No Matter When and Where, We'll Be Alright

В памяти Натаниэля был большой пробел, и он не был уверен, стоит ли быть за это благодарным. Из всего, что случилось той ночью, Натаниэль отчетливо помнил только три вещи: моменты перед беспорядками, допрос Лолой в машине и то, как его отец спустился по лестнице в подвал. Все остальное казалось размытым пятном, которое могло проясниться только если бы Натаниэль сильно сосредоточился. Однако прямо сейчас, дрейфуя в темноте, Натаниэль пытался понять, что же он помнит последним. Это было труднее определить, ведь ему казалось, будто он мгновенно перешел из одного места в другое, но он знал, что это невозможно. Последнее, что помнил Натаниэль, было то, как ослепляюще и устрашающе сверкнуло лезвие отцовского топора, поднимаясь к потолку. Он не мог вспомнить, как оно опустилось вниз, но так или иначе это должно было случиться, верно? Прокрутив еще немного в голове это воспоминание, Натаниэль наконец отказался от попыток воспроизвести произошедшее. Его голова была тяжелой и неясной, мысли — сумбурными. Он слышал что-то похожее на голоса, которые почему-то принял за собственные мысли, но чем дольше он вслушивался, тем больше они звучали… иначе, предположил Натаниэль. Он никак не мог понять, о чем говорят — мог судить об этом лишь по тону, который распознавал: грубый голос говорил громко и уверенно. Строгий голос звучал мягко. Злой голос не утихал. Боже, Натаниэлю хотелось приказать им всем заткнуться. Ему очень хотелось снова заснуть или попасть туда, куда его вела темнота, лишь бы только не думать. Думать означало вспоминать, вспоминать означало боль, а боль означала… Всего на несколько секунд Натаниэль ощутил тупое давление вокруг своего запястья, как будто кто-то схватил его. Эта хватка отличалась от тех, которые он чувствовал после беспорядков, она не причиняла боли и не тянула, а скорее напоминала Натаниэлю, что здесь кто-то есть. По какой-то причине он слишком слабо ощутил это прикосновение, но, тем не менее, оно успокаивало. Натаниэль чувствовал, как напряжение на его лице постепенно спадает, пока он, наконец, не смог заглушить голоса в голове и снова расслабиться. На этот раз ему было легче отпустить свой разум во тьму, готовясь ко всему, что его там ждет. Когда Натаниэль снова проснулся, он сразу понял, что сейчас утро. Свет проникал сквозь его веки, прежде чем он медленно открыл глаза, затянутые пеленой, но, проморгавшись, он наконец увидел комнату, в которой сейчас находился. Хотя он никогда раньше в ней не был, он сразу понял, что это больничная палата, и к счастью, одноместная. Натаниэль лежал на кровати, верхняя часть его тела была слегка приподнята, а одеяла натянуты до талии. Он слышал устойчивый «бип» своего собственного сердца, когда оглядывался вокруг и заметил возле окна место для посетителя, которое было занято. Ваймаку потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что Натаниэль проснулся. — Ты с нами? — спросил он, не приближаясь. Натаниэль несколько раз моргнул, не зная, что ответить. Он понял, что находится под какими-то препаратами, из-за которых его тело казалось одновременно и тяжелым, и легким, а мысли путались. Пришлось сильно сконцентрироваться, чтобы вникнуть в слова Ваймака, но мгновение спустя ему удалось медленно кивнуть, и тут, посмотрев вниз, он заметил руку, обхватившую его левое запястье. Ваймак почему-то выдавил короткий смешок. Натаниэлю это показалось неуместным. — Совсем в отключке, — пробормотал он себе под нос и встал, пнув что-то позади себя. — Пойду возьму нам еды, — сказал Ваймак, прежде чем уйти, тихонько прикрыв за собой дверь. Движимый любопытством, Натаниэль смог повернуть голову влево, чтобы посмотреть, что же еще там находилось. Он проследил за рукой, держащей его запястье, до человека, которому она принадлежала, и удивился, увидев Эндрю. Тот подтащил кресло для посетителей к кровати, чтобы быть ближе, и, казалось, моргал, выходя из дремоты. Натаниэль не мог его винить — он выглядел немного потрепанным, с большим синяком под глазом и десятками ссадин на коже, но главное было то, что он вообще был жив и здесь. И только когда он попытался как следует рассмотреть Эндрю, Натаниэль понял, что у него, должно быть, были повязки на лице. Его левый глаз казался сильно распухшим, но тщательно наложенные на него бинты только ухудшали зрение. Он подвинулся еще, пока не смог до конца повернуться к Эндрю и осмотреть его полностью: помятую одежду, взлохмаченные волосы, будто он хватался за них много раз, и измученное выражение лица. Хоть его рот и был похож на наждачную бумагу, Натаниэлю удалось выдавить: — Столько лет дерешься и до сих пор не научился уклоняться? Выражение лица Эндрю из измученного медленно становилось каменным. Рука, обхватившая запястье Нила, сжала его, но Нил все еще слабо это ощущал. Этому должна была быть причина — что-то помимо лекарств, которые ему назначили. Травмы на лице и руках Натаниэля не могли быть такими серьезными, чтобы оправдывать необходимость принятия чего-то настолько сильнодействующего. — Где мы? — сумел он произнести. — Больница в северном Балтиморе, — сказал Эндрю. Он встал и наклонился ближе, будто пытался как следует рассмотреть повреждения на лице Натаниэля, несмотря на покрывавшие его бинты. Было так много вещей, которые Натаниэль хотел сказать прямо сейчас, но он уже чувствовал, как снова начинает накатывать усталость, а во рту все еще было слишком сухо. — Почему ты здесь? — Ваймаку позвонили, — ответил Эндрю. О, верно. Ваймака указали как одного из экстренных контактов Нила Джостена — не то, чтобы это имело большое значение, учитывая тот факт, что личность Натаниэля Веснински сразу была бы установлена, стоило лишь взять у него ДНК. Все еще не хватало многих деталей, но все они казались недосягаемыми, и у Натаниэля не было времени задавать бессмысленные вопросы, прежде чем он снова потеряет сознание. — Насколько всё плохо? — решился он спросить. В этот момент Эндрю резко вздохнул. Это показалось ему несвойственным, несмотря на то, что звук был едва различим — Натаниэль услышал его только благодаря тому, что Эндрю был так близко. Эндрю не отвечал целое мгновение, сильнее сжав запястье Натаниэля, прежде чем наконец произнес: — У тебя больше нет ноги. В голове Натаниэля всплыло воспоминание о поднятом топоре Мясника. — О, — сказал он. Вот почему он не мог вспомнить, как топор опустился вниз.

~*~

Прошел еще один день, после чего Натаниэль наконец проснулся в ясном уме. Судя по всему, ему снизили дозировку обезболивающего, которое давали после непредвиденной ампутации, что позволило ему обсудить произошедшее с агентами ФБР. Сначала врачи попытались препятствовать этому, но агент Браунинг объяснил, что им нужно получить от Натаниэля как можно больше информации, прежде чем тот забудет слишком много и перестанет быть полезным свидетелем против своего отца. Натаниэль знал, о чем они собираются спрашивать. Поначалу он упорно молчал, и это настолько разозлило агентов, что они перешли от обещаний к угрозам, но Натаниэль был непреклонен. Он был настолько истощен и испытывал такую сильную боль, что ему было наплевать на все, что говорило ФБР, ведь единственное, чего он хотел, — это увидеть остальных своих товарищей по команде. Он уже слышал от Ваймака все о том, что произошло после беспорядков, но ему нужно было увидеть их всех самому. Какая-то его часть думала, что в этом нет смысла. К этому моменту пресса уже узнала об облаве в доме Веснински и выяснила, что жертву в критическом состоянии доставили в ближайшую больницу на севере Балтимора. Сложить два и два не составит труда, особенно любопытным журналистам. «Если после этого твои товарищи по команде захотят иметь с тобой хоть что-то общее, то я буду не я», — заявил агент Браунинг. И в глубине души какая-то часть Натаниэля была с ним согласна. Вопреки всему, ему посчастливилось сейчас быть рядом с Ваймаком и Эндрю. Но логика давно покинула разум Натаниэля, и даже если они не хотели иметь с ним ничего общего, он, по крайней мере, хотел получить шанс как следует попрощаться. К сожалению, встреча с его сокомандниками казалась тем единственным, чего никто не мог ему предоставить. Не то, чтобы никто не пытался — просто сейчас Натаниэлю было слишком опасно двигаться, поскольку его нога заживала, да и больница не позволяла впускать всех внутрь согласно правилам. Ваймаку разрешалось приходить, потому что он был экстренным контактом, а Эндрю… ну, Натаниэль не совсем понимал, как он попал внутрь. Он задавался вопросом, какие оправдания или угрозы использовал Эндрю, чтобы пройти. Через пару часов они наконец пришли к соглашению: Натаниэля освободят от всех обвинений и разрешат остаться в Пальметто при условии, что он расскажет все, что ему известно. Эндрю оставался с ним, пока он перечислял все, что мог, до тех пор, пока боль не стала слишком сильной. Потребовалось два дня, прежде чем все было записано и агенты наконец ушли, оставив лишь некоторую охрану и, к счастью, больше не имея никаких вопросов и не вмешиваясь. После этого начало приходить осознание того, что нога потеряна. Пришел врач, проверявший состояние Натаниэля — как и после операции, — чтобы посмотреть, как все заживает. Он откинул одеяла, позволяя Натаниэлю наконец увидеть все самому: его правая нога была забинтована, но невозможно было не заметить того, чего не хватало. Натаниэль был почти уверен, что его ногу ниже колена ампутировали, потому что был почти уверен, что все еще чувствует ее, но не был уверен на самом деле. Натаниэль не мог оторвать взгляд от того, что осталось от его правой ноги, пока врач осматривал ее, менял повязки и проверял, как идет заживление. Судя по всему, мужчина был достаточно удовлетворен, чтобы выписать Натаниэля из больницы на следующий день, наконец позволив ему вернуться в Пальметто. Там ему придется проходить регулярные осмотры у нового врача в течение следующих семи-восьми недель, чтобы продолжать проверять, все ли заживает правильно. — В течение следующих четырех недель вам следует пользоваться инвалидной коляской или костылями, — посоветовал врач. — Ваша нога, скорее всего, будет опухшей все это время. Как только она заживет, мы обсудим протезирование. А до тех пор постарайтесь двигаться как можно больше. Следите за весом и по возможности продолжайте шевелить коленями и бедрами. Натаниэль с опаской посмотрел на указанное колено. Оно было перевязано так туго, что он сомневался, сможет ли вообще сейчас двигать им. — Важно предотвратить контрактуры, мистер Веснински, — сказал врач, явно заметив опасения Натаниэля. — Кон…? — спросил Натаниэль, сбившись. — Когда сустав застревает в одном положении. Ах. Да, Натаниэль предпочел бы избежать этого. Он снова посмотрел на свое колено и на мгновение представил ужасную картину, будто оно застыло в прямом положении, как какая-то кукольная нога. Эндрю сжал его запястье, и это вывело его из этих мыслей. — Еще одна вещь, о которой следует знать, — это фантомные боли, — продолжил врач. — Это совершенно нормально. Вы можете думать, что чувствуете что-то или испытываете боль на месте вашей ноги, и мы можем вам дать от этого лекарство. Не стесняйтесь рассказать об этом своему врачу дома. Как только вы вернетесь в Пальметто, вы начнете программу реабилитации. Это будет нелегко, но, при наличии у вас времени и терпения, вы снова сможете ходить. Это была хорошая новость, но Натаниэль уже знал, что будет ходить. — Смогу ли я снова играть? — спросил он. Доктор вздохнул. — Да, но не сразу. Сначала заново научитесь ходить, прежде чем пытаться бегать. Легко сказать. Натаниэль слишком привык бегать, поэтому тот факт, что сейчас он не может даже ходить, раздражал. Единственное, на что он всегда мог положиться, — это его ноги, которые помогали ему выбраться из любой опасности, в какой бы он ни находился. Теперь у него не было даже этого. — Еще кое-что о вашей ампутации, — добавил врач, пока Натаниэль снова не потерялся в своих мыслях. Он пристально посмотрел на Натаниэля и Эндрю. — Курение. Это может вызвать осложнения в процессе заживления. Я настоятельно рекомендую вам бросить курить и держаться подальше от людей, которые это делают. Натаниэль не мог не переглянуться с Эндрю, которого слова доктора, казалось, не смутили. Не столько сам никотин, попадающий в Натаниэля, сколько запах дыма в прошлом помогал ему подавить тревогу. Он не думал, что у него возникнут проблемы с отказом от курения, но он понял врача: больше никаких посиделок на крыше. Что ж, в любом случае Натаниэлю будет не так-то просто попасть туда в своем нынешнем состоянии. — От ожогов я прописываю вам крем с антибиотиком, — продолжил врач. — Вам сделали прививку от столбняка, поэтому я не беспокоюсь о каких-либо инфекциях, но если вы что-то заметите, вам следует немедленно обратиться к врачу. Берегите ожоги от воздействия солнечных лучей и закрывайте их во время купания. Для их полного заживления потребуются месяцы, и то, если вам повезет. Единственное, на чем Натаниэль мог полностью сосредоточиться, — факт, что это произойдет. Конечно, это займет много времени и останутся шрамы, но ожоги заживут. — Вы получите все необходимое на выходе, — закончил доктор. — Есть вопросы? — Сколько времени до выписки? — спросил Натаниэль. — Как только ваш экстренный контакт закончит оформление документов, — пообещал врач. После этого мужчина вышел из комнаты. Натаниэль снова посмотрел на свою ногу и тихо вздохнул, внезапно почувствовав себя беспомощным. Радость от осознания того, что его тело исцелится, исчезла сразу же, как только он окинул взглядом то, с чем ему предстояло иметь дело до тех пор. Из-за обезболивающих и агентов ФБР у него не было ни минуты, чтобы по-настоящему осознать что-либо, но как только он остался один в больничной палате, все это разом обрушилось на него. Натаниэль был почти уверен, что он все еще находится под кайфом и поэтому не станет погружаться в панику, но его разум все же попытался. Голова каким-то образом ощущалась перегруженной и в то же время оцепеневшей, желудок скрутило, и все казалось… блядь, он понятия не имел. Натаниэль и раньше представлял себе смерть — всеми ужасными способами, которые только мог представить — и все же возможность чего-то подобного никогда не приходила ему в голову. С другой стороны, выживание тоже не приходило ему в голову. Натаниэль судорожно выдохнул. Он даже не осознавал, что уставился на свою культю, пока Эндрю не накрыл ее одеялом. Он нерешительно двинул левой лодыжкой, затем попытался пошевелить правой, как будто она все еще была на месте, но… ничего. Часть мозга Натаниэля все еще чувствовала ногу, совершенно целую, хотя он знал, что это не так. Это было какое-то издевательство. — Стоп, — сказал Эндрю, возвращая Натаниэля к реальности. Он легко подчинился, откинувшись на подушки. Хотя врачи не давали ему той дозы обезболивающих, из-за которой Натаниэль раньше чувствовал себя невменяемым и бестолковым, ему было не так больно, когда он лежал на месте и не пытался двигаться. Он чертовски устал и очень хотел домой. Через секунду Эндрю снова обхватил рукой его запястье. Это было утешительное прикосновение, и оно больше, чем что-либо еще, привязало Натаниэля к реальности. Только в этот момент он по-настоящему осознал, что с его отцом действительно все кончено и что влечет за собой сделка, которую он заключил с ФБР. — Я остаюсь, — выдохнул Натаниэль, опустив веки. — Ты остаешься, — повторил Эндрю. Натаниэль дремал до тех пор, пока Ваймак не вернулся в комнату. С ним были две медсестры: одна катила инвалидную коляску, а другая держала костыли. Медсестра уговорила его пересесть в инвалидное кресло, хотя ни Натаниэль, ни Эндрю не позволили ей прикоснуться к нему или помочь ему сесть. В конце концов именно Эндрю помог ему устроиться, крепко, но нежно схватив Натаниэля, когда он неуклюже сел в инвалидное кресло и вздохнул с облегчением, наконец добравшись до него. Потеря ноги ощущалась более отчетливо когда он сидел: вес Натаниэля был неравномерным, и он знал, что неосознанно отдает предпочтение левой стороне. Поездка из больницы прошла легко, но сумбурно. Журналисты ждали снаружи, хотя их сдерживала длинная цепь из охраны. Эндрю встал рядом с Натаниэлем, защищая его от репортеров и вспышек камер, пока его подталкивали к машине, которая должна была отвезти его обратно в Пальметто. Если они не догадались о его личности раньше, то теперь это должно было быть очевидно. После того, как они пробились к машине, медсестры в последний раз осмотрели ногу Натаниэля, прежде чем двери захлопнулись. Ваймак занял водительское сиденье, Эндрю сел сзади, а Нил молча устроился рядом с ним. Машина загудела, когда завелся двигатель, и они, наконец, выехали, отправившись домой. Натаниэль наклонил голову, прижавшись к окну, когда они направлялись из больницы к шоссе. На его лице медленно появилась слабая улыбка, несмотря на то, что она стягивала раны. — Нил Абрам Джостен… — прошептал он перед тем, как заснуть.

~*~

Проснувшись, Нил первым делом почувствовал панику. Он сразу осознал, что едет в машине, но не осмеливался открыть глаза. Страх увидеть, как Лола смотрит на него, жестоко улыбаясь и вертя в руках нож, был слишком удушающим. Он старался дышать как можно ровнее, сердце колотилось в груди так сильно, что буквально вызывало физическую боль, сохранявшуюся на протяжении всего пути. После долгого молчания он наконец услышал чей-то голос. — Разбуди его. Через минуту будем на месте. Несмотря на то, что ему было приятно слышать голос Ваймака, Нил не мог полностью избавиться от напряжения в своем теле. Он лежал, пока не почувствовал, как что-то шлепнулось напротив его сидения, вызывая движение, достаточное, чтобы быть раздражающим. Нил поднял голову и моргнул, совершенно не чувствуя себя отдохнувшим, хоть и проспал, должно быть, несколько часов. У него все болело как от неудобного положения во сне, так и от ран на теле, но Нилу все равно удалось сесть, стараясь морщиться как можно меньше. — Почти приехали, — сказал Ваймак. Дорога была ему знакома, поэтому Нил просто кивнул. Он знал, что всего через несколько поворотов будет университетский кампус, и не удивился, что они направлялись именно туда. Общежитие сейчас было ближе всего к тому, что Нил мог назвать своим домом, и в любом случае он предпочел бы остаться там, а не у Ваймака. Единственное, что его тревожило, — это реакция его сокомандников. Нил знал, что выглядит плохо, и не хотел, чтобы кто-то делал вид, будто это не так, но он также не хотел, чтобы они… ждали. Ему просто нужно было немного отдохнуть, подлечиться, пройти реабилитацию, и тогда он вернется таким же, как прежде. Не было никакой надежды на то, что Лисы продолжат этот год без него, потому что он даже не успел бы выздороветь к чемпионату, если бы они до него дошли, и… что ж, часть Нила надеялась, что они не будут слишком раздавлены этим фактом. Другая его часть считала, что им просто придется иметь дело с реальностью. С головой погруженный в свои мысли, Нил едва заметил, что машина остановилась, пока не услышал, как открываются и закрываются двери. Ваймак подошел к багажнику, а Эндрю обошел машину, открыл Нилу дверь и уставился на него. Нил чувствовал, что в данный момент он выглядит не иначе как жалким, по крайней мере, в глазах Эндрю, но он не мог заставить себя беспокоиться об этом. Он потянулся, чтобы отстегнуть ремень безопасности, и подождал, пока Ваймак обогнет машину с инвалидной коляской. — Как ты хочешь это сделать? — спросил он. — Залезть? — отозвался Нил. — Ну, ты же не собираешься делать это самостоятельно. Нил стиснул челюсти и едва удержался от того, чтобы сжать руку в кулак. Не то, чтобы Ваймак был неправ, и попытка доказать обратное, скорее всего, просто снова приведет Нила в больницу. Он не знал, что делать, теряясь во внутренней борьбе и никого не слыша, и очнулся только тогда, когда Эндрю протянул руку в предложении. Нил нерешительно взялся за него, крепко ухватившись, когда сперва вылезал с автомобильного сиденья, а потом садился в инвалидную коляску. К счастью, Ваймак не стал его трогать, а Эндрю помнил о ранах на теле Нила. Он прижал ладонь к спине Нила и обнял его за бок, перемещаясь вместе с ним, пока Нил наконец не уселся в инвалидную коляску. Ему было пиздецки больно. — Самое сложное позади, — сказал Ваймак. Громкий смех вырвался из горла Нила прежде, чем он смог остановиться. Ваймак втолкнул инвалидную коляску в пустой вестибюль. Нил не задавал вопросов, просто радуясь, что единственным кто его увидел, был человек, работавший на посту охраны, когда они входили внутрь и поднимались на лифте в Лисью Башню. Они продолжили идти по коридору и свернули в комнату, которую Нил делил с Мэттом, и которая тоже была пуста. — Я велел им всем держаться подальше, — сказал Ваймак. Он подтолкнул Нила к центру комнаты, отойдя в сторону и позволяя Эндрю встать рядом с Нилом. — Пока ты не будешь готов. — Зачем ждать? — спросил Нил, пожав плечами. — Давайте просто покончим с этим. Ваймак нахмурился еще сильнее, чем прежде, но не стал спорить. Он вышел из комнаты, оставив Нила молча сидеть рядом с Эндрю. Далеко не в первый раз, но впервые за долгое время Нил не мог понять язык тела Эндрю. Тот просто стоял и смотрел на закрытую дверь, пока они ждали возвращения Ваймака. Да и вообще, что мог сказать Нил? Прежде чем он успел в этом разобраться, дверь открылась, и вошли Лисы. Нил не удивился ни их вздохам, ни проклятиям, ни тому, как некоторые из них отпрянули, увидев его, потому что сам бы на их месте сделал то же самое. Позволив им насмотреться в течение нескольких секунд, он наконец поднял глаза и встретился с ними взглядом. Аарон был единственным, кто не выглядел ошеломленным. Кевин побледнел, глаза ввалились, а на шее виднелись еле-заметные следы. Ники полностью отвернулся, прикрывая рот рукой. У Рене были забинтованы обе руки, а на одном запястье — бандаж, но, в отличие от остальных, она не вздрогнула при виде него. На теле Эллисон было множество синяков, ее лицо исказилось яростью. Мэтт схватился за Дэн, выглядя так, словно он больше всех пострадал во время беспорядков. По крайней мере, Дэн, на первый взгляд, казалась невредимой, и она нерешительно шагнула вперед с обеспокоенным лицом. — Нил, — выдохнула она, — ты в порядке? Нил решил, что это очень глупый вопрос, но часть его не могла винить ее. Однако он не удостоил ее ответом, отвлекаясь на то, как Эндрю поменял позу, когда остальные попытались шагнуть ближе. Одна рука переместилась к затылку Нила, сжимая его достаточно сильно и хватая за волосы, но не больно. Казалось, Эндрю расслабился только после того, как все смирились с этой дистанцией. — Что с тобой случилось? — спросил Нил, кивнув в сторону Кевина. Он понимал, что это за синяки, но ему было трудно поверить, что бунтовщики пытались бы убить кого-то путем удушения. Кевин, надо отдать ему должное, не вздрогнул от этих слов, но и отвечать не стал. Эндрю промолвил тихо по-немецки: — Кое-кто должен был кое-что сказать давным-давно. Нил не был уверен, кого Эндрю имел в виду, его или Кевина. — Ты выясняешь все, что хочешь таким способом? — спросил он. — В конечном счете, — ответил Эндрю. — Остальные пробелы ты заполнил. В больнице, предположил Нил. Он кивнул и снова посмотрел на своих товарищей по команде, ожидая шквала вопросов и обвинений, которые они ему предъявят. Первой заговорила Рене. — Что произошло? — спросила она, будто имея в виду что-то еще, кроме… — Они схватили меня во время беспорядков, — объяснил Нил. — Охранники не были охранниками, они работали на моего отца. Потом долго везли в машине в Балтимор. Очнулся в больнице. — Травмы? Нил колебался. — Ножи. Прикуриватель. — он посмотрел вниз на то, что и так было ясно, и услышал приглушенные вздохи. — Ноги больше нет, — тихо сказал он, не вдаваясь в подробности. — О Боже мой, — прошептала Дэн. — Мы не попадаем на чемпионат, — пробормотал Нил. Произнося эти слова, он почувствовал, как Эндрю сжимает его сильнее, но не пожалел, что сказал их. Нил не мог решиться поднять взгляд и не знал, чего еще ожидать. Шок и ужас, застывшие на их лицах, уже и так были достаточно сильными. Дэн рассмеялась, но в этом звуке послышался всхлип. Нил поднял голову и увидел, что она плачет, и не знал, что с этим делать. На его языке формировались извинения, он надеялся, что это хотя бы остановит ее рыдания, но она покачала головой раньше, чем он успел открыть рот. — Да и нахуй этот чемпионат, — сказала она, вырываясь из хватки Мэтта и подходя ближе. Нил был удивлен, что Эндрю позволил ей это сделать. — Почему? — спросил Нил. Остановившись по другую сторону инвалидной коляски, Дэн опустилась на колени и вытерла слезы. — Нил, это всего лишь игра, — прошептала она. — Ты для нас гораздо важнее этого. И все же, это не имело смысла. — Почему? — повторил Нил, переводя взгляд с нее на остальных. — Я же только и делал, что лгал вам с тех пор, как вас встретил. Я добровольно подверг вас опасности, чтобы поиграть еще немного. Вы все пострадали из-за меня. — Ты — Лис, — сказал Эндрю, возвращая к себе внимание Нила. Он сказал это так, будто это было так просто, будто только по этой причине все в этой комнате были согласны с Дэн. На мгновение Нил позволил себе поверить, что это так. За оставшуюся часть дня было сказано очень мало слов. Было уже поздно, и Нилу пришлось принять еще обезболивающее. После этого ему помогли лечь на нижнюю койку, которую он занял по настоянию Мэтта, и он расслабился в постели, позволив себе погрузиться в сон. Он почти не замечал, как остальные Лисы приносят в комнату подушки и одеяла, чтобы расположиться на полу и провести эту ночь на расстоянии нескольких футов от него. Эндрю прислонился к кровати, положив голову на бицепс и крепко держа Нила за запястье. Ты — Лис, — напомнил Нилу его разум. Ему хотелось, чтобы его сны были такими же всепрощающими.

~*~

После первого визита к новому врачу Нилу уменьшили дозу обезболивающих. С этого момента он очень быстро узнал, что представляют собой адские фантомные боли, и именно это было самым ужасным в ампутации. Он мог справиться с раздражением и зудом на своих шрамах, и решил, что сможет справиться даже с отсутствием ноги, если ему не придется испытывать время от времени возникающие боли. В основном они начинались спонтанно и длились недолго. Они были похожи на глубокие спазмы, сопровождаемые ощущением жжения, от которого Нил не мог избавиться, как бы сильно ни старался, стиснув зубы и терпя, потому что больше ничего не мог сделать. Иногда боль длилась дольше, обычно притупляясь только тогда, когда наконец начинали действовать обезболивающие. Но гораздо хуже было, когда Нил просыпался от этих болей посреди ночи. Ему и до этого снились кошмары, обычно связанные с возвращением в Балтимор, и боль только усиливала страх и панику, которые он чувствовал. После первой такой ночи — когда массивная фигура Мэтта, пытавшегося успокоить Нила, только еще больше напугала его, готового практически ползти по полу, если это означало уйти от того, что его преследовало, — Эндрю почти переехал к ним в комнату, заняв старую койку Нила, а Мэтт стал спать на диване. Так продолжаться не могло, потому что это было совсем несправедливо по отношению к Мэтту, но Нил не знал, какой еще был вариант. Однако в то же время он был благодарен Эндрю за его присутствие. Тот спал достаточно чутко, поэтому всегда просыпался, когда Нилу снился кошмар, и не пытался резко разбудить Нила. Он просто сидел на кровати, ожидая, пока Нил сам проснется и успокоится, насколько это возможно в его нынешнем состоянии. Нил с каждым днем чувствовал все больше злости и раздражения, будучи неспособным выпустить пар привычными ему способами. И все же, дела должны были становиться лучше, ведь, в конце концов, Нил выжил и был на пути к выздоровлению. Но не становились. Этот кошмар начался, как и любой другой: в подвале. Однако на этот раз нога Нила уже была отрублена. Он почему-то был в сознании, нога горела огнем, ужасно болела и ныла. Больше там никого не было, и Нил знал, что все, что ему нужно — это выбраться, поэтому он собрал по крупицам все свои силы, доползая до ступеней подвала, толкая дверь и пытаясь вспомнить планировку дома, чтобы успеть выбраться до того, как истечет кровью. Но сколько бы коридоров Нил ни прополз, он не мог найти ни единой двери или окна, через которые смог бы выбраться наружу, пока, наконец, он не истек кровью в глубине особняка. Привидение всегда шло за ним по пятам. С кудахтающим смехом и злыми выкриками «Младший!» . Его мать звала его, то прося о помощи, то велев ему выбираться отсюда. К своему ужасу, иногда Нил слышал голоса своих товарищей по команде, эхом разносившиеся по коридорам, причем ближе всего всегда казался голос Эндрю. Голос Эндрю, не похожий на себя, или, во всяком случае, не такой, каким Нил хотел бы его услышать. Однако никто так и не нашел его, и у Нила был лишь один способ спастись — проснуться. Наконец это случилось, но боль в ноге никуда не ушла. Нил одной рукой вцепился в простыни, лежа достаточно близко к тому месту, где сидел Эндрю, и почти касаясь лбом его бедра. Он лежал так до тех пор, пока судороги в ноге стали невыносимыми, после чего попытался сесть и дотянуться до нее — возможно, если он попробует помассировать ее, это как-то поможет — но Эндрю остановил его. Он легко оттолкнул Нила одной рукой, помогая ему сесть на кровати. Сегодня Нилу больше нельзя было принимать обезболивающие, но ему нужно было хоть что-то. — Больно, пиздец, — хныкал он, ему нужно было произнести это, чтобы не сойти  с ума. Нилу хотелось укусить себя за руку, но от этого шрамы стали бы еще хуже, поэтому он просто запрокинул голову назад и постарался не стискивать зубы. Если он сломает себе еще и челюсть, это ничем не поможет. Эндрю осторожно потянулся к правому колену Нила и помассировал его. Он не приближался к тому месту, где теперь заканчивалась правая нога Нила, и, хотя боль не утихла, Нил почувствовал, что это помогает. По крайней мере, это прикосновение утешало, тем более Эндрю предложил это сам, и Нил не собирался протестовать. Единственное, чего он не мог понять после произошедшего, — это поведение Эндрю, но Нил был достаточно эгоистичен, чтобы не поднимать эту тему. Их сделка была завершена. В мире не было достаточно алкоголя, чтобы заставить Нила думать, что Эндрю когда-нибудь снова сможет найти его физически привлекательным. У него вообще не было причин находиться здесь, и все же он находился. Нил хотел знать, почему, но никогда не спрашивал. Когда боль наконец сменилась тупой пульсацией, он лег на подушки и расслабился. Нил не стал говорить «спасибо», он не думал, что Эндрю захочет это услышать. Во всяком случае, после прошлого раза.

~*~

— Вы делаете успехи, — сказала доктор Уильямс. — Отек начинает спадать, и это хороший знак. Вы уже начали пользоваться костылями? — Да, — просто ответил Нил. План реабилитации, которому он следовал, предполагал отказ от использования инвалидной коляски как можно быстрее, потому что Нил ненавидел сидеть в ней целыми сутками ежедневно и хотел снова начать двигаться. Пользоваться костылями было нелегко — иногда это было пиздецки больно, и он мог ходить с их помощью совсем недолго  — но все было лучше, чем инвалидная коляска. — Продолжайте пользоваться ими как можно чаще, — сказала она. Единственное, что нравилось в ней Нилу, это то, что она никогда не вела себя с ним снисходительно, вместо этого говоря четко и по делу. В их первую встречу она сразу же дала понять, что ее подход не включает в себя пустую болтовню, и это было одновременно глотком свежего воздуха и проклятием. — А что насчет протезирования? — спросил он. — Я планирую подготовить вас к временному протезу, — сказала она, печатая что-то на компьютере в кабинете, в котором они сейчас находились. — Давайте заранее назначим встречу. Вы сможете начать носить его, как только отек немного уменьшится, но некоторое время вам все равно придется пользоваться костылями. Не думайте, что вы снова начнете ходить без проблем. Это будет тяжело. Грудь Нила наполнилась разочарованием, но он кивнул. — Еще кое-что, — сказала доктор Уильямс, отвернувшись от компьютера. Она положила одну руку на стол и скрестила ноги, пристально глядя на Нила. — Вы подумали получше насчет терапии? — Ага, — сказал Нил, потому что, не считая его очевидной беспомощности, это было единственное, о чем ему все твердили. — Нет. Доктор Уильямс вздохнула. — Нил. Вы пережили крайне травмирующие события. Если вы не будете искать способы справиться с этим, это нанесет серьезный вред вашему здоровью. — Я знаю, — рявкнул Нил, крепко держась за край кровати с наматрасником, на которой сидел. — Как говорится, терапия подходит не всем, — продолжила доктор Уильямс. Она подарила Нилу одну из своих редких улыбок. — Вам не следует идти, пока вы не будете готовы. А пока вам нужно найти какую-нибудь отдушину. Ведение дневника, хобби, общение с близким человеком. Есть ли у вас кто-то достаточно близкий, кому вы могли бы довериться? Что ж. — Конечно, — соврал Нил.

~*~

Носить временный протез было еще больнее, чем ходить на костылях по несколько часов подряд. Каждый раз, перенося вес на правую ногу, Нил чувствовал, как она горит, словно в приступе фантомной боли, которую он до сих пор иногда испытывал. Это было не столько больно, сколько разочаровывающе для Нила, ведь он хотел, чтобы прогресс шел быстрее. Он хотел, чтобы его тело наконец завершило процесс выздоровления, потому что не знал, как долго еще сможет выносить все побочные эффекты, возникшие в результате ампутации. — Молодец, чувак, — сказал Мэтт с улыбкой. — Ты добрался до стойки. Это прозвучало так, будто Нил совершил какой-то великий подвиг. — Да, в следующий раз, может, доберусь до двери, — выдохнул Нил, тяжело прислоняясь к той самой стойке. У него даже не было сил шипеть или ворчать, что только расстраивало его еще больше. — Так держать, — сказал Мэтт, явно не уловив сарказма Нила. — Хочешь помогу вернуться на диван? Я просто собирался перекусить, могу взять тебе что-нибудь, пока буду внизу. Нил покачал головой. — Нет, я сам. — Уверен? — Да, я в порядке, Мэтт, — прошипел Нил. Он оглянулся на диван, который казался гораздо дальше, чем был на самом деле, но он собирался добраться до него самостоятельно, даже если для этого придется ползти. — Окей… — сказал Мэтт. Несмотря на нерешительный тон, он пошел в сторону двери, несколько раз оглядываясь, прежде чем выйти. Оказавшись наконец один, Нил раздраженно вздохнул и направился к дивану. Прошло четыре недели после ампутации и около трех с тех пор, как Нил вернулся в Пальметто. Он направлял все свои силы на восстановление и учебу, но на самом деле хотел поскорее вернуться на корт. Но ему не позволяли даже взглянуть на него, скорее всего, по понятным причинам, как бы он ни был расстроен. В конце концов, экси было единственным, к чему стремился Нил, и как только он осознал, что выжил, он надеялся, что сможет продолжать этим заниматься. Но даже это казалось недостижимым. Не из-за ограниченных возможностей Нила — он мог и будет проходить лечение, до тех пор, пока не сможет снова играть. Главным препятствием оказались его сокомандники. Они были повсюду, всегда останавливались и проверяли, прерывая нахрен все, на чем Нил пытался сосредоточиться, чтобы узнать, нужно ли ему что-нибудь. А ему было не нужно, иначе он бы просто попросил. Казалось, все думали, что, потеряв ногу, он больше не способен передвигаться и даже за собой ухаживать. И это была всего лишь четвертая неделя. Как и ожидалось, дверь в комнату снова открылась, слишком рано для возвращения Мэтта. Нил сердито глянул поверх спинки дивана на вошедшего, но слегка смягчил выражение лица, когда увидел, что это был Эндрю. На нем были джинсы и худи, руки засунуты в карманы, когда он вошел в комнату и устроился на диване рядом с Нилом. — Пришел присмотреть за ребенком? — спросил Нил, протягивая руку, чтобы взять учебник математики, лежавший на маленьком журнальном столике. Только тогда он понял, что забыл про стакан воды, который собирался взять, уходя с предыдущего места. Эндрю не ответил. Он нашел удобное место в углу дивана и закрыл глаза, видимо, достаточно расслабленный, чтобы вздремнуть. Через несколько минут Мэтт вернулся с обедом, заметно успокоившись при виде Эндрю. Он оставил Нилу сэндвич и картошку фри, а затем помахал рукой на прощание и отправился на занятие. После этого Нил постарался полностью сосредоточиться на выполнении домашнего задания, время от времени откусывая сэндвич, который дал ему Мэтт. В какой-то момент по его правой ноге начала распространяться тупая боль, как это обычно бывало с тех пор, как Нил начал на ней ходить, но боль нарастала до тех пор, пока Нил не смог больше ее игнорировать. Он отложил учебник и вздохнул, подобрав под себя обе ноги, чтобы встать, дойти до ванной и взять обезболивающее, но, попытавшись, вздрогнул и рухнул обратно на диван. Эндрю поднялся со своего места на другой стороне дивана. — Я могу взять их сам! — закричал ему Нил, стиснув зубы, когда почувствовал приступ боли. — Тебе не обязательно, — сказал Эндрю. Он без проблем дошел до ванной, после чего вернулся, протягивая на ладони две таблетки. Пока Нил злобно глотал их насухую, Эндрю подошел к окну и прислонился к нему, вытаскивая пачку из кармана толстовки. Как бы это ни было сложно, Нил отвернулся и решил, что смотреть на стену гораздо интереснее, в ожидании, пока подействуют лекарства. Однако Нил не смог сопротивляться слишком долго и поневоле снова начал смотреть на Эндрю. Вопреки ожиданиям Нила, тот не курил, а вместо этого, казалось, внимательно высматривал что-то за окном. Полуденное солнце ярко светило в окно, отчего волосы Эндрю сияли золотом. Он был слишком далеко, и Нил не мог как следует рассмотреть его лицо, но Нил все равно пытался, ища там что-то иное, не то, что было до всего произошедшего. Он задумался, смотрел ли иногда на него Эндрю и сравнивал ли он то, как он выглядел раньше, с его нынешним видом. Нил знал, что да. Этого практически невозможно не делать, и он решил, что всем остальным тоже приходилось. Эти размышления лишь отбросили Нила назад в тот поток мыслей, который он пытался игнорировать с момента выписки из больницы: как бы отреагировал Эндрю, если бы Нил его поцеловал? Нил не смел пытаться, но задумывался, а иногда и надеялся, что это действие будет воспринято желанно. Теперь он понимал больше, чем когда-либо прежде, о том, что имела в виду его мать, когда называла поцелуи опасными, потому что если Нил и скучал по чему-то помимо экси или былого общения с сокомандниками, так это по поцелуям Эндрю. Но Нил даже во сне не получал ответа на этот вопрос, а Эндрю даже не пытался что-либо предпринимать, когда они оставались наедине. Несмотря на все изменения, Эндрю по-прежнему излучал свет, и Нил понимал, что ему даже близко не подойти. Он был удивлен, что Эндрю все еще держался рядом с ним, и был неспособен прийти к разумному выводу о причинах этого, не желая затрагивать эту тему раньше, чем ему придется. — Пялишься, — заметил Эндрю. В отличие от любого другого раза, он не велел Нилу прекратить.

~*~

— Я очень довольна вашим прогрессом, — сказала доктор Уильямс. — Как ощущения во время ходьбы? — Не так больно, — признал Нил. — Я использую костыль, если иду далеко. Ее пальцы были пугающе быстрыми, когда она печатала на клавиатуре. — А как ощущается протез? — Удобный. — Это хорошо. — она подняла заостренную бровь. — Все еще думаете о терапии? Нил не ответил на этот вопрос. Через несколько секунд она тихо вздохнула и снова начала печатать.

~*~

Через шесть недель после того, как Нил вернулся в Пальметто, он наконец-то вышел на корт. Эндрю подвез его, позволив сесть на пассажирское сиденье и открыть окно. Еще одна вещь, о которой Нил не подумал после ампутации, это тот факт, что он больше не мог водить машину — или, по крайней мере, пока не мог. Для этого ему нужна была правая нога, а Нил сначала должен был разобраться, как «ходить», прежде чем пробовать что-либо еще. Несмотря на его неспособность к вождению, Эндрю не просил Нила вернуть ключ, который дал ему, а Нил не собирался поднимать этот вопрос, пока Эндрю сам этого не сделает. В конце концов, было не похоже, что Эндрю забыл. Когда они приехали и припарковались, Нил впервые за несколько недель почувствовал, как его тело вибрирует от восторга. На какое-то время ему нужна была отдушина, но он все еще не мог ее найти, несмотря на предложения доктора Уильямс, и надеялся, что присутствие на корте сможет помочь. Было уже поздно, учитывая регулярные тренировки команды, а это означало, что там не должно быть никого, кроме них с Эндрю, пока кто-нибудь непременно не начнет их искать. Желательно, чтобы никому не пришло в голову заглядывать сюда в ближайшее время. Нил никак не мог передвигаться быстро со своим протезом и костылем, но он все равно бросился ко входу, едва выйдя из машины. Эндрю шел на пару шагов позади, открывая двери и впуская их обоих внутрь. Они миновали лаунж-зону и раздевалку, прежде чем, наконец, оказались на корте, где сразу же загорелся свет. Несмотря на то, что он был рад снова сюда вернуться, в груди Нила ощущалась глубокая боль. Он мог находиться здесь, но никаким образом не сможет играть еще очень долго. Доктор Уильямс сказала, что потребуется чудо, чтобы привести его в форму, достаточную для того, чтобы он мог играть к следующему сезону, но Нил был полон решимости. Как только он добьется достаточного прогресса, он вернется сюда, наверстывая упущенное время. Нил медленно прошёл внутрь коробки из плексигласа и прижал руку к одной из стен. Вспоминая, в какой день закончился обратный отсчет, он подумал, что в последний раз выходил на корт в Бингемтоне, а не в Лисьей норе. В тот момент он отдал бы все, чтобы еще хоть раз оказаться дома. Поглощенный своими мыслями, Нил едва заметил, как что-то ударило его по левой лодыжке, пока краем глаза не уловил движение. Он посмотрел вниз и увидел катящийся по полу мяч, затем оглянулся и увидел, что Эндрю стоит и наблюдает. Нил наклонился, поднимая и сжимая его, несмотря на то, как неудобно натянулась его кожа, и на сильную боль в руке. В конце концов, боль напоминала ему о том, что он все еще жив и собирается довольствоваться тем, что имеет. — Отвратительный бросок, — поддразнил Нил, кидая мяч обратно. — Что, хочешь поиграть в мяч? — Сейчас это практически бейсбол, — сказал Эндрю, легко поймав его. Нил усмехнулся: — Тогда что ты хочешь делать? Эндрю поднял бровь. — Ты не будешь ничего делать. Черт побери, снова этот аргумент. За последние пару недель он звучал все чаще, но Нилу редко приходилось слышать его от Эндрю. Обычно это были старшекурсники и Ники, который, казалось, боялся всего, что Нил пытался сделать в одиночку. — Я в порядке, — подчеркнул Нил. Вид у Эндрю был скептическим, что только сильнее вывело Нила из себя. Он отвернулся от Эндрю и пошел, по-прежнему держась около стены из плексигласа. Чем дольше он двигался, тем больше опирался на костыль, но ему уже несколько недель хотелось обойти весь корт, и будь он проклят, если уйдет, не сделав хотя бы этого. Он был настолько сосредоточен на своей задаче, что не заметил, как на корте появился кто-то еще, немного удивившийся, что здесь уже занято. Кевин не так уж и часто находился в одном помещении с Нилом с момента его возвращения. Они иногда виделись в коридоре, но на этом все. Нил не знал, избегает ли его Кевин или Эндрю имеет к этому какое-то отношение, но полагал, что это не его проблема. Кевин должен сам разобраться со своим дерьмом, и если он захочет поговорить с Нилом, то… Нил никуда не уйдет. Во всяком случае, не быстро. — Что ты здесь делаешь? — спросил он, многозначительно переводя взгляд с Эндрю на Нила. — Хожу, — ответил Нил. Он указал на экипировку, надетую на Кевина. — А ты что здесь делаешь? — Тренируюсь, — сказал Кевин, будто это было очевидно. — Ха, — фыркнул Нил. — Тогда тебе одна половина корта, мне — другая? Эндрю хоть и промолчал, но выражение его лица все выдало. Он кивнул в сторону трибун, на которые Нил взглянул с отвращением. Он пришел не для того, чтобы смотреть, как играет Кевин, он хотел просто побыть на корте. Но поскольку никто, казалось, не думал, что он сам может о себе позаботиться и знает свои пределы, у Нила совсем не было выбора в этом вопросе. Он не особо сопротивлялся, но все эмоции были написаны у него на лице, когда он шел к трибунам. Это было похоже на обычную ночную тренировку, за исключением того, что Эндрю не присоединился к Нилу на трибунах. Вместо этого он пошел в раздевалку и вернулся одетый в экипировку, выходя на корт к удивленному Кевину. Нил пытался внимательно следить за их действиями, наблюдая, как Эндрю блокирует каждый удар по воротам. Часть его сожалела о том, что они не доберутся до чемпионата и не сыграют с Воронами, потому что у тех были бы большие проблемы, если бы Лисы встретили их там. Тренировка длилась не так долго, как другие ночные. Они вдвоем прибрались на корте и направились в раздевалки примерно час спустя, что, как подозревал Нил, произошло только из-за его присутствия. Он пошел за ними, после чего они в напряженном молчании вышли со стадиона и направились к Мазерати. Эндрю отвез их обратно в Лисью башню, а затем, убедившись, что Кевин с Нилом добрались до своего этажа, отправился дальше наверх, вероятно, на крышу. Нил, нахмурившись, смотрел, как он уходит, и развернулся, чтобы пойти в свою комнату. — Хочешь выпить? — внезапно спросил Кевин, останавливая Нила. Через секунду Нил ответил: — Да. — он действительно был бы не прочь выпить немного спиртного. Комната монстров была совершенно пуста, что пришлось кстати. Нил направился к креслам-мешкам и сел, разминая правое бедро, пока Кевин брал что-то на кухне. Он вернулся с двумя стаканами и бутылкой виски, что было уж получше, чем водка. Нил взял стакан и позволил Кевину налить ему немного виски, после чего устроился поудобнее, пока Кевин включал телевизор. В течение следующих бог-знает-скольких часов они вдвоем смотрели матчи по экси и пили виски из бутылки, пока она почти не опустела. Нил чувствовал жар и легкое головокружение, он выпил достаточно, чтобы опьянеть, но не потерять ясность мышления. Они с Кевином начали обсуждать всякую ерунду и спорить о ней, забывая слова на всех знакомых им языках, пока это не стало настолько смешно, что они расхохотались. Впервые за долгое время у Нила не болели ни шрамы, ни нога, и он мог наслаждаться этой ночью, как глупый школьник, взломавший мини-бар своих родителей. Но наконец виски закончился, и когда в открытое окно стал проникать лунный свет, Нил почувствовал, что начинает трезветь. — Мне жаль, что мы не попадем на чемпионат, — импульсивно сказал он, подперев голову одной рукой и глядя на Кевина в ожидании ответа. Кевин несколько секунд изучал свой стакан. Молчание продолжалось до тех пор, пока Нил не начал думать, что разговор окончен, но, наконец, Кевин пошевелился. Он поставил стакан на стол, от чего виски внутри задрожало. — Все так, как сказала Дэн, — проговорил он медленно, словно был неуверен в себе. — Это всего лишь игра.

~*~

Противоречия внутри команды не были редким явлением. Нил не мог вспомнить ни одного серьезного конфликта со старшекурсниками после смерти Сета, хотя раньше они, безусловно, ссорились. Сколько бы они ни притворялись обычными студентами кампуса, в первую очередь они всегда будут Лисами. Нил никогда об этом не забывал. Его срыв начался так: через семь недель после ампутации доктор Уильямс заявила, что достаточно довольна тем, как заживает нога Нила, и считает, что он готов к более постоянному протезу. Нил подумал, что это даст всем понять — ему не нужно, чтобы рядом все время находился кто-то, готовый предложить помощь, в которой нет необходимости. Ему не нужно, чтобы каждые несколько часов у него спрашивали, все ли в порядке. Ему не нужно, чтобы они сходили с ума из-за каждого его вздрагивания от фантомной боли. Но, конечно же, этого не случилось. Иногда он задавался вопросом, не забыли ли его сокомандники, что он сын Мясника, а не какой-нибудь олененок, за которым нужен постоянный уход. В первый раз Нил по-настоящему сильно огрызнулся на Дэн. Он даже не расстроился из-за этого, поскольку, несмотря на его заверения, что да, с ним все в порядке, — она продолжала спрашивать. Он помнил, как в какой-то момент начал кричать, после чего она сразу же испуганно замолчала. Он помнил, как попросил ее уйти. Он не помнил, как она уходила, но помнил, как Эндрю вошел в комнату, и он больше не был один. Второй раз был с Аароном. Честно говоря, Нил удивился, что он не стал первым. В последнее время они с Аароном стали чаще ссориться, но Нил не понимал, в чем виноват. Аарон сказал что-то по поводу его восстановления, о котором он так или иначе знал, ибо хотел когда-нибудь стать врачом, поэтому, естественно, разбирался в этих вещах, а Нил в целом тогда просто был зол. Он рявкнул, прорычав кое-что, что, вероятно, не стал бы озвучивать в другой ситуации. Едкие замечания, в свою очередь, только еще больше разозлили Аарона, но, по крайней мере, у него хватило ума выйти из комнаты и не возвращаться. Третий раз был с Ники, из-за чего Нил лишь слегка расстроился. Ники искренне пытался помочь, подобрав упавший костыль Нила — которым он в последнее время пользовался все реже и надеялся вовсе от него отказаться, как только получит новый протез, — и Нил просто сорвался. Он сказал, что он в порядке и может поднять его сам, что было правдой. Ники хватило ума бросить костыль и уйти, позволив Нилу подобрать его самому. Теперь Нил просто ждал, когда это случится в четвертый раз. Он уже давно был зол и раздражён, но то, что он не давал выхода своей внутренней борьбе, постепенно становилось всё более и более очевидным. Раньше бег помогал ему выпустить пар, теперь же он застрял на одном месте. Нил безумно хотел снова бегать, снова играть в экси, сдать экзамены, не протыкая карандашом тетрадь по математике, но он не часто получал то, что хотел. По крайней мере, его положение позволяло ему проводить больше времени в одиночестве, готовясь к упомянутым выше предстоящим экзаменам. Его настроение сегодня было ужасным, и он переписывал свой конспект о производных с большим усердием, чем было необходимо, но это хотя бы помогало. Пусть и совсем чуть-чуть. Недостаточно, чтобы поднять Нилу настроение, которое только еще больше испортилось, когда в его комнату кто-то вошел. Он повернулся посмотреть, кто это, и ничуть не удивился, увидев Эндрю. Нил собирался вернуться к выполнению задания, когда Эндрю обогнул диван, встал рядом с тем местом, где работал Нил, и глубоко нахмурил лицо. Он выглядел так, будто готов был убить Нила, что, по крайней мере, избавило бы его от сдачи экзаменов. — Скажи мне, что не так, — потребовал Эндрю. Что ж, сразу к делу. — Ты же любишь загадки, разве нет? — спросил Нил, глядя в свою тетрадь, будто вновь сосредоточился на ней. — Нил, — прошипел Эндрю, вырывая тетрадь. Она грубо скользнула по ладоням Нила. — Скажи мне. — Зачем? — спросил Нил, выпрямляясь. — Что-то случилось? — Если ты не заметил, случилось много чего, — сказал Эндрю, медленно расхаживая вокруг. Нилу удалось подняться на ноги, но он не был уверен, с какой целью, поскольку Эндрю преграждал ему путь к выходу. — Тебе придется быть более конкретным. Эндрю внезапно остановился. — Посмотри в зеркало, — предложил он, направляя взгляд на Нила. — Не на него. В него. Я знаю, что тебе плевать на собственное здоровье, но перестань строить из себя мученика. Это никому не нужно. — А мне не нужно, чтобы все притворялись, будто им есть дело. Эндрю двинулся вперед достаточно быстро, чтобы застать Нила врасплох. Едва он успел сделать шаг назад, как Эндрю оказался прямо перед ним, наклонившись вплотную к его лицу. — Я уже очень, очень давно не притворялся, Нил. — он был так близко, что Нил наконец-то смог рассмотреть его глаза, так близко, как не был с тех пор, как они в последний раз целовались. Нил, не дрогнув, остался на месте, в ожидании чего угодно, что Эндрю собирается сделать. В конце концов тот отстранился и потребовал: — Правду. — Правду? — спросил Нил, не удержавшись от смеха. Он повернулся лицом к Эндрю и сжал руку в кулак, чувствуя, как она все еще дрожит, несмотря на его попытки успокоиться. — Ладно, ладно! Мое тело болит каждую ебаную минуту. Мне кажется, что моя кожа порвется, если я сделаю не то движение. Все всё время наблюдают за мной и паникуют из-за каждой мелочи, и меня это бесит. — Ты потерял ногу, — сказал Эндрю, как будто Нил мог об этом забыть. — Со мной не нужно нянчиться! — крикнул Нил. Он смог сделать шаг вперед, прежде чем стиснул зубы, импульсивно перенеся вес тела на левую ногу. — Ты не должен следить за мной все ебаное время. Мне не нужно во всем помогать! Я в порядке! После вспышки гнева Нила стало настолько тихо, что единственное, что он мог услышать, — это стук собственного сердца, эхом отдававшийся в ушах. Он продолжал смотреть на Эндрю, не зная, что ищет и что вообще хочет найти, но ничего не получил в ответ. Пока, наконец, Эндрю не повернулся к двери. — Хорошо, — просто сказал он, выходя из комнаты. Нил продолжал стоять молча еще какое-то время, не в силах перестать дрожать и тяжело дышать, будто его легким не хватало воздуха. Наконец он снова сел на диван, его тело продолжало болеть, даже когда он был не на ногах. «Я в порядке», — сказал он себе, глядя на свою руку, пока дрожь не прекратилась. Часть его разума напомнила ему, что Эндрю перестал бы так сильно давить на него, если бы он просто попросил.

~*~

— Что ж, мне будет не хватать наших еженедельных встреч, — сказала доктор Уильямс. — Если понадоблюсь, сразу заходите. Я бы предпочла, чтобы вы пришли просто для профилактики, а не думали, будто сможете справиться с любой инфекцией или опухолью самостоятельно. Нил кивнул и уверенно пошел вместе с ней к выходу. Прошло совсем немного времени с тех пор, как он получил свой первый постоянный протез, и хотя он только привыкал к нему, он уже нравился ему гораздо больше, чем временный. Как только они вышли в коридор, доктор Уильямс вздохнула и протянула ему руку. Окинув взглядом неровные шрамы на костяшках своих пальцев, он пожал ее. — Берегите себя, Нил, — сказала она. — Спасибо, — пробормотал Нил. Он отпустил ее руку и направился в вестибюль, где его ждал Мэтт, чтобы отвезти обратно в Лисью башню.

~*~

Неожиданно для Нила, экзаменационная неделя тянулась медленно. Он дописал свои сочинения и смог сдать все экзамены лично, надев столько слоев одежды, сколько позволял прогноз погоды, и прикрыв шрамы на лице повязками. Он все чаще их проветривал, но старался закрывать перед выходом на улицу. Его кожа до сих пор чесалась и временами была ужасно стянутой, но ему больше не казалось, что она может порваться в любой момент. Теперь, когда его травмы немного зажили, Нил, помимо учебы, начал заниматься спортом. Мэтт был более чем рад помочь ему составить программу тренировок, отвозил его в тренажерный зал на стадион и присматривал за ним. У Нила больше не было сил расстраиваться по этому поводу. Все это не на шутку выматывало, но Нил продолжал тренироваться, потому что прекратить означало думать, а думать означало… Он не видел Эндрю и не разговаривал с ним почти две недели, из-за чего Нил чувствовал себя разбитым. Но вопреки всему, Эндрю почему-то все еще был где-то рядом. Может, он испытывал чувство вины из-за расторжения сделки, а может, просто хотел делать то же, что делал раньше, но, как бы то ни было, он остался. Нил наконец-то дал ему повод уйти, и уже не мог выразить, что из-за этого чувствует. Так что, он бросил все силы в учебу и занятия спортом. В один прекрасный день он краем уха услышал, что Троянцы добрались до чемпионата и собираются победить Воронов. Кевин был в таком восторге, что пошел и перекрыл двойку на щеке татуировкой королевы. Лисы обсуждали возможность поехать на игру и поддержать Троянцев, а Нил пытался найти любую причину, чтобы не ехать. В его голове происходило слишком много всего, и он не хотел возвращаться назад в Эвермор. Он не был уверен, поймут ли они, если он так скажет. По крайней мере, ночные кошмары случались все реже и реже. Обычно Нилу больше ничего не снилось, но если и снилось, то это был тот же кошмар, в котором он ползал по особняку, а вокруг звучали голоса. Однажды Мэтт услышал, как он проснулся от этого, и пытался помочь, чем мог, но… В конце концов, он не был Эндрю. Кажется, в этом и заключалась проблема. — Давай я приведу его к тебе? — спросил Мэтт, пытаясь массажем облегчить  фантомные боли, которые чувствовал Нил. Он испытывал их уже несколько часов, и ему ничего не помогало, но Нил не собирался ни о чем просить Эндрю. Он не собирался заставлять его делать то, чего тот не хотел. — Все в порядке, — пробормотал Нил себе в руку. — Боль уже проходит. — Уверен? — Да. Нил устал и приближался к следующей критической точке. Проблема была в том, что он понятия не имел, что за срыв случится на этот раз.

~*~

Каким-то образом Лисы согласились оставить Нила в покое, отправившись на чемпионат. Они выехали рано утром, загрузившись в грузовик Мэтта и Мазерати, одетые в красно-золотой командный мерч для игры, до которой оставалось несколько часов. Когда они ушли, Нил наконец смог насладиться тишиной и решил провести остаток дня, отдыхая в постели, пока не проголодается. Когда Нил понял, что игра началась, он не стал включать телевизор. Он решил провести вечер в блаженном неведении, готовый к любым историям, которые его товарищи по команде расскажут ему, вернувшись завтра утром. На ужин он съел хлопья и решил посмотреть повторы старых матчей по экси, отключив голоса комментаторов. Это помогло ему отвлечься от того, что происходило на расстоянии двух штатов. Поздно вечером, когда Нил был поглощен игрой, которую смотрел, он услышал, как открылась дверь в его комнату. Он в панике вскочил на ноги, готовясь убегать, и едва заметил, что это Эндрю. Он чуть не задохнулся от адреналина, пульсировавшего по его телу, но расслабился, когда Эндрю вошел внутрь со скучающим видом. — Что ты здесь делаешь? — спросил Нил. Его тон уже звучал обвинительно, а еще ничего не произошло — отличное начало. Эндрю засунул руки в карманы джинсов. — Похоже, Аарон заблуждается, когда думает, что, помирившись с тобой, я стану менее раздражительным, — ответил он. — Ха, — выдохнул Нил. — А игра? — Зачем мне ее смотреть? Нил пожал плечами. — Это чемпионат. Эндрю не дрогнул. — Зачем мне его смотреть? Хмыкнув, Нил повернулся, чтобы взять пульт и выключить телевизор. Он неловко сел и поморщился, когда адреналин утих в его венах, и боль, должно быть, вызванная паникой, усилилась. Эндрю обошел его и сел на другую сторону дивана, как будто не было никакой бурной ссоры, случившейся во время их последнего разговора. — Вопрос в том… — начал Эндрю, вертя в руках какую-то упаковку, — почему ты не поехал. — Не захотел, — ответил Нил. — Ты наркоман, — напомнил Эндрю, невозмутимо взглянув на Нила. — Это не важно, — попытался Нил. — Ты стал хуже врать. Нил смог издать лишь короткий смешок, который умер на полпути из его горла. — Это просто… это сейчас слишком, — решил он сказать. — Я не собираюсь об этом говорить. — Ммм, — промычал Эндрю. Он не стал выпытывать из него ответы, а просто пересел поближе к Нилу, повернувшись к нему лицом. — Меня поражает, что ты до сих пор пытаешься убежать. Нил чуть не засмеялся над этим, но не мог отрицать, что Эндрю прав. По правде говоря, он продолжал бежать даже после того, как у него больше не было для этого истинной причины. Одно препятствие было устранено из его жизни, но оставалось бесчисленное множество других, с которыми Нил еще не был готов столкнуться, поэтому продолжал бежать. Это был его единственный выход — единственное, на что он всегда мог рассчитывать. Он делал это и сейчас, пусть даже и не физически, учитывая его нынешнее состояние. Эндрю протянул руку к Нилу и осторожно повернул его к себе лицом. Пальцы задержались на его подбородке, и только тогда Нил осознал, насколько они были близко друг к другу. Если бы он наклонился вперед, то упал бы в объятия, которые, как он был уверен, ему не светят, но все равно не переставал этого хотеть. Он хотел, чтобы Эндрю удерживал его, целовал его и выбрал остаться с ним, как пытался до этого Нил. Он слишком многого хотел, и это ранило его еще сильнее. Так сломался его последний барьер. Это случилось внезапно. В одну секунду они просто сидели, а в следующую Нил вдруг почувствовал, как что-то внутри него медленно рвется, и заплакал. Он не мог вспомнить, когда плакал в последний раз — он научился подавлять это, когда жил в бегах с матерью. Он не пролил ни слезинки, когда она умерла. Он не делал этого ни в Гнезде, ни даже когда Лола пытала его на пассажирском сиденье по пути в Балтимор. Теперь казалось, что все внезапно и резко вышло наружу. После первых нескольких слезинок Эндрю притянул Нила к себе, пока Нил не смог спрятать лицо у него на плече. Он ощущал, как ткань намокает от слез, и часть его чувствовала жалость из-за срыва, в то время как другая была рада, что единственным человеком, который все это видел, был Эндрю. Больше всего у Нила болело горло, оно горело пламенем, когда изо рта вырывались гортанные рыдания, которые, в отличие от слез, невозможно было заглушить. К счастью, Эндрю не сказал ни слова, пока Нил плакал. Одной рукой он схватил Нила за шею, а другую крепко прижал к его животу, удерживая Нила в вертикальном положении и не давая ему повалиться на него. Руки Эндрю заземляли, достаточно для того, чтобы не дать Нилу ускользнуть, держась из последних сил, пока его рыдания не начали затихать, и он не замолчал. Потребовалось гораздо больше времени, чтобы поток слез прекратился. Эндрю все еще держал его, пока Нил обрабатывал информацию, пытаясь вспомнить, как правильно дышать, пару раз потерпев неудачу. Когда ему стало чуть легче, Нил вдруг понял, что от Эндрю пахнет… ну, по-другому. Намек на сигаретный дым все еще присутствовал, но его заменило что-то другое — не совсем одеколон, но... — Ты бросил, — прошептал Нил. Он даже не был уверен, услышал ли Эндрю. — Конечно же да, — сказал он в ответ.

~*~

Неделю спустя Нил лежал у Эндрю на кровати, их разделял всего лишь дюйм. Он старался сохранить это расстояние, пока пялился, и Эндрю позволил ему это делать без упреков. Он впитывал каждую частичку Эндрю, любовался каждой деталью, которую упустил, даже не осознавая этого, пока не получил все это обратно, наслаждаясь тишиной опустевшего общежития. Почти все уже уехали на лето, и завтра Нил тоже это сделает, отправившись в Колумбию, пока не возобновятся тренировки. Но перед этим Нилу нужно было выяснить одну вещь. Он подождал, пока Эндрю снова откроет глаза, чтобы кое-что сказать. — Что мы такое, Эндрю? — спросил он. Он продолжил говорить, прежде чем Эндрю успеет что-нибудь произнести, например, что они все еще были «ничем». Нил уже знал это, ему не нужно было напоминать. — Раньше это было просто физическое влечение. Ты не можешь солгать мне и сказать то же самое сейчас. Эндрю потребовалось больше времени, чем ожидал Нил, чтобы наконец ответить. Он слегка прищурил глаза, будто пытался найти в выражении лица Нила какой-то скрытый замысел, но не смог. Он сел, наклонившись над Нилом, но все еще не прикасаясь, и поднял руку так, что она зависла возле его левой щеки. — Я бы предпочел, чтобы у тебя его не было, — честно признался он. Это облегчило одну часть разума Нила, но другая все еще металась. Рука Эндрю двинулась, нежно обхватив щеку Нила, большой палец скользнул по неровной коже под его левым глазом, будто он пытался запомнить это ощущение. — Самый горячий человек может оказаться худшим ублюдком на свете. Внешность может привлекать взгляды, но она не может их удержать. Сердце колотилось, Нил попытался придвинуться поближе и спросил: — Что удержало твой? Прежде чем Эндрю сократил расстояние между их губами, он прошептал: — Это.