enough

      По закону Вселенной каждый рожденный в мире получает своего соулмейта, чтобы прожить долгую и счастливую жизнь. Только Вселенная не учитывала ни разделение планеты на континенты, страны и политические особенности времени, продолжая оставлять метки на людях, чтобы те искали свою судьбу. Но никто не умирал, если не находил предначертанного, все могли жить в любви и гармонии, несмотря на метки на запястьях. Кто-то носил часы и браслеты, перекрывая надпись, кто-то даже и не скрывал. Мир был бы прекрасен, не будь одной беды.       Если твоя любовь не взаимна или безответна, появлялся кашель, затем лепестки, после лепестки цветков окрашивались кровью, а следом человек задыхался во сне, оставляя вокруг себя корону из кровавых лепестков. Многие старались не влюбляться, либо признаваться сразу, чтобы получить отказ либо шанс. Поэтому метки не всегда играли роль.       Хан Джисон не знал, что сможет встретить кого-то с такой же меткой как у него, да еще и со своей особенностью быть незамеченным. Друзья часто не видели его сообщений, теряли в толпе, уходили вперед. К отдавленным в транспорте ногам он привык, поэтому носил темную обувь и каждый вечер протирал кроссовки. Врезаться в кого-то было привычным делом. А о любви не шло и речи. Джисону нравились парни, но все скатывалось в одноразовые свидания и секс, дальше дело не двигалось. Он смирился, ведь он точно не закончит как его одноклассница, которая кашляла орхидеями, а после от нее остался лишь портрет в коридоре школы.       Крохотная надпись на запястье с не особо емким «meow» не давала намеков на соулмейта. Да и Джисон не надеялся, ведь мир такой большой.

«Это история о том, как я задохнулся лепестками гортензии от безответной любви.»

      В утренней транспортной суете привычное дело столкнуться с кем-то, Хан даже не удивлен.       — Прости, пожалуйста, я очень спешу, — растрепанный парень с кошачьими глазами искренне извиняется и убегает.       Джисон лишь пожимает плечами и ищет дальше. Как минимум трое уже впечатались в него, а это только вход в метро. Он бы и не предал этому значения, если бы история с этим парнем не начала повторяться. Стабильно. Два раза в неделю они сталкивались на входе, один на выходе. Выглядело как шутка.       — Ох, снова ты, — улыбается незнакомец. — Сегодня я заметил тебя и не врезался, значит судьба.       — Похоже на то. Обменяемся контактами? — Хан говорит это из вежливости.       И он очень удивлен, когда это происходит на самом деле. Ли Минхо довольно забавный, потому что предложил обмениваться хлопками ладоней при встрече, но если они были далеко друг от друга, то просто поднимали ладонь и улыбались, разбегаясь по своим делам. Переписка грела душу, пусть и имела привычный временами ход.       «Прости, что долго не отвечал! Был до безумия занят.»       Джисон уже не держит зла, устал, но не прерывает общение, ведь ему рано или поздно отвечают. Минхо даже зовёт его прогуляться, чтобы познакомиться поближе. Это поселяет малую теплую надежду. Новые знакомства иногда радуют, скрашивают будни, отвлекают от застоявшихся проблем.

«Минхо не верил, что соулмейты должны любить друг друга. Это стало моей отправной точкой…»

      Они много общались, проводили время или за прогулкой, или дома у Ли. Смотрели фильмы, сериалы, телешоу. Одним таким вечером, Хан решил задать волнующий вопрос.       — Хен, а какая у тебя метка?       — Думаю, мой соулмейт кот, — усмехается, задирая рукав толстовки до локтя.       На запястье то самое маленькое бессмысленное «meow». Именно тогда Джисон узнал позицию Минхо. Не обязательно любить соулмейта, ведь это может быть твой близкий друг. И данная ситуация не пугала, ведь ранее Хан не думал, что может быть близким с кем-то.       — Хен, там новое шоу запустили, давай вместе смотреть!

«Дни стали ярче, ведь это был мой первый настоящий друг! Я был до безумия рад этому…»

      Пару месяцев пролетели за счастливым общением. Они обросли локальными шутками, много смеялись и делились сокровенным. Даже когда Хан простыл, Ли навещал его. Готовил суп, приносил салфеток и подбадривал. Лёгкое недомогание быстро сошло на нет с такой поддержкой, только кашель остался.

«Я очень испугался, когда увидел на ладони лепесток…»

      Время назад не повернуть, ведь дружеское счастье легко переросло во влюблённость в лучшего друга. Заботливого, смешного, местами странного и с заразительным смехом. Когда в порыве веселья Джисон закашлялся, это вызвало беспокойство Минхо.       — Прости, подавился, — отмахнулся Хан.       Глупо было надеяться на взаимность от того, кто не видел смысла любить соулмейта. поэтому он старался не кашлять при друге. Но от кошачьих глаз не удавалось это скрыть. Ли словно видел насквозь ладонь, прикрывающую рот в очередном приступе.       — Какой цветок? — прямо спросил на выходе из кафе.       Они пересеклись в будни ради вкусной еды. Уставшие после работы и учебы. Отпираться не было смысла.       — Кажется, гортензия, но я не уверен, — поджимает плечами.       Минхо обнимает друга настолько крепко, насколько может. От тепла Джисон чувствует, как глаза намокают.       — Обязательно признайся, пока не поздно, — Ли гладит его спину, успокаивая.       — Я постараюсь, хен, но мне очень страшно, — сознается.

«Я почти произнёс свое признание, когда оторвался от объятий. Но его окликнули»

      — Минхо-оппа, — быстрым шагом к ним подошла девушка.       — Привет, родная, — Минхо целует щеку девушки.       — Привет, Джисон. Я Соен, Минхо много говорил про тебя. Очень рада, что вы соулмейты, — девушка мило улыбается.       — Я тоже этому рад, — старается улыбнуться Хан.       В горле застряли слова вместе с лепестковым кашлем. Теперь и признание не имело никакого смысла. Джисон долго сокрушался. Какая глупость — влюбиться в первого друга, что появился в жизни. По комнате лежало множество высохших лепестков, ведь убирать их не было никаких сил. Хан старался как можно скорее перестать чувствовать собственное разбитое сердце, найти кого-то еще, кто смог бы помочь ему забыть Минхо. Но его воротило. Сессия позволила сократить общение, ведь в эту загруженную пору было совсем не до встреч.

«Чувство слабости не покидало меня. А постоянно ходить и вытряхивать из маски лепестки утомляло. Но сессию я закрыл…»

      Чтобы выплеснуть все скопившееся в груди, Хан взял блокнот, что пылился на полке, и стал записывать свои мысли. Он знал, что долго не продержится, ведь белые лепестки постепенно окрашивались алым.

«Как дурак я влюбился в Минхо, хоть у него есть девушка. Сердцу не прикажешь, ведь он был первым, кто не забыл про мое существование через пару дней…»

      Он засыпал в страхе, что это его последняя ночь, а просыпался в ужасе от количества лепестков на подушке. Со временем эмоции и вовсе угасли, оставив лишь усталость. Встречи с Минхо стали редкими из-за слабости, почти что сошли на нет. Он не заставлял напрягаться, но волновался.

«Не знаю, сколько мне осталось. Надеюсь, что данный блокнот попадёт в руки моим родителям. Мам, пап, я сильно вас люблю, заботьтесь о Ппаме хорошо. Простите, что ухожу так рано, я сделал все что мог. Не вините Минхо, он хороший, его ждёт большая жизнь.»

***

      Последняя исписанная страница переворачивается дрожащей рукой. Минхо пришел в квартиру Джисона с пакетом еды. Обнаружив друга на кровати, полной различных лепестков, в обнимку с блокнотом, он вызвал скорую. Пока медики ехали, он прочитал все.       — Дурак ты, Джисон, — шепчет Ли, закрывая блокнот.