Лепестки бледно-розовой вишни. Танец под Луной

Такэ Проснулся я от настойчивого стука в дверь. По исходящему от визитеров запаху железа и паленой плоти, остаточным эмоциям чужого страха и боли, пропитавшим всю одежду, тело и даже ауру двоих палачей, могу сказать, что не так давно утренние гости кого-то пытали. В усладу и радость погрязшим в крови душам. Мне хотелось передернуть плечами и оградиться от общения с ними, но выбора нет. Я лекарь отряда охотников за генералами. Часть гильдии наемников. — Тао-се, — обрадовался моему пробуждению Норманн, — нужна твоя помощь. Подлатай кое-кого. Я, не споря и растягивая драгоценное время моих пациентов, взяв с собой все, что мне может понадобиться для их исцеления, вышел за главой гильдии и рыцарем. Шел за ними следом, тем же коридором, к той же комнате, что не так давно была допросной для леди Натани. Теперь же это пыточная комната для лжецов и наговорщиков, пытавшихся ввести в заблуждение Советника и принца, чтобы их руками убрать конкурентов. Глава семьи Остолосс и его наследник, возомнивших себя поборниками справедливости и чести, за отказ леди Натани стать частью их семьи, решили от нее и ее рода просто избавиться. Старо, как мир, но действенно. Только, поселившийся по моей воле в разуме Айсидора червячок сомнения, подтолкнул его к мысли о жестокой подставе и наговору. — Никто, слышиш-ш-ш-шь, никто не смеет… –что-то там неразборчиво пытался сказать глава Остолосс, перед тем, как в очередной раз на его шее затянулось золотое кольцо с выбитыми на нем рунами подчинения и покорности. Мужчина в почтенном возрасте, с благородной сединой и паутинкой морщин вокруг глаз, со ставшим хроническим ревматизмом, был едва похож на человека. Скорее на свежо-выпотрошенную тушу скота, разделанную опытным мясником точно, филигранно. Ровные, где нет артерий и вен порезы, по мышцам и тканям, дозволительно глубоко, с медленной потерей крови. Все так, чтобы жертва не умерла за пару часов, а жила и даже была полезна после. — Тао-се, окажи барону Остолоссу любезность, — с широкой, довольной улыбкой, говорит Норманн, продолжая распространять вокруг себя миазмы гнили и чужих страданий. Рвотный комок, подкативший к глотке, был мной проглочен. Рука, потянувшаяся к склянке, не дрогнула, как и голос: — син Барон, разрешите… — и он поднял на меня свой взгляд. Залитые кровью глаза, в которых были только гнев и злость, но ни капли покорности, смотрели на меня с желанием убить, порвать на лоскутки и скормить самым голодным в городе собакам. Не знаю, правдивы ли слова о том, что он хотел уничтожить леди Натани, подставить ее и забрать все имущество рода Стэхани, но истины намерения уничтожить, стереть в порошок тех, по чьей вине останется на всю жизнь калекой его сын. Переломанные в нескольких местах ноги, перебитый позвоночник и отбитые внутренности, и все ради того, чтобы барон был сговорчив, увы, но не исцелить полностью. Я могу помочь восстановить прежнюю работу органов, срастить кости, но не смогу вернуть возможность ходить. Парень, в самом расцвете сил, останется прикован к кровати. — Руки прочь, маль… — но речь его оборвалась на полуслове, так как посмотрев на него, всего лишь губами я произнес фразу: — На крыльях ветра в просторы небесные ворвётся драконий дух, — взгляд барона на миг прояснился, густые брови полетели было вверх, а он сам стал расправлять плечи, как понял и осознал, что чуть меня и себя этим не выдал. Поэтому ждал окончания лечения. На вопросы о здоровье отвечал коротко, с такими же нотками грубости и раздражения, как и раньше. — Син Родерон, син Норманн, мне нужны будут вот эти растения, — и протянул список, — желательно в сухом виде. — Они не нужны здоровые, только способные внятно… — но син Норманн прервал речь мага, сказав, что раз надо, значит надо. И они покинули комнату, оставив меня наедине с бароном и его сыном. Я же, для надежности и сокрытия тайны моей личности, бросил под наши с бароном ноги формацию «Тишины». Она тут же закружила и подняла к потолку вихрь светло-розовых лепестков. Этим подтверждаю свою личность, и опровергаю гуляющие по Западному и Восточному королевству слухи, заявляющие о моей смерти, показывая, что я жив. Лепестки медленно и плавно падали вниз, на пол, а барон бился головой о сложенные руки и молил о прощении за причинении вреда дому Стэхани. — Дайотори-доно, мне нет прощения, нет... - причитал барон, продолжая биться головой и молить о помиловании, - я посмел оклеветать леди Натани... забыл о вашей милости, о вашем покровительстве, - забыл он. На ее узоре сущности с того самого дня, как встал на ноги стоит моя метка, означающая покровительство и защиту. Об этом верхушка города прекрасно осведомлена. Но, не до разбирательств сейчас. Важнее то, что грядет, а не то, что уже случилось. — Нет времени на формальности. Перейдем к сути, — и показал на мальчика, лежащего без движения, жизнь которого с каждой минутой становится все короче и короче. — Я могу ему помочь, но ходить он вряд ли сможет, — и тут же по щекам мужчины потекли багровые дорожки слез. Плечи задрожали, а вой вырвался из горла. Мне было жаль человека, ставшего игрушкой в руках палачей, поэтому я дал ему надежду: — миледи Стэхани. У ее семьи и рода есть связи с целительскими кланами на востоке и севере, — тут же вой прекратился. На меня смотрели два провала мольбы. — Только что вы можете предложить взамен? — Я готов на все, ради спасения сына, Дайотори-доно. — Даже на ссылку? — Если это поможет Бруно, то да. Я готов буду отдать все, что у меня есть. Каждый золотой, серебряный и медный, лишь бы… Продолжать этот разговор смысла не было. Поэтому я использовал целительские способности своего рода, и окружив наследника Остолосс туманным маревом, запуская процесс восстановления и исцеления. Для этого лепестки вишни проникали в нанесенные раны, растворялись светло-розовой дымкой, погружаясь в мышцы. С переломами было сложнее. Лепестки должны были на время стать частью его скелета, слиться со сломанными костями, окружить его как пленкой, собрав все осколки. Только тогда запуститься процесс регенерации. Но этот процесс болезненный. Об этом я и сказал: — Придется потерпеть, — посылаю в его сторону вихрь лепестков, бархатная поверхность которых в скором времени начнет неимоверно жечь его изнутри, опаляя тело, кровь и кожу, словно огнем вулкана. Мальчик кивнул, приготовился к жару и все-таки не сдержал вырвавшегося стона боли и крика. Выгнулся в спине и вновь свернулся в калачик, скуля и моля закончить. — Как мне вам отплатить, Дайотори-доно? — спрашивает барон, падая к ногам. — Две жизни, две просьбы, — на что глава рода Остолосс не отказывается, а снова кланяется в ноги, ожидая моих слов. Соглашаясь стать частью гильдии и отряда Охотников, я поставил себе цель — найти друзей. Живых, или похороненных — неважно. Лишь бы узнать, что с ними на самом деле произошло и где они сейчас. А у барона Остолосса и его рода, насколько я помню, отличные связи в теневом мире. За мешочек золотых находится любая информация, даже если информатор уже давно на том свете. И именно информация мне как раз нужна. — Просьба, барон Остолосс, пока одна — мне нужно узнать где находится могила старейшины Арахнира-доно… *** — Этот мальчишка, Нор-се, мне покоя не дает! — высказывал свои мысли и подозрения по поводу лекаря маг, делясь ими со своим другом по оружию. Тот же не обращал внимания на необоснованные подозрения, говоря, что он слишком зациклен на заговорах и бунте оставшихся в подполье драконов. — А я тебе говорю… — Род, заканчивай! — остановил его глава гильдии, резко дернув за рукав. — Тао-се обычный квартерон. В нем нет ничего особенного, — но мага не переубедить. Он, по какой-то причине, после того, как коснулся провала глазницы и в полной мере ощутил на себе остаточный след Проклятого Пламени, начал улавливать от мальчишки-лекаря некую вторую сущность, скрытую за печатями и замками. Может, это просто драконье наследие, спящее в одной четвертой части крови, а может, что-то большее, сокрытое от чужих глаз. Родерон, понимая, что его никто не поддержит и не поймет, разделив подозрения в загадке, витающей около парня, сохранил мысли о слежке за Тао в чертогах своего разума. Ими он ни с кем не поделится, как и наблюдениями в нехарактерном квартеронам и полукровкам поведении. И еще этот запах, едва уловимый, почти не распознаваемый простым нюхом. Аромат цветов, а точнее цветущей вишни светло-розовых лепестков, который исходил от парня, от волос, одежды, даже от магии. Конечно, все это ничем не обоснованные подозрения, без фактов и доказательств, но чутье мага, служащего на благо королевства десятки лет, не обманешь и просто так не откинешь в сторону. Его нужно убедить в том, что подозреваемый именно такой, каким перед всеми предстает, а не такой, каким видит его Эдмунда. — Род, акстись! — остановил его Норманн, когда тот хотел выбить дверь допросной комнаты, в которой лекарь закрылся изнутри, добавив для надежности печать против проникновения. — Я сам все ему отдам, — и под тяжелый взгляд друга зашел, когда печать с комнаты наконец-то спала. — Все то, что ты просил, — протянул мальчику пакет с ингредиентами, спрашивая о бароне и его отпрыске, выглядевших не так жутко, как полчаса назад: — жить будут? — Да. — А смогут на главной площади покаяться перед родом Стэхани и принести клятву верности королевскому роду? — Смогут. — Вот и славно, — большего от барона и наследника семьи Остолосс не требовалось. Покаяться, поклясться в верности королю и принцу, а также отписать все добро и нажитое имущество гильдии наемников года Ситир, оставшись оправданными, свободными, но бедными, идущими волною дорогою, куда глаза глядят. — Пошли, Род, Тао тут справится… — и маг пошел за другом, одарив перед этим мальчика внимательным взглядом, изучающим его не как союзника, а потенциального врага. И всего на мгновение, задержав на нем взгляд, опустил его к ногам, к лежащему на полу сыну барона, увидев: — Лепесток…