Тринадцать минут

🔭👌

      Я сдал химию только благодаря Олежеку, и то, как я писал тест, было горячо и смущающе. Я читал вопрос, копался в памяти, а та услужливо рисовала мне фарфоровую кожу обнаженной спины с ложбинками на пояснице, до которых я доставал членом, высокие громкие стоны и сбивчивый голос, подсказывающий правильный ответ. Я до мельчайших подробностей помнил, как Олежек стонал на разных словах: мяукающе, пискляво, низко, высоко, жарко, с придыханием… Я помнил всё об алканах. Благодаря ему. Кто бы мог подумать, что секс — такой хороший учитель?.. Вернее, не так. Кто бы мог подумать, что потрясающий секс с котом — такой хороший учитель?..       Сдав листок, подписанный моей фамилией, я достаю из рюкзака отрывные стикеры. Да, я ношу их с собой и считаюсь тупым гопником. Я выше общепринятых стереотипов, идите на хуй. На голубом листочке оставляю послание и, скомкав его, бросаю записку через ряд — Олежеку.       Бумажка падает возле его стола. Кот оглядывается и, поймав мой взгляд, вопросительно поднимает брови и округляет свои восхитительные зеленые глаза за стёклами сексуальных очков в тонкой черной оправе. Я показываю руками разламывание ореха — прошу развернуть записку. Да, из меня хуёвый игрок в «Крокодила». Олежек поднимает записку и разворачивает её. Когда взгляд пробегает по строчкам, Олежек начинает краснеть. Я написал ему: «Кот, ты — мой спаситель!»       Покраснев, кот карябает мне ответ и перебрасывает записку обратно. Поднимаю её и читаю: «Я готов всё время спасать тебя. Тем более, если спасение будет выглядеть ТАК…»       После химии у нас урок астрономии, и я сажусь к Олежеку. Несколько неосмотрительно с моей стороны, скажу я вам. Близость Олежека, его голос, дыхание, запах… — всё это разом накатывает на меня, сбивает с ног. Я могу думать лишь о его горячем бедре, тесно прижатом ко мне под этой маленькой квадратной партой в этом холодном кабинете…       Учительница начинает опрос по изученному параграфу. Лес рук, как часто бывает, вынуждает её задать вопрос тому, кто всегда приходит подготовленным. Когда Татьяна Викторовна называет имя Олежека, я вздрагиваю и резко поворачиваю голову в его сторону, потому что горячая ладонь кота внезапно оказывается у ремня моих джинсов, проникает внутрь, опускается на мой член и сжимает его плотным кольцом.       Татьяна Викторовна задаёт ему вопрос о строении нашей галактики, и кот с легкостью отвечает на него, медленно отдрачивая мне под партой. Закончив свой ответ, Олежек поворачивается ко мне и вскидывает брови: — Гриш, ты в порядке? Ты покраснел… — и тут он прикусывает губу. Настолько пошло и сексуально, что я не могу сдержать медвежий стон. — Татьяна Викторовна, можно выйти? — прошусь я. Олежек выдергивает руку из моих штанов до того, как я встану или кончу. — Выйди, Григорьев. — вздыхает учительница. — Ты какой-то… красный. Плохо себя чувствуешь? — Да. — тут же киваю. — В медкабинет схожу. — Тебя проводить? — Котов проводит, — я хватаю Олежека под локоть и поднимаю, — верно, кот? — Д-… да, провожу. — кивает Олежек.       Мы покидаем класс.

      Заходим в туалет, и сцепляемся телами, голодно целуясь. Пятимся к кабинке, закрываем дверь. Олежек толкает меня к толчку, и я, опустив крышку, сажусь на неё. Олежек тут же седлает меня, руками под одежду зарывается, горячими кистями обжигает, пахом притирается, рот мой языком изучает медленно и основательно, всё там прощупывает. Я вязаный кардиган его задираю, пальцами в спину вцепляюсь, царапаю. Олежек надсадно стонет мне в рот, правую руку в штаны мне засовывает, под бельё. Едва до головки дотрагивается и крайнюю плоть кончиками пальцев опускает, а я уже думать ни о чём другом не могу, кроме как о нём — горячем и ласковом. Хочу его безумно.       Спешно расстёгиваю его брюки, прохладные ладони под бельё запускаю, сминаю нежные ягодицы пальцами — воздушные, молочно-белые, фарфоровые… — Кот, — хриплю ему в шею, дыханием опаляю, — встань ко мне спиной.       Он кивает, отлипает от меня, поворачивается. Я притягиваю его за ноги к себе поближе, ладонью на спину надавливаю, чтобы прогнулся, и Олежек руками в дверь упирается. Я трусы ему приспускаю, глажу ягодицы, мягко сжимаю, развожу немного в стороны. Припадаю губами к коже, втягиваю в рот и посасываю. Хочу наставить тут своих меток. Ощущая мои губы на коже, Олежек дрожит, твердеет, сильнее прогибается, раскрываясь, и я ему ладонь между ног просовываю, мягко яички перекатываю, ласкаю. Языком провожу линию от входа к пояснице, палец облизываю и вставляю. Олежек пищит, ко мне подаётся, насаживается. Я пальцем его трахаю, губами стеночку пытаюсь в рот втянуть, пососать немного, чтобы удовольствие кота накрыло. Палец вытаскиваю, ладонями ягодицы сжимаю, оттягиваю в стороны и языком внутрь толкаюсь. Олежек рот зажимает, чтобы не громко, чтобы не услышали. А я грубее толкаюсь, трахаю языком, на всю длину вхожу. Олежек рукой к члену тянется, но я перехватываю, запрещаю, кисть его к дверце пришпиливаю. Хочу, чтобы он нетронутым кончил. — Гриша!.. — хрипит и дрожит, и я сразу к себе разворачиваю, в рот беру, по самые гланды впускаю, и кот стреляет тёплым и сладким, за плечи мои хватается. У него ноги слабеют, подкашиваются, и я его к себе на колени сажаю, одежду на него натягиваю. — А ты?.. — Позже. — коротко говорю я, слизывая с губ капельку его спермы. — Гриш, — он поворачивается, ёрзая на моих коленях, чтобы было удобнее глядеть на меня, — я хотел попросить тебя. — он пальцами складочки на моём свитере разглаживает. Нервничает. Я внимательно слушаю его. — Я бы хотел познакомить тебя со своими родителями. — он взглядывает на меня с ожиданием худшего. Так, будто я сейчас закачу скандал. А я могу лишь взволнованно улыбнуться. Это ведь значит, что у нас всё серьёзно?.. — Уверен?       Он кивает. — Может, сегодня? — лучше сорвать этот пластырь сразу, пока я не накрутил себя. — После школы к тебе зайдём. — предлагаю я, поглаживая его бедро. Кот выдыхает и, кивнув, прижимается ко мне и урчит. А я стараюсь не сойти с ума от запаха его кожи и волнения.       Что, если я им не понравлюсь?..

🤰👦

      Олежек ведёт меня за собой, держа за руку и оглядываясь с нежной счастливой улыбкой. Я следую за ним, будто не знаю дороги. Мне страшно. Я так не ссал даже перед стрелкой, даже в драке. Для гопника бояться драки, как для зожника картошку фри тоннами жрать — неестественно.       В парадной я останавливаюсь и Олежек оглядывается. — Кот, — тихо произношу я, — мне нужно для храбрости… — лезу во внутренний карман куртки за сигаретами, но Олежек останавливает. — Не надо, — мягко просит и ластится, прижимается ко мне, возвращая сиги в карман, — не сейчас, пожалуйста. Ты поймёшь, почему.       Я поднимаю брови, но послушно киваю. — Тогда… поцелуй меня, кот?       И он целует. Мягко так, успокаивающе… до языка докасывается, к себе в рот приглашает, посасывает. Я так люблю его мягкие покусанные губы… Не то, что у меня — вечно сухие, с крючками корочек… — Гришенька… — шепчет ласково, губами в шею тычется, тепла моего ищет. Я расстёгиваю куртку и раскрываю руки, и Олежек в мои объятия падает, руками под одежду забирается — греется, замёрзший на ноябрьском холоде. Я теснее к себе прижимаю, пальцами зарываюсь в волосы, почёсываю, ласкаю, глажу. Олежек голову приподнимает и я его в лоб целую.       На седьмой этаж поднимаемся, у двери замираем, не решаясь заходить. — Они дома? — Она. — исправляет Олежек, шумно сглатывая. — У меня только мама. — Чёрт, … прости, кот. — Порядок. — отзывается он, сжимая мою руку.       Олежек выдыхает, смотрит на наручные часы — 13:10 — и поворачивает ключ в замочной скважине. Со стороны родительской спальни доносится женский голос: — Олег, уже вернулся?       В коридор выходит… сильно беременная женщина. Она держится рукой за живот, и когда Олежек подлетает к ней, успокаивающе улыбается сыну. И тут я понимаю, почему Олежек просил меня не курить. Из-за неё. Из-за малыша. — Малыш толкается. — затем она переводит взгляд на меня и мне удаётся рассмотреть её лицо в мельчайших деталях. Её глаза того же оттенка зелени, что и у кота, волосы длинные и светлые, золотистые, кожа белая, как молоко. Она очень красива. И очень в положении. Наверно, восьмой месяц. На маме Олежека домашний серый халат, надетый поверх широкой футболки и длинных пижамных штанов. — Мам, я же просил, — мягко произносит Олежек, шустро снимая куртку, — одевайся потеплее. — Мне не холодно. — пожимает она плечами. Снова смотрит на меня, обращается к сыну: — Представишь мне своего гостя? — Да, конечно! — отзывается кот и за руку притягивает меня к себе. — Гриш, это моя мама, Кира Анатольевна. — Можно просто «Кира», я не настолько старая для «Анольевны». — тихо ворчит она и подмигивает. — Мам, это Гриша. Мой… — он беспомощно оглядывается на меня, предоставляя возможность свести на «нет» наши отношения. Я не ведусь. — Парень. — я протягиваю руку маме Олежека. — Приятно с вами познакомиться. — Взаимно. — она сжимает мою руку тонкими, как у Олега, пальчиками. — Давно вы вместе? — Два месяца. — отзывается Олежек. — Ты… не против? — Ты же меня знаешь, — она легко взмахивает рукой, — я счастлива, если ты счастлив.       Кот взглядывает на меня робко, краснеет щеками и тихо подтверждает: — Я счастлив.       Кажется, проверку я прошёл. Слава тебе, Господи. Я указываю взглядом на её обширный живот, который мешает близко подходить к ней: — Примите мои поздравления. — Да какие поздравления, Гриша! Я на еду смотреть не могу. — она театрально фыркает. — Вот родится этот привередливый человечище, тогда и поздравишь. Тортом! — Что же вы тогда едите? — растерялся я. — Мне Олег готовит. — отзывается Кира Анатольевна и ласково улыбается сыну. Я перехватываю взгляд кота и изгибаю брови, как бы спрашивая «Ты ещё и готовишь?». Я знаю, что он умеет жарить. Меня. Пальцами и языком. Но ту же куриную грудку, борщи, салаты?.. Мой мужчина удивительный. Блять, как же мне повезло с ним!.. И как жаль, что столько лет я доставал его… Как жаль, что сразу не понял, что люблю. — Мам, мы посидим немного у нас, а потом к Грише пойдём, ладно? — Чайник я закипятила. Хоть какая-то от меня польза в доме! — она сгибает правую руку, демонстрируя «бицепс». — Ты же его не поднимала? — спохватывается Олежек. — Не-а. — Кира Анатольевна качает головой. Чёрт, какая она славная!..       Олежек прикрывает за мной дверь и тяжело приваливается к ней спиной, переводя дух. Зажмуривается, усмехается, дрожит. Я подхожу и обнимаю, укладываю его голову себе на плечо, ласково затылок поглаживаю, прядки волос пальцами перебираю. — Ты как? — спрашиваю. — Чуть не помер. — Я тоже.       Пауза. — Ты… — Олежек чуть отстраняется. Снова складки на моих плечах разглаживает, волнуется, — не уйдёшь теперь от меня? — в глаза мне с надеждой и страхом заглядывает. — Уходить? — переспрашиваю, поднимая брови. Теперь? Когда с одной стороны дали зелёный свет?.. — Кот, мы с тобой — одно целое. Никуда ты от меня не денешься. — Честно? — шепчет. — Честнее не бывает. — я прижимаюсь к нему, притираюсь. Пытаюсь мысленно донести, что, мол, кот, люблю я тебя безумно, хороший мой… Потому что словами пока не могу — ком в горле появляется, а шею спазмы скручивают.       Олежек молчит какое-то время, потом тихо спрашивает: — Значит, мы… вместе?       Я чуть отстраняюсь, внимательно смотрю на него и делаю всё официально. — Олег Валентинович, ты будешь моим парнем? — Гриш!.. — резко выдыхает он, покраснев. — Это да или нет? — Григорий Андреевич, я буду твоим парнем, если ты будешь моим.       Я бросаю короткий взгляд на запястье Олежека. 13:23. Сегодня в это время мы официально закрепили начало наших отношений. Ровно через тринадцать минут после знакомства с Кирой Анатольевной.