My angel

«Я бы выбрала никогда больше не появляться на свет»... Эти мысли с последнего разговора никак не давали ей покоя. Не то чтобы Арлекино была близка с Голубкой или считала её большим авторитетом, чтобы можно было поговорить по душам или спросить совета, но в последнее время они невольно... сближались. Казалось, именно она проявляла инициативу и интерес. Всё чаще Арлекино поддерживала диалог с ней, выслушивала странные придуманные (или же нет?) сюжеты, которые приснились Голубке во сне, и мучалась, что на всё это ответить, ведь предвестница требовала вовлеченности и со стороны Слуги. Неслучайные касания между ними стали регулярнее, взгляд ее прикрытых повязкой глаз будто сквозь материю смотрел прямо в полузакрытые глаза Арлекино. И её поцелуи в шею стали более нежными и желанными. Немногим ранее их сближала лишь физическая связь, которая возникла совершенно случайно и даже необдуманно, но ни одна из них не решилась назвать это ошибкой, и после первого инцидента вскоре произошёл и следующий. Уединенные места, в которых они встречались после длительной разлуки, стали ласково называться наше место, в Доме Очага Коломбину по-детски добро и наивно называли "девочка с крыльями", "ангел", а на Рождество малыши подбегали к ней и шептали свои желания на ушко, веруя, что этот "ангел" исполнит их скромную просьбу. Это случалось всего пару раз, и Голубка ни разу не поделилась сокровенным желаниями детей с их Отцом, в какой-то степени это вызывало уважение и доверие к ней. Ведь даже для Арлекино она начала казаться надёжным ангелом. Предвестница, возвращаясь в Снежную, прокручивала их последний разговор в голове несколько раз, что на самом деле ей не свойственно. Она предпочитает не забивать голову пустыми диалогами, тратя на это энергию. Наверное, дело в том, что это был совершенно не пустой диалог. Хотя всё начиналось совершенно безобидно, в конце они чуть не поссорились. Голубка извилистыми дорожками дошла до темы, которую Слуга не против обсудить, но она будто намеренно хотела задеть её за живое, не просто узнать её получше, а вывести из себя, не поинтересоваться, а порвать натянутые струны. В общем и целом, они хоть и не поссорились, но Арлекино покинула Снежную тогда без предупреждения, и совершенно точно утверждая в своей голове, будто Голубка более недостойна ее доверия и послеполуденных объятий. Но сейчас она почти там, почти на месте, и открывая большую тяжелую дверь с громким звуком, она не чувствует ничего: ни ошеломляющего мороза после солнечного Фонтейна, ни слабой тоски от возвращения, которую обычно ощущает слабым налётом, ни спокойствия ей присущего – ничего из этого, а лишь как сжались её зубы и пульс бьёт у висков. Слуга заходит в здание Заполярного дворца не чтобы поздороваться с другими, а скорее встретить её. Да, она чертовски хочет увидеть её прямо сейчас и сказать ей... Что ей сказать? Её разум не был готов к трудному мыслительному процессу для обдумывания данного вопроса. Не ощущая своих ног, девушка поплыла вглубь здания, ориентируясь на глухое эхо из дальних комнат: она пела. Стоило собраться с мыслями, чего подвергаться такому воздействию её дурной натуры? Когда предвестница успела поймать Арлекино на крючок так, что первым делом она шла к ней, отбросив все мысли о безвозвратном разрыве? Гордости ей не занимать, как и чувства собственного достоинства, тогда получается она не соблюдала собственные принципы? Слуга находила оправдания безрассудной Голубке, развязавшей свой язык в последнюю встречу, и хотя она все ещё чувствовала осадок агрессии, когда вспоминала подробности её вопросов, будто намеренно игнорировала все подсказки разума и с каждым шагом шла к цели всё увереннее. Одинокое пение, разрушающее гробовую тишину в этих холодных стенах, становилось ближе, и, кажется, его обладательница слышала приближающуюся Арлекино, потому что начинала петь с улыбкой, и чудесные творения ее голосовых связок выходили более игривыми, будто с доброй насмешкой, и одновременно зазывая прибывшую к себе, принуждая стать ближе. Арлекино остановилась в дверном проёме, ведущем в длинную комнату, где центр был занят девушкой во всём белом. — С возвращением, – улыбка показалась на её бледных, почти что синих губах довольно широкой, а силуэт оставался неподвижным. Арлекино не смогла ответить ей сразу... или не хотела? Девушка стояла на месте около пяти минут, и они обе держались беззвучно, при этом Голубка продолжала улыбаться. Всё же Арлекино сделала несколько шагов, чтобы приблизиться к Коломбине, и не успела она произнести и слова, как предвестница в одно мгновение встала с незамысловатой позы на полу, и её тонкие руки робко обвили шею Слуги. — Я соскучилась... – будто шепотом пропела она и повернула лицо в сторону девушки. Арлекино нервно сглотнула, её руки неосознанно упали на талию Голубки. Предвестница смотрела на её бледное лицо как тогда: она обнимала её с дрожью промерзших костей, на лице была слабая улыбка неизвестно отчего (и будто от какого-то нежного чувства), Голубка гладила её по голове, а Арлекино, как и в эту секунду, чувствовала тревогу и облегчение. Она могла бы описать это чувство как то, что ты рассказал авторитетному взрослому с тираническими наклонностями о серьезном поступке, а он не стал тебя ругать, но погладил по голове с тихим: "Ничего страшного", – а ты знаешь, что это и есть страшно. — Я тоже, – прохрипела она наконец, чувствуя сухость в горле, будто только что вышла с пустыни, где ветер набросал песка в рот. — У тебя лицо, будто мертвеца увидела, – с тихим смешком промурлыкала Голубка, разумеется принимая во внимание то, что лицо Арлекино вряд-ли и дрогнет от вида мертвеца, не говоря о том выражении, что у нее сейчас при виде вполне живой хрупкой девчонки. — Твоя чёлка отросла... – она взяла одинокий локон Слуги в руку и вкрадчиво посмотрела в его сторону, перебирая волоски в пальцах. — Да, немного. — Ты расскажешь мне интересных историй с твоего путешествия? — Не думаю, что найду что-то тебе подходящее. — Расскажи что-нибудь: я хочу послушать твой голос. — Где остальные? - Арлекино оглянулась, вокруг как всегда было тихо, но её не покидало чувство тревоги от ожидания чего-то плохого. — Ах, они ушли... Все меня покинули и оставили одну, – Коломбина взяла девушку за руку и потянула за собой на пол, они вместе сели. — От скуки я пела практически пять часов, и ты остановила мои одинокие муки! Так люблю тебя, – ловко прозвучало из ее уст мелодичным голоском, и Арлекино вновь почувствовала на себе её целенаправленный взгляд сквозь закрытые веки. Коломбина часто роняла слова о любви невпопад и без всякого, не придавая им глубинных чувств, смысла и ценности. Арлекино не успела проследить, когда это стало обыденностью. — Да?.. – будто вопросом прозвучало в ответ. — Твои голосовые связки – нечто. — Я знаю! – Она тихо рассмеялась, будто с доброй шутки, её рука всё ещё держала руку предвестницы. — Ну же, поговори со мной... Как там Лини? Я помню его год назад и мне кажется, дети так быстро растут. Что он?.. – Не сказать, что Лини был ребенком, но для Коломбины все живущие на данный момент в Доме Очага навсегда оставались детьми, а она их "ангелом". Арлекино коротко поведала ей о Линни, Линнет, Фремине, и даже рассказала о Фурине, но ограничилась лишь несколькими репликами. — В моей памяти ты осталась такой холодной в прошлый наш разговор, и мне кажется сейчас ты теплее ко мне... – С нескрываемым удовольствием высказала Голубка свои мысли и тут же вскочила с пола вновь. Она отпустила руку Арлекино, оставив Слугу сидеть на полу, и, что сказано, "птичкой" пробежалась по комнате. — Как жаль, что здесь нет рояля... Я бы хотела, чтобы кто-нибудь аккомпанировал мне. – И после паузы в несколько минут, медленно, она начала петь. Коломбина сделала пару шагов вперед на носках, покрутилась на месте, при этом тихонько напевая убаюкивающую мелодию, раздающуюся слабым эхом. — Ну же, Арлекин, пригласи даму на танец! – Она заулыбалась, будто актриса на сцене, и и в танце подбежала к Слуге, не дожидаясь ее инициативы, лёгким движением взяла холодные руки в свои и подняла с кафеля. Арлекино послушно, движимая задающимся Голубкой течением, положила одну из ладоней на ее талию, а вторую подставила для ее руки. Сегодня ей хотелось молчать, а лучше совсем заснуть, и хорошо бы на её коленях, сложить голову, закрыть глаза, слушая тихую колыбельную, и забыться, исчезнуть. Прямо сейчас в импровизированном вальсе она закрыла глаза и если первую минуту танец вела она, то в последующие мгновения все вернее и вернее роль эта отходила Голубке, которая крутила их медленно, с целью, куда-то по просторной комнате. Девушка погрузилась в свои мысли, которые давили на неё своим присутствием, но она не могла их прочитать и понять. В её уши, стуча о маленькие косточки, проходил тембр Коломбины: она пела загадочно, тихо, будто шептала секреты только для Арлекино, доверяла их её слуху, мозгу и сердцу, будто делилась чем-то до жути сокровенным – и по телу Слуги пробежали мурашки. Она рухнула на мраморную плиту, выступающую из стены, и открыла глаза. Голубка с безобразно доброй материнской улыбкой смотрела на неё сверху, облокотившись на лежащее перед ней тело. — Ты летаешь в облаках, – она шептала, — а я хочу тебя со мной сейчас... – будто угрозу. Арлекино погрязла в капкане тишины, и привстав на своих руках, молча уставилась в лицо предвестницы. Они обе не двигались несколько минут, которые длились, будто часы, и Слуга чувствовала на себе больше не давление, но какое-то ожидание со стороны собеседницы. Она взяла её руку в свою и поднесла к обветренным губам, целуя. Поцелуи медленно поднимались выше по руке, она сделала несколько особенно долгих остановок у ее плеча и услышала шорох платья, которое спало с Голубки за несколько секунд. Так легко снялась эта одежда, что не вызывала у Арлекино никакой реакции. Коломбина положила одну из своих рук на шею девушки, а на её лице все также была эта улыбка, что вызывала у Арлекино толику отвращения. Руки Слуги упали на бедра девушки и, не глядя на её лицо, она повернула партнершу к мраморной плите, а Голубка запрыгнула на плиту и отодвинулась к стене. Арлекино медленно, будто нехотя (оно и верно, ведь в здании было жутко холодно), скинула с себя фрак и хотела положить на пол к платью, но накинула на плечи Коломбины. — Совершенно голая – ты подхватишь воспаление лёгких. — Как заботливо с твоей стороны, Слуга. — Арлекино схватила девушку за запястье и легонько дернула к себе, взглянув на неё строго, будто это имело значение. Но не стала комментировать: лишь в груди пронеслось ощущение дискомфорта, когда с её уст она услышала обращение "Слуга". Несмотря на более высокий статус в иерархии предвестников она совершенно не хотела принимать то, что эта малышка перед ней может так ненавязчиво обращаться к ней. Коломбина, кажется, только улыбнулась шире. Арлекино запрыгнула на плиту, чтобы оказаться на уровне с девушкой. Она приблизилась к её тонкой шее, слабыми причмокиваниями прошлась вдоль тела к груди, провела горячим языком по твердым то ли от холода, то ли от возбуждения соскам, рука её бродила по коже ощущая под пальцами крупные бугорки мурашек. Предвестница ожидала услышать хоть слабый вздох и намёк на подтверждение слов "я соскучилась", но ощущала лишь слабую насмешку, когда Голубка мучительно молчала и опустила свою ладонь на затылок Слуги. Она окунулась длинными пальцами в её локоны, намереваясь растрепать нелепый, по ее мнению, хвостик. Арлекино почувствовала это вмешательство и тихо фыркнула, отталкивая тело Коломбины от себя на плиту, и Голубка легла. Девушка неуверенно охватила рукой чужую шею и медленно сжала, будто хотела придушить, но не решалась; ее лицо выражало недовольство. У нее не было проблем с неконтролируемой злостью, с возрастом она научилась понимать свои эмоции, насколько считала это нужным, и управлять ими. Сейчас же она позволила себе немного грубости, но лишь потому, что не видела сопротивления. — Меня раздражает твоя улыбка... – прошептала предвестница сквозь зубы, расслабляя лицо. — А я думала, тебе нравится, – отвечала Коломбина в ответ, продолжая улыбаться так же, а её насмешливый тон резал по ушам. Девушка вытянула руку и провела своими короткими ногтями по шее Арлекино, слабо сжимая, пародируя сдержанное поведение другой, на что та отреагировала так, как она и хотела: Слуга дёрнулась от её руки, будто от огня, и позволив себе сжать шею партнерши сильнее, резко бросила её, сложив обе руки на бёдрах, надавливая с силой, оставляющей синяки. Коломбина сдавленно выдохнула и прогнулась в спине. Арлекино в любом случае играла по её правилам. Предвестница отбросила свои руки от тела девушки вновь, и не успев расположить их уже на коленях, положила руку на брюки, когда ощутила там постороннее присутствие. Коломбина легким движением расстегнула пуговицу на одежде Слуги и нырнула в её нижнее белье. Не сделав там ничего интересного, она убрала руку и потянула девушку в свою сторону, лежа на плите. — Иди сюда... – промурылкала Коломбина, и Арлекино не сразу, но последовала её указаниям. Через несколько секунд её брюки полетели на холодный белый пол, сама же дева упиралась коленями на плиту и находилась прямо над лицом Голубки. На тазовой кости Арлекино уверенно расположилась рука, слегка сжимая её кожу, а к клитору прислонился влажный палец. Проведя несколько медленных движений вверх-вниз большим пальцем, Коломбина потянула девушку рукой вниз и позволила Арлекино комфортно расположиться вагиной на её губах. Языком Голубка ловко расставила половые губки в сторону и проскользила вдоль клитора, совершая медленные движения. Она будто наслаждалась этим. Наслаждалась неспеша, никуда не торопясь, вкушая каждый сжатый вздох, сдержанный стон; рука медленно побрела по позвоночнику, впиваясь тонкими пальцами в каждый позвонок, что доставляло дискомфорт, и Арлекино изредка дёргалась, поёживаясь на месте, её ноги замерзли, совершенно не двигались, с каждым надавливанием Коломбины на её кости она хотела ударить её и сломать запястье, но лишь кусала свои губы и морщила лицо, по всему телу были крупные мурашки. Притупленное раздражение её со скоростью света сменялось на покорство, утешение, сладостное удовольствие, жалость к себе и снова по кругу. Голубка будто бы даже сейчас улыбалась, насмехалась, сменяя движения языка с быстрых и напористых на медленные, но сильные, как бы лизала вкуснейшее мороженое, а иногда вела себя так лениво, как незаинтересованная в этом и вовсе. Арлекино закинула голову вверх и почувствовала странную щекотку в области своих бедер. Она использовала все способности своей мимики, направленно держа взгляд в потолок, но всё же опустила голову, открыв глаза. Сначала ей стало смешно, и будто на секунду ее лодыжки перестали болеть от холода, когда она увидела белые перышки возле своей кожи. В голове прокрутилась мысль о том, чтобы вырвать одно из перьев в качестве трофея, посмеяться бы над этой пташкой, но сильный удар ладони по её заднице привел в чувства и заставил сдавленно крикнуть. В её груди забился сгусток, и она издала несколько слабых хрипений, будто задыхалась, как выброшенная на сушу рыба, а крылышки Голубки затрепетали, как крылья подстреленной птицы. Коломбина ударила её по заднице ещё раз, двигая языком и меняя темпы, как волна быстро, медленно, присасываясь или издавая хлюпающие звуки. Мягкая щекотка её крыльев была заглушена зудом в области удара на нежной коже, Слуга раздраженно провела ногтями по своей ляжке, оставляя красные следы, и схватила Коломбину за волосы на макушке, придавливая к мраморной плите её макушку и подергивающиеся крылышки. Резким движением Арлекино оказывается практически на полу, потому что Голубка сильным толчком скидывает её с себя и через секунду запрыгивает на её тело. — Это было больно... – шепчет она на её ухо, быстро нагинаясь к нему, и рука нежно, еле касаясь кожи Арлекино, скользит к её вагине. Мягко два пальца входят во влажное пространство, двигаются произвольно, слегка прокручиваясь. Голубка ненавязчиво опускается к груди Арлекино, сжимая её второй рукой, и грубо кусает чувствительный сосок. В ответ лишь сдавленный вновь стон, Арлекино могла бы возразить, даже сопротивляться такому проявлению страсти, но ощущала будто холод высосал половину её сил, а вторую Коломбина подавила своим шепотом. И всё же она схватила её за руку, пальцы которой совсем скоро, довольно резко и глухо двигались в ней, крепко сжимая её запястье практически до обездвиживания и упорно смотря в её лицо. Голубка не позволяла себе останавливаться и прикладывала всё больше усилий, чтобы просто сильнее долбить в упор, при этом уже более нежно покусывать бусины сосков, изредка поднимаясь к её ключицами, оставляя слабые поцелуи. Лицо Арлекино скорчилось, будто от кислого лимона, и она резко откинула голову назад, почувствовав удар затылка о плиту и кусая губы. Её тело напряглось. Голубка представлялась ей всё с той же тошнотворной улыбкой. Какая гадкая девица. И почему она только вызывает в ней такой трепет тела и души? Предвестница приложила вторую руку к клитору Слуги, производя хаотичные движения, задевая чувствительный орган, из-за чего несовершенство ощущений пальцев внутри неё колючей волной удовольствия, смешанного с желанием расслабиться от мышечного сокращения, прокатило с головы до ног, и Арлекино тихонько застонала, звуки легко выходили из её гортани по причине опрокинутой головы и прямого выхода воздуха наружу. За несколько минут Коломбина оставила вдоль её тела дорожку засосов, бледная кожа покрылась красными пятнами от её зубов, и она практически не чувствовала запястье от сильной хватки Арлекино, действуя по наитию. Десятки секунд медленных и четких ударов вглубь и неразборчивая стимуляция клитора заставила Арлекино вновь напрячься, резко расслабиться и выпустить несколько сдавленных выдохов подряд. Её бёдра слегка поджались к верху, и то ли это был оргазм, совершенно вымучанный из предвестницы, то ли её тело приняло внушающую его симуляцию от грубых проталкиваний, но Слуга точно почувствовала себя вымотанной и на несколько секунд отключившейся, будто она вновь ударилась о мраморную плиту, но на этот раз потеряла сознание. Голубка уже давно лишилась фрака на её острых плечах: он упал ещё когда они сменили позу. Конечная остановка была медленной, и они не спешили изменить своё положение сейчас. Арлекино всё же отпустила запястье Голубки, услышав мягкий смешок, она закатила глаза, закрыла их и пожелала провалиться сквозь землю. Коломбина положила две руки на щёки Слуги и нежно поцеловала её в губы: несколько раз это был милый чмок, и лишь в последний она углубилась в неё с языком. Девушка в ответ схватила её за волосы и прижала к себе сильнее, будто желая ухватить всё, что не смогла получить от сегодняшнего акта вместе. Голубка отдалилась и рассмеялась, её звонкий смех заполнил всю комнату. Такой милой казалась ей Слуга сейчас, просто прелесть: жадно целовалась с ней, впиваясь обкусанными губами в её, и сколько же энергии в этом прекрасном теле проклятой женщины! Её грудь пышит красотой и пленит, как и неровные изгибы ключиц, покрытые красными пятнами, широкие плечи, длинная шея, а это лицо, этот взгляд! Она не удержалась и вновь поцеловала её тонкие губы. — Ну же... не всегда тебе давить на меня силой... – снова с насмешкой, как слышала Слуга, говорила она и вызывала тем бурлящее раздражение в груди, которое Арлекино не в силах была ни подавить, ни проявить. Она могла бы принять чёткое решение в голове, как ей стоит поступить: в следующий раз она точно не побежит к ней так и точно не станет играть в её игры. Хотя, наверное, это не так уж и плохо. Раздражение её прошло почти сразу, а по телу новой волной окатило спокойствием, где-то на фоне смешавшимся с тревогой. Страшно было за будущее, ведь настоящее казалось до боли спокойным. И всего несколько минут назад она точно также боялась того, что может произойти между ними потом, отчего сейчас расслабленно вздыхает. Их отношения вызывали у неё много вопросов и по большей части потому, что Голубка была слишком далёкой для приземлённых ответов. Несмотря на всю свою неопределенность именно с ней Арлекино чувствовала, что может просто плыть по течению, не зацикливаясь на моментах и ощущениях. Она пропускала сквозь себя все страшные мысли, всё вожделение, удовольствие и боль, не останавливаясь ни на одном из ощущений дольше минуты. Всё мироощущение её проходило сквозь кривую линзу, отражаясь несколько раз, и так было только с Голубкой. Будто она заворожила её, точно ввела в гипноз своим пением с первых секунд встречи и не отпускала до тех пор, пока Слуга не покинет область её пребывания насовсем. И если бы ей дали шанс вернуться назад и выбрать снова "спать с ней или нет", она бы не раздумывая выбрала первое.