люблю

      Он готов был позволить услышать каждый звук своего тела, недоступный для заурядного слуха. Только бы доказать свою любовь. Доказать Зеницу, насколько он важный, обожаемый, прекрасный во всех своих странностях и самых удивительных чертах. Развеять любые сомнения в собственной значимости следами осторожных, невесомых поцелуев на невинно-нежной, обнаженной коже. От макушки и до самых пят.       люблю, люблю…       Он тихо вымолвил на ухо, пока Зеницу видел сны. Целовал виски, чтобы позволить прочесть мысли. Полностью доверился, без тени сомнения. Знал, что не напрасно. Знал, насколько нужно. И Танджиро услышал в ответ своё имя. Нежно-нежно. Лицо его озарила улыбка, и тело словно пронзила молния. От тихого, сонного голоса, полного безмерной, непосредственной любви.       Тан-джи-ро-о…       Красивые золотистые пряди раскидисто лежали на подушке. Обрамляли открытое, сонное лицо подобно лучам полуденного солнца, вдруг засиявшего в сумерках. Аромат волос ненамеренно, невинно, безобидно задурманил разум. Нежно, мягко погрузил в себя. Медленно сомкнул глаза лёгким пощипыванием от безвинных тёплых слез. И не стёр с томного, усталого лица следы нежного, обжигающего счастья. Словно цветение персикового дерева средь поля одуванчиков под весенней полуденной грозою.       Тихо.       Без капризов. Без истерик. Без дрожи по всему телу, давно и слишком заметно голодному по теплу и любви. Пылавшему в страсти, скованной стыдом и растерянностью в минуты бодрствования. Желанием и страхом полностью довериться. Отдаться в хорошие руки. Словно затравленный, испуганный зверёныш, продрогший от холода и суровости целого мира. И вдруг попавший в уютный, теплый дом.       Совсем неторопливо, чутко и едва весомо Танджиро коснулся кончиками пальцев чувствительных ушей, чтобы Зеницу услышал биение пульса под запястьем. И по частоте звуков чтоб сумел понять, насколько же он искренне любимый и желанный во всей своей невинности и несгибаемой доброте. Во всей природной мягкости. Во всех своих капризах, выслушать которые Танджиро готов был поутру. Зацеловал бархатистые щеки, мягко окрашенные нескрываемой робостью в персиковый румянец. С заботой накрыл своим хаори его тело – красивое и сильное, но беззащитно-нежное в минуты полного сознания. Словно сны отпустили Зеницу, полностью вверяя его Танджиро.       С первых лучей солнца, открывших прекрасные янтарные глаза. Бездонные, глубокие, тоскливые, но будто бы вновь закрытые от суровости внешнего мира под сомкнутыми длинными ресницами. Уже спустя часы, под лёгким, серебристым одеялом лунных сумерек.       люблю, люблю…       Танджиро совсем не устал повторять одни и те же слова. С любовью и теплом ронял их на светлую кожу после каждого поцелуя. Прижался к Зеницу, крепко-крепко. Дал услышать тончайшие звуки его тела, и нежными касаниями пальцев его словно пронзило раскатом лёгкой весенней грозы. С мирной улыбкой Танджиро потянулся за Зеницу в мир сновидений. На золотистой макушке он оставил с поцелуем еле слышный шепот, уж теперь последний за ночь:       Я люблю тебя, Зеницу, с головы до самых пят.