Terpsichore

Голоса в коридоре утихли не сразу, эхом отлетая от тонких стен. Виновато покосившись на парня, что напряжённо зажался в углу, Юнхо заломил тонкие брови. Как же стыдно. Кажется, оба не торопились нарушить неловкую тишину, но и не отворачивались, сверля взглядом друг друга. — Прости, иногда они несут полный бред, – послышался таинственный шепот, чтобы не спугнуть Минги. Тот лишь насмешливо отмахнулся. — Это мило, – видя непонимание на лице Чона, он продолжил. – То, что ты называешь бредом, забавно. Они все — забавные. — Я рад. Если честно, я переживал, что парни тебе не понравятся. Очень шумные. – Юнхо заметно выдохнул, отрываясь от стены. Время его тренировки вышло еще полчаса назад, но он все не мог покинуть зал, особенно долго засматриваясь на Минги сегодня. Тот стал как-то невероятно притягателен с приходом весны. И с каких пор Юнхо ощущает себя мартовским котом? Хотя, погодите... — Я тоже шумный, Юнхо. Только мало кто видит это. – пусть в словах не было упрека, он решительно шагнул вперед, склоняя голову набок. Во время коротких перерывов он иногда подходил к Юнхо и хвалил буквально за все, начиная от новой футболки и заканчивая сложными связками. Больше всего восхищал артистизм. Даже во время репетиций тот не выходил из образа, который сражал наповал. Впрочем, не менее, чем смущенная улыбка в ответ и розоватые щеки. Эти очаровательные яблочки выглядели как ебаный грех. Искушение. — Никогда бы не подумал, что ты экстраверт. – присаживаясь на полу напротив зеркала, Юнхо устало зевнул, от чего сразу прикрыл рот ладонью. Венки вздулись от высокого давления, и вились выше, по запястьям, пробираясь под футболку и прорастая лианами в голове Минги. Иногда хотелось, чтобы те, как у Грута, задушили его, чтоб не мучался. В Юнхо было прекрасно все, кроме тяжёлых мыслей, от которых гудела голова. — Никогда бы не подумал, что ты заметишь. – парировал он. Прерывать ленивую и комфортную беседу лишними движениями не хотелось, и он ничуть не жалел, что остался без тренировки. Поговорить по душам удавалось крайне редко, хотя Минги уже знал о его увлечениях комиксами и Гарри Поттером. Себя он всегда ассоциировал с кем-то вроде Седрика, хоть его и принимали за злодея из Слизерина из-за суровой внешности. И иногда из-за острого языка. — Как ты попал сюда? От неожиданного вопроса Юнхо вздрогнул, отрываясь от созерцания собственных ногтей. Минги сидел достаточно близко, чтобы касаться носком кроссовка его икры, и иногда толкать ногу размеренным покачиванием. — Подружился с парнями. Или ты хочешь полную историю? – дождавшись кивка, он едва успел собраться с мыслями, когда пальцы осторожно потянули его за рукав. Минги просил наклониться ближе, чтобы он смог положить голову на плечо. «Так будет лучше слышно», уверял внутренний голос. Слегка растерянный парень прислонился к стене спиной, позволяя опереться на себя, и почувствовал, как его поясницы осторожно коснулась ладонь, предупреждающе расправляя складки на ткани. Тихо выдохнув, он позволил бережно помассировать свои забитые мышцы. — Тогда начну с детства. Изначально я мечтал стать артистом балета... – в подтверждение слов нога, согнутая в колене, плавно распрямилась. Длинная, слегка обтянутая штаниной — Минги заметил, как напрягаются мышцы и вытягивается носок, демонстрируя подъем. – С пяти лет ходил по разным тренерам. Поздновато для танцора, но проблема не в этом. Шелестящий голос Чона убаюкивал, но на грани сознания Минги понимал, как тяжело ему даются слова. Уверенее проведя ладонью по спине, он будто подталкивал вперед, убеждая, что будет рядом. — И в чем же проблема? Чон только и мог, что послушно идти дальше, оперевшись на руку в ответ. Иногда ему требовались "костыли". Ноги переставали держать. — К сожалению, я не настолько гибок, да и... – опущенный к груди подбородок сдавливал дыхание, отчего голос звучал ватно, неслышно. С плеча соскользнули, сев напротив и пытаясь поймать взгляд, но он лишь отвел глаза в сторону. — Что? – Минги удивлённо охнул, поймав лицо пальцами, и широко хлопал глазами. Ещё при первой встрече он подумал, что этот парень определённо связан с балетом. Настоящий лебедь. — Скажем так, несмотря на пропорции моего тела, некоторые моменты пролетели. Юнхо не хотел вспоминать о том, как огонек в глазах померк, когда он подслушал настоящую причину, по которой его не приняли. «Балет — это ведь сущая евгеника». Тогда маме, шёпотом переговаривавшейся с тренером, тонко намекнули, что даже при худобе и тонкокостности есть все риски того, что мальчик раздобреет в талии и бедрах, что для балета означает крах. С тех пор Юнхо ненавидел эту часть своего тела, особенно живот, никак не поддававшийся диетам, изнурительным тренировкам и даже экстремальным методам, вроде таблеток. Объёмные футболки и длинные рубашки, плотные ткани, и, конечно, корсеты — вот что стало частью его повседневной жизни, и даже один взгляд на свою обнаженную фигуру выше пояса заставлял Юнхо стыдливо прикрываться и сжиматься, будто что-то позорное. Ребёнку, всю жизнь обращавшему вниманию на одни лишь изъяны своего тела, не хотелось видеть в прекрасном вытянувшемся юноше стройность, благородную осанку, изящный изгиб талии и, конечно, длинные ноги, плавно завершавшие ладный силуэт. Широкие, но не громоздкие прямые плечи, на коих красовались вписанные косточки, аристократично торчащие ключицы, нежно просвечивающиеся из-под воротника — все это никак не замечал Юнхо, как бы он ни старался полюбить себя. Лишь стоя у зеркала с сантиметровой лентой в руках, глядя на свое отражение усталого и осунувшегося лица с впадинами под глазами, характерными при обезвоживании, он трясущимися пальцами проводил по цифрам, с радостной, но тусклой улыбкой отмеряя убавление пары сантиметров. Он гордился собой и ненавидел себя, свою слабость, свою генетику и жизнь. Именно поэтому, глядя на оголенный пресс Минги, являющийся элементом хореографии, он завистливо, но с восхищением аплодировал ему, подавляя желание сжать тонкую талию пальцами. — Ты выглядишь превосходно. Нет, послушай, я не пытаюсь набить себе цену комплиментами. Если твое тело — результат упорного труда, то я горжусь твоим успехом. Это невероятно. – кажется, чересчур распаленный затянувшимся молчанием и обостренным чувством прекрасного, Минги придвинулся ближе, скользнув по гладкому ламинату. Визави. Зал был отменно хорош для занятий: просторный, теплый, при этом крайне уютный. Поглядывая на Юнхо в упор, он не заметил, что тот косится в сторону зеркала, так же оценивающе разглядывая свою фигуру со смесью благодарности, победившей зависить. В конце концов, если такой красавчик делает тебе комплименты, стоит прислушаться? Он безнадежен, раз оценивает людей по внешности, но ничего не может с собой поделать. Любит глазами. — Спасибо, ты тоже ничего. – игриво ухмыляясь, он решил разом сменить тему и переключить внимание на Минги, вскинув голову. Тот, не ожидая такого подвоха, едва успел закрыть громкий рот, но тут же стал почти задыхаться от смущения. – Особенно твой номер без верха. — Спасибо, я стараюсь держать себя в форме. Еще недавно всего этого не было. – он указал подбородком вниз, чуть напрягая пресс, к которому потянулись холодные пальцы. Кивнув на немое «Можно?» в глазах, Минги торопливо вздохнул. От легкой щекотки сбилось дыхание. — Значит, ты понимаешь меня. Это приятно. Поворачивая голову, Юнхо пристально сузил зрачки и наклонился к лицу, цепляя длинной челкой лоб. Напряжение в его плечах давило на слабую психику Минги: те казались вопиюще широкими, и оставалось лишь ухватиться за них пальцами, притягивая ближе. — Мне тоже приятно. – жалобная писклявость пережатой гортани резанула по ушам, но тот лишь многозначительно хмыкнул. — Иногда ты смотришь на меня так, что становится страшно. — Прости, я просто... – Минги зажмурился, надеясь спрятаться от стыда, вспыхнувшего ярким пятном на шее. Именно тогда к его лицу приблизились пальцы, накрыв пухлые губы. Глаза тут же распахнулись, неверяще и трогательно покоряясь воле Чона. — Мне нравится, продолжай. Я ещё никогда не чувствовал себя так уверенно. – двусмысленно, как и было задуманно, он хмыкнул, возвышаясь над замершим Минги. – У тебя очень красивые глаза. Откуда Юнхо мог знать, что именно они с ранних лет были главным комплексом парня, вечно предпочитающего носить круглые очки. Маленькие, узкие глазки. Совсем не такие оленьи, как у него, очаровательно закругленные и большие. Двойное веко — все как надо. В одних ресницах Юнхо было больше истомы, чем могло выдержать сердце. Густые пучки протыкали его насквозь, отбрасывая длинные тени под глазами, пока парни постепенно менялись местами, и уже щека Минги прижималась к ладони. Они не первый раз держались так близко, но только сейчас ничто не отвлекало друг от друга. Просто смотреть — непозволительная роскошь. Смотреть, не опираясь на костыли неловких движений в ответ на тихий шепот колонки, про которую все забыли, и она жалобно просила зарядки. «Прекрасно лишь то искусство, где зритель становится действующим лицом». Когда с щеки Минги стала стекать прозрачная слеза, Юнхо оторопело завис. Кажется, перестарался. — Прости, если я сказал что-то не так. Я, кажется, поторопился. – отстранившись, лишь бледный лоб сохранял спокойствие и уверенность. Взгляд испуганно бегал по сторонам, ища ответы. — Нет, стой, ты не так меня понял! Я просто не считаю свои глаза красивыми. – Юнхо покачал головой, желая возразить. Такого яркого и греющего взгляда он еще не ловил из толпы своим зеркальцем, как солнечного зайчика. Не следил лишь за одним зрителем, потому что тот не давил, а дарил уверенность. – Получается, мы квиты. Минги больше всего боялся и корил себя за то, что отпугнул парня, который практически уложил его на пол. Сейчас же тот снова сгорбленно сидел поодаль, почти не глядя в его сторону, и сжимал в пальцах колено. Вытирая предательскую дорожку соли под глазом, он наклонился вперед и тоже сел, разочарованно вздыхая. Какой же лох. — И все-таки, не будем торопиться, Минги. Нам нужно привыкнуть к тому, что мы сегодня услышали. – неуверенно протянув руку в сторону, Юнхо накрыл его ладонь и мягко сжал, больно прикусывая щеку изнутри. – Иногда требуется много времени, чтобы поверить в себя. — Я знаю способ быстрее. – отметив скептический взгляд сквозь зеркало, Минги требовательно поднял их ладони к лицу и осторожно коснулся розоватых костяшек губами. – Поцелуй меня, хён. Сковырнув с губ засохшую корочку, Юнхо почти болезненно морщится, переставая обдирать тонкую кожу. В глазах двоится, но он послушно двигается ближе к Минги, больше всего жалея о том, что верхний свет такой неуютно яркий и прожигает сетчатку. Пускай лишних зрителей нет, среди белых стен и на холодном полу очень неромантично оставлять первый поцелуй, но едва ли это волнует Сона, который исследует жесткую ладонь губами. Он не ожидал, что та будет хоть немного мягкой, ведь тренированные сухожилия привыкли поднимать и плавно опускать на пол тело, создавая невероятные волны, но от ощущения твердости хочется впиться зубами в мякоть и выгрызть все торчащие косточки. Раньше Сон не замечал за собой собачьих повадок, а теперь, кажется, даже нос повлажнел, потираясь о теплую и сухую кожу. Значит, здоров, хотя по-человечески болен. Все-таки, пол правда холодный. — Прямо здесь? – в темных глазах колыхалось непонимание, но губы предательски чесались от желания выполнить просьбу, помочь. Как он мог бросить в беде человека? Да, тот определённо попал в беду, ведь большого пальца едва ощутимо коснулась ребристая кромка зубов, взрывая маленькие салюты под кожей. Как шкодливый щенок, Минги практически не поднимал головы. — Прямо сейчас. Той же ладонью он потянул на себя, крепко придерживая запястье, и глухо приложился затылком об пол, но своего добился. Теперь Юнхо нависал над ним, готовый в ту же минуту сбежать, пока цепкие пальцы сдерживали и тащили вниз, хватаясь за талию. Голову Минги небрежно опустил, не боясь испачкать волосы о затоптанный пол. Его нетерпение смущало и вызывало трепетную готовность идти следом, напролом, прижимая ладони к плечам и дразняще касаясь кончика носа языком. — Видел бы ты себя. Чуть повернув голову вбок, парень пожал плечами. В зеркале не отразилось ничего, что достойно было отвлечь от вида перед собой. Слегка растрепанный Чон упирался коленями в пол и вынужденно прогибался в спине, не желая отступать. Дразнился, слегка подув в лицо снизу, расплывающееся в широкой улыбке. Щеки Минги под силой гравитации опали, едва заметно вздрагивая от смешка, и нежно покрылись румянцем, когда их коснулись губы, предупреждая о вторжении теплым дыханием. Юнхо прижимался крепко, почти впечатав островатый кончик носа в плоть, и что-то неразборчиво промычал. —..Чем...ты такой... — Не понимаю, повтори еще раз. – не уступавший ему вредностью, Минги старательно елозил по полу, пытаясь поймать неуловимые губы, которые накрыли потную шею. Это был удар ниже пояса, но Юнхо бережно прижимался сверху, не давая отстраниться и уйти. Оставалось лишь извиваться неуклюжей гусеницей, пока трепетавшие крылья притягивали выстриженный затылок ближе. — Обойдешься. Это тебе за то, что не умеешь ждать. Когда в подтверждение слов зубы крепче схватили крохотный участок кожи, намереваясь запятнать его, Минги недовольно пискнул и из последних сил выкрутился из рук, перекатываясь на бок и укладывая парня под себя, пока тот пребывал в шоке, широко раззинув рот. Победно глянув на Юнхо сверху вниз, он свел чужие запястья над головой и вытянул руки подальше, приближаясь к лицу. Медленно и томно, на выдохе, почти сталкиваясь носами, когда, наконец-то, коснулся губ, и замер, не чувствуя сопротивления или отдачи. Почему он не отвечает? Не готов? Не хочет? Затаивший дыхание Чон шире раскрыл глаза, пытаясь повернуть голову в сторону двери, когда та уже распахнулась со скрипом. — Вашу мать! Простите, я думал.. просто забыли свет... Вот же черт. Все, все, я ничего не видел. – Кажется, этого парня звали Ёсан. Минги завис над распятым под тяжестью тела парнем и тупо пялился в сторону стремительно захлопнутой двери, когда почувствовал внизу копошение. Его пальцы слабо разжались, а вес ушел в колени, и он приполнялся, только сейчас сполна осознавая, насколько пикантной была поза. Длинные ноги Чона с едва задравшимися штанинами коленями обхватили его за бедра, прижимая к себе, а на собственной шее алел робкий, но очевидный след от зубов. Смех и грех. — Я ни о чем не жалею. – ожидая от Юнхо что угодно, кроме самодовольной ухмылки, Минги лишь успел приоткрыть рот, когда его мягко потянули за ладонь обратно. – Мне холодно, но я бы полежал так еще пару минут. — Он никому не расскажет? — Он — нет, но будет припоминать мне до конца жизни. – как-то обречённо вздохнул Юнхо, медленно проводя ладонью вдоль ровных позвонков под сбившейся футболкой. – Обычно этим занимается Уён. — Чем именно? – балансируя на локте, пальцами свободной руки Сон коснулся высокого лба, смахивая с него пряди, и бережно клюнулся поцелуем. — Целуется с тобой на полу после тренировки? — Боюсь, ему бы не простили такой осечки. Язвительный бесенок тыкался вилами в его задницу, чуть откляченную назад, чтоб не смущать Юнхо своим напором. Цокнув языком, Минги игриво воскликнул. — Эй! То есть, ты не против? — Ты даже не мой парень, а уже ревнуешь? – сияя сытой улыбкой, Юнхо запустил пальцы в его сбившуюся причёску и разворошил гнездо на свой лад, упрямо притягивая ближе. Самый приятный способ смерти, если на то пошло — задохнуться под весом такого красивого тела. — У меня есть все шансы стать им. — Сначала я хочу нормальное свидание и как минимум дружбу. – тонкий палец уперся в кончик носа, веско выдвинув свои требования. Жалобно заломленные брови Минги рассмешили ни на шутку. — Но я умру без поцелуев, Юнхо! – бодаясь, парень все громче возмущался, разрывая полотно пространства тонким голосом. Непривычно высоким, как у Уёна. – Друзья не целуются. — Кто сказал? – с абсолютно серьёзным выражением лица Юнхо приподнялся, зарываясь носом в оголенную шею. — Ты дразнишь меня, я понял... Конечно, он был прав.