения попадает знакомая макушка. Логика вместе с адекватным ритмом сердца умирает где-то на том же месте, пока его влюбленное тело с до ненормального легкой душой порхнуло в сторону Альбедо, кто сидел за столом в столовой среди других людей, погружая в рот ложку с горсткой отварного риса. Скарамучча опускается на скамейку, плечом к плечу, облокачивается локтем на стол и подпирает кулаком щёку. С плохо скрываемым обожанием наблюдает за тем, как набитые едой щёки постепенно сдуваются, а кадык дергается. Лазурные, уже не такие яркие и сияющие надеждой, как в детстве, глаза были слегка опущены, выдавая чужую задумчивость. На подкорке сознания он понимает, что поступает глупо, нерационально и по-детски, но не может удержаться и с нажимом давит указательным пальцем на небольшую горизонтальную царапину на щеке Альбедо со следом от удара, заставляя ту выйти из состояния покоя и начать мелко кровоточить. Светловолосый отшатнулся, немного отодвинувшись на скамейке, с удивлением подняв глаза и прикрываясь руками в оборонительной позе. Скарамучча озорно улыбается, внешне выглядя беззаботно, даже гордо, а внутри проклинает себя за непонятный поступок и одновременно радуется тому, что Альбедо взглянул на него. Но эта улыбка приобретает мрачный оттенок, когда Альбедо, осознав кто именно потревожил его царапину, сбавил обороты, закрыв рот, который он вообще открывал, чтобы возмутиться, и отвернулся, опустив глаза.

***

Выступление подходило к концу, оставалась лишь пара строк, которые должен спеть Альбедо. Вначале Скарамучча испытывал приятный мандраж, несмотря на то, что один из них обязательно умрёт. Он был по-настоящему взволнован, надеясь, что друг детства будет чувствовать себя так же. Он вкладывал в слова свои мысли, чувства и эмоции, растягивая ноты под напрягающую музыку. Но уже к середине номера, когда пошёл морозный дождь, он понял, что Альбедо сфокусирован на себе, на своих переживаниях, местами сиплым голосом и тоном, полным усталости, пел сквозь комок в горле. Когда была партия Скарамуччи, тот опирался на микрофон, безжизненно смотря вниз, на толпу из тысячи пришельцев, которые пришли посмотреть на популярное шоу. Альбедо не слушал, не воспринимал всерьез то, как пытался выразить себя Скарамучча. Альбедо было не важно, у него были свои приоритеты — думать о Люмин, которая пропала после её пятого раунда, и, вероятнее всего, мертва. Скарамучча с самого осознавал, приняв решение за них обоих, что не финальный подсчет очков выберет кто умрёт, а он сам. Он имеет власть только над своим исходом, посему выбирает себя в качестве проигравшего, ведь у него есть столько вариантов: дисквалификация, намеренно промолчать на своей реплике, послать весь стадион на три буквы или самостоятельно спрыгнуть с этой летающей платформы. Совершить один из этих вариантов был его планом, но он решил подождать почти до самого финала, поскольку хотел напоследок отдать себя песне, которую он исполняет с человеком, кого любит. Но когда Альбедо вновь рушит его планы, его намерения, все его дальнейшие действия, то сердце летит в пятки… «Под эту вечную мелодию…» «Лицом к лицу мы танцуем…» Он дотягивает вибрирующую ноту, кося выжидающим взглядом по оппоненту, чьи две строки являлись самыми последними. Слышит приглушенный громк молнии вдалеке, улавливает звон барабанной тарелки в играющей вокруг фоновой музыке, и вот должна быть, казалось, вот она — партия Альбедо. Но красивого голоса нет, нет строк: «…с нашей историей, потерянной в объятиях вечности». Опять у Скарамуччи помутился рассудок от того, насколько же он любит и ненавидит Альбедо за то, что тот магическим образом всегда умудрялся рушить его планы. Опять Скарамучча мечется между двумя совершенно разными и противоположными друг другу чувствами, вызванными одним особым человеком. Однако в этот раз он быстро трезвеет, озадаченно повернув голову к Альбедо, очень надеясь, что тот просто немного запоздал, только вот спустя ровно секунду он отталкивает от себя стеклянный микрофон инопланетных технологий, твердой походкой идя к светловолосому. Альбедо недоуменно развернулся только тогда, когда Скарамучча подошёл почти вплотную, но отреагировать совсем не успел. Он притягивает Альбедо к себе за загривок, вынуждая их врезаться губами. Он жмурит глаза, чувствуя, как холодные капли ливня катятся по лицу, как сердце до боли сжимается, как ему этот поцелуй нравится и не нравится одновременно. Чужие губы холодные и плотно сжатые. Он сводит брови к переносице, не чувствуя удовлетворения, не чувствуя похоти. Альбедо, пару мгновений промедлив от шока, начал пытаться вырваться, почти отпихнул от себя Скарамуччу, стиснув зубы, но темноволосый упрямо притянул его обратно, держа за щёки. Скарамучча вкладывает все те противоречащие эмоции, все те смешанные чувства, всю его чёртову нездоровую любовь, при которой он обязательно отдаст Альбедо всего себя, если тот попросит. Любовь, при которой он скорее отдаст себя на растерзание царством смерти, чем принудить Альбедо к чему-либо, включая его чувства. Любовь, при которой он простит и поймёт Альбедо, несмотря на то, что тот многочисленно оставлял жгучие кислотой шрамы от холодных слов. Любовь, при которой он будет преданней собаки. Он открывает глаза, оставляя краткий поцелуй на чужих губах, встречаясь взглядом с крайне сконфуженным, но таким же усталым взором Альбедо. После чего, так же неожиданно и непредсказуемо для оппонента, берет того за шею двумя руками, отодвигая от себя. Скарамучча сжимает пальцы ощутимо, достаточно чтобы вдыхать с трудом, но недостаточно чтобы убить. Его лицо может показаться холодным, глаза могут источать отсутствие сострадания, а незаметная улыбка самыми уголками губ может быть интерпретирована как презрительная. Но на деле он просто хочет, но не может, выразить свою благодарность, свою любовь, свою тоскливую уверенность в том, что Альбедо наверняка забудет обо всём этом раунде, будет жить дальше, думая о Люмин. Он придвигается сам, прислонив свой лоб к чужому. Мимолетно прикрывает веки, чтобы собраться с мыслями и тихо вздохнуть. Исподлобья смотрит вправо вверх — на табель подсчитанных очков. Он набрал семьдесят, а Альбедо восемьдесят девять. Осталось мало времени. Опускает взгляд обратно, в самый последний раз легонько и быстро прикасается своими губами к губам Альбедо. Отстраняется тут же, выжидающе и серьезно смотря на апатичного русоволосого. Продолжает осторожно сжимать руки на шее оппонента, чтобы тот случайно не умер от удушья. Единственное, что Скарамучча понял из детства, так это то, что внимание Альбедо можно привлечь путём физическим. Именно поэтому он ждёт, ожидает, что сейчас по своему обыкновению Альбедо взбесится, перестанет смотреть на него так безучастно и начнет как обычно протестовать. Но тот имел привычку всегда делать всё по-своему, всегда идя наперекор планам, намерениям, предположениям Скарамуччи. Альбедо откидывает голову слегка назад, закрывая глаза и почти обмякнув. Будто он принял его положение. Будто смирился с тем, что его сейчас задушат. Будто он не против умереть. Скарамучча стискивает челюсть, удерживая равновесие после первого попадания пули куда-то в почку. Было ужасно больно, но на данный момент всё внимание было зафиксировано на Альбедо. Скарамучча выглядит раздраженным, Скарамучча испытывает неприятное нетерпение. Легкие обжигает морозным воздухом, который он кое-как пропихивает внутрь, потому что на грудную клетку давит сила времени, кое имеет свойство быстро ускользать. Это почти конец, но он так и не получит эмоционального, осознанного взгляда Альбедо? Взгляд признания Альбедо, принятия того, что Скарамучча существует как что-то хоть немного значимое в чужих глазах — вот, что делает его по-настоящему счастливым. Не поцелуй, а взгляд. Живот скручивает, а колени подкашиваются, когда вторая пуля прилетает в плечо. Горячая кровь обжигает ледяную от дождя кожу, впитывается в одежду, вынуждая ту липнуть к телу алой тканью, заставляет раненное место догорать пожаром боли и корчить лицо: болезненно щурить глаза, хмурить и без того сведенные брови ещё больше, тяжело и мелко дышать, сжимать губы в тонкую линию, чтобы не издать не звука. Он может умереть неудовлетворенным, он это понимает, но всё же надеется, что получит своё хотя бы перед смертью. Сердце панически стучит об кости ребер, переворачивая все органы с ног на голову. Мысли так жалко скулят, молча просят Альбедо исполнить последнее желание, умоляют просто посмотреть на него в последний раз. Глаза выдают то же самое, они с явным отчаянием прикованы к усталому лицу Альбедо, кто глаза закрыл, посему не может уловить просьбу, мольбу Скарамуччи. Ну же, пожалуйста… Скарамучча неосознанно сжимает руки ещё сильнее, возможно, перекрывая кислород полностью, но даже так Альбедо не смотрит. Руки вместе со зрачками трясутся то ли от холода, то ли от напряжения. Ещё две пули пронзают его тело, а когда из его рта непроизвольно вырывается мимолетный кашель и кровь осела на губах, начиная течь по подбородку, смешиваясь с дождем. И дураку понятно, что до самого провального финала осталась всего пара секунд. Он поменялся в лице, потому что осознание прошибло его голову тоскливой правдой, что, вероятнее всего, он останется без ничего. Отпустив чужую шею, не оставив синяков, он ломано и грустновато улыбнулся, смиряясь ни с чем. Альбедо тут же шокировано распахивает глаза, хватаясь за шею и удивляясь отсутствию хватки. Скарамучча чувствует, как липкое ощущение обжигающей алой жижи заполнено почти всё тело, он умирает от обильного кровотечения — чёртовы роботы знают куда стрелять. Картинка перед собой мутнеет, а ноги уже не держат, посему он медленно начинает накрениваться вбок. Во взгляде лазурных глаз читалось волнение, беспокойство, недоумение, настоящая вдумчивая эмоция в конце концов. Скарамучча улыбается самозабвенно, находясь на границе потери сознания, чувствуя удовлетворение от того, что его предсмертное желание, которое присутствовало и при жизни, исполнилось. Альбедо посмотрел на него без принуждения, поскольку Скарамучча перестал того якобы душить. Обязательно умирать, чтобы ты меня заметил? Почему он выбрал смерть себе? Всё очень просто. Он убежден твердой уверенностью, что Альбедо спокойно сможет прожить без него, пока он сам без Альбедо быть не сможет. Эта нездоровая, но такая яркая и сильная любовь поразила его целиком, поглотила весь здравый смысл, который только был в его голове, отравила сердце медленно действующим ядом, а кости обрекла эрозией, чтобы они сами себя дробили, гнили, собственноручно убивали защитный покров. Он бы попросту не смог жить, зная, что Альбедо больше нет и некому будет взглянуть на него. Но он также не смог бы жить дальше, если бы они оба каким-то образом остались в живых, ведь понимание того, что они никогда не будут вместе, постепенно сводило бы его с ума настолько, что он бы уже совсем скоро оказался пару метров под землей. А Альбедо мог бы жить дальше. Альбедо его не ценит так, как ценит он. Альбедо воспринимает в серьезном свете только Люмин. Альбедо был готов умереть от его рук только потому, что думает, что Люмин мертва. Альбедо бы двинулся дальше с невозмутимой легкостью, поскольку наверняка не считал Скарамуччу ни другом, ни кем-то значимым, а просто каким-то парнем, который постоянно выводит его из себя и у которого невозможно понять что на уме. Ну, или, по крайней мере, так думал Скарамучча до самого момента своей смерти. Когда его бездыханное тело упало на мокрый от продолжающегося ливня пол летающей платформы — Альбедо стоял рядом. Прожекторы погасли. В кровавой луже отражалась цифровая надпись: «Альбедо — победа». Альбедо жалел и чувствовал вину. Альбедо в состоянии аффекта пялился широко раскрытыми глаза на лежащий труп человека, которым он по-своему дорожил. В пустой от шока голове проскользнула лишь одна мысль, лишь одно слово, лишь один вопрос. Почему.