escape

небо сгущалось плотной синевой, что завораживала подобно чёрной дыре. было вязко, мокро и грязно, ведь на нокфелл в очередной раз опустился ливень. от выпитого алкоголя парня не вставляло, совсем наоборот — хотелось блевать и позорно скулить от тупой боли в районе грудной клетки. всё тело промёрзло, а одежда промокла до нитки. открытые участки тела были почти багровыми. салли сидел на каменной ограде, допивал отвратительное грейпфрутовое пиво и болтал ногами, пока ветер и дождь печально стонали над ухом. фишер был одет в блядские скинни и не менее блядскую толстовку без принта. выглядел бы мрачновато, если бы не лазурные пряди, и те давно промокли, обрамляя бледное лицо голубыми нитями. в то же время позади него протяжно скрипнула железная дверь, ведущая в дом. на крышу тихо поднялся джонсон, он сел рядом с фишером и болезненно поёжился от холода: — и зачем ты позвал меня? — бросил парень. салли криво улыбнулся под своим протезом. снова чувствовать ларри рядом, снова вдыхать запах до одури горьких духов и сигаретного дыма, снова и снова заглядывать в смоляные глаза — больно, страшно, но привычно. как если бы человек въелся в кожу, подселился паразитом в ослабевший организм. волосы джонсона мгновенно намокли, а по кожаной куртке стекала капля за каплей. он оглядел фишера с ног до головы: приметил их парные кольца, кулон с замком на тонкой шее, свою же толстовку, что наверняка пахла его духами. это было пошло, совершенно безнравственно — продолжать носить такие вещи. вещи, что хранят такие воспоминания, от которых болит голова и внутренности предательски скручивает. — знаю, куда ты смотришь. я всё ещё не могу избавиться. — сожги к хуям, — ларри пожимает плечами и отворачивается. — сожрать? проглотить? что ты сказал? — сожги, — саркастично растягивая по слогам повторил джонсон. — мать свою сожги, — фыркнул фишер. — я подумаю. обязательно. салли томно помолчал пару секунд и протянул джонсону бутылку с розоватым содержимым. ларри, не спрашивая, принял и резко отпил из горла: — фу, блять. ты как это пьешь? — он поморщился и вернул бутылку в руки фишера. — мне всё равно, что пить. вообще поебать, — салли пожал плечами. ему действительно стало поебать на то, с кем, зачем, что пить. после появления ларри в его жизни навсегда стали нормой синяки под глазами, синяки на костяшках, синяки на чёртовых бёдрах. после появления джонсона любая аморальная и извращённая дрянь становилась нормой. — да, я заметил. джонсон вздохнул, смотря на безбожно красивого фишера — расслабленного, сияющего, ущербного, похожего на забитого котёнка в переулке. — холодно, — констатировал факт салли. — холодно, — повторил джонсон, опуская взгляд вниз. под ногами искрился асфальт светом проезжающих машин, а над головой разливалось пропитанное смогом небо. — поебемся? — невозмутимо, буднично спросил фишер, поворачиваясь к парню. ларри пробило на нервный смех. немножечко. чуточку. он вскинул брови: — я тебя, блять, терпеть не могу, — прищурился и ухмыльнулся, обнажая еле заметные клычки. — и я тебя. — ты ебаная истеричка. — а ты куришь ублюдские сигареты, которые я не переношу. всё равно оставляешь засосы, хотя я прошу этого не делать, и написываешь мне какой-то пиздец, когда выпиваешь. — где ебемся, говоришь? — наигранно заправляя прядь волос спросил джонсон. — у тебя, конечно, — с такой же приторной улыбкой отвечает протезник. — без вопросов.

***

джонсон грубо хватает фишера за ткань одежды и почти грубо толкает его в лифт. салли, отдалённо чувствуя, как сознание плывёт от выпитого алкоголя, с неестественной лёгкостью заваливается к металлической стенке. ларри моментально целует, сильнее прижимая к себе. его руки проникают под футболку и распаляют тело жадными прикосновениями к прохладной коже. салли зарывается в чужие волосы, поглаживая и оттягивая. да, это удивительная новость — фишер обожает вести себя как шлюха. так открыто, развратно, грязно, что на тощих ногах хочется ставить всё новые и новые порезы, а о рёбра тушить окурки. и это ловушка, его гнилое заточение в подсознании, то, из чего он никогда не выберется живым. но пока есть алкоголь это всё, впрочем, не имеет значения. всё так весело, постиронично, до истерики просто, что хочется только отдаться в чьи-то руки, хоть на час почувствовать себя самой обычной бессознательной плотью.

***

они ввалились в спальню — слегка шатающиеся, буквально сходящие с ума от близости. ларри толкнул фишера к кровати и моментально навис сверху, продолжая целовать припухшие бледные губы. голова нереально кружилась, всё, что было значимо и ощутимо — разливающийся по телу жар. грязное, странное, чуждое влечение. из раза в раз. они разделись. как и прежде, без нежности и прелюдий, джонсон резко вошёл, по-собственнически сжимая талию фишера одной рукой, что позволяло вдалбливаться глубже, выбивая из парня тихие стоны. ритмичные движения сменились грубоватыми толчками, и фишер кончил с его рукой на своей блядской глотке.