Надо

       Часто Олегу кажется, что Игорь пытается его съесть, подчинить себе или отомстить за что-то. Его поцелуи почти всегда агрессивные, оставляющие трещины на губах и синяки по плечам. Его прикосновения жёсткие, крепкие, болезненные, он вжимает в себя и не даёт шелохнуться, и не важно, в какой они позиции.        Олег устал бороться, если честно, не работает это, но и подчиниться полностью он не может — не в его характере. Вот они и сталкиваются в каждом поцелуе, в каждом прикосновении, и каждый стон, вскрик, дрожь — это, как чья-то маленькая победа. В понимании Олега, их с Игорем, секс давно не просто секс, это борьба. А что-то, кроме секса, они не умеют.        Олег сидит на подоконнике круглого окна и осматривает громовскую квартиру. Обычно они вваливаются в нее, целуясь и жадно раздевая друг друга, так что более-менее он знаком с прихожей и спальней. Ах, да, ещё ванная. Всё остальное мельком. Игорь сейчас гремит кастрюлей, потому что схватился голыми руками за горячую крышку. Он смешно прижимает пальцы к мочке уха и подпрыгивает. Это вызывает улыбку.        Полуфабрикат опускается в кипящую воду, и Гром, деловито помешав, накрывает кастрюлю крышкой. С момента как они с Волковым оказались в квартире, между ними висит неловкое молчание. Они оба не знают, что делать дальше. — Спасибо за обед. Ну, в камере. — Игорь сел на скрипучий табурет у стола. — С чего ты взял, что это я? — максимально равнодушно спросил Олег, поднимаясь и подходя ближе к столу. — Там не было супа. — уточнил Гром, зачем-то переставляя советские перечницу в виде грибочка и солонку между собой — Учитывая, что все мои старые знакомые, включая Диму периодически пытаются меня им накормить, вывод напрашивается сам собой. Как ты понял кстати, что я суп не очень?        Он наконец поднимает взгляд, пусть и на пару секунд, и Олегу кажется, что он видит в нём растерянность. — Ты сколько раз у меня ночевал? — риторически спрашивает Волков, садясь за стол напротив, — И всегда из перечня блюд на завтрак выбирал или второе или бутерброды всухомятку. Так что, как ты и сказал, вывод напрашивается сам собой.        Олег кладет ладонь поверх руки Грома, чтобы остановить это хаотичное перемещение посуды по столу. Тот выдыхает протяжно и смотрит на их руки. Наверное, нужно что-то сказать, но слова в голову не идут, да и Волков не мастер выражений. На плите шипит кастрюля с убегающими пельменями, заставляя дернуться.        Игорь поднимается, чтобы помешать содержимое, не дать ему слипнутся.        Олег же, увидев на мойке потрепанную розовую губку, берет ее чтобы вытереть стол, а потом берется доставать посуду. Ее оказывается немного: одна большая и широкая тарелка, пару плоских, по паре приборов, один советский гранёный стакан рядом с кофейной чашкой, что с золотой каёмочкой по краям и рисунком сирени, явно из сервиза. Рука сама потянулась к ней. На одном краю был едва заметный скол на каемке, а внутри чашки оказался рисунок ещё пары цветков. Олег улыбнулся и заговорил, развернувшись: — У нас такой сервиз был у директрисы детдома в кабинете. Она из него поила гостей из проверки. Мы его так и звали, «проверочный».        Игорь подошёл ближе и взял из рук Волкова чашку. — У Прокопенко сервиз был на шесть персон, очень его тётя Лена любила, и как-то попала мне в руки чашка с блюдцем, может, батя дал поиграть, может, дядь Федя, — только блюдце я разбил. И эти взрослые остолопы не придумали ничего лучше, чем выбросить осколки и забрать чашку к нам домой. Авось тётя Лена не заметит, что за стеклом шкафа посуды стало меньше. Вот такая мужская тайна. Тёть Лена до сих пор не знает, куда чашка пропала.        Они засмеялись вполголоса. Игорь все крутил в руках чашку, а когда Олег поднял голову, наткнулся на взгляд Игоря, теплый такой, спокойный. Тот сам потянулся за поцелуем, и это прикосновение было неожиданно нежным, долгим, трепетным. Незнакомым. За спиной снова зашипела кастрюля и запахло ароматным бульоном. Игорь что-то про себя пробурчал, возвращаясь к плите. Олег осторожно поставил чашку на место, всё же памятная вещица.        Пельмени поедали под редкие восклицания Волкова. Нет! Правда! Он за жизнь не ел таких вкусных пельменей. Гром гордо сообщил, что это пельмени Прокопенко, и он лично принимал участие в лепке. Волков улыбался, слушая истории, связанные с традицией этой семьи и мысленно радовался, что Игорю не пришлось знакомиться с детским домом. Олег мыл посуду в старой раковине, когда почувствовал, что кто-то стоит за его спиной. Обычно тут же появлялись сильные руки которые прижимали к себе, и кусачие поцелуи, — россыпью по шее — но не в этот раз. Гром стоял за спиной в явной нерешительности. Волков встряхнул руками, после вытирая их о старенькое полотенце, развернулся и обнял. Игорь осторожно обнял в ответ. — Странно…        Его дыхание щекотало кожу и согревало. — Что? — тихо уточнил Олег. — Всё.        В стекла начал биться вновь зашумевший дождь, и ветер распахнул створку форточки на кухне, принося с собой холодный и влажный воздух. Кажется, что Игорь прижался плотнее, и кожа под серой футболкой показалась ещё горячее.        Олег поцеловал сам, так же осторожно и нежно, почти сразу отдавая инициативу возлюбленному. Гром не изменял своим привычкам: горячий, страстный, жёсткий, он захватывал территорию, как лесной пожар, и сбежать было невозможно. Губы горели, и дыхание сбивалось под волной возбуждения. Кажется, он сам вжимался в Грома, словно пытаясь стать одним целым. Пальцы в волосах, ожоги щетины на шее, скрипучий диван и тяжесть горячего тела, шальной взгляд и новые поцелуи. Олег вдруг понимает, что в этом весь Игорь: какой бы глыбой он ни казался, внутри настоящий огненный смерч. Кажется, это была последняя мысль перед тем, как с него стащили одежду.        Игорь наслаждался — не пытался что-то наверстать и не сдерживал себя — двигался плавно, прикрывая глаза и выдыхая хрипло. Волкову нравилось, безумно нравилось. Кожа под пальцами, теплая и влажная, налившийся кровью член, тяжёлый и гладкий, и его возбуждённый возлюбленный, с удовольствием принимающий любую ласку. Гром хватался за плечи и впервые не прижимал к кровати, ограничивая, а позволял себя целовать, гладить, сжимать, позволял не бороться, а любить. Позволял и Олегу, и самому себе. Темп менялся: то вновь становясь отрывистым, почти болезненным, когда укус кажется пиком наслаждения, то замедляясь, доводя до исступления, когда нежность касаний и томление внутри выкручивали нервы. Это было так знакомо, но так по-новому.        Они лежали рядышком, потные, запыхавшиеся, прилипшие к чертовой обивке и друг к другу. Ветер вновь хлопнул раскрытой форточкой, и Игорь рядом вздрогнул. В памяти возникло воспоминание их с Димой разговора на парковке… «Скажи…»… — Ты мне нужен…        Олег уверен, что он даже рта не раскрыл, он чуть поворачивает голову, чтобы видеть глаза Игоря и понимает, что этот взгляд ему знаком. — Ты мне тоже… Тоже нужен.        Игорь улыбается мягко и тепло, в ответ на произнесённые хрипло слова, и словно становится моложе, добрее. — Хочешь, я завтра всем скажу, что мы вместе? — Гром пытается держать улыбку, но взгляд у него словно чуть виноватый. — Нет, — Олег видит непонимание и спешит объяснить, — я подожду пока ты сам захочешь.        Они молча смотрят друг на друга ещё пару секунд, пока Гром не усмехается, выдыхая облегчённо. — Вот и поговорили… Пошли в душ. — Опять вместе? — улыбается Волков. — А ты боишься не поместиться?        Олег поворачивает голову и смотрит на потолок, тот самый, старый и испорченный дождями, и думает, что когда-то не зря остановился поболтать с этим майором в гребаном супермаркете.