Заря

Жизнь, как свеча, догорает без следа, В тени уходит свет, конец спешит. Но где-то там, за краем, ждёт звезда, Что вновь зажжётся, свет её горит.

Я люблю своего брата. Он заботится, поддерживает меня, помогает в сенокосе часто… Мы вместе запрягаем лошадей в дуговую упряжку, но я много раз делал это неправильно, и брат всегда исправлял за мной. Меня часто называли дурачком, потом я стал так называть самого себя. Когда меня окликали, я поправлял и лихо возгласал: «Дурачок сьдесе!». После чего люжане оксились, словно я этого не понимал. Но мне нравилось глядеть, как они молились Господу, прося о богатом урожае и проливном дожде. А я просил о хорошей сорочице — моё рубище слишком потрепалась ещё когда мы с братом ходили в пущу. Поговаривали, что лес зачарованный, там водятся болотистые черти и лесные духи. Но я не боялся, однако брата за руку держал, чтобы он мог положиться на меня в случае чего. Но немножко и я страху давал. Темень вокруг была, а деревья так и норовились вытянуть свои ветки. Слышалось вдалеке стрекотание насекомых, и почему-то мне казалось, что вот-вот услышим мы раскатистый зловещий смех. Шли мы долго, искали багульник болотный, ради мати. Она не могла встать с постели, кашляла, и единственное, что могло ей помочь, как сказал нам лекарь, было то лечебное растение. Правда, я сомневаюсь, что что-то поможет. У меня бывает такое ощущение, когда я могу сказать что-то полностью уверенным в этом. Когда я сказал так старшему брату, он долго глядел на меня и тихо сказал: «Я знаю». Но мы снова продолжали путь, хоть и останавливались на некоторое время, чтоб передохнуть. Тогда, я проснулся рано. Ночевали мы прямо посреди тропинки, решили далеко не уходить. И впервые я увидел рассвет внутри леса, это было прекрасно. Теперь я понимал, почему лес называли зачарованным, и никаких чудищ тут не водилось и в помине. Бред это. А брата я хотел разбудить, чтобы он тоже мог лицезреть красоту пущи. Он тогда так добро улыбнулся, очень светлое лицо, толкнул меня легонько несколько раз, указывая на другую сторону, завороженно смотря туда. А я смотрел на него, хотел смотреть вечность. Я его люблю. Тогда я положил голову на его ногу и блаженно прикрыл глаза. — Может, когда-нибудь, мы увидимся вновь. — Мы и не расстанемся, — тихо выдохнул, всё также смотря туда, но не так, как раньше. — Я всегда буду с тобой рядом. — Может, после смерти мы больше не увидимся? — сказал я то, о чем думал всё время. Может, я не боялся темного и зловещего леса, но до одури боялся потерять своего брата. Я верю, что в будущем мы встретимся вновь, когда вокруг будет мирно, все будут жить счастливо, каждый будет иметь несколько волов, кур и новую сорочку. Я сильно хочу в это время. Когда все будут свободны и будут сами в ответе за свои жизни. — Дадим клятву друг другу, братец? Клятву, что мы во что бы то ни стало, после смерти найдем друг друга? Не у Господа, а на земле нашей. Не той, что есть сейчас, а той, что будет у нас после. Дадим клятву? — схватил мою руку и несколько сжал. — Клянусь. — Клянусь. А всё-таки чудна красота природы. Она единит людей с собою, позволяя ощутить себя целиком и полностью. И нет смысла в смерти: всё живое погибает, но рождается вновь. Рождается чтобы снова охватить то безграничное, что не спрятано, но немногие видят, такие слепы с рождения, но начинают видеть только при смерти, желая уловить то, что им было отведено за всю их жизнь, но не успевают сполна насытиться и умирают в неге и некоторой обреченности. Господь даровал нам необъяснимое, но ничуть не переоценил людей. Он знает, что в скором всё будет хорошо, не будет войн, боли и несчастья. Всё будет, и мы будем, брат.