
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Что труднее: покорить вольный город или покорить сердце омеги? Хватит ли одной ночи чтобы сорвать цветок пустыни и не пораниться об острые шипы?
AU, в котором Арсений прирождённый завоеватель, а Антон не просто нежный цветочек.
Примечания
Мне хотелось прочитать работу с антуражем древнего востока, но их оказалось до смешного мало, поэтому мне пришлось написать её самой. Это не первый фанфик, который я начала писать, но первый который я закончила и выкладываю в открытый доступ.
У меня тут смешались какие-то элементы из Великолепного века, Принца Персии и Сказок 1001 ночи, надеюсь, вы не будете к этому придираться. ПБ включена.
Посвящение
Удивительному импрофандому и манящему востоку.
13.05.2024
№9 по фэндому «Импровизаторы (Импровизация)»
Цветение в пустыне.
26 января 2025, 03:00
Со дня великой свадьбы минуло два месяца, и в пустыню пришло жаркое удушливое лето. Персидское солнце, и так не скупившееся на тепло, становилось поистине щедрым на жару, иссушая своими лучами всё живое. Месяц Зуль-каада с арабского переводится как «сидеть», и потому караванщики всегда стремятся к его началу вернуться домой, а бедуины-кочевники прерывают на время свои странствования, разбивают лагеря близь крупных городов и вновь возвращаются к осёдлому образу жизни. Так и неподалёку от великого Персеполя — жемчужины владений династии Ахеменидов образовалось временное поселение.
Прекрасна и величественна столица Персии, но в сердце её дворца, увенчанного куполами, не всё спокойно. Известие о том, что Шехзаде распускает свой драгоценный гарем и отсылает прекрасных наложниц из дворца, достигло ушей султана, и тот оказался им невероятно удивлён.
— Сын мой, уверен ли ты в своём решении? Ты так тщательно отбирал омег для своего гарема, что тот поистине можно сравнить с сокровищницей. Твои омеги — услада для глаз и отдых для тела и души. Неужели расстанешься ты с ними без сожаления?
Наследник престола понимал удивление родителя, но сомнений по поводу своего решения не имел.
— Да отец. В сокровищнице моей души отныне лишь один бриллиант. Он ласкает и взор, и душу, и нет места там более никому.
— Похвально это, но как же ты будешь проводить свой гон?
— Другие альфы как-то справляются, и я справлюсь. Тем более ты должен меня понять, ведь уже отправил своих наложниц на заслуженный покой.
Султан покачал головой.
— Я давно не молод сын мой, и не чувствую уже той жажды и остроты ощущений в свой особый период. А твой организм в расцвете, он пышет силой и требует больше внимания.
— Не беспокойся отец, мой муж утолит мою жажду.
Падишах задумался над словами сына.
— Слышу в словах твоих уверенность, но пока ты на деле не подтвердишь их, не позволю прогонять из дворца этих прекрасных омег. Дождёмся твоего гона, тем более он уж близится. Если ты проведёшь его лишь со своим мужем, не впустишь в свои покои ни одного своего наложника и не наведаешься к ним сам, то я поверю, что более ты в них не нуждаешься.
Наследник подчинился своему отцу. Хоть его немного и возмутило, что тот вмешивался в дела его гарема, но слово правителя – закон.
Через неделю после разговора гормоны овладели персом до ужина. Он сразу же как почувствовал, что знакомый жар разливается в его паху направился в свою опочивальню и послал ближайшего слугу за Антоном. Тот явился без промедления, словно стрела, посланная крепким луком, понёсся к мужу, бросив все свои дела. Лишь завидев омегу, Арс прильнул к нему, как к спасительному источнику в жару и четыре дня не мог от него оторваться. Запахи подчинённых ему омег доносились из-под дверей в покои, пытаясь своими феромонами привлечь его к себе, но аромат любимого перебивал их все. Ни разу альфа не порывался встать, чтобы заменить принца кем-то другим, ни разу не соблазнился разделить ложе с кем-то ещё. Одного единственного супруга хватило ему и количество вязок он заменил на качество. И не только страстью единой был охвачен альфа, но и нежность и заботу проявлял он к своей паре, чего раньше он в такой период за собой не замечал.
По прошествии этих дней сдался султан.
—Твоя взяла, — сказал он, — но раз не увижу я боле твоих чудесных омег, устроим на прощание праздник. И пусть ещё раз станцуют они перед нами, не стесняясь своих умений и талантов.
Любил султан устраивать такие вечера. После вкусного ужина собирались его приближённые: визири, советники да генералы, сын приглашал своих эмиров и устраивались они в небольшом зале. Музыканты услаждали слух игрой на инструментах, а слуги разносили напитки и угощения. И звали они наложниц, чтобы порадовали те своим видом и красотою. Омеги хоть и принадлежали наследнику, но полюбоваться их танцем и яркими нарядами было позволено этому узкому кругу людей.
— Конечно, отец. Я распоряжусь чтобы сегодня вечером малый зал был готов принять Вас и всех наших гостей.
***
Заиграла музыка. Достопочтенные альфы, что удобно устроились на подушках полукругом, замолкли, прервав свои умные беседы. Под лёгкое вино и сладкие фрукты их тянуло больше философствовать и шутить, чем говорить о делах, но все разговоры сейчас были отложены. Под стук барабана на центр комнаты начали выплывать из-за ширмы прекрасные омежки. Их головы прикрывали цветастые платки, но животы и талии были обнажены и притягивали к себе взоры присутствующих. Щедро усыпанные блестками полупрозрачные юбки в несколько слоёв и короткие лифы с вышивкой обрамляли стройные тела. Подобно луноликим гуриям из восточных сказок, они извивались под ритм музыки. Каждая омега показывала себя, стараясь привлечь внимание и танцем заворожить всех альф. От тканей пестрело в глазах, а украшения на их руках поблёскивали на свету. Вдруг барабаны затихли. И начали выстукивать другую, более медленную мелодию. Омеги переглянулись, не совсем понимая как под это танцевать, и кто попросил это играть, но тут их заставил расступиться звон монеток. На середину вышел высокий омега. Лицо его скрывала чёрная вуаль, оставляя лишь яркие глаза блистать малахитовым цветом. Его наряд был более скромным, но не менее эффектным чем у стальных: грудь его прикрывала атласное чоли, а снизу широкие, непрозрачные шальвары чёрным шёлком струились по ногам. Они состояли из сложного переплетения лоскутов ткани, что колыхались от движений бёдер. Это заманивало и привлекало, не давая разглядеть ничего лишнего. Живот прикрывал тонкий муслин, а бёдра украшала серебристая цепочка с висящими на ней монетками, что при движении давали ритмичный звон. Пока остальные замерли, юноша медленно поднял руки на верх, жарко обжёг взглядом наследника, и как-то по-особенному взмахнув бедром, начал танцевать. Невозможно было не отметить фантастические движения его невероятно гибкого тела. Как чутко отзывалось оно на тончайшие изменения всё убыстряющейся музыки инструментов. В какой-то момент к барабанам добавилась и флейта, замысловато вплетая в танец свои ласкаищие звуки. Омега звоном своих украшений дополнял окружавшую его музыку, будто сам был музыкантом и играл мелодию лишь своими бёдрами. Альфы не могли оторвать от него взора, жадно пытаясь поймать его взгляд, но как бы танцор не двигался, своих сияющих словно звёзды глаз он не отводил от Шехзаде. От чувственного танца тело омеги вспотело и по комнате начал разливать благоухающий аромат адениума. Мужчины заёрзали на местах, от омеги шёл такой жар, словно тысяча солнц раскалило комнату, но каждому из них было понятно, что предназначен он лишь одному в зале. Звук барабанов достиг своей кульминации, и юноша закружился, как вихрь, и с последним аккордом рухнул к ногам своего владыки. Настала тишина. Шехзаде поднялся с места и приблизился к омеге. — Прошу простить меня, дорогие гости, но я не смогу более составлять вам компанию этим вечером, — сказал наследник, а после этого подхватил своё сокровище на руки и унёс в их покои. «Возможно мой сын что-то да понимает в омегах» — подумал правитель персов, а в слух произнёс: — Гости мои, продолжим же веселье! Музыканты, играйте! — и хлопнул ладонями. Все в комнате словно очнулись от транса и вернулись вновь к вину, разговорам и лицезрению танцев омег, которые тоже отмерли и принялись ненавязчиво развлекать гостей. В царских покоях, наедине, чаровник продолжил исполнять свой танец. Без посторонних глаз его движения стали развязнее, Антон вытягивал лоскуты из своего наряда, и лишаясь тканей выглядел всё откровеннее. Феромоны дурманили голову альфы, призывая подойти ближе. Принц завлекающе вращал бёдрами и животом, изящно вскидывал руки над головой и постепенно обнажал перед мужем бёдра, колени и щиколотки с тонкими браслетами на голых ступнях, и под конец оставил прикрытым только свой перед. В памяти альфы всплыли слова, что хотелось посвятить омеге: — Стан её – кипарис, А лицо – лик луны, Будто сахар уста – И свежи, и нежны… С груди юноши ткань исчезла каким-то чудесным образом, и теперь на ней красовались только золотые цепочки разной длины и толщины, не способные совершенно ничего скрыть. Омега был близко, он дразнил своим телом. Его хотелось поймать, сжать в ладонях и провести языком по коже, собирая ароматный пот до самого пупка. — Что в твоём танце есть такое, что он затмевает всех других вокруг? Платок давно слетел с лица и не скрывал хитрую улыбку на любимых губах. — Другие танцуют, чтобы показать себя лучше остальных, а я танцую, чтобы доставить удовольствие своему мужу. Антон замедлился, позволяя обхватить свои бёдра сильными ладонями. — Я сейчас в таком воодушевлении, — пробормотал Арс, уткнувшись носом в мягкий животик, — что желаю доставлять удовольствие только тебе. Тонкие пальцы скользнули в чёрные волосы, чуть сжимая пряди в ладонях. — Как моему повелителю будет угодно.***
Среди всего прочего месяц Зуль-каада был одним из трёх в году, когда у Антона наступала течка и юный принц уже чувствовал её скорый приход. Это станет его первым эструсом после женитьбы и ощущаться он будет иначе чем в невинности. Понимал это не только сам принц, но и его муж и все приближённые. Одной из первых изменения почувствовала, как ни странно, хасеки-султан мать Арса. В один из дней она подошла к Антону после обеда и завела с ним разговор о важности первой течки в браке. Она призвала омегу ни о чём не беспокоится, доверится во всём мужу и не стесняясь обращаться к ней или слугам, если ему что понадобится. Так же она намекнула, что не стоит близко к сердцу воспринимать слова султана, но тогда принц её не понял. Всё стало ясно через пару дней, когда запах усилился на столько, что альфы стали понимать, что грядёт великое событие. Метка на шее принца не давала прельститься на это кому-то кроме мужа, но то, что близится течка поняли все. И тогда султан вызвал к себе на разговор своих наследников. — Дети мои, на ваших плечах большая ответственность за будущее Персидской империи и нашего прославленного рода. Арс, — Серег обратился к своему сыну, — так вышло, что ты мой единственный наследник. Альфа. Когда Аллах примет меня в свою небесную обитель, ты займёшь моё место и возглавишь народ наш. И я горд тем каким ты вырос: твой характер успел закалится в боях, ты сумел окружить себя достойными соратниками, ты способен держать совет с моими визирями и даёшь не по годам мудрые советы. Пришло время и тебе обзавестись потомством. Арс с уважением слушал речь отца и со всем соглашался. — Да, отец. — Антон сын Андрея из рода Шастун, ныне ты - часть нашего рода. Мой сын выбрал тебя своим хасеки и с этим, предоставил тебе честь выносить и родить его детей – следующее поколение Ахеменидов. Твой долг родить альфу – сильного правителя, который станет гарантом дальнейшего процветания нашей семьи. Мы приняли тебя в своём доме и возлагаем не тебя большие надежды. Принц прибывал в небольшом шоке от возвышенных речей повелителя персов и сумел только молча склониться перед ним, принимая всё, что на него возложили. — Да благословит Аллах твоё чрево. А теперь ступайте и помните моё напутствие. Падишах отпустил пару, дав свой наказ и благословение, и Шехзаде проводил своего мужа отдыхать в его покои. — Ты в порядке, свет моих глаз? Отец не слишком напугал тебя? Всю дорогу к своему крылу омега был поглощён в свои размышления. — Как так вышло, что ты единственный альфа и единственный сын своего отца? — Этот вопрос давно зрел в голове юноши, но повода задать его не было. — Как ты знаешь, у меня есть три младшие сестры, — Антон кивнул. Ему было известно, что все три сестры Арса родились омегами и всех троих уже отдали замуж в юном возрасте за трёх разных правителей важных областей Персии. — Роды самой младшей Надин, дались матери слишком тяжело, и наш лекарь не рекомендовал родителям больше зачинать ребёнка. Принц не знал этого. — Но у султана был свой гарем, он мог бы… — Нет. И на это есть серьёзные причины, — альфа устроился на подушках рядом с юношей и начал свой рассказ. — Издревле, каждый персидский султан кроме главной жены, держал ещё и омег наложниц. Они так же могли родить правителю детей, но те не являлись его наследниками. В приоритете всегда было потомство от хасеки. Старший альфа занимал престол после смерти отца и становился новым султаном. Если наследник погибал, до вступления на трон, то его место занимал следующий альфа. Если на момент смерти правителя у них с хасеки не было ни одного живого альфы в потомстве, то наследником мог быть признан старший сын-альфа от одной из наложниц. Поэтому гаремы и существовали, у султана всегда должен быть наследник, и желательно не один. На этом моменте перс глубоко вздохнул, переходя к тяжёлому моменту рассказа. — Мой дед, султан Азид ибн Салах, да славится его имя, был единственным законным наследником своего отца, но не самым старшим. До своей женитьбы султан Салах зачал двух сыновей с одним из омег своего гарема и оба они оказались альфами. Через пару лет родился Азид и когда его достопочтенный отец отошёл в мир иной, он, разумеется, готовился стать новым султаном. Но в это же время его братья попытались оспорить его право на престол тем, что они старшие дети почившего султана. Когда всё собрание царедворцев султана во главе с визирем встало на сторону законного наследника, они задумали дурное. В ночь перед обрядом вхождения на престол альфы совершили покушение на жизнь законного наследника. К счастью, у них ничего не получилось. За это преступление, они были судимы и казнены на главной площади города в назидание другим. После этого мой дед и мой отец с осторожностью относились к зачатию детей не от главной омеги, боясь повторения истории. Антон был в ужасе от этого рассказа: единокровные братья пытались убить будущего султана, ради власти. — Я ни разу не проводил с омегами из гарема течки, чтобы не заводить детей, до появления официального наследника от хасеки. И теперь уже никогда не проведу, так как все мои наложницы отосланы из дворца. Поэтому мой отец так радеет за скорое появление наследника, — Арс притянул мужа ближе к себе и обнял, — я не хочу, чтобы это давило на тебя. Я знаю, что дети не всегда появляются после первой же течки и не жду этого. Но ты должен был знать историю моей семьи и почему султан провёл с нами эту беседу. После рассказа перс оставил Антона наедине с его мыслями, а сам отправился решать свои очередные дела.***
Весь день Антон не мог отделаться от тяжелых дум. Султан хотел дать напутствие перед течкой, дать своё благословение, но всё чего он добился, это ощущения неподъёмной ноши на плечах омеги. Юношу охватила тревога и ему вдруг захотелось оказаться в теплых объятьях своей матери. Почувствовать ласковую руку отца на своей голове. Тоска по дому охватило его сердце и всё его нутро тянулось на запад к финиковому оазису в пустыне, к его любимому торговому городу Аламуту. Родись он альфой, как его младшая сестра Тамина, он бы сейчас был дома. А теперь он далеко от родных, в чужом дворце, что вдруг стал казаться ему слишком большим и холодным. — Ира, Оксана! — Позвал омега своих прислужниц. Те быстро вошли в господскую комнату, так как обе были неподалёку, — принесите мне фиников. — Сию секунду, Антон-хасеки. — Только принесите непременно аламутских, что отец дал нам при отъезде. Девушки, готовые было убежать выполнять поручение, замедлились. — А, господин, аламутские финики уже закончились, — сказала Ира. — На прошлой неделе вы съели последние, — добавила Оксана. — Как!? Уже… — Принц был жутко расстроен. Ему так хотелось ощутить вкус любимого домашнего лакомства, что его с новой силой одолела печаль. — Простите, господин. Может быть принести вам местных фиников или привезённых из Египта? — Нет, — омега не желал их, — оставьте меня. — Девушки низко поклонились и стали отходить к выходу. — И передайте Шехзаде, что я хочу сегодня побыть один, — услышали они перед выходом.***
По прошествии двух дней у омеги совершенно «подурнел характер», как выразился престарелый придворный лекарь. За две недели до начала течки, в его организме началась грандиозная перестройка и приготовление к зачатию, ведь рядом наконец-то был сильный альфа, способный зародить здоровое потомство. Омежья природа сводила Антона с ума, а нахождение во дворце Персеполя только усугубляло положение. Резиденция великого султана Персии, да продлятся его дни, ещё не успела окончательно стать домом для омеги. Наполненный сотней слуг и рабов, придворными, визирями, гостями и прочими, он иногда напоминал улей, что никак не угомонится. Постоянное окружение большого количества новых людей раздражало, а прибывание в дали от любимых родителей вызывало щемящую тоску на сердце. От того и чудил омега, гонял своего мужа, слуг, рабов и прочих придворных, пытаясь успокоить своё нутро и унять зуд в душе. Первыми признаками стало то, что Арса могли посреди ночи выгнать в свои покои, потому что стало слишком жарко, слишком тесно или он слишком громко дышал. А потом на утро альфа мог обнаружить, как принц спит в его кровати, притулившись сзади с самым невинным выражением лица. Далее стали наблюдаться капризы в еде. Особо тщательно отбирались десерты к столу султана и его семьи. Омега лично порывался заявиться на кухню, с каждым разом убеждаясь, что те распоряжения, что он передавал через прислужниц, были поняты не верно. Ягоды были недостаточно свежими, пахлава недостаточно сладкой, а тесто недостаточно пышным. Многие запахи начали раздражать омегу и по прошествии трёх дней, он начал принимать пищу исключительно в своём крыле, отдельно от общего стола. За неделю до течки Антон стал строить гнездо на своём ложе. Он придирчиво отбирал бельё и покрывала для него, отметая не подходящие варианты, что приносили ему Ира и Оксана. Особо им ценилось приданое привезённое из Аламута, что своими орнаментами и запахами напоминали родительский дом. В свою комнату Антон стал пускать Арса не охотно, а уж чтобы попасть в гнездо, ему каждый раз требовалось выполнить какое-то желание омеги: принести подарок, дать обещание или развеселить какой-то историей или шуткой. — Антон, свет очей моих, откликнись. Ты слышишь меня? — Персидский наследник стоял у запертых дверей в покои мужа, прижавшись к ним спиной. — Да, я здесь, мой любимый муж, — запах омеги явно доносился из-за двери, давая понять, что тот стоит совсем близко. — Я всё ещё любим тобою? — Конечно, мой господин, что за вопросы? — ещё бы такой вопрос не возник. — От чего же ты не пускаешь меня в свои покои? — Я… мне… — кажется Антон и сам не знал ответа на этот вопрос, он просто чувствовал, что ему и его телу нужно время в одиночестве, но не мог понять почему, — так пока нужно, Шехзаде. Вы гневаетесь на меня? В ответ послышался тяжёлый вздох. — Нет, мой сияющий нефрит. Если ты так чувствуешь, я готов ждать столько сколько потребуется. Сейчас Арс был рад хотя бы тому, что муж не рычит на него, отвечает на вопросы и даже разговаривает с ним ласково. — Чем ты занят там в одиночестве? — Я читаю, мой повелитель. — Поведай мне, о чём твоя книга. Принц улыбнулся и подсел поближе к двери. — Ну слушай, раз тебе так интересно. Антон пересказывал мужу любимую историю о бедном непутёвом юноше Ала ад-Дине, о коварном колдуне и волшебной лампе. Занимательна была его сказка. И любовь в ней была и волшебный джин, исполняющий желания, и обман, и доброта. А принц был просто несравненным рассказчиком. — Как сладостен твой рассказ, хорош, усладителен, и нежен, я бы весь день сидел под твоей дверью, — к наследнику приблизился слуга, подавая знак, что того зовут, — но дела мои уже ждут меня. Вдруг дверь в покои открылась и на пороге показался омега. Он притянул мужа к себе и поцеловал. — Ночью я буду ждать Вас у себя, мой господин, — а потом захлопнул дверь, чтобы муж мог уйти по делам.***
Вечером уважаемый эмир наследника Серж пригласил своих друзей к себе на ужин. После вкусной трапезы они решили выпить. Альфа сам разливал вино по кубкам, подавал их Арсу и Диме и выпивал вместе с ними. Первый кубок выпили за славный вечер, второй за здоровье, а третий и четвёртый уже не помнили за что. — Что-то друг ты наш не весел, что-то голову повесил, — решил всё-таки отметить Серж состояние Шехзаде. — Да что, Серёж, как же голову тут не повесить, раз муж меня в свои покои не пускает. — О даже так, — удивился низкий альфа, — может ты что-то не так сделал или обидел его чем? — Кажется, что нет. Я всегда с ним ласков и учтив, всегда готов у меня подарок для него и доброе слово, — ответил Арс. — Моя Катиф сказала, — вмешался Дима, — что скоро у принца начнётся эструс. Катиф-хатун была не только женой Димы, но также и успела за короткое время стать приближённой подругой Антона и знала о его состоянии из первых уст. — Да это так. И очевидно от этого, он так требователен и капризен в последнее время. Но от этого знания мне не легче. Так хочет мне быть рядом с ним хотя бы по ночам, когда свободен я от дел государства. — Не переживай, друг, это время нужно просто переждать. А тебе надо немного расслабиться, и мы здесь для этого. И решили приятели, что немного вина и веселья не помешает им и поможет отвлечься от проблем. И стали они пить и петь песни, чтобы разогнать тоску и облегчить настроение своего друга. «Пей во здравье, радостью наслаждаясь! Вот напиток что болезни излечит.»***
Когда ночь стала совсем чёрной и глубокой и ни единого прохожего не осталось на улице, вспомнил альфа, что муж обещал сегодня ночью пустить его в свои покои и заторопился домой. — О луна моей ночи, о свет очей моих, открой же мне, ибо я – твой муж и пришёл к тебе, чтобы быть с тобой и укрыть тебя в темноте и приласкать, — постучался в двери альфа. Услышав, что муж за дверями стучится к нему, Антон встрепенулся с кровати и подбежал ко входу, чтобы впустить его, но тут из-под двери потянуло мешаниной запахов. — Эфенди, прежде чем я тебе открою, ответь, а где же ты ужинал сегодня? Альфа удивился такому вопросу. — Серж – друг мой пригласил меня к себе. Ты ведь его знаешь. — Знаю, — отозвался Антон, — а не пили ли вы там вина? — Пили, — ответил Шехзаде, — за встречу и за дружбу нашу крепкую. — Тогда не могу я впустить Вас к себе, мой господин. — Почему же? — расстроился альфа. Он уже стоял, облокотившись на дверной косяк, потому как ноги держали его не совсем крепко. — Да от того, что аромат ваш, слишком чужероден сегодня, а с моим чутким обонянием, не смогу я стерпеть этого сейчас. После встречи и долгого времени, проведённого с друзьями, перс пропах чужими альфами и вином. Слишком восприимчив стал омега и потому мужа своего он прогонял от порога. — Очень жаль, что вы, зная, что я жду Вас сегодня в своих покоях, решили не торопиться ко мне. Снова омега обиделся на мужа за что-то. И пришлось Шехзаде снова подчиниться. Он решил, что лучше завтра, протрезвев, поговорит со своим супругом и отправился спать.***
С утра альфа получил от своего суженого записку, что впустят его в покои только тогда, когда он привезёт ему фиников из Аламута. Несколько дней уже омега просил эти плоды. Все что были в Персеполе у торговцев скупили дворцовые слуги и принесли ему, а было их не так много и успел их принц уже съесть. А за новыми караванщики ещё не отправлялись, так как месяц осёдлой жизни ещё не подошёл к концу. Делать нечего, если муж не подпустит его в течку, то и сам будет страдать и альфу изведёт и Арс приказал снарядить самых быстрых жеребцов и с парой верных друзей выехал из города, чтобы загладить свою вину. А после обеда к Антону на беседу поспешила Катиф-хатун. И не мог принц ей отказать, ведь омега была старше него, давно замужем за другом Арса, имела уже двоих детей и славилась своей мудростью среди омег. Всегда готов он поделиться с ней своими мыслями и услышать от неё совет. Благородные омеги устроились в тени на балкончике в крыле хасеки, пока слуги приносили им чай и сладости. — Не глупи, Антон-хасеки, со дня на день начнётся твоя течка, а ты отправляешь мужа в Аламут за финиками, — сразу же начала причитать Катиф-хатун, — туда неделя пути и столько же обратно, как же он успеет к тебе вовремя? Принц понимал, что она права. — Я сам не знаю Катиф-хатун. Зачем же я ему написал это? Сам не свой я совсем. — Вижу я, что не спокоен ты уж сколько времени. Что же тебя всё-таки тревожит, друг мой? Антон старался объяснить всё как есть. — Скоро начнётся моя течка и чем она ближе тем более чужим я себя чувствую в этом дворце. Стены давят на меня, подушки колятся, а перины недостаточно мягкие. — Но ведь ты свил уже в кровати своей гнездо, не так ли? — Антон уже рассказывал подруге об этом. — Так всё, но не хватает в нём чего-то и это меня злит и раздражает. Не хочу я мужа туда впускать, пока не готово оно окончательно. Ведь в таком деле всё важно. — Антон, — Катиф схватила принца за руки, — посмотри мне в глаза и скажи, чего ты боишься на самом деле? В зелёных глазах дрожали не пролитые слёзы. И принц прошептал то, что боялся сказать вслух. — Что, если моё чрево не принесёт плоды? Женщина присела поближе, прижала юного друга к себе, как только матери умели прижимать детей, и заговорила. — Ты здоров, лекарь уже осматривал тебя. И нет никаких причин думать дурное, — она успокаивающе поглаживала юношу по спине, — тем более ты не обязательно должен понести после первой же совместной течки. — Но я чувствую, что все ждут от меня этого. Эти разговоры, эти взгляды, они давят на меня, душат моё горло. И я пытаюсь лишь найти то, что меня успокоит. Все во дворце ждали хороших новостей, о начале течки, о беременности хасеки и о рождении альфы. — Я понимаю. Наследник Арса станет благословением для правящей семьи. Он станет гарантом стабильности и непрерывности правящего рода. К тому же он распустил гарем и его наложницы не принесут ему детей, которые в случае, если с вашим ребёнком что-то случится или ты не родишь на свет альфу, смогут стать официальными наследниками. Все его потомки будут от тебя и на тебе огромная ответственность. — Ты совсем меня не успокаиваешь, — сказал Антон. — Тогда позволь мне, как другу, поведать тебе одну суфийскую притчу, — принц кивнул. — Она об одной мудрой женщине, что жила очень давно. Её звали Рабия и она была очень жизнерадостной и пользовалась большим уважением в своём городе. Однажды вечером люди нашли её сидящей на дороге и ищущей что-то. Её ученики и соседи пришли, чтобы помочь ей. Они спросили: – Что Вы ищите, уважаемая Рабия? – Вопрос неуместен, – ответила она. – Я просто ищу. Если вы можете помочь мне, помогите. Они засмеялись и сказали: – Рабия, Вы говорите странные вещи. Вы говорите, что наш вопрос неуместен, но если мы не знаем, что Вы ищете, то как мы можем помочь Вам найти? – Хорошо. Чтобы вы были довольны, я скажу — я ищу иголку, которую потеряла. Все стали ей помогать, но сразу же поняли, что дорога очень большая, а иголка почти невидима. И они спросили: – Пожалуйста, покажите точно, где Вы ее потеряли? Иначе ее почти невозможно будет найти. Дорога большая и мы можем продолжать поиски вечно! – Вы опять задаете неуместный вопрос. Какое это имеет отношение к моим поискам? – Рабия, у Вас с головой все в порядке? — спросили они. – Хорошо. Чтобы удовлетворить ваше любопытство, я скажу — я потеряла ее в доме. – Тогда почему мы ищем ее здесь? – Потому что здесь есть свет, а там внутри его нет. Заходящее солнце все еще освещало дорогу… Ученики остановились, пожимая плечами, не зная, что делать. Рабия, видя это, сказала: – Я создала эту ситуацию, чтобы показать вам, что делают люди всю свою жизнь. Люди потеряли, но не осознали, что. Вы ищите, но не знаете, где следует искать. Вы потеряли вечное, бесконечное, и ищете его, и это подсознательно лежит в основе всех ваших действий. — Так и ты просишь принести тебе простыни и покрывала из покоев наследника, посылаешь его в Аламут за финиками. Ты сам не знаешь, чего ты ищешь, и ищешь не там, где потерял. Антон не знал, что ответить.***
Весь день Катиф-хаун провела с принцем, оберегая его и следя за состоянием, и вскоре поняла, что течка начнётся уже к следующему утру. Пора было готовиться. По древним персидским традициям перед первой течкой замужней омеги проводили Ночь хны. На руки и ноги молодой жены или мужа наносили узоры мехенди. Этот ритуал должен был не только украсить тело омеги для альфы, но и выразить её готовность к новому уровню близости между супругами и возможной беременности. Рисунки символизировали пожелания паре тех вещей, что так необходимы в браке: любви, верности, духовной целостности и страсти. Геометрические фигуры, растительные и животные орнаменты имели глубокий смысл и служили оберегами от злых духов. Катиф хатун распорядилась, чтобы к вечеру одну из комнат в крыле хасеки подготовили для церемонии. Кроме прислужниц Антона, которые попросились поучаствовать, в комнате собрали персидских мастериц мехенди, что славились своим талантом наносить изящные рисунки. Стоял запах миры и все поверхности украшали свечи, курильницы и сосуды с маслом. Кульки с хной были уже подготовлены к работе и ждали лишь когда окажутся в умелых руках девушек. За ночь им нужно будет подготовить кожу омеги, распарить, проскрабировать её и удалить лишние волоски с помощью воска, а затем нанести мехенди на внешние стороны кистей и стопы. По традиции на пальцы рисунки нанесла Катиф-хатун, как близкая подруга омеги, которая уже вступила в счастливый брак. За целую ночь руки принца покрыли узоры из хны, его облачили в нарядное красное платье, вышитое золотыми нитями и бисером и обряд был завершён. — Новая жизнь наступит у тебя, и пусть твоё чрево благословит Аллах и зародит твой муж в нём новую жизнь. Пусть эти рисунки защитят тебя от дурного глаза, — произнесла Катиф-хатун. Она осмотрела принца и продолжила. — Вижу, что сердце твоё всё так же не на месте. Но я кажется придумала как тебе помочь, — женщина обратилась к своей служанке. — Приведи к нам Журавля. Антон не понимающе уставился на подругу. — Какого журавля? — Это бета, что служит в моём доме. Его зовут Димой, но, чтобы не спутать с моим мужем, все кличут Журавлём. — А зачем он нам? — Он знает одну девушку и сможет тебя к ней провести. Она из лагеря бедуинов, и я хочу, чтобы ты с ней побеседовал. — Я согласен, если ты настаиваешь, Катиф-хатун, но что же в ней такого особенного? — Она гадает по кофейной гуще и когда-то она мне помогла. Тогда я носила под сердцем своего альфёнка и очень переживала. Попроси и ты, чтобы она предсказала, тебе твоё будущее, может тогда ты успокоишься. Антон был удивлён, что такая женщина, как Катиф-хатун обращалась к помощи гадалки, но её мнению он доверял безоговорочно. — Сейчас глубокая ночь, скоро будет светать, она наверняка ещё спит. — Я почему-то уверена, что нет. Принесите, благовония, — приказала Катиф-хатун, — Нужно, чтобы ты не привлёк к себе лишнего внимания, — обратилась она к принцу. Антона окурили благовониями, чтобы скрыть его течный запах, а затем облачили в плотную чадру, поверх красного наряда, чтобы он смог спокойно пройти в лагерь бедуинов.***
Ведомый бетой принц незаметно пробирался во временное поселение, что разбили кочевники близь Персеполя. Весь укутанный в чёрную ткань он шёл за крепким мужчиной мимо закрытых палаток и спящих верблюдов. В воздухе витал запах животных, молока, тлеющих углей и специй, которыми торговали здешние поселенцы. — Та, кто вам нужна обитает здесь, господин. Журавль остановился возле самой крайней палатки, что входом смотрела на пустыню. Всё вокруг неё тонуло в запахе сладостей, пропитынных мёдом и маслом. Омега заметил какой-то свет у входа и до его слуха донеслось потрескивание костра. — Я буду ждать Вас неподалёку, чтобы проводить назад. Антон кивнул и зашёл за палатку. Его взору открылся вход, с откинутым пологом и навесом над ним. Под навесом сидела молодая женщина с прекрасным станом, луноликая и черноволосая, одетая в простой платок с бахромой, в ушах её были кольца, а на запястьях пара медных браслетов. Бедуинка лениво ворошила догорающий костер длинной палкой, и когда юноша приблизился к ней, она подняла глаза и коротко кивнула ему. — Никак не могу уснуть сегодня. А скоро уже и солнце взойдёт, — сказала она. — Для тебя бессонница – несчастье, а я рад, что ты не спишь и я смогу поговорить с тобой, — поклонился принц в ответ. — Значит был в ней смысл. Отрадно это слышать, присаживайся. Девушка чуть отодвинулась, освободив для незваного гостя место рядом с собой. Юноша опустился на предложенное место на коврике под навес. Тишина в пустыне стояла такая умиротворяющая, что прерывать её не хотелось. — Я много о тебе слышал, Олеся, — решился вновь заговорить Антон. — Не принимай всё на веру, — вздохнула она, — я просто дочь бедуинов, которая неплохо варит кофе и любит поболтать. Девушка либо была скромна и не кичилась своими способностями, либо правда не видела в них ничего особенного. — Но ты помогла Катиф-хатун, она о тебе очень хорошо отзывалась. Теперь стало понятно откуда этот славный юноша о ней узнал. — Катиф-хатун мудрая женщина, она и сама способна помочь кому угодно. — Но всё-таки я бы хотел побеседовать с тобой. Я слышал о твоём даре. — Если ты о прорицании, то я прошу не надеяться на него слишком сильно. Иногда я что-то вижу, но я не предсказываю будущее напрямую. — Хорошо, — Антон был предупреждён, но его желание поговорить никуда не ушло. — Как твоё имя, уважаемый? — Можешь обращаться ко мне просто Антон, мы здесь всё равно одни. — Хорошо, Антон, тогда я приготовлю нам кофе, и мы сможем поговорить. Пришедший обрадовался, что ему не отказали в помощи. — Я принёс с собой гостинцы, — принц вытащил из сумки сладости, взятые из дворца: пахлаву, фруктовый лукум и миндальную халву. — Замечательно, как раз к столу. Олеся придвинула низкий столик и поставила между ними и пока гость раскладывал принесённые сладости, она засыпала оставшиеся от костра угли толстым слоем песка, который ещё не успел остыть после дневной жары. Из палатки она вынесла медную потёртую джезву и кувшин с водой. — Я как раз принесла из колодца, ещё прохладная. Две маленькие чашечки уже стояли на низкой подставке, ожидая, когда будут наполнены терпким напитком. Привычным движением бедуинка засыпала в джезву смолотый в пыль кофе и достала ступку с уже измельченными специями. Терпкие ароматы корицы, кардамона и бадьяна достигли носа Антона. Щепотка пряностей отправилась к кофе и сверху всё залили чистейшей водой. Помешав всё лопаткой, омега покачивая погрузила медную посуду в разогретый песок по самые плечики. Джезва нагревалась со всех сторон равномерным жаром и через какое-то время на поверхность начала подниматься густая пенка. Антону показалось, что напиток сейчас начнёт переливаться за края, но девушка вовремя подняла джезву над песком. Кофейная пенка мягко осела, и Олеся снова погрузила джезву в песок. Так повторилось ещё два раза. Девушка ловко доводила напиток до кипения, но не позволяла ему убегать. Ароматную тягучую жидкость с коричнево-янтарной пенкой разлили в две небольшие чашечки и одну подали принцу. — Дай ему немного настояться, чтобы гуща осела на дно. Антон кивнул и опустил локти на колени, осторожно держа чашку, чтобы ничего не расплескалось. Они молчали. Принц не знал, как начать разговор. Сразу приниматься жаловаться? Просить совета? Рассказать сначала о себе? Пока он думал, погрузившись в себя, девушка пригубила напиток. Антон последовал её примеру и тоже сделал глоток. Кофе был крепкий, горький и наваристый, омега сразу же потянулся к сладостям, чтобы хоть немного смягчить вкус. — Скоро твоя первая течка с мужем. — Как ты?.. — Антон сначала удивился, как Олеся это поняла, но потом вспомнил об узорах на своих пальцах, — а, да. — И ты переживаешь по этому поводу? — Да… я как будто сам не свой в последнее время. — Твой муж не люб тебе? Не хочешь проводить её с ним? — Нет, нет, — принц сразу же встрепенулся от этого предположения, — я очень его люблю! Он владыка моего сердца и весь я ему принадлежу. — Что же тогда тебя тревожит? Антон задумался. — Я надеялся, что ты мне скажешь. Девушка кивнула. — Не допивай до конца, — она увидела, что на дне чужой чашки осталось не более чайной ложки напитка и забрала её из рук. Взяв лежащее в стороне блюдце, она накрыла ею чашку взболтала остаток гущи и резко перевернула к верху дном. Дав немного времени, чтобы все остатки стекли вниз, она отставила блюдце в сторону. Солнце уже начало подниматься, небо посветлело и бедуинка принялась разглядывать кофейные разводы, оставшиеся на чашке. — Вижу, что ты потерялся. Не можешь найти себе места в новом доме. Нигде нет тебе покоя. Все запахи смешались, и больше всего ты желаешь вдохнуть запах дома, но не там ты его ищешь. — Далее она вместо чашки взяла блюдце, — узор легкий ажурный - жизнь твоя счастливая будет. Событий много светлых тебя ждёт впереди, — Олеся медленно вертела блюдце вглядываясь в него, — не без испытаний, конечно, но вижу и ответственность на тебе большая лежит, от того ты волнуешься так. Но за то муж тебе достался золотой. Как старики наши говорят: он твоя истинная пара. Такое не часто можно встретить, повезло тебе. Олеся посмотрела на Антона и увидела, как-то слушает её затаив дыхание. — А вообще, если ты совет мой хочешь, то слушай: дом твой - пустыня. В ней покой твой и защита. В ней недостающее найдёшь. Их застигло утро, и бедуинка прекратила дозволенные речи.***
Омега снимает туфли, и подхватывая руками длинные полы одеяния, плавными движениями погружает ступни в песок. Изгибы его тела ласкают первые лучи солнца, и он делает несколько шагов на встречу ему. Принц попрощался с гадалкой, которая заявила, что устала и желает хоть немного поспать, пока весь лагерь не начал гудеть, и решил перед возвращением во дворец послушать совета и окунуться в песчаную стихию. Голубые облака отливали золотым свечением, и казалось что сам воздух вокруг порозовел. На медленно светлеющем небе вот-вот взойдёт светило и фонтаном красок озарит бескрайнее море пустыни вокруг. Как только солнце поднимется, начнётся новый день и придёт жара в этот край и новый виток жизни, и снизойдёт благодать. Разве это не божественное чудо? Антон смотрел на него и желал радоваться ежедневному подарку всевышнего, дарованному людям, но почувствовал как внутри всё теплеет, как тяжелеет внизу живота и как тянет поясницу. "Где же его альфа, когда он так нужен рядом?" Дивный аромат розы растекался вокруг хасеки. Он плавал в воздухе, переплетаясь с запахом песка, пряностей и кофе. Он тянулся к одной из палаток, оплетал спящего в ней тонкими нитями и тянул наружу. И увидел он его светлый образ, волосы сияли на рассвете и не скрывал их сейчас платок. — Услада глаз моих, прекрасен стан твой в лучах восхода. Омега вздрогнул и обернулся. "Не может быть!" Позади него стоял его возлюбленный. Так спокойно и светло глядел на него, словно он всегда тенью двигался за омегой, но только в этот миг решил подать голос. — Как?! Владыка, вы здесь иль мираж мне в пустыне мерещится? Альфа подошёл ближе. Его руки заскользили плавным движением по скользкой ткани, обнимая мужа за плечи, и заставили Антона глубоко вздохнуть. — Я здесь, изумруд моей сокровищницы, перед тобой. Ты же не думал, что я ускачу от тебя в другие земли, в такой важный для нас момент? — Но ведь вы уехали из города, — принц недоумевал, но был несказанно рад, что муж рядом, а не где-то на пути к его родному городу. — Да. Ты был так обижен на меня, и я решил дать тебе время перед течкой. Я собирался переночевать здесь, в лагере бедуинов, а на утро вернуться во дворец. Мне доложили, что сегодня у тебя Ночь хны. Принц прильнул к груди своего мужа и уткнулся носом в шею, вдыхая спасительный аромат. Внутри всё сводило истомой с каждой минутой всё сильнее и сильнее. Антон боялся подпускать к себе мужа, потому что думал, что обидит его словом или делом. Но понял сейчас, что запах пустыни успокаивает его. Кофе смыл все лишние запахи, обновил рецепторы и взбодрил омегу и вдыхал он запах песка теперь полной грудью. — Повелитель моих песков, владыка моей пустыни, прости, что отверг тебя так бездумно. Я был не в себе, когда посылал тебя так далеко, я словно забыл, что весь мой слух и взор отданы тебе. В присутствии альфы всё вдруг поплыло перед глазами, омега цеплялся влажными от пота пальцими за шёлковый кафтан накинутый на голые плечи. Коленки подкосились от накатившей слабости, но Арс успел во время подхватить мужа за талию и поднял на руки. — Сейчас, любовь моя, я держу тебя. И он понёс омегу в своё временное жилище - палатку разбитую недалеко от лагеря кочевников. Рядом, но не слишком близко, расположились ещё две палатки. В одной остался ночевать уставший Серж, (Дима решил не ждать утра и уже вернуться домой). Во второй спали охранники, один из которых в облачении бедуина нёс дозор на улице. Он смиренно поклонился завидев наследника, заходящего в своё пристанище на эту ночь с омегой на руках. Палатка не большая, совсем не как тот королевский шатёр, что был у Арса в походе на Аламут. Низкий вход, на полу холщовая материя, защищающая от песка, большую часть пространства занимает мягкая лежанка и сейчас это Антона устраивает более чем. Не большое укрытие больше похоже на уютное гнездо, построенное альфой для своей омеги. Антона бережно укладывают на подушки и тот уже надышавшись запахом альфы крепкого держал его руками за шею и даже не думал отпускать. — Повелитель, вы нашли меня. — Всё хорошо, я здесь, родник моей души. Я с тобой, — Арс целует щеки омеги, потом отцепляет от себя изящные руки и целует их, — а ещё смотри что я достал для тебя. Перс тянется к углу и достаёт плетёную корзинку, наполненную блестящими мясистыми финиками. Омега вдыхает их аромат и расплывается в улыбке. — Аламутские, — шепчет он. Сладкий, знакомый с детства запах, согревает сердце и это добавляет нотку теплоты в ощущение дома, — вы сдержали своё слово, владыка. — Иначе и быть не могло, я скупил у бедуинов всё что у них осталось, — Арс оглаживал нежно лицо, всматривался в ласковые, чуть поплывшие глаза и наконец-то чувствовал успокоение, — с недавних пор сменил я усладу сна на бессонницу, и все мои думы лишь о тебе и твоём состоянии. Мне хотелось ревновать тебя к ветру что треплет твои волосы, к солнцу, что лучами ласкает твою кожу, к воде, что обволакивает твоё тело. Душа моя меж мученьем и тоской. Пожалей меня, потому что я весь для тебя. И пусть мои глаза ослепнут, если твоё лицо больше не ласкает мой взор. И смотрел наследник на юношу, что лежит сейчас на его ложе, не сводя глаз. Изящный стан того купался в ласке его взора, волнистые волосы нависали над запотевшим лбом, а на самом кончике его носа виднелась родинка, словно маленькая песчинка. О, как строен он! Волоса его и чело его В темноту и свет весь род людской повергают. Не кори его ты за родинку на носу его: Анемоны все точка черная отмечает. Перс распутал платок на шее и открыл себе вид на длинную шею и острые ключицы, затем откинул и стянул чадру и увидел праздничную одежду омеги. Плечи были укрыты тонким красным кружевом, переходящим в длинные широкие рукава и шёлковое одеяние того же цвета. Он огладил пылающее лицо, лоб и щеки, прошёлся по струящейся ткани на груди и взял в руки ладони. С любопытством разглядывал он рисунок на них, что от центра ладони расходился тонким узором хны во все стороны. Изгибистые лозы вычурно переплетали небольшие цветки и зёрнышки, и всё это дополняли точки и полоски на пальцах. Альфа осторожно оглаживал хрупкое искусство, целовал запястья и спускался губами ниже. Любимые руки, сами как лозы, опутывали его и притягивали к себе ближе, прижимали к животу. Аромат феромонов не давал продохнуть, заполняя ноздри. Он был словно в розарии, окруженный прекрасными цветами, что кружили ему голову, утягивали в свой вихрь, отрывая от всего внешнего мира. Больше ничего не существовало кроме вселенной перед ним. Если отвернёшься от неё, отодвинешь полог палатки, то наверняка попадёшь лишь в холодную пустоту. Поэтому альфа и не думал об этом. Кто алеть заставил розу ранним утром, на рассвете? Необузданный и дерзкий, он ее смущает, ветер! — Я весь дрожу, эфенди. Не могу продохнуть. — Отбрось всё остальное, вдыхай лишь мой запах, сконцентрируйся только на мне. Глаза закрыты, голова откинута и всё что он чувствовал, это жар от рук, что оглаживали его тело. Болезненное блаженство скручивало узел внизу, заставляло извиваться и требовать большего. Страх потери контроля больше не мучал омегу, он окунулся в своё новое состояние с головой и знал, что есть тот кто о нём позаботиться. — Ты тот, кто заставляет мою розу алеть каждый день с рассвета до заката. Дыши. Вдыхай полной грудью. Найди в этом запахе свой новый дом. Найди в этом запахе то что потерял и нашёл. Антон поднимается и смотрит на мужа, как будто впервые увидел сейчас. А потом впивается в губы жадным требовательным поцелуем. А в ответ его прижимают только ближе к себе, позволяют напирать и оседлать сверху. Ненужный кафтан отлетел в сторону. Руки шарили по спине в поисках застёжек на платье и ловко распутывали тесёмки. — Господин позволит доставить ему удовольствие? — Если мой муж желает, разве могу я ему препятствовать в этом? Тонкие рукава шёлкового красного платья соскальзывали с плеч. Омега сползал ниже жаркими поцелуями по подтянутому торсу, приближаясь к крепкой возбуждённой плоти. — Владыка, — Антон тёрся щекой о пах альфы и чувствовал через ткань горячую желанную плоть, — хочу почувствовать тебя у себя во рту. Шаровары стянуты, а толстый член погружался во влажный плен раскрытого рта. Вкус терпкой смазки на языке, такой желанной сейчас, такой нужной, наконец-то получен Антоном. Губы смыкаются на стволе и раз за разом проходятся по длине, ласкают головку, дрязнят и вбирают в себя. Стоны удовольствия доносятся из палатки. Но долго терпеть сладкую пытку не выносимо, наследник тянет любимого выше к себе. — Ты тот, кто похитил мой ум и сердце. Напряжение внутри нарастало с бешеной скоростью, а губы прижимались к его губам так жадно и властно, словно тот действительно пил его как источник Запах пустыни и горячего песка окутывал его, захватывал в свой вихрь, спутывая мысли. Омега, уже уложенный на лопатки и подмятый, тяжело дышал через рот, впитывая в себя аромат, смотрел на мужа снизу вверх с поволокой и не мог не растаять. Желание вылизать течную омегу вспышкой загорелось в голове. Аромат омежих соков заползал в нос и рот и словно в кожу впитывался, становясь не отделимым от запаха самого альфы. Тело под ним полность оголено. Никаких больше преград, ни физических, ни ментальных. Они единое целое. Пальцы сжимали в напористых ласках затвердевшие соски, а от юркого языка подрагивал живот. И весь принц раскрывался от искусанных пухлых губ до разъезжающихся от поцелуев в лобок ног. Тихий скулеж и хныканье служили сигналом для альфы ускориться и наконец-то дать желаемое. Солоноватый пот смешивается со сладкой смазкой и феромоны цветочным мотивом собирали это всё воедино. — Молю тебя, любовь моя, не медли. Нет сил терпеть. Нутро горит и жаждет тебя. Отдай мне себя без остатка, как я отдаюсь тебе. Твердый член погружался внутрь и альфа наблюдал как из мужа вытекала смазка и стекала по ягодицам на спину и наконец на лежанку. Альфа не сдерживался, вбивался в податливое тело до раскрасневшихся ягодиц. Антон руками неосознано растрепал и спутал волосы на голове мужа. Он просил двигаться сильнее, умолял о большем и подмахивал бёдрами так, словно не мог иначе. Омежий член тёрся о твёрдый пресс зажатый между двумя телами, что приносило удовольствие наравне со стимуляцией железы в анусе. Между бедер было влажно и жарко, метка на шее приятно горела, и во всём теле было хорошо, до удовлетворённых вздохов от того как крепко узел удерживал член внутри, заставляя изливаться семя в нутро омеги. И он закатывал глаза в оргазменных судорогах и чувствовал себя на своём месте как никогда раньше. Во дворец они вернутся только спустя четыре дня.***
Спустя месяц Шехзаде вместо обеда застал супруга в недомогании, в постеле. — Тебе не здоровится, мой свет? Позвать к тебе лекаря? — Не нужно, повелитель, он только приходил и уже осмотрел меня, — пара голубых глаз смотрели вопросительно, и юноша приподнявшись на подушках продолжил с улыбкой. — Владыка, ваше семя внутри меня дало плоды и зародило новую жизнь. Я подарю вам наследника - следующего хозяина Персии. Тепло разлилось в груди обоих. — Антон, — альфа присел у кровати мужа, — ты сделал меня самым счастливым человеком на Земле, я готов разделить с тобой всё царство и этого будет поистине мало. В тебе моё начало и мой конец, И жизни вечный круг, судьбы венец. С тобой готов пройти по ней дорогу А без тебя, нет смысла в ней и толку.