Сломанные крылья

Сломай ей крылья, — говорит Учитель, — забери её силу. Фэшу хочется прикоснуться к ярко-красному — краснее, чем кровь, пятнающая его, — крылу, провести по нему рукой — почти ласково, но всё-таки издеваясь; он сдерживает себя. Он знает, что Учителю это не понравится. Учитель злился, когда Фэш смотрел на Василису, когда улыбался ей; Фэш не хотел его злить, никогда не хотел — но роль есть роль, и пока он жил на Эфларе, притворясь опальным, сбежавшим, ненавидящим Учителя дураком, он улыбался дочери Огнева и обнимал её, когда приходилось. Каждый раз, когда Фэш упоминал о ней в своих еженощных отчётах в Луночасе, он видел, каким страшным пламенем загорались глаза Учителя; Он не говорил ничего, но Фэшу хотелось кинуться на колени и загладить свою вину — и неважно, захочет Астрагор в очередной раз взять его или запытать до полусмерти. Всё равно будет больно. Всё равно будет сладко. Фэш сминает хрупкое, трещащее под пальцами крыло, и Василиса вздрагивает и хрипит — она давно уже сорвала голос. Фэш ухмыляется. Он берётся за нож и касается им спины девушки там, где начинаются крылья; легко срезает кожу, напевая давно выученные катрены старого ритуала. Настолько старого, что стрела ему не нужна. Фэшу было бы сподручнее, держи он в руках свой любимый кинжал, тот, который Учитель подарил ему, когда Фэш сорвал для него Алый Цвет. Учитель тоже любил этот кинжал, любил пачкать его в крови самого Фэша и прижимать лезвие к его шее, заставляя вымаливать пощаду и желать умереть в Его руках, по Его воле… Фэш любил слизывать кровь, текущую по блестящему лезвию, ранить язык, только добавляя новые капли; а потом — целовать Учителя, потому что Он любит вкус крови. Крылья осыпаются пеплом, золотистой невесомой пыльцой, и Фэш смешивает её с кровью Василисы и наносит её себе на лоб и на грудь, в ложбинку между ключиц, рисует руны, завершая свой ритуал. Остаётся только убить Василису — но Фэш хочет сделать это медленно, потому что знает, что Учитель будет смотреть. Василиса, наверное, и сама не знает, чем это всё заслужила. Откуда ей знать, что тогда, в лагере, когда она поцеловала Фэша, а он оттолкнул её, потому что отвращение оказалось сильнее роли, и он не смог позволить кому-то, кроме Учителя, прикоснуться к себе, и удивился, что метка не зажглась болью, которой Учитель наказывал его за всякую слабость — что тогда, в этой чёртовой беседке, она всё испортила. Вечером, когда Фэш пришёл к Учителю, встал на колени, ласкаясь, прижимаясь щекой к Его руке, он заметил холод в Его глазах, и это оказалось гораздо хуже любой пытки и любой злости; ещё хуже стало, когда Учитель заговорил. Когда рассказал, что в другой параллели Фэш Его предал; что любил Василису и был готов пожертвовать всем ради неё; что ненавидел Учителя… А потом Фэш увидел, как за холодом в глазах Учителя распускается ядовитая давняя боль — и стало ещё в сто раз хуже. — Может, мне стоило отпустить тебя? — Нет! — Не отравлять, не мучить, не перековывать под себя… — Нет! — Может, тогда у тебя был бы шанс на счастливую жизнь. — Без Вас? Невозможно. Тогда Учитель успокоился. Измучил так, что Фэшу пришлось отлёживаться несколько дней, не оставил ни одного живого места на теле — и Фэш был счастлив; только вот Астрагор начал смотреть на него иначе. Будто бы сомневаясь. То ли в верности Фэша, то ли в его любви, то ли чёрт знает в чём ещё… И если сомнения ранили Фэша, то боль, скрытая за ними, практически убивала. Фэш готов был сделать что угодно, лишь бы избавить Учителя от неё. И уже тогда он вынес приговор Василисе. Сейчас она уже никому не нужна, даже своему отцу; серебряный ключ у Захарры, чёрный — у Фэша; сапфиры, обагрённые кровью старой хозяйки, мерцают фиолетовым светом; рукоять тёплая под ладонью. Фэшу нравится пытать Василису. Ему нравится убивать. Чувствовать чужую боль, пить её, как чудеснейшее вино, наслаждаться тьмой, отзывающейся внутри… …Но ещё больше ему нравится склоняться перед Учителем. Он перерезает Василисе горло и крови становится ещё больше. Он оставляет ЧерноКлюч на алтаре и выходит за границу ритуального круга; Учитель тут же оказывается рядом и смотрит на него жадно, жестоко, жарко — без тени сомнений. Фэш тянется к Учителю, и Он прижимает его к стене, раздвигает ноги и берёт грубо и быстро; кровь течёт по бёдрам Фэша, и капли вздрагивают в такт его стонам. Фэш тонет во тьме и ему не хочется возвращаться. Фэш смотрит в глаза Учителю, ловит каждое слово — а он называет Фэша своей собственностью, своим сокровищем, драгоценностью… Фэш кого угодно убил бы, чтобы услышать такое. Он хочет ответить, хочет сказать, что счастлив принадлежать Учителю — но Он знает, и вместо слов Фэш кричит от боли и удовольствия. Фэш смотрит на тело Василисы и думает, что убил бы её ещё раз. Он почти теряет сознание, когда Астрагор отпускает его; опирается на Учителя и Он поддерживает его, прикасается ласково и нежно, так, что в глазах темнеет ещё сильнее. Фэш прижимается к Нему, тянется за поцелуем и наслаждается снова обретённым спокойствием. Ему никто больше не помешает. Учитель смотрит на него, и в Его глазах не отражается ничего — но Фэш умеет читать тьму и знает, что Учитель доволен… Нет, даже скорее восхищён им. Фэш улыбается. — Ты будешь служить мне вечно, — говорит Учитель и Фэшу кажется, что это слаще, чем любые слова любви. — Да, Господин мой… Хозяин.