Дроздовский после слома.

Я никогда раньше не мог подумать, что стану другим человеком. С самого детства я относился к себе очень требовательно. Родители ругали за мелкие провинности, а будучи подростком я и сам стал ругать себя за что-то. Порой, даже не было причин на это. Я мог заплакать, но сразу затыкал себе рот своей же ладонью, проговаривая в голове, что нельзя плакать, я же сильный. В училище меня ставили для всех примером, это тоже повлияло на меня и мою психику. Тогда я и стал о себе более высокого мнения чем о других. За мой черствый характер и неприязнь к людям меня там не любили. Честно, они меня не волновали. Тем более все завидовали, когда я стал комбатом. Людьми я не дорожил почти никогда. Это было до моего переломного момента - боя. Кузнецова я считал не таким правильным. Слишком смешным и разбалованным для такого времени. Он меня тоже не любил. Еще одна проблема заключалась в Тане. Таня это моя первая любовь. Первая любовь, которую я потерял. Я не успел даже сказать что-то хорошее ей, а накричал. Она была рядом - это было хорошо. Я не буду лгать, что придумывал себе ужасные мысли, думал о ней плохо, пытался внедрить себе в голову, что она не красивая, что фигура у нее ужасная. Это даже иногда и получалось. Меня раздражало, что она лезла ко мне при всех. В землянке придралась за мой характер и поведение. Лишь сейчас я понимаю, какой я дурак. Перед тем боем, я брал пример с нашего генерала Бессонова. Он казался мне реальным примером. Холодный, он обращающий на других людей внимания-то что мне и надо. Но нет, как же я ошибался. Он такой на вид, но в душе, в душе он совершено другой. Я помню как он вручил мне орден, сказал большое «Спасибо.» Когда он разворачивался, я хотел рвануть за ним, и поговорить по душам. Я видел в этом человеке то, что не получал в детстве. Он походил на отца, нет, не внешностью, характером скорее больше. Он был отцом всех тут, все видели в нем поддержку. После моего слома, я осознавал мир заново. Полностью. В госпитале с мелкими травмами, контузией лежал, да понимал все, наоборот старался думать. Было желание подставиться под пулю и покончить с этим, только пули выбирали не меня. С Кузнецовым я наладил отношения. Конечно не идеально, но теперь я мог с ним спокойно поговорить, не кричал за все, что раньше меня конкретно не устраивало. Хотя в этом ничего не было. Я мог улыбаться при солдатах. Но, страх один у меня остался. Привязаться к людям. Я видел, как Николай отходил от потерь своего взвода. Помню как он стоял сам не свой, а потом кулаком по столу в землянке ударил, в волосы свои крепко вцепился и в немом крике застыл. Это было на три минуты. После такого не было. Но, он оставался таким же, таким каким был после приезда поезда, таким же, когда перед ним танцевал Сергуненков и играл на гитаре Нечаев. Девушку я себе так и не нашел. Никто не смог заменить мне мою, одну на весь мир, маленькую, светлую, подходящую на ангелочка - Таню. Я очень многое понял за этот бой. И в какой-то степени я рад, что он был. Я смог выбраться из всей этой жижи, скопившейся во мне. Я понял, что мне не хватает всех тех, кто погиб, но, нужно жить дальше. Это война, здесь каждый становится другим.