My love, mine all mine

      Проходит несколько недель, и Джонхан с Мингю начинают вести себя по-новому: оставаться после тренировок в ванной или в одной из комнат для занятий вокалом на третьем этаже. Тайком проникая в квартиры друг друга, уклоняясь от вопросов и смеясь над совпадениями, когда они оба опаздывали на запись — такое случилось лишь однажды. После этого они стали стараться приходить в разное время.       Тайком пробираясь к дому, Джонхан не избавляется от чувства вины и не перестает ощущать каждое прикосновение как кражу со взломом — неужели каждый поцелуй должен казаться краденым, а язык проникать в рот Мингю, словно рука вора? — Хён?       Джонхан поднимает глаза и видит, что Мингю смотрит на него сверху вниз, освещенный светом. Он не отвечает сразу, просто смотрит, как Мингю садится перед ним и прижимает руки к деревянному полу тренировочного зала. — Мингу~я, — протяжно произносит Джонхан, — В чем дело? — Ты… — он останавливается, сглатывает, — Ты хочешь поужинать после этого? — Поужинать? Ты имеешь в виду…?       Ответ приходит с опозданием на секунду: — Нет, — говорит Мингю, — Просто ужин. Я просто подумал… Ну, мы давно не проводили время вместе. Ну, знаешь, просто потусоваться, а не заниматься… другими делами.       О. Желудок Джонхана опускается, как камень в воду. Потому что Мингю, конечно же, прав. Это не было сознательным усилием со стороны Джонхана, скорее, он просто позволил этому случиться. Он подумал… на самом деле, он не уверен, о чём подумал, и почему он позволил этому случиться. Он просто… позволил. Но и Мингю тоже. Как и во многих других случаях, их было двое.       И это действительно нечестно со стороны Мингю — делать это здесь, думает Джонхан. Здесь, посреди тренировочного зала, где Джонхану некуда уйти. Некуда сбежать. Джонхан очень хорошо научился ускользать, всегда, как вода между пальцами Мингю ранним утром. Не то чтобы Мингю когда-нибудь говорил, что хочет, чтобы он остался. — Конечно, — отвечает Джонхан. — Было бы неплохо. — А как насчет того места с барбекю? Там, где мы ужинали в последний раз. — Звучит неплохо. — Хорошо, — говорит Мингю, не вздыхая, но делая длинный выдох, как будто до этого затаил дыхание. — Может, попросить кого-нибудь из менеджеров подвезти нас? — Нет, все в порядке, — говорит Джонхан, махнув рукой. — Это не так далеко. Мы можем пройтись пешком. — Хорошо, — соглашается Мингю.       Хотя он снова начал дышать, он всё ещё выглядит несколько напряжённым. Не нервничает, но как будто его что-то беспокоит. Джонхан хочет спросить, и он бы спросил — до всего этого он бы спросил. И Мингю ему ответил бы. А теперь он не спрашивает, и Мингю не говорит.       Они сказали, что не изменятся, и говорят, что не изменились, но как долго они смогут продолжать говорить себе это? Джонхан хочет спросить Мингю ещё об одном. Ещё одна вещь, которую он никогда не спросит.       Какое у него вообще право спрашивать Мингю о чём-либо? Они не встречаются. Они не любовники, так почему же Джонхан должен пытаться заглянуть в сердце Мингю, выведать его секреты? Они друзья. У Джонхана нет места в сердце Мингю. Так почему же он хочет протиснуться внутрь?       Он полагает, что всегда был таким. Если не сердце Мингю, то его мозг: у Джонхана всегда была склонность подкалывать Мингю, пытаться залезть ему под кожу и заставить его извиваться. Они много ссорились на протяжении многих лет, и Джонхан знает, что часто это было результатом его собственной чёрствости. Но Мингю всегда прощал его.       Может быть, поэтому Джонхан продолжал это делать — он не мог устоять перед необходимостью проверить его, проверить терпение Мингю, его мягкость — как далеко он может зайти, прежде чем тот сломается. И, возможно, причина, по которой он не спрашивает, в том, что теперь ему есть что терять. Он не хочет испытывать юношу, больше не хочет — разве он не может просто не спрашивать? Не может ли он продержаться еще немного, даже если он держится за воздух, даже если в конце концов он упадет и ударится о землю?       Ужин с Мингю может быть частью этого. Друзья едят вместе. В последнее время единственной причиной, по которой Мингю и Джонхан находились рядом друг с другом, был секс, так что это может стать их шансом исправить эту ошибку. У них есть весомое доказательство того, что они все ещё те, кем были.       Мингю встал, и Джонхан снова смотрит на него, наблюдая, как он уходит и втягивается в разговор с Минхао. Они быстро исчезают в своем собственном маленьком мире, легко, как друзья. Мингю и Минхао — друзья, как и Джонхан с Мингю… Так почему же у Джонхана в груди все сжалось? И что это за мерзкая штука гложет его, эта мысль — что они говорят о нём, о Джонхане, или о каком-то секрете, о котором он не знает? Почему Джонхан не стал лучшим другом, почему не спросил?       Джонхан отводит взгляд.       Когда тренировка заканчивается, Джонхан почти уходит один. Необходимость скрывать это, красться и не давать никому знать, когда они с Мингю вместе, сидит в его костях. Но они просто ужинают. Мингю подходит к нему, они вместе уходят, и никто не обращает на них внимания. Как и многое другое в наши дни, это все в голове Джонхана.       Пока они идут к ресторану, их костяшки пальцев соприкасаются, и Джонхан почти берет Мингю за руку. Он останавливает себя и убирает руки в карманы. Друзья не держатся за руки.       (За исключением, конечно, тех моментов, когда это происходит. Кроме того момента, когда Джонхан оказывается между ног Мингю, а Мингю тянется вниз, чтобы взять его за руку, в то время как его вторая рука остается запутанной в простынях над ним. И когда Мингю толкается в Джонхана, сжимая его руку, чтобы отвлечь от растяжки — и когда они спускаются обратно, а Мингю продолжает держать Джонхана за руку, пока тот не скажет ему, что все в порядке. Может быть, это просто вошло в привычку, и Джонхан ожидал, что Мингю уже протянет руку, чтобы встретить его на полпути. Но это не так. Он не встретил).       Они добираются до ресторана и занимают столик в одной из приватных комнат, делают заказ, им приносят еду и напитки. Мингю, не говоря ни слова, берет на себя обязанности по приготовлению гриля, улыбаясь, когда Джонхан хмыкает и говорит, что знает, как готовить мясо на гриле. Они говорят о многом: о работе, музыке, искусстве. У сестры Мингю все хорошо, как и у его родителей. И у их собаки тоже. Его глаза загораются, когда Джонхан спрашивает его о моде, о том, как идут дела с его художественными проектами; всё идёт хорошо. Мингю считает, что это здорово — иметь что-то, что он делает только для себя. И для Вону, шутит он, ведь они живут в одной квартире, и все работы оказываются именно там. — Хён, — говорит Мингю, когда они уже закончили есть и выпили по паре бокалов. Они опустошили по бутылке соджу, не меньше. Но глаза Мингю сосредоточены, и он смотрит на Джонхана так, словно тот — стержень, удерживающий его вместе. — Мм? , — Джонхан отвечает. — Что такое? — Спасибо, — отвечает Мингю. — За то, что согласился поужинать со мной. — Что ты имеешь в виду? — Ну, я просто… я не знаю, — вздыхает Мингю и качает головой. Волосы падают ему на глаза, и он откидывает их назад, открывая морщинку на лбу. — В последнее время я чувствую себя не в своей тарелке. Думаю, это помогло. — О, — вымолвляет Джонхан. — Тогда… не за что, я думаю. Хотя благодарить меня не за что. Это не то, чтобы… я не знаю. Ужин с тобой — это не обязанность. Мне тоже понравилось. Было приятно. Ты был прав, мы слишком давно не общались. Мингю изобразил полуулыбку, сделав глоток напитка. Но морщинка всё равно осталась: — Я не знаю, что со мной не так, — тихо говорит он. — С тобой всё в порядке, Мингю, — говорит Джонхан. — Это нормально — чувствовать себя немного не в своей тарелке время от времени. И я… Ты же знаешь, что я прежде всего твой друг, верно? Ко всему остальному, мы друзья.       Пауза. — Да — говорит Мингю. По какой-то причине он звучит неуверенно. Джонхан не уверен, по какой именно. — Так что если тебе тяжело, я хочу знать. Я хочу помочь. Ты всегда можешь… всегда можешь рассказать мне о чем угодно, — говорит Джонхан и хочет сказать: «Это я не могу тебе ничего рассказать». Но не говорит. Он не может сказать ему и этого. — Я помогу тебе справиться с этим бременем, если смогу. Каким бы оно ни было. — Я… Да, я знаю, — отвечает Мингю. Он берёт в руки пустую бутылку из-под соджу и начинает ковыряться в этикетке. — Я знаю. Прости меня. Я сказал, что не хочу, чтобы мы менялись, а потом все равно взял и изменился, да? — Он тихо смеётся, маленькие кусочки этикетки теперь разбросаны по столу. — Я тоже здесь. Если я тебе нужен, я здесь. Всё, что ты хочешь, всё, что тебе нужно. С кем-то поговорить или с кем-то… — он качает головой. — Если ты не хочешь быть один. — Я знаю, — говорит Джонхан. — Я всегда на расстоянии одного звонка. Если ты не хочешь быть один, ты не останешься. — Так вот в чем дело, по-твоему? — спрашивает Мингю, и морщинка меж бровей становится еще глубже. — Секс, я имею в виду. Думаешь, дело в нежелании быть одному? — А разве это не всё? — отвечает Джонхан. Мингю, наконец, снова поднимает глаза и встречается взглядом с Джонханом. Он рассматривает его какое-то время, а затем говорит: — Ты когда-нибудь хотел… не быть айдолом? Чтобы ты мог… ходить на свидания, не беспокоясь и не оглядываясь через плечо. Чтобы всё не было так… — Так сложно? — Да, — говорит Мингю. — Сложно. — Наверное, да, — отвечает Джонхан. — Не знаю. Я же не пробовал по-другому, понимаешь? Но было бы неплохо. Было бы здорово, если бы осознание того, что я гей, не было таким обречённым. Было бы здорово, если бы я заранее знал, что для осуществления своей мечты мне придется отказаться от любви. — Отказаться? — повторяет Мингю, глаза смягчаются, превращаясь из созерцательных в почти печальные. — Ты отказался от любви? — Я просто… не хочу надеяться, — говорит Джонхан, разрывая зрительный контакт. Как будто это помешает Мингю увидеть его насквозь. — Всё в порядке, Мингю. Я не имею в виду, что это уныло, я смирился с этим. Просто я не думаю, что я… Ну, я знаю, какой я. — И какой же? — Я не тот человек, в ком люди находят дом. Я — временная остановка, опыт. — Это неправда, — отвечает Мингю, качая головой. — Это неправда, хён. — Это не плохо, — говорит Джонхан. — Не обязательно. — Я знаю, — говорит Мингю. — Просто… я думаю, ты ошибаешься, — он опускает бутылку с соджу, и Джонхан снова встречает его взгляд. Он хочет спросить, что тот имеет в виду, но ему кажется, что даже если он спросит, Мингю не будет знать, как ответить.       Поэтому Джонхан выдаёт: — Чего бы это ни стоило, Мингю, я думаю, что когда-нибудь ты найдёшь свою любовь. Ты словно рождён для этого, понимаешь? Рождён любить. Поэтому я думаю, что ты найдёшь что-то хорошее, что-то доброе. Что-то простое. Что-то, что не будет… сложным. — А что, если это не то, чего я хочу? — говорит Мингю. В его глазах снова появилась напряжённая сосредоточенность, но выражение лица прочитать не удаётся. — Что, если я не хочу простого? Что, если я не против сложностей? — Ну, тогда, может, и нет, — говорит Джонхан, — но я думаю, ты заслуживаешь этого. Ты заслуживаешь простоты, Мингю. Ты заслуживаешь чего-то незамысловатого, чего-то, что не… что не причинит боли. Кто-то, кто не причинит тебе боли.       «Кто-то совсем не такой, как я, — Думает Джонхан, — Что-то совсем не такое». Он не говорит об этом вслух, потому что думает, что Мингю и без него это прекрасно знает. Ведь Мингю знает, каков Джонхан, не так ли?       Мингю наконец отводит взгляд и сглатывает, похоже, не в силах подобрать слова, чтобы сказать то, что он хочет сказать. А может, он и сам не знает, что хочет сказать. Так или иначе, в итоге он какое-то время вообще ничего не говорит, пока они не выпьют ещё немного и не перейдут на более лёгкие темы. Они становятся всё более пьяными, всё более раскрепощёнными, и вот они уже в машине на обратном пути, целуются, потом спотыкаются в дверях, и вот Джонхан уже снова в постели Мингю. Почему, почему, почему? Почему Джонхан не может остаться в стороне? Почему Мингю не отталкивает его?       Они становятся все хуже и хуже в роли друзей.       Рано утром, когда Джонхан натягивает ботинки в подъезде, возвращается Вону. Джонхан слышит его раньше, чем видит — слышит звяканье ключей, звук открывающегося замка, а затем дверь открывается, и каково его оправдание? Какое оправдание у Джонхана? Почему он здесь? Почему он крадётся в ранний час, пока Мингю ещё не проснулась? Какое у него оправдание? — Привет, хён, — здоровается Вону, когда Джонхан встаёт. — Что ты здесь делаешь? — Доброе утро, Вону, — отвечает Джонхан и, вместо того чтобы ответить, спрашивает, — Ты поздно лёг? — Что? — говорит Вону. Затем: — О, да. Я гулял с Сунёном. Было уже поздно, так что я остался ночевать у него. — Звучит неплохо, — негромко говорит Джонхан. Он берёт с вешалки свою куртку. — У меня то же самое. Я гулял с Мингю, а потом стало поздно, и я уснул на диване. Не хотелось рисковать и будить Сынквана.       Слишком много подробностей? Джонхан не уверен. Он внимательно следит за выражением лица Вону. — Я думал, вы собираетесь ужинать? — говорит Вону. Чёрт. — Да, — полуусмехнулся Джонхан. — Ну, мы же потом потусовались. Иногда люди тусуются после совместного ужина. — Точно, — говорит Вону.       Он почёсывает затылок, но не требует от Джонхана дальнейших объяснений, поэтому Джонхан прощается с ним и выходит из квартиры. Как только двери лифта закрываются, Джонхан прижимается к стене и прячет лицо в ладонях. Чёрт. Дерьмо, дерьмо, дерьмо.       Как бы он ни крутил это в голове, выглядит всё равно плохо. Плохое ощущение. Они были неосторожны. Что, если бы Вону был дома прошлой ночью? Что, если бы он сидел в гостиной и смотрел телевизор, как вдруг в дверь ввалились Джонхан и Мингю, слишком занятые тем, что пытались снять друг с друга одежду, чтобы заметить это? Что, если бы Вону увидел их, что, если бы он услышал их через стены — как они могли быть так беспечны? Как Джонхан мог допустить такое? Это было рискованно. Слишком рискованно. Это не должно повториться.       Джонхан нажимает кнопку своего этажа, и лифт начинает опускаться. Он чувствует, что тонет вместе с ним. С каких это пор он стал таким беспечным? Таким безответственным? Что Мингю делает с ним, что они делают друг с другом?       И откуда Вону узнал об ужине?       Двери лифта открываются, а Джонхан стоит, уставившись в пол. Откуда Вону узнал? К тому времени, как они покинули тренировочный зал, Вону уже ушёл. Он не мог видеть, как они уходят вместе. Остается только один вариант: Мингю рассказала ему. Но что он сказал? Как далеко он зашёл в своих объяснениях? Рассказал ли он Вону, что чувствовал себя не в своей тарелке, или что в последнее время они с Джонханом встречались только для того, чтобы потрахаться, об украденных моментах и гостиничных номерах, о…       Двери лифта снова закрываются с тихим «дзинь». Джонхан рассеянно нажимает на кнопку открытия двери и выходит в коридор. Ему не по себе, он чувствует себя не в своей тарелке, как будто кто-то неправильно собрал его, и теперь он наизнанку и задом наперед. Он добирается до квартиры и как можно тише пробирается в свою комнату, закрывает за собой дверь и падает на кровать. Он закрывает лицо руками, глаза зажмуриваются. Чёрт.       В кармане зажужжал телефон, и он достал его, наполовину ожидая увидеть строгое сообщение от Сынчоля о том, что им нужно поговорить. Может, Вону ему сказал? Он качает головой — у него начинается паранойя. Но смс от Мингю. 06:03: Хён? 06:03: Прости. Я не думал, что Вону-хён вернется так рано. 06:03: Ты в порядке?       Джонхан смотрит на экран, его глаза стекленеют, он читает и перечитывает каждое слово. Мингю ведь не станет врать, верно?       Внезапно экран его телефона, который уже почти потух, снова загорается — ему звонит Мингю. Зачем он ему звонит? Вону в квартире с ним, так что же он может сказать? А если Вону подслушает? Разве он не понимает, что это только усугубит ситуацию? Джонхан отклоняет звонок и начинает набирать сообщение. 06:09: Я в порядке 06:09: В душе, не могу говорить       Последнее сообщение он набирает несколько раз, прежде чем нажать кнопку «Отправить»: «Почему?», «Что ты сказал Вону?», «Ты знал, что Вону уйдёт?». В конце концов, он набирает 06:10: Мы должны быть осторожнее. От Мингю 06:10: Тогда мы будем 06:11: И хён 06:11: Единственное, что я ему сказал, это то, что планирую поужинать с тобой.       Джонхан сжимает челюсть и крепко сжимает телефон до такой степени, что его края больно впиваются в ладонь. Он чувствует себя открытым, уязвимым, как лягушка, которую препарируют. Все его органы выставлены на всеобщее обозрение. Он хочет вернуть свои секреты, свои тайны, он хочет, чтобы Мингю не мог так легко видеть его насквозь. Джонхан желает многого, и он начинает понимать, что сам факт желания чего-то — знак того, что ты этого не получишь.       Он отключает телефон, не отвечая.