Чистилище

Coldplay — Viva La Vida

30 мая 2003 год Разве Джисон — хороший сын? У его семьи серьезные проблемы, а всем чем он занимался на протяжении старших классов — так это прикидывался дурачком, что ничего не знает, веселился и тратил деньги на всякую ерунду. Он же прекрасно видел, что родители перестали разговаривать и все больше ссорились по мелочам, отец начал безвылазно проводить время в офисе, а мама пила как не в себя. Брат и вовсе перестал приезжать к ним на праздники, проводя всё время в кампусе, и все реже звонил по телефону. Он тоже решил закрыть глаза на происходящее и как можно сильнее абстрагироваться от них? У Хана вот не получилось.  Неминуемость перемен он впервые ощутил в Рождество, которое провел совершенно один. Он пил глинтвейн, который сварил кое-как по рецепту из маминой кулинарной книги и смотрел рождественские эпизоды «Южного парка». Где же были его родители? Он и сам толком не знает. Мама скорее всего укатила к подруге запивать горе от трещавшего по швам брака, оставив Джисону лишь записку о скором возвращении, а отец был на переговорах в Японии. Дела, которые никак нельзя отменить. Как всегда. Лишь одна вещь заставляла Хана верить в лучшее и полностью не отчаиваться. Лежащий под елкой подарок, который будто кричал во всеуслышанье: ты не один; мы не забыли о тебе, Джисон; ты все еще наш сын. Но вот он уже так не думал. Все это было больше похоже на способ его непутевых родителей загладить перед ним вину за то, что они бросили его одного. Наверно, они думали, что поступают правильно. Или хотя бы лучше, чем всегда. Что один подарок сможет восполнить пустоту дома и его жизнь станет чуточку лучше. Но Джисон знал, что так они лишь старались утешить собственную совесть, которая кричала им, что они поступают ужасно по отношению к своему сыну. Эгоистично и безответственно. Проигрыватель для пластинок стал их откупом. Они знали, что Джисон мечтал о нем с лета, но в ту ночь он возненавидел его всей душой. Потому что не о таком празднике он мечтал. Он хотел провести его с семьей за разговорами ни о чем и глупыми подшучиваниями. Хотел наконец насладиться корейской едой, о которой грезил каждый божий день, а потом пойти на каток и заработать себе несколько десятков синяков. Провести сочельник в его лучших традициях. Весело и беззаботно. С людьми, которых он любит и ценит. А не быть брошенным и одиноким. Но на деле картина обстояла иначе. Был только Джисон. И ранящее, будто лезвие ножа, смирение. Проигрыватель он запихал подальше в шкаф, чтобы никогда о нем не вспоминать, а одиночество скрасил незаменимый плеер. И одна за другой песни, будто гипноз от дурных мыслей, помогли ему забыться. Пережить худшую ночь в его жизни. Не сойти с ума. Их огромный дом никогда еще так не пустовал. Джисону никогда еще не было так больно. Рождественская ель с разноцветными шарами и огоньками, висящие над камином носки и надувные фигуры Санты и оленей — всё это было частью зимнего чуда. В холе даже висел венок из омелы и остролиста, как будто ему есть с кем поддерживать этот дурацкий обычай. Весь дом был таким красивым и волшебным, что хоть экскурсию проводи, но был один маленький нюанс. Вся эта роскошь осталась никем незамеченной и нетронутой. Никто так не увидел старания их экономка Минджи, которая пыталась привнести в этот дом праздник. Только все это было зря. Джисон перестал обращать внимание на рождественское убранство уже на второй день, чем, конечно, сильно обидел её. Но ему было плевать. Ничего больше не имело смысла. Ночь перед Рождеством стала отправной точкой. Знаком, что как раньше уже не будет. Началом бесконечного Ада. Хотя Джисон понимал, что виноваты не одни лишь родители. На его плечах тоже лежала часть вины. Она была не такой глобальной, конечно, но сделала свое дело. Ведь если бы он попытался вникнуть во все происходящее, то возможно смог бы помирить родителей и сохранить семью. До сих пор он пытался отгородиться, не замечать очевидного разлада и закрывать глаза на все звоночки, которые давали понять — у них проблемы. Джисону было уже восемнадцать лет. По-хорошему, он должен уже многое понимать и осознавать, но все это время для него было легче оставаться инфантильным ребенком и не брать на себя ответственность.  Его родители любили друг друга. Джисон точно это знал. Они поженились по любви и через многое прошли вместе. Его отец не был из семьи чеболей, не имел привилегий и всего добился сам. Он был настоящим трудоголиком. А мама хоть и играла когда-то в театре, но, к сожалению, прославиться так и не смогла. Зато всегда поддерживала своего мужа и стояла за него до конца. Во многом поэтому в свое время господин Хан добился таких высот и смог сколотить целое состояние. Но в какой момент все начало рушиться? Джисон плохо понимал, что такое бедность. Он всю жизнь прожил в лучших условиях и имел все то, о чем другие дети не могут даже мечтать. Конечно, были трудные времена, когда Джисон был еще совсем маленьким, но отец всегда находил способы сохранить своей бизнес и понести минимальные убытки. И в первую очередь защитить свою семью.  Но видимо не в этот раз. Джисону впервые было так страшно. По-настоящему страшно. Что будет дальше? Что станет с их семьей? Инхёк, брат Джисона, перестал выходить на связь и непонятно чего добивался. Думал, что если абстрагируется от семейных проблем, то они перестанут его касаться? Но всем и так уже все было известно. Ему не убежать от этой реальности. Они обанкротились.  Что брат собирался делать дальше? Ведь платить за его дорогостоящую учебу в Штатах больше некому.  Теперь у них целая куча долгов. Они практически оказались на улице. И Джисон совершенно не знал тогда, что делать дальше. Как будто сейчас имеет хотя бы малейшее представление… Родители развились в январе. Джисон точно не знал, кто был инициатором, но все это произошло так быстро, что он не успел даже что-либо сделать. Остановить их. Вразумить. Помешать. Потому что он знал, что они совершают большую ошибку. Ведь они все еще любят друг друга. И это нелепо — вот так вот все разрушать. Без каких-либо объяснений мама собрала все свои вещи и в последний раз крепко-крепко обняла Джисона. Она будто прощалась с ним навсегда. А затем уехала в аэропорт, чтобы вернуться в Корею. Вот и всё. Семья начала распадаться. И Джисон ничего не смог с этими сделать.  В тот злополучный день отец даже не вышел проводить её. Больно было всем. Потом он узнал, куда она уехала. Оказалось, что это был её родной город — Тэгу. А телефонным объяснением служило: заработать хоть какие-то деньги. Там находился ресторанчик её семьи, довольно популярный и прибыльный, и жили все родственники. Но Джисон понимал, почему она это сделала. И почему не взяла его с собой… Все её оправдания звучали глупо. Она говорила, что он должен закончить школу именно в США. Как-никак на будущий год у него выпускной класс и переезд усугубит его моральное состояние и вызовет один лишь стресс. Но на самом деле она хотела сбежать от отца. Побыть наедине с собой. И пережить это. Видимо, в тот момент их семья окончательно распалась. Но не для Джисона. Он не переставал верить, что родители все еще любят друг друга. И что у них есть шанс на воссоединение.  Но шли дни и Джисон больше не надеялся на лучшее. Почему он такой трус? Почему закрывал глаза? Почему игнорировал? Если бы он только проявил внимание. Если бы попытался узнать, что происходит. Если бы сложил все пазлы воедино, то понял, почему они неустанно ссорились уже год. Почему их брак давал трещину. Догадался бы, что фирма отца приносила одни лишь убытки, а долги несоизмеримо росли.  Отец подал на банкротство. И тогда Джисон понял — спокойной жизни им больше не будет. Бесконечная череда судебных слушаний, арест имущества и попытки главы семейства сохранить хоть какие-то копейки навалились на Джисона как снежный ком. Ему было страшно. Отец уверял, что все будет нормально, что ему стоит думать об учебе и не волноваться об этом, но как Джисон мог? Ведь все было хуже некуда.  А потом случились десятки недовольных людей, которые работали на отца. Началось настоящее безумие — они неустанно приходили к ним домой и требовали денег, стучались в двери и даже разбили окно. К такому Джисона жизнь не готовила. Отказалось, отец не выплачивал им заплату на протяжении трех месяцев. Естественно, все они были невероятно злы на своего бывшего начальника и хотели получить хоть что-то. У них ведь тоже есть семьи, которых надо кормить и одевать. Которые хотят жить, а не выживать. Но семья Хан была уже на мели. Отец ничего им не мог предложить. Никак не мог компенсировать те месяцы, что они работали бесплатно.  Практически все отступили, перед этим, конечно, покрыв их трехэтажным матом. Но были и те, кто стал искать другие способы влияния. И нашел. Каждый день несколько мужчин поджидали Джисона у школы и угрожали ему. Сначала Хан пытался решить это самостоятельно и не тревожить отца, который и так был по уши в дерьме, но все изменилось одним вечером. Отчаявшиеся люди хотели всего лишь припугнуть сына босса, чтобы получить хоть какие-то деньги, но не рассчитали силу и вырубили его. Хан ударился головой об асфальт и как итог получил сотрясение мозга.  Это странно, но Джисон даже не злился на них. Он считал, что это справедливо. Это наказание за его легкомысленность. Он мог избежать это. Сделать так, чтобы этого никогда не случалось. Мог как минимум предотвратить развод родителей, но понял это слишком поздно. Так ему и надо.  Но отец так не считал. Он винил себя во всем случившемся, а потом разозлился на Джисона, что тот ему ничего не рассказал. Оказывается, родители лучше примут удар на себя, чем позволят ребенку платить за их ошибки.  В итоге Джисона отправили к Суа, младшей сестре отца, в другой город. Так отец хотел отгородить его от опасностей. А Инхёк, как Хан потом узнал от Суа, отчислился из университета и куда-то пропал. Сказал не искать. Как будто Джисон собирался.  Отношения с братом складывались весьма отстраненно. Хан уже давно не чувствовал, что может положиться на него. С того момента как он уехал и стал жить самостоятельно, они стали будто чужие. Ничего их уже не связывало кроме общей фамилии и родителей. А теперь он не уверен даже насчет последнего. И вот Джисон снова остался совсем один. Но теперь еще и без средств к существованию на попечении Суа, которой самой сейчас нелегко. У нее своя жизнь, а Хан в ней одна лишь обуза. Что он будет делать дальше? Тогда, когда весь его привычный уклад разделился на до и после. Когда вся жизнь разрушилась, как карточный домик и придавила его к земле неподъемным весом вины и сожалений.  Папа высылал деньги, мама иногда звонила — вот и всё их участие в его жизни. Хану нужно было начать взрослеть и перестать надеяться на их помощь. Последний год пройдет быстро и Джисону надо будет что-то делать в будущем, чтобы не помереть с голода. Ему придется пойти в муниципальный колледж и устроиться на подработку, чтобы хоть как-то себя обеспечивать.  Отец устроился на обычную работу грузчиком, но на сколько его хватит? Он уже не молодой и не сможет долго тягать тяжести. А мама закрылась в себе и в своем неудавшемся браке. И Джисон все еще ломал голову, почему они развились. Что между ними случилось? Разошлись как в море корабли после двадцати лет брака. Суа, как она сама сказать называть её, была невероятно доброй и отзывчивой, старалась не давить на Хана, но всегда помогала, если он просил. Хотя это было нечестно. У нее своих проблем хватает, а она нянчится с ним, как с маленьким. Она старше Джисона на каких-то семь лет, но ей спихнули незрелого племянника на воспитания. Не самый приятный подарок. Поэтому Джисон пытался не отсвечивать. Он будто неприкаянный, не знал куда себя деть, но старался не подавать виду. В какой-то момент он решил просто не выходить из комнаты, и это привело к тому, что он буквально поселился в своих мыслях и перестал разговаривать.  Он больше никого не хотел обременять. Летом он хотел устроиться на подработку и все заработанные деньги отдавать Суа, которая заботилось о нем, хотя это было необязательно. Она приносила к нему в комнату еду, забирала из школы и пыталась хоть как-то реанимировать его прошлую жизнь. Она стала единственной, кто не забил на Джисона, хотя до этого они не были так близки. Деньги — это единственное, что он мог дать ей за её доброту. Но все снова решили за него. Планы изменились без его ведома. Никакой летней подработки, все три месяца лета он проведет в долбанной… — Ты готов, Джи? — бодро спрашивает Суа, глядя на немногочисленные вещи Джисона.  У него их и правда не так много. Не в пример прошлой жизни с кучей брендовых шмоток, новеньким компьютером, мобильником и приставкой. У него даже были две дорогущие гитары и барабанная установка в специальной комнате. И огромное количество CD-дисков с песнями любимых рок-групп. Когда-то у него было все. А если не было, то он с легкостью это получал. — Угу, — мычит Хан и самостоятельно запихивает сумку в багажник серого Форда. Сейчас его пожитки весьма скудные: что-то забрали решением суда, а что-то он продал уже самостоятельно. Оставил только самое необходимое. Практически все деньги с продажи барахла отдал отцу. Тот не просил, но был благодарен. — Тогда поехали, — Суа шагает к дверце с водительской стороны, не дожидаясь племянника. Открывает её и забирается внутрь. Тётя как всегда полна сил и решимости. Такой уж она человек — не унывает в тяжелые времена и всегда спокойна, как удав. Провожает с улыбкой на лице, будто ничего не произошло, и дает Джисону право выбора — обсудить с ней это или нет. И это многое для него значит сейчас. Джисон забирается на пассажирское сидение и пристегивает ремень безопастности. Сегодня солнце палит просто адски, а ветра как не было, так и нет. Ощущение, что Хану уже напекло и мозги начинают плавиться только от мыслей о месте, куда они направляются.  — Суа, — зовет он тетю, прижимая к себе огромный рюкзак. Она не спеша выезжает с парковки и надевает солнезащитные очки, спасаясь от яркого солнца. Ощущение, будто её сейчас ничего не заботит. Будто они не расстаются на все лето, а едут в небольшое путешествие. И единственное о чем она сейчас думает, так это о том, что бы съесть на ужин.  — Джисон, — передразнивает она его.  Хан не обращает на это внимание и сглатывает вязкую слюну. Ему хочется поговорить с ней напоследок обо всем, потому что увидеться они еще не скоро. Она пока единственная, кому Джисон может доверить свои мысли и чувства. Даже родители больше не входят в этот круг. Как-никак, они лишились этой возможности еще в тот момент, как скрыли от него столь важные вещи и развелись без всяких объяснений. — Если честно, Суа, то… — Джисон прерывисто дышит и отворачивается к окну. Он не хочет встречаться с ней взглядом. С того дня, как он узнал обо всем, он не выплакал ни одной слезинки. Это его способ бороться со стрессом? Или Хан не до конца осознает действительность? — Мне страшно. Пиздец как страшно.  Он слышит громкий вздох Суа и её нервное клацанье по рулю. Он заметил уже давно, что когда она сильно переживает, то случит своими длинными ногтями по какой-нибудь поверхности. Наверно, это ее успокаивает. — Мне тоже, — её голос не дрогает. Она говорит это ровно, почти безэмоционально и выворачивает на пустую трассу. — Каждый новый день. Но мы справимся, Джи. Я верю в это. Джисон почему-то в этом не уверен. Он посильнее зажмуривает глаза и выдает все, что хотел сказать уже как месяц, но постоянно сдерживался. Потому что думал, что это уже слишком — обременять Суа своими личными переживаниями. — Я правда не понимаю, как они могли так легко развестись. Будто ни в чем не бывало. Никогда не поверю, что на маму так повлияло банкротство отца и наше нищее положение. Это не конец света. У нас еще есть шанс зажить как и раньше, да, не сразу, но… — Джисон замолкает и потирает напряженную шею. Он бы все отдал за то, чтобы вернуться в прошлое и все изменить. Ни в коем случае не допустить этого. — Они же обвенчались в церкви. Дали клятву. И сами её не сдержали. Плевать я хотел на Бога, но это неправильно. Мама… Она даже  не попрощалась с отцом. Он сидел в кабинете, будто они чужие люди! Ждал, пока она уедет в аэропорт. Я не виню маму, но она оставила всех нас. Сбежала, начала новую жизнь и совершенно забыла, что у нее есть дети… А Инхёк-хён. Я его просто не понимаю. Что с ним происходит, Суа? Почему он такой? Почему они все такие? — Джи… — выдыхает Суа.  Ей нечего сказать. Она отчасти согласна с Ханом и разделяет все те чувства, которые все это время копились в его сердце. Но Джисон многое не знает. А рассказать ему она не имеет право. Пока точно нет. Суа невероятно зла, что они с племянником остались совершенно одни в чужой стране, и им нет дороги домой. Ей стыдно и больно, что её близкие люди оказались такими эгоистами. Но поступить по-другому они пока не могут. Господин Хан покинул страну неделю назад, чтобы обезопасить её и сына, а его жена должна оставаться в Корее. Суа хотелось бы остаться с Джисоном и скрасить его реальность, помочь справиться одинокому подростку с отчаянием и болью. Но она должна сделать так, как ей сказали. Оставить Джисона. Видимо в их семейке это уже традиция. — Я просто хочу получить ответы на свои вопросы, а не жить с вечными догадками, — Джисон прикладывает голову к стеклу автомобиля и глубже вдыхает спертый воздух. Дышать в этой духоте совершенно нечем. — Разве я не могу? Я не заслуживаю объяснений?  — Джи, я понимаю, что ты чувствуешь. Поверь, я задаюсь этими вопросами не меньше твоего, но мы ничего сейчас не можем сделать. Давай думать о том, что у них были причины. Они же твои родители. Они любят тебя и Инхёка. Я не оправдываю их и не прошу простить, но, Джи, сейчас ты должен принять ситуацию такой, какая она есть, — Джисон хмыкает на слова Суа. Ну конечно, чего он еще ожидал? Она пытается сгладить углы и вселить надежду. Но сил на это уже нет. — Я говорила вчера с твоей мамой. Ей тяжело не меньше нашего и она скучает по тебе. Пожалуйста, не вини её.  — Я не виню. Никогда бы не смог. Но это больно, — шепчет себе под нос Джисон, но Суа слышит это.  — Возможно, осенью ты сможешь вернуться в Корею, — неожиданно говорит она. Джисон поворачивается к ней голову и в шоке округляет глаза. Это правда? — Сильно не надейся. Она попросила не говорить тебе, но я не сдержалась… — Ты врешь? — Джисон начинает почему-то злиться. Мама не могла такого сказать. Еще на прошлой неделе она твердила ему, что выпускной класс важен. Что он должен остаться в своей школе и спокойно получить аттестат. Ему нечего сейчас делать в Корее. — Суа, зачем ты так делаешь?! Не надо меня обнадеживать, — выплевывает и отворачивается к окну. Суа дергается от его тона, но не теряет самообладания. Это нормально, что он злиться. Сегодня Джисон впервые проявил свои настоящие эмоции. Нужно дать ему больше свободы. Пусть он хоть кричит на нее, но не молчит и не замыкается в себе. — Думай что хочешь, но это правда, — пожимается плечами и вытирает одной  рукой пот со лба. Увы, но в её машине нет кондиционера.  Джисон не уверен в правдивости этих слов. Скорее всего Суа придумала это, чтобы успокоить Хана и подарить ему надежду, что они все еще семья и мама любит его как и прежде. Но почему тогда она сразу не смогла взять его с собой? Почему оставила здесь как ненужную игрушку? Джисон бы не посмел жаловался на новые условия. Он бы помогал по хозяйству, пошел работать и никогда больше не вспоминал о прошлом. Последний раз они разговаривали в прошлом месяце. Не то, чтобы он не хотел… просто это тяжело — слышать её голос и не иметь возможности увидеться. А потом она решила, что общаться через тетю будет лучше для всех них. Безопаснее для разбитого сердца Джисона. А что с её сердцем Хан не был уверен. Если так скучает: почему не приедет навестить? — Вот что еще хотела сказать, — начинает тётя и Джисон напрягает слух, хотя делает вид, что ему это совершенно неинтересно. — Это место — оно весьма специфическое, как ты уже понял. Скорее всего у тебя отберут телефон и будут выдавать по расписанию. У многих детей его даже нет, так что попытайся не отсвечивать. Это может плохо кончится. Хан поворачивается к Суа и наблюдает за ней какое-то время. Он пытается забыть о родителях и переключиться на что-нибудь другое. Он повнимательнее рассматривает девушку, пытаясь запомнить её образ в своей памяти. Как бы сильно он не злился на ее слова, но… он благодарен за всё. Можно ли сказать, что он её любит? Джисону странно это признавать, но наверно да.  Она чем-то напоминала ему Инхёка из прошлого. Тогда ему еще не было плевать на своего младшего. Тогда он был настоящим старшим братом, который защищал и заботился. Тогда он дразнил Джисона по пустякам, дрался за пульт от телека и отводил в школу, чтобы тот не заблудился. Тогда они были семьей. Были. В прошлом времени. Джисон поджимает губы и делает заметки в голове. У Суа всегда идеально-ровная спина при вождении, а красивые тонкие пальца с длинными миндалевидными ногтями будто созданы для игры на фортепиано. Черные волосы собраны в конский хвост. Хан и не помнит, когда она в последний раз их распускала. Её одежда никогда не была строгой и официальной, но в ней чувствовались элегантность и аккуратность. Из украшений на Суа были только сережки-гвоздики, и не единого намека на макияж. Видимо такой он её и запомнит. Умной, сдержанной и статной.  — Почему? — задает вполне логичный вопрос. — Разве они не все добрые самаритяне?  — Нет, не все, — Суа поворачивает влево и съезжает с ровного асфальта на убитую временем дорогу с кочками и незаделанными ямами. Она проходит через лес, который Джисон видел впервые. Лучи солнца красиво проходят через кроны деревьев и подсвечивают его внутренности. Заставляют их искриться и мерцать. — На самом деле там много проблемных подростков, которых пытаются поставить на путь истинный. Не связывайся с ними. И если что-то случится — скажи Чану. — Я в силах справится сам, — бурчит Джисон. Он далеко не слабак, и если к нему полезут, то он сумеет постоять за себя. Не нужен ему никакой Чан. Все конфликты можно решить самостоятельно с помощью рта и слов, а если для кого-то это будет проблематично — разговор будет уже совершенно другим. Хан не самый лучший боец, но что такое драки он знает не понаслышке. И тем более он не стукач. — Так значит я не смогу позвонить тебе, если что-то случится? Или ты мне?  — Джисон, пожалуйста, не лезь на рожон, — Суа кидает в него предупреждающий взгляд и возвращает все внимание на дорогу. — Сможешь, конечно. Обращайся к Чану по любому вопросу. Он никогда тебе не откажет. Но постарайся не трепаться об этом. И сильно не наглей.  — Хорошо, — усмехается Джисон и видит впереди нечто не из мира сего. Огромное готическое здание на фоне живописных гор. Как будто открылся другой мир со своим течением времени, распорядками и историей. Оно больше походило на пансионат для детей из обеспеченных семей, нежели на обычную католическую школу. И это вызывает настоящий диссонанс. В этом месте ему предстоит провести все лето? Он учился в одной из лучших школ штата, но даже она не сравнится с этим великолепием. —  Так что это такое? Школа? Лагерь? Тюрьма? — Мне самой трудно подобрать какое-либо объяснение. Наверно, больше школа, чем все остальное. Но со своими нюансами, — поясняет Суа и с ухабистой тропы они въезжают на ровную, отделанную плиткой подъездную дорогу. — Там не будет такой нагрузки, как в обычной школе. Не будет предметов типа математики и физики. Можешь не переживать об этом.  — И чего мне тогда ждать? К чему готовиться? — хмурит брови Джисон, понимая, что всё не может бать так хорошо и гладко, как кажется на первый взгляд. — Если здесь куча трудных подростков, которые явно не молятся перед едой и не ходят каждое воскресенье в церковь, то что это за место? Типа исправительный центр?  — Плюс-минус да. Чан сказал, что атмосфера здесь как в летнем лагере: много мероприятий, кружков по интересам и прогулок к горам, — машина неминуемо приближается к настоящему замку, как в сердцах обозвал его Хан, и поджилки начинает потрясывать. — Но ты же понимаешь, что эта школа при церкви. А значит здесь, хочешь не хочешь, будет духовное воспитание: чтение Библии, молитвы по расписанию, блюдение нравственности и все в таком роде. Тебя никто не заставляет всё это делать, но давай без глупостей, ладно? Еще немного и они подъедут к открытым позолоченным воротам, которые предоставляют возможность без труда разглядеть в прямом смысле божественное здание. А перед ним находится небольшой фонтан с крылатыми ангелами на верхушке и кристально-чистой водой. Это место похоже на оазис посреди пустыни. — Кстати, — задумчиво начинает Суа, — ты веришь в Бога? — Не особо, — отзывается Джисон. — Мама хоть и была крещенной, но я не замечал за ней особой тяги к Богу и вере. А папа, как тебе известно, был убежденным атеистом, — Суа кивает и преодолевает высоченные ворота, за которыми будто пряталось все очарование этого места. Сколько же здесь высажено разнообразных цветов, просто с ума сойти можно. От таких ярких красок в глазах начинает рябить. Машина огибает фонтан и Суа тормозит у самого входа. — Скажи им, что веришь, — просит тётя и поворачивается всем корпусом к Хану. — Джи, прости, что я вот так вот бросаю тебя на все лето. Но на данный момент это единственный возможный вариант… — Тебя ведь отец попросил, — прерывает её Джисон и пожимает плечами. Он смирился с этой новостью еще неделю назад, когда Суа поставила его перед фактом. Если так будет лучше для всех, то он готов потерпеть. Хотя особой радости это не вызывает. — Я же не глупый и сам догадался, почему я здесь. Мне нужно залечь на дно, верно? Она кивает. Наивно было надеется, что Хан не раскусит причину его внезапного отъезда. Не зря его сослали в столь отдаленное место, которое со всех сторон было окружено лесом. Сюда приезжают либо целенаправленно, прекрасно зная, к чему ведет эта ухабистая дорога, либо случайно — заблудившись или типа того. Третьего не дано. — Да, — соглашается и отстегивает ремень. — Это хорошее место. О тебе здесь позаботятся намного лучше, чем это делала я. — Не говори глупостей! — фыркает Хан, а затем искренне улыбается ей. Суа даже не представляет, как много сделала для него в его самый непростой жизненный период. — Спасибо тебе за всё. Я буду скучать… и прости, что принес так много хлопот! Суа зеркалит его улыбку и треплет хановы спутанные волосы своими длинными пальцами, как делала это когда-то мама. Это приятно и так по-домашнему, что хочется прикрыть глаза и просто наслаждаться. Джисону этого будет не хватать.  — А теперь ты не говори глупостей, Джи, — в тон отвечает ему тётя. — Жить с тобой не так уж и плохо. Даже весело местами. Но если бы ты не раскидывал свои вещи и убирался почаще — цены бы тебе не было! — заливисто смеется Суа, на что Хан только закатывает глаза. Ну да, он не самый чистоплотный человек. Но разве это самое главное? — Я тоже буду скучать. Если что-то случится — звони! Я всегда буду на связи. Джисон благодарно кивает и они выбираются из машины. Он закидывает лямку рюкзака на плечо и плетется к багажнику. Суа, не дожидаясь парня, уже выгружает дорожную сумку. Ну вот и всё. Теперь точно ариведерчи. На самом деле Джисон не хочет прощаться с ней. Не хочет отпускать. Не хочет снова быть брошенным ребенком. Эти полгода и так были невероятно тяжелыми, но сейчас почему-то хуже всего. Будто последняя ниточка, связывавшая Джисона и семью, рвется прямо на его глазах. Неужели это конец? — Здравствуйте, госпожа Хан, — из-за спины неожиданно раздается незнакомый женский голос. — Рады приветствовать вас в нашей церковной школе. Вас и ваша племянника.  — Здравствуйте, директор Ли, — здоровается Суа и почтительно кланяется женщине. И тут Джисон понимает, что разговаривают они на корейском. — Спасибо вам, что согласились.  — Я не смогла бы отказать Чану. Он мне как сын. Так что поблагодарите лучше его, — по-доброму усмехается госпожа Ли и Джисон наконец оборачивается к ней. Перед ними стояла миловидная женщина, которой на вид было не больше пятидесяти. На лице её расцвела сдержанная улыбка, а у миндалевидных глаз собрались маленькие морщинки. Черные волосы она собрала в тугой пучок, что говорило о ее сдержанности и серьезности, а выглаженная рубашка и бежевая юбка-карандаш делали из нее одну из тех учительниц, которые преподавали Хану в корейских школах. Он будто и сам на мгновение перенесся в Сеул, в котором раньше жил.  — Здравствуйте, госпожа, — низко кланяется Джисон, следуя примеру тёти. Видимо здесь стоит вести себя в соответствии с корейскими традициями и позабыть на какое-то время, где они находятся. — Меня зовут Хан Джисон.  — Здравствуй, Джисон, — кивает головой женщина и коротко улыбается. — Я Ли Ынха — директор летней католической школы-интернета для мальчиков имени святой Девы Марии. Приятно познакомиться. — Взаимно, — неуклюже отвечает он и переводит взгляд на Суа. Она кивает и ободряюще улыбается ему, будто Джисон маленький ребенок, который до сих пор стеснялся разговаривать со взрослыми, но впервые начал делать успехи. — Что ж, — прокашливается Суа, — не могли бы вы оставить нас наедине? Я хотела бы попрощаться с Джисоном перед тем, как вы его заберете. — Конечно, — разрешает госпожа Ли и отходит к огромным кованным дверям. Джисон молча смотрит на тётя пару долгих секунд, запоминая каждую родинку на её чуть загоревшем лице и каждую крапинку в карих радужках глаз, и наконец спрашивает:  — Ты что-то хотела? — Да, хотела, — хитро улыбается она и неожиданно обнимает Джисона за плечи, прижимая к себе. Он вдыхает её ненавязчивый ягодный аромат и сильнее зарывается в хлопковую ткань её футболки. Все это получается как-то само собой. — Как бы сейчас не было тяжело, знай, ты не один… — шепчет Суа на ухо и снова взлохмачивает его темные волосы.  Джисон зажмуривает глаза и в этот момент он будто забывает обо всем случившемся. Объятия Суа такие родные и напоминает ему мамины. Напоминают ему о дне, когда она уехала в Корею.  Они точно также стояли на улице, и мама плакала, пока капли дождя смешивались с её слезами, и обнимала его крепко-крепко, будто чего-то боялась. Хан, напротив, не плакал, держался из-за всех и верил, что она еще вернется. Верил до последнего. «Как бы сейчас не было тяжело, знай, ты не один…» Суа выбрала путь сладкой лжи и Хан её за это не винит. Он сделает вид, что поверил.  Как бы сейчас не было тяжело, он знает, что совершенно один. Но также Джисон знает, что сможет с этим справится без чей-либо помощи. Он сильнее, чем кажется. — Если что-то случится, то я сразу же приеду, Джи.  Суа сжимает в кулак ткань его футболки и с её щек скатывается одинокая слезинка. Он боится что-либо сказать или сделать, ведь знает, что тётя винит себя в том, что отвезла его сюда. Что оставит с каким-то незнакомцами… но Джисон многое понял за эти месяцы. Суа должна посвятить свою жизнь себе, а не беспокоиться о его делах. Он уже достаточно взрослый.  — Это католическая школа, а не колония для несовершеннолетних, — шутит Хан и отстраняется от нее. Только сейчас он понимает, какая она маленькая по сравнению с ним. Хотя Джисон никогда и не отличался высоким ростом. — И она точно не хуже моей нынешней.  — Просто будь осторожнее.  — А ты перестань реветь, — улыбается Джисон, за что получает щелбан.  — Засранец! Он закидывает на свободное плечо дорожную сумку и шагает к директрисе этого странного места. Католическая школа для мальчиков, говорите? Джисон надеется, что сможет здесь отдохнуть от тревожных мыслей. Сможет наконец отпустить прошлое и серьезно обдумать будущее. Он хочет начать готовится к экзамен уже сейчас, чтобы сдать все на высшие баллы и поступить в Сеульский Национальный. Вдруг у него получится? Вдруг он сможет самостоятельно стать ближе к семье и заставить их им гордиться. Видимо это лето обещает быть невероятно длинным и скучным… Сонный парень наблюдает за подъезжающим к школе Фордом и жует печенье, которое ему подарил один из здешних студентов. На вкус очень даже ничего, особенно по сравнению с тем, что готовят поварихи в столовой. Еда здесь была довольно пресной и обходились без изысков, но главное, что она вообще была. И если он что-то недоедал, то просто отдавал бездомным котам, которые хоть были не в восторге от такого подгона, но ели, что дают. В отличии от зажравшихся людей. — Новенький? — задумчиво спрашивает у рыжего пушистика. Он ему, конечно же, ничего не ответил, зато потерся о бок парня и блаженно замурчал. Жара сегодня стояла лютая, но даже это не остановливо кота ластиться к человеку и просить его внимания и приятные поглаживания. — А он поздно приехал. Все уже неделю, как тут.  Он пытается рассмотреть его получше, но пацан слишком далеко, так что видно лишь силуэт. Вместе с ним приехала девушка, которая, по его нескромному мнению, была не слишком то и старше. Видимо сестра? Точно не мама. Пацан выглядит слишком по-чужому. Он явно не отсюда. Он знает здесь каждого ребенка и все они приезжают уже не один год. Все они свои. Это не то место, куда легко можно попасть. Так что это довольно странно. Неужели директриса решила пойти против своих принципов и принять незнакомца? Не похоже на нее. Пацан и его спутница обнимаются, что-то говорят друг другу напоследок, а потом он уходит вместе с госпожой Ли, так не разу не обернувшись. А она как приклеенная стоит на месте и провожает его взглядом до самой двери.  А потом происходит самое интересное.  К ней из-за угла выходит Чан, и по её позе понятно — она не хочет его сейчас видеть. Он что-то говорит ей, видимо пытается успокоить и скрасить ее переживания, но она останавливает его. Что-то отвечает, возможно не самое приятное, но этот придурок не обращает на это внимание и просто берет её за руку и ведет к машине. Девушка не особо довольна этим, но не вырывается и спокойно садится в салон.  Чан еще минуту стоит у открытой двери машины, а затем наклоняется и целуют её руку, которую все это время не отпускал. Все это напоминает сцену из фильма девяностых, чем реальное прощание двух людей. Она заводит двигатель и уезжает из этой «Страны Чудес», как насмешливо называл её парень, в реальный мир людей. Он уже понял, кто эта девушка. И понял, кто этот новенький. — Неужели грядут перемены? — усмехается парень и чешет пушистую спинку кота. — Здесь со скуки помереть можно, но видимо не в этот раз. Удачно я приехал, да, Дуни?

⛪️⛪️⛪️

Я много думал и заходил в тупик.  Искал пути, как поступить иначе. Я ненавижу тот проклятый миг, Когда все краски в одночасье стали ярче.  Стрела прошла насквозь, но сердце цело, А розы будто чувствовали, что умрут…  Его слова тогда: «Не в этом дело», Я точно знал, что они лгут.  Зачем же он пришел ко мне сквозь время? Зачем нарушил этот сладкий сон? … Он как огромная проблема С душой моей был в прошлом погребён.

Хан Джисон 2005 год