Загнанных коней убивает в Алжире

^^^       Быть героем — неблагодарная, бесполезная работа. Брок убедился в этом ещё в далёком детстве, наблюдая за поступками отца. Он рос с пониманием важного и ценного: геройство не по его душу. Ещё поступая в военную академию в семнадцать, он точно знал тогда, что пойдёт в специальные войска, а после — в наёмники. Там хотя бы деньги и роскошь, так ему тогда казалось. Двадцать с небольшим лет спустя он об этом уже даже не задумывался. Роскоши в его жизни как не было, так и не объявилось, а денег было столько, что раз на раз да приходила в голову мысль завещать большую часть дочечке Джека. На обучение или на машину, может. Так они хотя бы будут в ходу после его смерти, и сотни благотворительных фондов не растащат их, словно голодные шакалы.       После его смерти… В те пять минут, что он стоит напротив обнуляемого Солдата, Брок умирает вновь. Прямо как там, в Алжире. Солдат кричит от боли, дёргается, силится вырваться. Пот пытается смыть с его тела склизкую муть после крио, но у него ничего не выходит. Солдат рыдает без всхлипов, дрожит. И этот ебучий треск электричества — он ввинчивается в разум Брока гарпуном, достойным Моби Дика.       Возможно, проходит много больше пяти минут. Как во время ближнего боя: каждый раз кажется, что ты дерёшься от силы минуту, ну две, может, противники один за другим падают у ног замертво с ужасающей скоростью, после смотришь на часы, а там и первый десяток минут истёк давно, и второй тоже. Вот-вот третий подойдёт к концу.       А может, проходит и меньше. Время растягивается жвачкой или лягушачьим мускусом — Брок знает этот прикол. Каждый раз, как их закидывают в ночь в очередные дебри пустыни или обычной лесополосы, полуночные минуты тянутся бесконечно. Время расширяется, лжёт, юлит и заливается пиздежом о том, что вот-вот уже и век пройдёт, а на деле — какие-то сорок восемь минут первого из пяти часов до выхода из засады. И как с этим быть, совершенно непонятно.       Брок на часы не смотрит. Он смотрит на Солдата, явственно ощущая, как по позвонкам скатывается ледяная капля пота. За двадцать лет службы он повидал много. Смерти, мучения, допросы и пытки. У него на руках умирали любимые люди и товарищи. Он убивал товарищей сам там же — у себя на руках. Предательства, спасение, защита самого ценного… Он видел всё, что мог только увидеть, но столь яростной агонии, бесконечной, жестокой и яркой, ему встречать ещё не доводилось. И от мысли о том, что это — обычная практика при выходе из крио, его передёргивает.       Когда ток спадает, от криков Солдата остается лишь скулёж смертельно раненного животного. Но и он стихает через пару минут. Оба рычага отлепляются от его головы, возвращаются назад за спинку кресла. Наручники расстёгиваются, и этот звук заставляет Солдата вздрогнуть в последний раз.       — Он сейчас придёт в себя, — пока медик помладше, тот, что светловолосый, раскручивает шланг, собираясь смыть с пола кровь и блевотину, другой поворачивается к Броку. Он спокоен, говорит медленно, словно слова подбирая — только сейчас Брок почему-то акцентирует на этом внимание. Не отворачиваясь от Солдата и глядя в его закрытые глаза, он кивает. Медик продолжает: — Я буду в кухне, сделаю ему смесь. На всякий случай предупрежу: в первые восемь часов после разморозки обычную еду ему нельзя. Он её и не ест так-то, только смесями питается, но вы всё равно должны быть в курсе.       Брок кивает опять. Он не может оторвать глаз от Солдата, потому что ему кажется, что тот просто помер от этой электрической перегрузки. Но медик оказывается прав: не проходит и минуты, как Солдат раскрывает глаза. Они пусты. Пожевав капу, он сплёвывает её на пол, ещё несколько раз моргает.       — Солдат. Отчёт по состоянию, — перехватив взгляд серых дымных глаз, Брок не видит в них того гонора, что заметил после пробуждения. И его изнутри перетряхивает, выворачивает и прокручивает через мясорубку. Солдат выглядит разрушенным, безжизненным и готовым повиноваться любым приказам. Он выдерживает десяток секунд, обдумывая что-то, видимо, после ёмко выдаёт:       — Голод. Головная боль, — его голос звучит хрипло, надсадно. Больше он не подрывается, не стремится перебить всех вокруг. Старый медик подходит к нему, меряет пульс у сонной артерии, отсчитывая по часам на руке, а после так же спокойно отходит. Он остаётся цел и невредим, Солдат даже не дёргается, чтобы навредить ему.       — Принято. Сегодня по расписанию у нас купания, жрачка и разминка. После — отбой до утра. Как понял? — обернувшись назад к своим наёмникам, он быстро кивает, и те только теперь опускают автоматы. Таузиг разминает белые от напряжения пальцы, Джек переступает с ноги на ногу. Мэй, белая как мел, даже не двигается, и Брок быстрым движением глаз перехватывает взгляд Родригеса. Тот понятливо кивает, сдвигаясь со своей точки и подходя к наёмнице.       За своих людей Брок ничуть не беспокоится. Мэй отойдёт от шока, после, скорее всего, прорыдается и будет в порядке. Это не смертельно, хотя и убийственно трудно. Брок бессердечно её понимает. Если бы он ещё мог рыдать, прорыдал бы сутки, запивая всем алкогольным дерьмом, которое только смог бы найти под рукой. Даже несмотря на то, что последние пять лет он не пил вообще, даже по праздникам: ГИДРА вынуждала быть настороже и в напряжении ежесекундно. Он больше не мог и не смел позволить себе расслабиться.       Потому что с лёгкостью мог оказаться на месте Солдата. К нему судьба точно не была бы так благосклонна — он сжарился бы за десять секунд, умерев в конвульсиях.       — Понял, — Солдат, точно живёхонький, отвечает из-за его спины не по уставу. Это не вызывает раздражения, как было с Виктором ещё десяток минут назад, но попускать поводок Брок не собирается. Он уже показал, что не прогнётся, и продолжит держаться этой линии столько, сколько потребуется. До самой ебучей смерти.       — Командир, — обернувшись, он прищуривается и добавляет в интонацию немного стали. Солдат хмурится, чуть сопит, но, не отведя глаз и выдержав на себе жёсткий взгляд, отвечает:       — Понял, командир.       Брок кивает. Уже хочет сказать, чтобы Солдат поднимался, но его перебивает всё тот же медик. На его губах играет заискивающая улыбка, а руки чуть смятенно теребят край халата, когда он говорит:       — В промывочной камеры выключены. Этот, — он кивает в сторону Солдата, — ещё не соображает почти. Всё для вашего удовольствия, так сказать. Сопротивляться не будет.       Солдат поворачивает голову в его сторону, словно до конца не разбирая и не понимая произносимых слов, а после вновь поворачивается к Броку. И смотрит своими большими, непонимающими и бесцветными глазами. Ощущая сильный толчок тошноты изнутри, Брок кивает медику и рявкает злее, чем до этого:       — Встать, Солдат. Ванна с пузырьками ждет, — у него скрипят зубы от того, как сильно он их стискивает. Вместе с тошнотой внутри закручивается не злость даже, злоба — безжалостная и едкая. И хер бы с ним, что на его руках литры крови самых беспомощных и беззащитных, и хер бы с ним, что он ЩИТ предал, подрабатывая у многоголовой на полставки… Прорвавшись к нему и схватив металлической рукой за горло, Солдат выглядел восхитительно в своей убийственной опасности, и одна мысль о том, что предыдущие командиры, и вряд ли только они, трахали его без спроса и разрешения сразу после обнуления, буквально выводит его из равновесия. Была б его воля, Брок бы и этих двоих пристрелил следом за Виктором.       Солдат поднимается на ноги грузно и тяжело. Каждый новый его шаг по влажному, уже вымытому вторым медиком полу выглядит как последний в вертикальном положении, но он идёт к Броку. С усердием, вдумчиво и медленно — как малый ребёнок, только пробующий этот дивный вид человеческой деятельности. Затем обходит его, не прекращая поглядывать тупо и безжизненно, и направляется к выходу из помещения. Брок идёт за ним шаг в шаг, но к пистолету пока не тянется. Вместо этого бросает взгляд к уже вернувшей боевую готовность Мэй, переглядывается с Джеком.       Перед ним раскрывается неплохой вид накачаной, сильной спины и подтянутых, крепких ягодиц, но от этого вида становится тошно. И дело точно не в его либидо или, может, слизи, которой всё ещё покрыто всё тело Солдата, не считая разве что железной руки. Брок не пялился, когда Солдат был к нему лицом, и сейчас тоже пялиться не собирается. До промывочной они доходят довольно быстро, она скрывается прямо за углом. Приняв быстрое решение оставить всех снаружи, Брок зовёт с собой только Джека. Стоит двери за ними закрыться, как он суёт руку в карман и включает глушилку. По углам раздается привычный писк, камеры под потолком не реагируют вовсе — похоже, и правда выключены.       — Вход сторожи. И доложи по обходу, — тяжело вздохнув, Брок осматривается. Назвать помещение ванной у него язык просто не поворачивается. У дальней стены лейка душа с хлипкими полочками и несколько решёток стоков в полу по периметру, а рядом со входом широкий металлический стол с прячущейся под ним табуреткой. На таких столах обычно лежат трупы во время вскрытия в морге, но здесь лишь стопка одежды для Солдата и ни одного трупа. Ну, или почти. — Солдат, в душ. Пять минут на помыться. Время пошло. Как понял?       Солдат, стоящий голышом посреди промывочной, потеряно оглядывается, кивает. Уже разворачивается в сторону угла с душем, но, словно вспомнив важное, оборачивается и говорит:       — Понял, командир, — сообразительный, зараза.       Брок следит за ним взглядом, пока Солдат не включает воду. После переводит взгляд к Джеку и кивает. Переступив с ноги на ногу для устойчивости, Джек говорит:       — Все камеры на этаже выключены. Проверенный коридор закруглён, не разветвляется, просматриваемость из-за закругления хуевая. В коридоре только две двери. Расстояние между ними около двухсот метров. Обе подписаны: это оружейная и тренировочный зал, — Джек напряженно поводит челюстью. Его взгляд обращён только к Солдату, автомат в руках выставлен в его сторону. Чуть дёрнув головой в недовольстве, Брок опускает руку на кончик дула и давит вниз. Медленно качает головой под вопросительным взглядом наёмника, что мгновенно к нему перекидывается. Автомат Джек опускает, но держит всё ещё крепко. И говорит дальше: — Предположение: второй коридор идентичен этому. И второго выхода скорее всего нет.       — Дерьмово. Очень и очень дерьмово, — медленно прокатив по языку комок слюны, Брок отвечает так же негромко, как до этого говорил Джек. Затем делает шаг вперёд. Краем глаза он косится на Солдата. Тот смывает с себя слизь механическими, отработанными движениями. Мочалкой, висящей на держателе душа, не пользуется. И голову не моет тоже. Предчувствуя возможные проблемы заранее — опережая события, так сказать, — Брок доходит до стола и осматривает кучу вещей. Оружия не находит, только бельё, носки, камуфляжные штаны, футболку да высокие берцы. Внизу стопки лежит чёрное махровое полотенце. Вытащив полотенце, Брок встряхивает его и кривится — по размеру оно Солдату разве что задницу подтереть, и то половину только.       Но выбирать уже не приходится.       — Помыться выполнено, командир, — вначале выключается вода, а после звучит голос Солдата. Брок оборачивается, уже даже не удивляясь: Солдат выглядит рассредоточенным и беззащитным, но, видимо, сучливость у него в крови, потому что голова всё ещё грязная. На макушке видно комки чьей-то засохшей бурой крови, и вряд ли она принадлежит Солдату.       — Не выполнено. Голову мыть кто будет? Я, по-твоему? — прищурившись, он смотрит на Солдата в упор. Тот не отвечает. И глаз не отводит. Стоит и просто смотрит в ответ. Даже без вызова — Брок отчего-то ему не верит. Если ещё пару минут назад ему и показалось, что обнуление хорошенько коротнуло все наглые Солдатские замашки, то сейчас появляется понимание: показалось.       Они стоят в молчании минуту точно. Брок щурится лишь сильнее, хмыкает, а после бросает полотенце назад на стол. Резким движением вытащив из-под него табурет, он направляется к Солдату с ним в руке. За его спиной Джек немного смещается, отходит на пару шагов и вновь берет Солдата на прицел.       — Чтобы я был тебе нянькой, это ещё заслужить надо, ясно, Солдат? — почти швырнув к его ногам табурет, Брок указывает на него и четко, резко приказывает: — Сесть. Спиной ко мне. И не дёргаться.       Солдат разворачивается грузным, тяжёлым медведем, после садится. Брок напряжённо следит за его руками, пока тянется к лежащему на приделанной к кафелю стены хлипкой полочке. На ней стоит мелкая бутылка шампуня: она выглядит так, словно ей не пользовались десяток лет. Заполнено меньше половины.       — Держи, — всунув шампунь ему в руки, Брок подхватывает со стены лейку и включает воду. Первые струи попадают Солдату на лопатку и ему самому на ладонь: они оба вздрагивают от того, насколько они ледяные. — Ёбанный в рот, ты нахуя льдом мылся, блять? Тебя всему что ли учить надо? — рявкнув с резко вскинувшимся раздражением, Брок отводит струи в сторону, подкручивает кран с горячей водой. Он ждёт, пока та достигнет нормальной температуры, а от Солдата ответа не ждёт. Но неожиданно получает.       — Новый командир не указал температурные характеристики помывки. Было принято решение выбрать привычные температурные характеристики в соответствии с протоколами, — Брок хмыкает коротко и вплетает пальцы в волосы Солдата. Потянув его голову назад, заглядывает в глаза. Солдат слушается, голову откидывает — пиздит. Точно пиздит, Брок это всей шкурой чувствует. Никак иначе быть не может.       — Правило первое: что-то непонятно — уточнять у командира. Старые протоколы игнорировать. Понятно? — дождавшись короткого, еле возможного кивка, Брок отпускает чужие волосы, а затем направляет на них почти горячие струи. Солдат вздрагивает вновь, выдыхает как-то странно, ссутуливается весь. Помедлив, Брок дополняет: — Если горячо, скажешь. Как понял?       — Понял, командир, — голос Солдата немного хрипит, пока он тихо отвечает. И так и не распрямляется. Броку знакома эта поза: когда пытаешься уменьшиться, только бы уместить полностью под горячую воду заледеневшее на морозе тело, и он вздыхает. То и дело в голове всплывают отрывки строчек из отчетов, и теперь он словно видит меж них ещё глубже, чем до этого. Солдата вымывают холодной водой, после такой же ледяной вымывают голову — видимо, чтобы он чуть дольше не приходил в себя после обнуления. Эти теории отчего-то совсем не накладываются на прячущуюся сучливость и опасность Солдата, которую Брок уже себе выдумал. Чуть задумчиво хмыкнув, он принимает решение немного выждать и посмотреть, что будет происходить дальше.       Собственные мерные движения пальцев, которыми он вымывает из чужих длинных волос слизь и ошметки плохо различимого происхождения, успокаивают. В нем просыпается лёгкое, мимолётное сострадание, и Брок даёт Солдату погреться под горячей водой подольше, нарочно медля с мытьём его головы. После меняет душ на шампунь, не упуская из вида то, как Солдат, взявший лейку душа в руки, направляет воду на собственные ноги и перебирает кончиками пальцев.       Так, словно он и правда живой человек, а не бесчувственное оружие.       Набрав в ладонь шампуня, Брок с щелчком закрывает крышку и ставит бутылку на место. После вспенивает шампунь в ладонях, зарывается пальцами в волосы Солдата. Раньше ему доводилось мыть голову разве что Мэй однажды. Она тогда неделю жила у него, ещё лет шесть назад, из-за вывиха плеча на очередном задании, и могла двигать лишь одной рукой. Участь помощи в принятии душа, к счастью, Брока обошла, но голову помыть у неё так и не получилось.       Это воспоминание Брок любил. В нем было много ценности, много единения.       И хотя никогда он не говорил об этом вслух, но сам полноправно считал себя и нянькой, и наставником, и мамой да папой для всего СТРАЙКа. Он хвалил и чихвостил, поддерживал и указывал на ошибки. И хотя Джек верно считал, что сердца у него нет, заботиться Брок умел и любил. И поэтому заботился о своих ребятах, словно о малых детях.       Массируя кожу головы Солдату, он рассматривает его лоб. Глаз не видно, но не они конечная цель Брока, а собственные мысли о том, что шестой ему в команде не нужен. Вся их работа уже налажена, сотрудничество доведено до идеала так же, как и знание слабых и сильных мест друг друга. Солдат будет помехой. Сучливый Солдат — вдвойне.       Но надеяться на то, что удастся пристрелить его по тихой и Пирс не заметит, даже не приходится.       — Голову назад. Глаза закрыть, — потянув за волосы чуть жёстче нужного, Брок наклоняется и забирает из рук Солдата душ. Тот послушно откидывает голову, но глаз не закрывает. Не то чтобы Брок надеялся, но попытка сказала сама за себя: Солдат ждёт опасности и всё равно слушается. Либо изучает повадки и модель его поведения, либо… Слишком боится: и чтобы глаза закрыть, и чтобы отказать.       Осторожно смывая мыльную пену из его волос, Брок еле удерживается от того, чтобы не налить Солдату воды в глаза, только бы тот прекратил на него пялиться — ему тоже хочется посучиться и выразить всю свою злобу на Пирса, на это безнадобное повышение. Только он этого не делает. Вымывает последнюю пену из волос, прочёсывает их напоследок пальцами. Теперь от Солдата пахнет мятой — резко и холодно. Отступив на шаг и убедившись, что потоки воды уже смыли с его берцев всю блевотину сами, Брок выключает воду. Лишний раз он старается не вдыхать.       — Теперь помывка закончена. Встать, вытереться, одеться. Как понял? — Брок возвращает душ в крепление и отходит. Он отворачивается почти сразу, направляясь к выходу, у которого стоит Джек. О том, чтобы вернуть табурет на место, даже не думает. Как и о том, насколько небезопасно поворачиваться к Солдату спиной. Последнее его совершенно не пугает: напряженный, готовый мгновенно среагировать Джек всё ещё держит автомат поднятым, а указательный палец на спусковом крючке.       Солдат молчит слишком уж долго. С лёгким раздражением готовясь отражать нападение сзади, Брок замечает на лице Джека быстрое выражение растерянности. Такого выражения у друга он не видел уже лет шесть точно — последний раз Джек выглядел так, когда сорвался из Трискелиона к жене на роды. Брок помнил четко, потому что сам вёз его. Новоиспечённый папаша, не пугающийся ни вываливающихся кишок, ни пули, прошедшей в сантиметрах от печени, был настолько напуган, что вряд ли смог бы даже ключ зажигания вставить куда нужно.       И вот это выражение мелькает вновь. Брок замедляется на новом шаге до полной остановки, слышит короткое:       — Брок, бля, он… — и оборачивается. Медленно и аккуратно. За его спиной никого не оказывается, и даже наоборот: Солдат стоит всё там же, где и был — в углу с душевой лейкой. Он не отодвинул табурет, не сделал ничего вообще. Только к стене подошёл, оперся о нее руками и прогнулся в спине. Брок смотрит на это несколько секунд, пробегается взглядом по длинным ногам и напряженным бёдрам Солдата, по ягодицам и спине — вся слизь уже смыта, кожа с каждой минутой приобретает все более живой оттенок, и только теперь он отчего-то позволяет себе насладиться видом. Солдат выглядит охуительно.       И его поза — охуительно отвратительная.       — Джек. Выйди, — даже не оборачиваясь, Брок бросает себе за спину два слова, но не слышит шагов. Обычно не перечащий его приказам Джек медлит, сомневается. Брок предполагает минимум два варианта, что могут стать предпосылками к такому поведению. Даже три: Джек либо печётся о его безопасности, либо о безопасности Солдата, думая, что Брок его выебет или изобьет.       — Брок… — из-за спины звучит голос, полный сомнений, и Брок тяжело выдыхает. Рявкает жёстче, дергая рукой в нужном направлении:       — За дверь. Живо, — его голос звучит резкой плетью, и Солдат вздрагивает весь. Это страх. Брок вглядывается в его плечи и бёдра и видит в них страх. Новые обстоятельства дают ему более полную картину происходящего, и от этой картинки его начинает мутить. Солдат не выжидал и не прятал сучливости всё это время, желая ударить исподтишка. Обнуление дезориентировало его и сделало мягким, напуганным. Несмотря на его габариты и железную руку, несмотря на новое командирское лицо — он боялся Брока, словно был в два раза его младше и в сотню раз беззащитнее.       Джек ступает бесшумно. Дверь открывается, выжирает его из пространства комнаты и закрывается назад. Брок остается наедине с Солдатом. Он поднимает руки и трёт лицо — долго и вымученно. Отчеты уже рассказали ему и о боевой готовности этого смертоносного оружия, и о его навыках. Только их не хватило, чтобы описать всю картинку полностью: Солдат был игрушкой в руках ГИДРы. Он априори не мог быть идейным — чего Брок столь сильно опасался, — оставаясь лишь пленником и жертвой. И хотя в его спальне, являющейся скорее камерой временного содержания, не было временных засечек на стенах, он оставался бесправным существом.       Существом, что не имело права даже на горячую воду и человеческий секс.       — Ебучий случай… И угораздило же, блять, — вздохнув ещё раз, Брок подходит вперёд, подхватывает табурет и отступает шагов на пять. После ставит табурет, усаживается, сразу чувствуя неустойчивость одной из ножек и соответственно всей конструкции в целом, а затем достаёт сигареты. И закуривает.       Солдат весь — недвижимая фигура ладьи, что могла бы двинуться с невероятной скоростью в любую сторону доски, если бы у неё было место для манёвра. У Солдата в его выжженном разуме места для манёвра нет, и Брок курит, рассматривая его. Идеальная кожа всё ещё покрыта каплями воды, и на ней нет ни единого изъяна, кроме разве что шрамов, оплетающих железную руку. Регенерация, судя по его делу, в этом теле высокая, и его действительно можно было бы трахнуть по-быстрому — никто бы не обнаружил следов после. Брок раздумывает об этом лениво, даже не собираясь воплощать мысли в жизни. У него не стоит последние пять лет, и сексуальное желание в нём, кажется, вымерло так же, как когда-то динозавры. Искра его жизни истлела, погасла и оставила после себя лишь дымок да истончившийся запашок гари.       Насильничать не было ни единого желания. Ни над Солдатом, что выглядит сейчас ебучей перепуганной неженкой, ни над собой.       — Развернись, принцесса. Ебать тебя сегодня никто не будет, можешь расстраиваться. Если я непонятно выразился до этого, сделаю это отдельным, персональным правилом: старые протоколы игнорировать. Как понял? — стряхнув пепел с ополовиненной сигареты, он наблюдает за тем, как Солдат медленно опускает руки, а после разворачивается. От его вида, босого, стоящего на голом кафеле, Брок только плечом поводит. И почти сразу встречается с растерянным серым взглядом. Да ёб вашу ж мать, с какого хуя у него сегодня все такие потеряшки, а? Сначала Мэй, побелевшая из-за обнуления, после Джек. Ещё и этот теперь.       Отличная, блять, команда. Нацеленная на успех размером с цинковый гроб.       Солдат смотрит на него, осматривает с ног до головы, после вновь возвращается взглядом к глазам. Он раскрывает рот, чтобы сказать что-то, видимо, но не говорит ни единого слова. Закрывает его снова. Хмурится, переводит растерянный взгляд в пол. Брок фыркает, наблюдая за всей этой вакханалией переживаний, и затягивается вновь. Он утешает свою злобу, разгорающуюся внутри, воспоминанием дохнущего за секунду Виктора. Лелеет его, рассматривает — это воспоминание приносит внутреннее удовлетворение и помогает немного остыть.       Брок не ощущает себя вершителем чужих судеб, но ему чуть спокойнее, что удалось убрать нахуй из этого мира такого подонка, как этот малый.       — Командир злится, — солдат отвлекает его от раздумий голосом и топчется на месте. Ну точно, потерявшийся ребёнок, не иначе. Брок стряхивает ещё немного пепла с сигареты на кафель. Отвечает:       — Не на тебя, принцесса, расслабься. Не слышу ответа на свой вопрос. Как понял второе правило? — уперевшись локтями в колени, он позволяет себе невыгодную позу, в которой ему трудно будет быстрым движением вытащить оружие. Солдат подмечает это глазами, сжимает металлическую руку в кулак пару раз. Следующие десять секунд Брок проводит в напряжённом ожидании: кинется тот на него или нет.       Лучшее оружие ГИДРы на него не кидается. Кивает, стряхивая этим движением капли с волос себе на плечи и под ноги. После отвечает:       — Старые протоколы игнорировать. Понял, командир.       — Вот и ладушки. Пять минут на помыться уже давно истекли, принцесса. Живо вытираться насухо и одеваться. Одежда на столе, — мотнув головой в сторону стола за своей спиной, Брок следит взглядом за тем, как Солдат делает первый шаг по влажному кафелю. Движения всё ещё механические, но теперь в них чуть больше человеческой задумчивости, а не сосредоточенности на том, как правильно, устойчиво шагать — похоже, мыслительная деятельность запускается у него довольно быстро, значит, нужно быть начеку. Брок осознаёт это в полной степени, и всё равно пускает Солдата себе за спину. Подбирается весь незаметно, не меняя позы. Этот его жест слишком много говорит о доверии, и следующий шаг остается за Солдатом.       Не проходит и нескольких секунд, как слышится шорох полотенца. Брок распрямляется, разворачивается на табурете лицом к Солдату. Пока тот вытирается — и даже голову сам вытирает, вау, надо же, умеет — и одевается, Брок успевает докурить и выкинуть бычок меж прутьями решетки слива. Оставаясь на табурете, говорит:       — Отчёт по состоянию.       — Голод, — застёгивающий штаны Солдат вскидывает к нему глаза, смотрит несколько секунд и вновь опускает. Брок только хмыкает, поднимается. Уже хочется направиться к двери, как Солдат его окликает: — Командир…       Замерев на новом шаге, Брок поворачивает к нему голову, бровь вскидывает вопросительно. Солдат снова смотрит ему в глаза, ждёт чего-то и молчит. После выдыхает как-то шумно, словно пытаясь собрать разбегающиеся мысли в комок, чтобы сказать что-то. Брок облегчает ему работу, вынося несколько четких, быстрых приказов:       — Ужин и разминка, после — в постель. Держаться за левым плечом. В конфликты не вступать, на любые высказывания моих людей не реагировать. Никого не провоцировать. Как понял?       Солдат кивает и откликается уже почти привычным «Понял, командир», но Брок ощущает меж лопаток лёгкий зуд — это послушание ненадолго. Ему остаётся лишь надеяться, что его хватит до конца вечера, потому что у него самого никакого желания вступать в очередную драку с этим монстром нет. Вот завтра утром — пожалуйста, любое говно, что только взбредёт Солдату в голову, но сейчас Брок ощущает лёгкую измотанность. Это был долгий, насыщенный день.       И лучше бы Солдату не сучиться и размораживаться ещё пару часов.       Он выходит из двери первым, мгновенно натыкается на четыре пары суровых, напряженных глаз, но только давит ухмылку. Джек по запросу указывает направление к кухне, и они идут. Присутствие Солдата за левым плечом ощутимое, явственное и реальное, хотя он и двигается бесшумнее кота.       У Брока в голове добрая сотня важных стратегических вопросов, на которые хуй где он сможет получить ответы. Всё, что ему остаётся, — банальная разведка. Чем больше информации о Солдате и его функционировании он соберёт сейчас, тем больше будет вероятность его выживания в будущем.       Ни о какой жизни речи не идёт и идти не может. Теперь ему доступно лишь выживание. ^^^       Небо расцвечено звёздами. Они сдают автоматы на своём этаже, выходят наружу все вместе. Брок и шага лишнего не делает от входных дверей в ангар, сразу закуривая. Снаружи расцветает ночь, и он выдыхает дым, поднимает голову к нему. Сразу находит взглядом звезду, и та шепчет ему, что он выживет. Ещё ненадолго, но он будет жить. Он будет выживать.       Джек закуривает тоже, стреляет сигарету Мэй. У неё слабо дрожат кончики пальцев, и Джек подкуривает ей. Таузиг идёт вперёд, к парковке, не желая дышать смогом. Родригес мнётся на месте, топчет песок пред ангаром подошвой берца и смотрит себе под ноги.       — Командир, это… — он не успевает ничего сказать даже. Смолкает, вздыхает надсадно. Брок перебивает его на выдохе, случайно чуть не давясь дымом:       — Всё в машине. Не здесь, — Родригес кивает, первым следует за Таузигом. Брок вновь поднимает лицо к небу, щурится. Ночная летняя прохлада остужает его злобу, но перед глазами так и стоит пустое, брошенное выражение на лице Солдата, когда Брок закрывал его на ночь в камере. Ему пришлось приказать оружию, чтобы тот лёг в постель, иначе так на всю ночь и остался бы посреди камеры стоять, наверное.       Смотря в небо, Брок чувствует только бесконечное опустошение. Небо молчит, перемигиваются звёзды на каком-то своём языке. На его собственном — отвратительный привкус смеси, которую Солдату приготовил тот старший медик. Короткого жёсткого разговора хватило, конечно, чтобы неожиданно нашлись и подсластители, и вкусы разные, но представлять, сколько ещё было таких мерзких моментов в жизни Солдата не хотелось.       И без всяких фантазий было понятно, что реальность Солдата была ужасающе жестокой в каждом своём дне и в каждом мгновении.       От разглядывания звёздной бездны его отвлекает шорох шагов Джека и Мэй. Они тоже направляются к парковке. Брок сплёвывает в песок слюну, переполненную отвращением, и делает первый шаг. Его взгляд почти сразу впивается в спину Мэй, а внутренний компас напряжённо указывает стрелкой в сторону приближающейся истерики. Брок принимает неизбежное с лёгкостью и покорностью: из них всех Мэй самая младшая, ей только-только тридцать исполнилось. И хотя за плечами у неё достаточно тяжелого военного опыта, Брок давно уже привык к её эмоциональности. В работе это никогда не мешало. А вне работы… Он был бы последним уродом, если бы запрещал ей плакать.       Особенно там, где рыдали бы даже мёртвые.       До машины доходят в тишине. Все успевают докурить, к несуществующей радости Таузига, что стоит у его машины с тяжелым взглядом и сутулыми плечами. Он ещё не уехал, ему ещё было что сказать. А может и не было — Таузиг по своей природе был достаточно молчалив, редко когда высказывался. Возможно, ему не хватало той искромётности речи, что была присуща Родригесу, а может, он просто не любил говорить.       Чуть поведя плечом, Брок снимает блокировку с дверей автомобиля и забирается на водительское. Почти сразу вставляет ключ в замок зажигания, система отзывается коротким отчетом, оповещает о пяти новых прослушивающих устройствах, что были обезврежены. Когда за Джеком, забравшимся последним на переднее пассажирское, закрывается дверь, повисает тяжёлая, мутная тишина. Брок отворачивается к окну, опускает руки на руль, но в нём не находится сил, чтобы нервно постучать по нему пальцами и разбавить эту тишину.       Мэй всхлипывает — надсадно и как-то совсем не по-девчачьи. В зеркало заднего вида Брок не смотрит: он согласен слушать и слышать, это он сегодня ещё выдержит. Но видеть её слёз и дрожи просто не сможет. Сердце тяжелит этот прощальный потерянный взгляд Солдата, закрываемого в камере. И мелькает резкая шальная мысль: если кто-то ночью решит зайти к нему за сексом, Броку хочется верить, что Солдат свернёт ему шею.       Ему хочется сделать это третьим ебучим правилом.       Мэй всхлипывает вновь, и он закрывает глаза. До третьего всхлипа они не добираются. Она срывается в гортанные, мокрые рыдания и воет, сгорбившись на заднем сиденье. Брок её понимает. Правда, понимает — слишком уж долго знаком с ней. Не так долго, как с тем же Джеком, но достаточно.       Они встретились десять лет назад, в ЩИТе. Ей нужна была работа, и хотя навыки её страдали, Брок выбрал ее в качестве кандидатки на место в его команде. Он тогда только-только формировал СТРАЙК с подачи лёгкой руки Фьюри, и уже успел привести в него следом за собой и Джека, и Родригеса отобрал среди других кандидатов. Таузиг тогда уже года два как работал в ЩИТе сам, его как раз хотели списывать — неуживчивость в коллективе и молчаливость не сыграли ему на руку. Зато сыграли на руку Броку, заметившему его личное дело среди других кандидатур.       Ему потребовалось всего лишь пять месяцев, чтобы наладить связь между ними всеми и привести в действие механизм командной работы. Его группа огневой поддержки была лучшей в ЩИТе. Лишь благодаря им Брок получил свой седьмой уровень допуска.       Лишь благодаря им и собственным стальным яйцам.       За его спиной вздыхает Родригес. Мэй рыдает, и ему сложно выдерживать это — Брок знает. Брок знает о них обо всех всё, что должен, и всё, что не должен, но сейчас он не откликается. Наёмница прячет лицо в руках, пытаясь заглушить истерику — выходит не очень. Он ничего не говорит. Он ничего не делает.       Понимание в нём уже давно укрепилось и выросло: в такие моменты Мэй не нужны ни поддержка, ни спасение. Ей нужно выплакаться, чтобы иметь возможность идти дальше. И это — одна из тех вещей, что Брок в ней уважает безмерно.       Потому что в этом её истинная сила.       А сила СТРАЙКа — в единстве. Именно поэтому никто из них не уехал. Поэтому они набились к нему в машину, затихли, молчат и ждут. Каждое новое повышение, уводящее их все глубже в ад, они проходят вместе так же, как последствия этих повышений. И каждое переживание делится на пятерых.       Постепенно рыдания стихают. Броку немного хочется закурить, но он помнит о Таузиге, и решает оставить это до поездки домой. Ещё хочется посмотреть на время, но и этого он не делает тоже. Время теряет свою важность и центральное значение, когда на его заднем сиденье тяжело вздыхает Родригес, рыдает Мэй и Таузиг молчит неожиданно слишком громко. Только Джек не подаёт признаков жизни, и Брок поворачивает к нему голову. Мгновенно встречается с ним взглядом. И этот взгляд говорит ему больше, чем могли бы слова, только Джек не любит загадки: ни задавать, ни отгадывать.       Он спрашивает серьёзно и сурово:       — Что ты сделал?       И Брок точно знает, что он имеет в виду, но раньше указывает на бардачок и говорит:       — Там салфетки есть, дай Мэй, — Джек нажимает нужную кнопку на ощупь, открывает бардачок. Ему на ладонь почти сразу вываливаются салфетки, и он захлопывает дверцу тут же, не давая выпасть ножам и пистолетам, лежащим там же. Брок, уже давно забывший об этой заначке, чуть удивленно хмыкает. Он не успевает сказать ничего больше, потому что, только передав салфетки назад, Джек рявкает жёстче:       — Что ты сделал?! — его нервы накалены, кажется, до предела. Появление Солдата, само его существование, похоже, станет для каждого из них проверкой на прочность какого-то нового уровня бесчеловечности. Джек стискивает зубы, разъярённо поигрывая желваками. Его Брок понимает тоже: после пятнадцати лет бок о бок никому не захочется узнать, что главный друг и командир на самом деле насильник и нацист.       Особенно после пяти лет в ГИДРе с ложью о том, что они все — все впятером — идейные ублюдки.       — Ничего. Если ты ищешь повод усомниться во мне, постарайся получше, Джек. Я — бессердечный ублюдок, но всему есть предел, и ты знаешь это как никто другой, — развернувшись полубоком, Брок подгибает под себя одну ногу для удобства и смотрит другу в глаза не моргая. На несколько мгновений воцаряется тишина, которую иронично нарушает Мэй, сморкаясь в салфетку. Брок фыркает и трёт лицо ладонью только после того, как видит: у Джека расслабляются плечи и челюсти. — Пирс поставил его под моё командование. Скорее всего, это ебучая формальность, и на заданиях он будет основным действующим лицом. Могу вас всех поздравить: мы официально неофициальная группа огневой поддержки для ебанутого киборга. Вопросы?       — Вопросов нет. Но если он ёбнет нас, печально получится. Пять лет продержались, а тут… — Таузиг неожиданно заговаривает первым, и Брок оборачивается к нему. Как он и ожидал, наёмник занимает больше всего места на заднем сиденье: Таузиг был самым крупным из них всех, какое-то время они даже кликали его «медведем», но в итоге кличка так и не прижилась. И сейчас именно он первым поднял вопрос безопасности, хотя именно он же по габаритам был наиболее близок к Солдату. Броку было немного смешно с этого, и он позволил себе усмешку — вряд ли Таузиг говорил именно про себя.       — Расслаблять жопу не надо, и не ёбнет. Ещё вопросы? — бросив быстрый взгляд на Родригеса и вновь сморкающуюся Мэй, Брок всё-таки бросает взгляд на часы. Если они поторопятся, он даже успеет лечь спать раньше часа ночи — при его работе это небывалая роскошь.       — Всё это… Блять, командир, это же ёбанный пиздец, нет? Это, блять, ещё более ёбанный пиздец, чем та хуйня, что была в Боготе! — Родригес вскидывает голову, а следом за ней вскидывает руки. И мгновения не проходит, как он задевает локтем дверцу изнутри, морщится и замолкает. У них троих, на заднем сиденье, действительно нет места для разворота благодаря Таузигу, и Брок мимолетно допускает мысль о покупке новой машины. Побольше и посвободнее.       Сейчас он готов допустить любую мысль, потому что вспоминать леса Боготы не хочется. Изначально непростое задание от ЩИТа по спасению какого-то политика из рук бразильских террористов обернулось настоящим адом, потому что Таузига ранило в живот, Джеку сломало руку открытым переломом, а Мэй словила черепно-мозговую. Политика им вытащить удалось, но после ещё неделю они скрывались во влажных лесах без еды и почти без воды: никто не хотел лететь за ними, чтобы не попасть под перекрестный пулемётный огонь. И Брок до сих пор помнил, как копался в серпантине кишок Таузига в поисках пули, а после зашивал наживую, пока Родригес вправлял Джеку кость. Если бы к ним тогда не послали Наташу с квинджетом — этой бестии, кажется, было вообще похую, в какой ад лезть, она прошла уже все существующие, — они бы там и остались, пожранные мошкарой и простреленные в решето.       — Из Боготы вылезли, и тут вылезем. Не ссы мне на сиденье, Родригес, отмывать заставлю. В ближайшие пару месяцев будьте готовы к слежке за вашими жопами. Будем вести себя хорошо, все будет заебись, и Пирс эту хуету скоро уберёт. Вот тогда можно будет заняться Солдатом… — перехватив взгляд Родригеса, Брок коротко щёлкает кончиком языка о небо. Стоит ему только договорить, как все три головы заднего сиденья проворачиваются к нему. Краем глаза Брок замечает Джека, тоже повернувшего голову в его сторону. Но объяснять не торопится, выжидая.       — Какого хуя, Брок? Только не говори мне… — Джек тоже разворачивается полубоком, упирается ладонью в сиденье. Брок дёргает плечом, перебивая:       — Ничего не говорю и тебе болтать тоже не советую. Вам всем не советую, понятно? Шкурой чувствую — какое-то дерьмо близится. И лучше подготовиться заранее к тому, чего не случится, чем не подготовиться и случайно подохнуть в процессе. Вопросы? — Джек вздыхает, отводит взгляд и поджимает губы. Таузиг вздыхает, но не тяжко, а словно уже привыкнув к своей ебанутейшей жизни. Мэй шуршит салфетками, скомканными в пальцах. Брок переводит на неё взгляд и спрашивает мягче, чем говорил до этого: — Мэй, зайка, как ты?       — Иди нахуй с таким тоном, командир, — она вскидывает на него цепкий взгляд, щерится и дёргает головой, случайно хлестая Родригеса хвостом по затылку. Тот не удерживается и хрюкает от смеха. Брок тоже смеётся — грубо, с оскалом. Прежде чем отпустить их всех, он напоминает о том, что весь завтрашний день они проведут здесь, тренируясь с Солдатом, и что им лучше хорошо выспаться. Общий сбор он ставит на одиннадцать утра. После расходятся.       Джек сегодня без машины — по его, Брока, милости, — и обратно они едут вместе. Таузиг забирает Родригеса, чтобы отвезти его домой. Хочет забрать и Мэй, беспокоясь, что она не сможет вести мотоцикл, но наемница предлагает ему пожрать пыли из-под её колёс и с рёвом выезжает с парковки первая. Она не слышит, как сорокапятилетний Таузиг недовольно бурчит что-то про молодежь и неуважение, но Брок позволяет себе усмешку. Она появляется каждый раз, когда грузный, большой, самый старший среди них и самый молчаливый Таузиг неожиданно выдаёт такие слишком тонкие юморески. К тому же, чаще всего только один Брок над ними и смеётся.       Похоже, отсутствие сердца — далеко не единственная его проблема.       Обратный путь занимает привычное количество времени. Город пустой, и он возвращает Джека домой в кратчайшие сроки. В пути они вновь молчат, даже радио не включают. Стараясь не придавать этому слишком много значения, Брок всю дорогу курит в окно и крепко держит руль. Их общее на двоих напряжение выжирает любые темы для разговора каждый раз, как происходит какое-то дерьмо.       Дерьмо, что притаскивает за собой Алжир или его призрак.       Стоит ему только высадить Джека, как на телефон тут же приходит короткое уведомление службы доставки — ещё выезжая с парковки, Брок заказал продукты домой, потому что есть там было откровенно нечего. А есть все-таки хотелось. Приехав к себе, он паркуется у подъезда, покидает автомобиль и закрывает его. На этаже у входной двери его уже ждёт большой бумажный пакет с продуктами. Упаковано так себе, это Брок замечает сразу: какие-то идиоты засунули персики вниз, а пакет молока положили сверху. Хорошо, что он отключил в приложении функцию чаевых ещё в прошлом году.       Вечер проходит в тишине. Он готовит ужин в молчании, курит, задумчиво рассматривая кирпичную стену в полутьме подворотни. После возвращается за стол и полчаса сидит, глядя на папку с делом Солдата. Завтрашний день обещает быть смертельно-интересным, и устало потерев лицо ладонью, Брок заставляет себя пойти в постель около двух. Полумёртвый режим сна даже не откликается на очередную задержку. Уже валясь в постель, он проверяет пистолет под подушкой, вспоминает, как закрывал входную дверь, и напоминает себе включить с утра посудомойку, а после отрубается. ^^^       Его будит резкий, странный скрежет металла о кирпичную стену. Брок просыпается за секунду, словно по будильнику, и первым делом тянется рукой под подушку. Его мозг мгновенно подбрасывает ему информацию и о шестом этаже дома, и об отсутствии каких-либо возможностей для человека столь высоко забраться без надлежащего снаряжения. Пистолет ложится в ладонь за половину мгновения: прохлада материала под пальцами и тяжесть полного магазина ускоряют дрожь его отсутствующего сердца, уже проткнутого адреналином насквозь. Следующим движением он переворачивается на бок и берет проём открытого окна на прицел.       Там пусто. Ни человека, ни птицы — в проёме окна нет ничего, что могло бы его разбудить. Замерев так на несколько мгновений, Брок снимает оружие с предохранителя, а после медленно садится, не убирая прицела с окна. Уже занялся рассвет, и рассеянная полутьма комнаты даёт ему осмотреться быстрым движением глаз. В самых темных углах нет ни монстров, ни щупалец. Он бросает взгляд к часам на тумбочке: только-только грянуло шесть утра.       Ему бы ещё спать и спать, но сердце загнанно бьётся в грудной клетке, и Брок бесшумно соскальзывает с постели. Боком подступает к окну, выжидает и резким звериным броском выглядывает, целясь вниз. Там ожидаемо пусто. Отвесная стена, если б могла, посмотрела бы на него как на полнейшего идиота. Та, что напротив, красного кирпича, — тоже. Осмотревшись по сторонам, Брок уже почти расслабляется, как неожиданно ему на предплечья сыпется кирпичная крошка. Он задирает голову вверх — дом девятиэтажный, прямо над ним ещё три квартиры — и целится.       Вверху тоже пустота. Только утреннее небо, запах летней свежести и легкий, нежный ветерок — он гладит его по щеке, успокаивая.       — Ебучий случай… — дёрнув плечом в попытке сбросить напряжение в мышцах, Брок полностью возвращается в комнату. Пистолет всё ещё держит одной рукой, пока закрывает окно. Он точно помнит, что оно было закрыто, когда он спал, и сейчас автоматический механизм неслышно закрывает его назад. Возможно, оно открылось само, но вероятность этого была столь незначительна и бессмысленна, что об этом не стоило даже мечтать.       Этим утром кто-то проник к нему в квартиру. И ему такие выкрутасы очень и очень не нравились.       Вернувшись к постели, Брок прячет пистолет назад — предусмотрительно поставив на защиту — и подхватывает с тумбочки телефон. Его не встречают ни уведомления о пропущенных, ни смс. Все тихо да мирно.       Было бы.       Понимая, что спать он уже не ляжет, наёмник закидывает в рот таблетки, вновь глотает на сухую. Впервые за последнее время пренебрегает отжиманиями, решая вначале проверить сохранность квартиры. По пути на первый этаж подхватывает с собой глушилку и включает. Стены, углы под потолком и полки молчат, не утешая его писком выставленной во время проникновения прослушки.       Может, никакого проникновения и не было?       Брок скалится, кривится. Все комнаты второго этажа чистые, не тронутые. Все предметы на своих местах, отмеченные легким слоем окружающей их пыли по контуру. Чувствуя поднимающееся в груди негодование — кто кого наебать пытается, а, — наёмник спускается на первый этаж. Он обходит все спальни, проверяет всё припрятанное оружие и разную мелочь, валяющуюся на горизонтальных поверхностях. На первом этаже всё тоже на своих местах, и он начинает злиться лишь сильнее.       Потому что ему не могло показаться. У него на такую хуйню ебучее чутьё и проклятая шкура соврать не даст: он слышал скрежет, он видел открытое нараспашку окно.       В прихожей чисто. Нет ни следов чужой обуви, ни распахнутой входной двери. Даже чек от вчерашней доставки валяется там же, на полу — Брок выронил его вчера и отказался поднимать. Он поднимает его сейчас, комкает в ладони гневно, затем идёт на кухню. Окно в кухне распахнуто тоже, но это его ничуть не смущает: закуривая вечерами, он всегда оставляет его открытым, чтобы комната проветрилась. Только этой ночью, похоже, все ветра вымерли нахуй, потому что в кухне стоит яркий запах табака. Он рывком кидается к окну, проверяет пространство за ним вновь, и вновь же не находит нихуя.       Ярость на себя, на этот запах табака, на услышанный скрежет и открытое окно в собственной спальне достигает своего апогея. Брок упирается руками в подоконник и низко опускает голову, пытаясь дышать, пытаясь себя успокоить. Даже если кто-то и был здесь, он уже ушел. Ушел, ничего не тронул, его не убил.       Только смуты принёс да тревоги — заебись подарки, конечно.       Почти скрипя пальцами по поверхности подоконника, наёмник ёмко матерится себе под нос, а после шумно выдыхает. И распрямляется. Комок бумажного чека он швыряет в мусорную корзину под раковиной, а после открывает холодильник. Таблетки всё ещё стоят поперёк горла, и он резким движением подхватывает пакет молока, чтобы запить их и отвлечься от собственной злобы.       Что ж. Отвлечься не удаётся. Едва использованный им вчера вечером пакет молока полностью пуст.       Сука. ^^^       — Доброе утро, принцесса. Как спалось? Ничего не отлежал на своей мягкой перине? — он распахивает дверь с ноги и входит в помещение с камерой Солдата резким, быстрым шагом. Подорвавшись с постели два часа назад, Брок успел и позлиться, и успокоиться, но никакого успеха это не принесло. Он вновь был зол ничуть не меньше, чем до этого.       И частично ему даже хотелось, страстно и яростно хотелось не найти Солдата в его камере — так у него была бы хорошая причина прострелить ему хотя бы одно колено. Желательно, конечно, оба и печень в придачу, но Брок привык жить в реальном мире, где его желания зачастую не сбывались никогда нахуй.       Как и в этот раз — Солдат был в своей камере. В той же одежде, с тем же потерянным выражением лица, с которым Брок его вчера тут запер. Стоило ему услышать приказ, как он тут же механически поднялся с постели, встал по стойке смирно. И отрапортовал коротко:       — Ничего не отлежал. Спалось хорошо.       Брок на мгновение ему даже поверил, но его нарциссичный, ублюдский мозг хватко улепился за отсутствие важного «командир» в конце. Широко ухмыльнувшись, он захлопнул за собой дверь, также ногой и встал напротив Солдата, по другую сторону стекла. Расставил ноги широко и устойчиво.       — Развернись спиной, — первый приказ прозвучал с насмешливой иронией, проверки ради, но Солдат сделал два шага и повернулся. С тяжёлым вздохом переплетя руки на груди, Брок отдал новый: — Покрутись, — и Солдат покрутился вокруг себя. Его взгляд был пуст, а лицо спокойно. Вновь замерев лицом к Броку, он пару раз непонятливо моргнул. Сучок. — Попрыгай на одной ноге. На левой. Нет, на правой. Вокруг себя. И назад, — отдавая приказы один за другим, Брок очень пытается вывести Солдата из себя, но это работает в обратную сторону: из них двоих только он сам начинает дышать чаще, ощущая, как в груди закручивается шторм бешенства. Выполнив все его приказы, Солдат замирает напротив вновь. Брок широко, опасно скалится и рычит: — Лицом в пол. Живо.       Нырнув ладонью в карман защитного цвета брюк, он достает ключи. Солдат опускается на пол, прижимается к нему щекой под звон ключей в дрожащей от ярости ладони. Распахнув дверь камеры, Брок быстрым движением вытаскивает пистолет из кобуры и в три шага оказывается подле Солдата. Припав на одно колено, он снимает оружие с предохранителя и приставляет дуло к светлой коже виска. Сука-Солдат даже не дергается. Только смотрит, и смотрит, и смотрит без выражения.       — Как молочко? Понравилось, а, принцесса? — схватив его свободной рукой за волосы, Брок оттягивает его голову назад, до предела. Его ноздри шумно раздуваются, кончик языка пробегается по сухим губам. — Отвечай, блять! Сука такая, я тебе нахер голову твою ценную прострелю сейчас!       Солдат моргает пару раз, а после медленно, сучливо ухмыляется. Его глаза распахиваются, хитрые и по-блядски наглые. Он медленно облизывается, говоря:       — Понравилось, — и добавляя, издёвки ради: — Командир.       Забывшего за пять лет воздержания, что вообще такое возбуждение, Брока окатывает лавовой волной изнутри. Он стискивает зубы, вдыхает глубже, пока в паху все стягивает от ярости вперемешку с желанием — этот сучливый мудила ухмыляется ему прямо в лицо, даже не прячась. Не проходит и мгновения, как Солдат хватает его свободной рукой за лодыжку и резко дергает в сторону. Брок рычит, валится на спину и ощущает несопоставимую с жизнью потерю — пистолет отлетает под чужую кровать.       — Ах ты сука! Поиграть хочешь? — пнув уже переворачивающегося на спину Солдата в живот, он быстро вскидывает кулак и бьет ровнёхонько в скулу. Солдату эти удары, что укусы боготской мошкары, но Брок использует это секундное промедление, чтобы оттолкнуться от его бедра ногами. — Давай поиграем, принцесса!       Проехав на заднице назад, он отдёргивает ногу в сторону, не давая Солдату поймать себя вновь. Тот подскакивает на ноги, и Брок пользуется его положением: он разворачивается на полу по диагонали, а после резко отталкивается руками от пола, перебивая Солдату лодыжки своими голенями. Фраза о том, что лежачего бить не положено, была создана ещё задолго до его рождения, потому что сдаваться на милость этого монстра Брок не намерен.       Раньше не помер, и сейчас не станет.       Солдат покачивается, падает не сразу, вначале ещё пытаясь выровняться. Ему этого не удается, и счёт как шёл, так и продолжает идти на секунды. Брок разворачивается на живот, быстро ползёт вперёд. Его вытянутая рука самым кончиком уже задевает рукоять пистолета, но Солдат хватает его за лодыжку и утягивает к себе.       — Да что б тебя…! — перевернувшись на спину быстрым движением, он замахивается ногой, чтобы ударить Солдата берцем в висок. Тот перехватывает его ногу, отводит в сторону. На его лице появляется такая блядская ухмылка, что у Брока позорно набухает член в штанах. Вторая его нога ещё остается свободной, и стоит ему лишь подумать об этом, как Солдат прижимает её к полу металлической рукой. — Сукасукасука!       — Командир, хочешь, сломаю тебе ноги, чтобы ты не убегал больше? А после яйца оторву? А то звенят громко, а на деле… — Солдат хищно облизывается, хватка его железной руки на колене Брока становится крепкой и болезненной.       — Да пошёл ты нахуй! — быстрым движением потянувшись к бедру, он выхватывает закреплённые на нём металлические палки ближнего боя. Не желая включать электрошок сразу, Брок бьёт Солдата наотмашь по лицу. Одна его нога тут же оказывается свободна, и он пихает ею противника в печень. Каждый новый удар всё ещё не имеет ни малейшего веса, только добавляет жалкие важные секунды. Защищаясь от нового удара по лицу, Солдат отпускает и вторую его ногу, и Брок идёт ва-банк: он швыряет ему в лицо одну палку, надеясь за это время успеть выкрутиться и всё-таки дотянуться до пистолета.       — С удовольствием! — звука удара Брок не слышит. Он хватается за ножку кровати, приваренную к полу, подтягивает тело вперёд и подбирает пистолет другой рукой. В следующее мгновение Солдат вновь тянет его назад. Его голос полнится довольством и властью, но хер там Брок отдаст ему своё излюбленное место главного ублюдка. Развернувшись на спину, он садится и приставляет дуло Солдату меж глаз. Тот замирает, смотрит немного удивленно. Обе его руки держат лодыжки Брока.       — Солдат. Отойти к стене. Это приказ. Живо, — Брок рявкает, зубами скрипит: то тут, то там по телу расползаются быстро увеличивающиеся в количестве синяки. А Солдат всё смотрит и смотрит ему в глаза, оставаясь на расстоянии вытянутых рук. Его живая ладонь приходит в движение, скользит выше по голени, а после перебирается на бедро. Брок почти шипит от ярости: — Солдат.       — А как же «принцесса»? Мне больше нравится, когда ты зовёшь меня принцессой, командир, — его пальцы скользят по ткани штанов, и Брок никогда не думал, что его форма такая тонкая. Особенно, когда чужая горячая ладонь поднимается выше колена. Пальцы чуть давят на кожу, словно принуждая и настаивая. Солдат облизывается, говоря: — Ты такой беззащитный, когда спишь, командир. Я мог бы тебя убить… С лёгкостью мог бы.       — Так с хера ли не убил, а? — подавшись вперёд, Брок вдавливает дуло в чужой лоб и шумно, быстро дышит. Солдат замирает на мгновение от его вопроса, задумчиво щурит один глаз — Брок шкурой чувствует, что он с ним заигрывает, и это ощущение буквально врастает в него. Влепляется, вклеивается и проходится изнутри своими склизкими присосками.       — А с хера ли ты не взял вчера?       Его голос звучит с наездом, словно рык дикого животного, которое никак решить не может, друг пред ним или враг. Замерев на мгновение, Брок разражается гневным хохотом, а после несильно пихает Солдата в бедро берцем. Того такая реакция неслабо дезориентирует, судя по взгляду и дрогнувшей руке, всё ещё лежащей у Брока на бедре.       — Тебе мозги прожарили, принцесса. А у меня принцип: с овощами не трахаюсь. И на работе тоже. Сдрысни! — мотнув головой и даже не надеясь на то, что Солдат послушается, он бросает быстрый взгляд в сторону брошенной неподалёку палки-шокера. Тянуться за ней не приходится вовсе: Солдат странно, непонятливо хмурится, отстраняется, садясь на пятки. Так и замирает. Он смотрит на Брока во все глаза, всё ещё полностью игнорируя факт нахождения под прицелом и пытаясь сложить в своей патлатой башке какие-то супер тяжёлые мысли. Те, видимо, как назло не укладываются, и Брок решает помочь: — Солдат, встать. Отойти к стене. Правило третье: безопасность командира в приоритете. Как понял?       — А с какого это хуя… — он начинает с гонором, скалится и снова подаётся вперёд. Броку в плечо въедается быстрое желание все-таки выстрелить. Не по Солдату, так хотя бы в стену, угрозы ради. Но жертвовать собственной проклятой шкурой не хочется: чёрт его знает, как сильно рикошетит от этих стен.       — А с такого, что пока я здесь и пока я живой у тебя есть мизерная надежда на горячую воду, вкусную жрачку и отсутствие порванной за американский флаг задницы. И это как минимум, остальное ещё заслужить надо нормальным поведением. Живо к стене, я не собираюсь тут с тобой полгода разбазаривать! — он щурится, ершится и игнорирует пульсирующее в паху возбуждение. Для этого сейчас не место, не время и далеко не те обстоятельства. Потому что Солдат выглядит как тот, кто — дай ему только возможность — мог бы с легкостью и совершенно случайно откусить ему член вместе с яйцами.       Нахмурившись сильнее, Солдат дёргает головой неуступчиво и поднимается. Он двигается дёргано, сопротивляясь подчинению, но Брока это уже не беспокоит. И не таких прогибал под себя, пусть хоть подотрется своей сучливостью. На то, чтобы пободаться с ним, у Солдата её не хватит точно.       — Отчёт по состоянию, Солдат, — отодвинувшись назад, он не сводит прицела с буйной головы Солдата и на ощупь находит первую палку-шокер. После поднимается на ноги, подбирает вторую. Солдат уже встал и действительно отступил к стене: не полностью, правда, оставил, сука, себе место для манёвра на всякий случай.       — Командир злится, — Солдат прищуривается напряжённо, следит за его движениями. Только с ноги на ногу переминается — он выглядит потерянным в этом движении, но потерянность не касается его взгляда и опасного выражения на лице. Брок фыркает, всё ещё злясь из-за утреннего инцидента.       — Командир злится, и злится на тебя, принцесса. В следующий раз в квартиру ко мне не суйся без приглашения — это раз. И яйцами мериться на матах будешь, а не там, где вздумается, — это два, — вернув палки-электрошокеры в крепления на бедре, он возвращает предохранитель на место и суёт пистолет в кобуру. Указывает на Солдата гневно. — Пока я здесь, ты под моим надзором. Я о своих забочусь, и если…       — Солдат функционирует без посторонней помощи. Протоколы… — оскалившись, Солдат делает резкий шаг вперёд, но договорить Брок ему не позволяет. Рявкает:       — Если бы Солдат функционировал без посторонней помощи, его бы не ебали когда и где вздумается без разрешения. Пизди, да не мне. Будешь мешаться под ногами и сучиться, я съебу хоть к самому дьяволу, а вот ты останешься. С ледяной водой в душе, порванной жопой и безвкусной жрачкой. Как понял?! — тяжело дыша и срываясь уже почти на крик, Брок додавливает до конца и опускает руку. Солдат отступает назад, опускает голову и в глаза больше не смотрит. Расстроенным он не выглядит, только зубы стискивает и молчит. Его железная рука сжимается в кулак несколько раз. О, Брок бы душу отдал, будучи уверенным в том, что этот уродец хочет ему врезать, да посильнее. Таких, как он, на своём веку Брок встречал уже предостаточно, и это его ничуть не удивляет. Он повторяет всё так же жёстко: — Как понял? Повторить.       — Без приглашения в квартиру не соваться. Яйцами мериться на матах. Не сучиться, — он рапортует почти бездумно, похоже, действительно внимательно слушал весь тот мат и мусор, что Брок успел на него вылить. Одно только забыл — так кажется Броку, и он еле удерживает порыв подойти ещё на два шага вперёд и всё-таки врезать. Отвлёкшись на желание поберечь собственные кулаки, не сразу замечает, что Солдат поднял голову. Он заглядывает Броку в глаза. Вновь переминается с ноги на ногу, хотя и смотрит упрямо. Говорит: — Правило третье: безопасность командира в приоритете.       — Наконец-то, я уж думал, тебе все мозги нахуй выжгло, вау, — Брок скептично фыркает и глаза закатывает. Стряхнув уже напрягшуюся для удара руку, он сглатывает горечь, а после направляется к выходу из камеры. Мгновенно Солдат материализуется за левым плечом. Но не нападает. Пока они выходят, Брок повторяет спокойнее: — Отчёт по состоянию.       — Голод. Командир бесит, — Солдат откликается сухо и немного раздражённо, и его слова заставляют Брока захохотать. Он доходит до конца коридора, сворачивает в ту сторону, где должна быть дверь в кухню. В коридорах пусто, они никого не встречают. Повернув голову назад, Брок говорит с ухмылкой:       — Первое исправим, ко второму привыкай. Бесить окружающих — моя базовая функция, принцесса. Это статично, — свободной рукой он незаметно поправляет опадающий член в брюках. Предполагать, что Солдат не заметит этого движения, глупо, и Брок ни на что не надеется. Остановившись у двери, ведущей в кухню, тянет её на себя за ручку и входит первым. Кухня выглядит много лучше ванной и, по крайней мере, оправдывает свое название. Помимо широкого железного стола, тут есть зона для готовки и холодильник. В другой части помещения небольшой диван. Все стены выкрашены так же наполовину в асфальтовый, как и в коридоре, и оказавшись здесь Брок вновь ощущает то же, что всегда давит на него, когда он пишет отчёты в кабинете. На минус седьмом этаже, как и на его собственном, нет ни единого окна, и лишний раз Брок старается не задумываться о той толще земли, что нависла над ними. Сложнее всего из них пятерых с этим приходится Таузигу: после возвращения с заданий ГИДРы он всегда торопится поскорее убраться с базы и дольше положенного не задерживается. Каково ему было вчера и будет сегодня — Брок не хочет даже думать. Если понадобится, он без единого вопроса отпустит его подышать наверх.       Если Таузиг ещё, конечно, соизволит попросить. Он слишком терпила для этого, уж Брок-то знает.       — За стол. Сегодня на завтрак у тебя, — отдав очередной приказ, Брок подходит к холодильнику и заглядывает внутрь. Его тут же приветствует морозный аромат и вид нескольких смесей, выставленных в рядочек друг за другом. Подхватив ближний стакан, он прихватывает губами трубочку, пробует — шоколадный. Оборачивается к Солдату, договаривая: — Шоколадная хуйня. Не так отвратно, как вчера. Приятного.       Уже усевшийся на стуле Солдат ловит железной рукой пущенный Броком по столу стакан и поджимает губы. Выжидает несколько секунд, смотря на него убийственным взглядом — Брок скалится и всё не дохнет. Только по прошествии минуты Солдат пробует и сам.       Выражение его лица пустое и безэмоциональное. Поразглядывав его пару секунд, Брок захлопывает холодильник и косится на наручные часы, чтобы проверить время. Ещё направляясь сюда, он скинул Джеку список продуктов для обеда. И сам бы мог заехать в магазин, конечно, но слишком не терпелось заехать Солдату по лицу, поэтому он привычно делегировал эту рутину младшим по званию. Судя по часам, до приезда команды оставалось ещё порядка двух часов, и, вздохнув тяжеловато, Брок отходит к кофемашине. Давит кнопку наугад, подставляет глубокую кружку — несмотря на формальную ванную комнату, этаж Солдата неплохо обставлен. Даже с виду диван здесь выглядит удобнее, чем у самого Брока в кабинете, есть кофемашина, а тренировочный зал оборудован не хуже того, что в ЩИТе.       Оперевшись задницей о столешницу в ожидании своего кофе, Брок переплетает руки на груди и смотрит на Солдата. Тот — что уже не удивительно — смотрит в ответ, разглядывает его беззастенчиво. Неожиданно вспомнив один из своих вопросов, наёмник быстро суёт руку в карман и включает глушилку. Только стихает писк перегорающей аппаратуры для прослушки, как он говорит:       — Я вот понять не могу, принцесса, а нахуя тебя обнулять? Ты ж всё равно сучишься, восстанавливаешься быстро. Половина суток — и весь эффект идет нахуй, — вернув руку назад, он склоняет голову к плечу и щурится. Солдат ему в ответ только сюрпает своей смесью. Его взгляд буквально кричит о непричастности, только Брок ему не верит. Добавляет серьёзно: — Ты выбрался из этого погреба хер пойми как, нашёл мою квартиру, пробрался туда, выжрал мое молоко и вернулся назад… Судя по тому, что вокруг меня все ещё не крутится толпа взволнованных идиотов в халатах, ты провернул это незаметно. Не делай круглые глаза, дорогуша, тебе меня не наебать. Ты умнее, чем хочешь казаться, и ты знаешь.       Солдат усмехается, не выпуская трубочку меж губ. Он перекатывает её на языке, играется с ней губами — Брок перехватывает свой мозг, стекающий в яйца, где-то на уровне пупка и суёт назад в голову. За его спиной как раз пищит кофемашина, звук льющегося в кружку кофе обрывается.       — Выжигается долгосрочная память. Инструкции и протоколы остаются, — Солдат отзывается, когда Брок подхватывает кружку с кофе. Аромат тянется от неё потрясающий, и он отпивает немного. Почти сразу обжигает кончик языка, но довольства это не уменьшает. — Командир.       — А ты, похоже, та ещё сука, точно. Даже электрический стул не в силах тебя изменить, принцесса, ха-ха, — позволив себе глумливый смешок, Брок усаживается за стол напротив Солдата. Между ними лежит всё та же папка цвета охры с вводными: Брок оставил её здесь вчера вечером. Солдат на его реплику никак не отзывается, продолжая тянуть уже закончившуюся смесь. Открыв папку, Брок медлит, косится на него с сомнением. После говорит: — Отчёт по состоянию.       — Голод. Командир сучится и бесит, — Солдат смотрит на него исподлобья, разве что не скалится. Брок чуть не давится новым глотком кофе, ухмыляется и хвалит саркастично:       — Выучил новое слово, надо же, принцесса. Хвалю. Возьми в холодильнике ещё один стакан смеси. Доедаешь и идёшь на диван. Берёшь планшет, там для тебя обучающие задания. Обучение два часа, как понял? — утерев уголком папки пятно кофе на столе, он отпивает вновь. Кончик языка отзывает недовольством, но привычная горечь кофе приятно греет его отсутствующее сердце. Каждый раз, как Брок тыкает наугад в кнопки кофемашины, попадает в одно и то же — чёрный, крепкий, без сахара. Возможно, у него даже есть какое-то ебейшее название, но Брок не ебёт и не ебётся. Солдат выглядит напряжённо-удивлённым, смотрит на него, стискивая в руке стакан из-под смеси. Помедлив, неуверенно говорит:       — За нарушение протоколов… — Брок в начале ещё хочет его перебить, но сам же себя одёргивает. Ему неожиданно становится интересно, чем же шантажируют этого сучливого бедолагу, ведь невозможно забрать что-то у того, кто не имеет ничего. Солдат молчит, кусает щёку изнутри — этот жест настолько человеческий, настолько ему, механическому, не подходит, что Брок напрягается. Хватает и мгновения, как Солдат замирает с пустым остекленевшим взглядом. Договаривает: — За нарушение протоколов положена электрошоковая стимуляция. При нарушении высокого уровня тяжести — дополнительное обнуление.       Брок хмурится. Щурится и крепче перехватывает кружку с кофе. Картина складывается довольно интересно в своей полярности. Солдат сучится, не пугается дула, приставленного к голове, но как только речь заходит о нарушении вписанных в него инструкций, его тут же переклинивает. Брок отпивает немного кофе, упирается локтем в стол и указывает на Солдата. Тот еле заметно вздрагивает, смотрит вначале на кончик его пальца, после ему в глаза.       — Правило второе повторить, Солдат, — Брок прикусывает щёку и неожиданно для себя понимает, почему Солдат так странно среагировал на отсутствие изнасилования вчера в промывочной: это тоже было нарушением инструкции. Он просто боялся, что из-за нарушения со стороны командира пострадает сам. Хмыкнув этой быстрой догадке, Брок не расслабляется раньше времени. Даже если пазлы складываются так ровно и впритык, всё равно остается пустое место вопроса: убийство командира тоже было нарушением инструкции, но это отчего-то Солдата совсем не останавливало.       И Брок собирался узнать отчего же.       — Правило второе: старые инструкции игнорировать, — Солдат поджимает губы, задумчиво хмурится. Только взгляда все ещё не отводит. Брок готов поклясться, что ещё несколько таких суток, и этот серый резкий взгляд начнёт сниться ему в кошмарах, только и сам он отворачиваться не собирается. Не то место и время, чтобы показывать слабину. — За нарушение…       — Приказы командира обсуждению не подлежат. Командир здесь я, и если я говорю: подними свою жопу, дойди до холодильника и возьми себе ещё одну ебучую смесь, ты поднимаешь свою жопу, идёшь к холодильнику и берёшь ещё одну смесь. Солдат, как понял? — со стуком поставив кружку на стол, Брок подаётся грудью вперёд и шумно выдыхает. Солдат стискивает в железных пальцах пластмассовый стаканчик, и тот с хрустом вминается внутрь. Трубочка жалобно вздрагивает. Солдат выдавливает из себя почти через силу:       — За один приём пищи Агенту положена одна порция смеси. При нарушении данного протокола…       Он пытается сопротивляться, сильнее стискивает стаканчик, комкая пластик и меняя его форму силой своей руки, но слова всё равно лезут. Брок тяжело вздыхает, откидывается на стуле и закидывает под столом лодыжку на колено. Перебивает чужую тяжёлую речь резким:       — Солдат, смена деятельности: упал, отжался двести раз. Можешь приступать, — стоит ему только договорить, как Солдата мгновенно сдувает с его стула. Он валится на пол и с тихими выдохами принимается отжиматься. Не отвечает даже. Смятый стаканчик сиротливо падает на стол, подпрыгивает пару раз. Он не может даже катиться, по форме напоминая яблочный огрызок.       — Развлекаешься? — Джек появляется на пороге кухни бесшумно. Он с полным комплектом оружия, грудь пересекает ремень автомата, а в левой руке большой бумажный пакет с продуктами. Брок фыркает ему в ответ, кивает приветственно, а после отпивает свой кофе.       — Да если бы. Эти дебилы ему в голову кучу говна засунули, вот прочищаю. Он жрать хочет, но по протоколам за один приём пищи ему больше одной смеси не положено. Поэтому смена деятельности. Хочешь к нему присоединиться? — проводив взглядом Джека до холодильника, он дожидается, пока тот закатит глаза скептично и возвращает внимание к своему кофе. — Ты рановато сегодня. Позже договаривались.       — С Кейли поцапались с утра пораньше. Решил, что тут позавтракаю, заодно пока ехал, башку проветрил немного. Лили передавала тебе привет, кстати, — Джек расставляет продукты в холодильнике, изредка поглядывая на отжимающегося Солдата, но больше Брок на него не косится. Только мычит задумчиво, уже вчитываясь в строчки вводной на эти два дня. Комментирует негромко:       — Зайчонку тоже привет передай. Кейли снова кого-то подрезала?       — Да блять, если бы… Её нервирует тачка щупалец, стоящая у нас под окнами. Не знаю уж, с чего она взяла, что это по нашу душу, но вроде как вчера она видела у школы танцев Лили эту же машину, а никто из соседей туда не ходит… Ай, бля, дерьмо, короче, — Джек раскрывает бумажный пакет и оставляет его на полу в качестве мусорки. Брок, не глядя, подхватывает скомканный стакан Солдата и бросает в пакет. Раздается шорох попадания в цель.       — У неё есть все основания для того, чтобы нервничать, Джек. Но придётся потерпеть ещё какое-то… — он переворачивает страницу в папке, говоря медленно и одновременно с этим вчитываясь в текст. По другую сторону стола вырастает фигура Солдата, и он резко, быстро рапортует:       — Смена деятельности выполнена, командир. Отчёт по состоянию: голод, — он облизывается, вдыхает поглубже, а после добавляет быстро, негромко: — Солдат может быть полезен в устранении помехи.       Брок замирает с кружкой в руке за секунду до нового глотка кофе и быстрым движением поднимает к нему глаза. За его спиной Джек с лишним грохотом ставит сковороду на плиту и оборачивается, хватает Брока за плечо. И не понять даже, он пытается удержаться сам, чтобы не лезть в разговор между командиром и подчинённым, или удержать Брока. Только Брока держать и не надо вовсе: не спуская с Солдата глаз, он отпивает заслуженный кофе, ставит кружку на стол.       — Выслуживаться передо мной не надо, задобрить меня у тебя не получится. Хочешь быть полезен — не сучись и слушайся приказов, Солдат. Как понял? — Джек сжимает пальцами его плечо крепче, но Брок не торопится к нему оборачиваться. Он следит за Солдатом внимательным взглядом. Тот хмурит брови, чуть голову опускает и отводит взгляд в пол. Его попытка как-то отблагодарить командира за разрешённую вторую смесь проваливается с треском. И его растерянность Броку понятна, хоть она и столь же механична, как та же железная рука Солдата.       — Понял, командир, — полминуты спустя он кивает, вновь поднимает голову. Брок дёргает головой в сторону холодильника, говоря чётко, коротко и быстро:       — Берёшь ещё одну смесь, ешь, после сваливаешь на диван и учишься. Чтоб два часа тебя было не слышно и не видно, принцесса. После — обед и тренировка, — дождавшись короткого быстрого кивка, он следит за тем, как Солдат отходит к холодильнику. Гремит дверца, а Брок вскидывает глаза к Джеку и натыкается на орущий серьёзный взгляд. Всё, что ему остается, — только коротко мотнуть головой: место для разговора очень уж неподходящее.       Но Брок придерживает в груди быструю молнию уверенности: они с Джеком подумали об одном и том же. Если так пойдёт и дальше, если Броку удастся прогнуть Солдата под себя, на их стороне появится крайне выгодный и сильный союзник. Чтобы свергнуть ГИДРу его хватит вряд ли — тут и всего мира не хватит, — но это всё равно не может не радовать.       Если Броку, конечно, ещё удастся прогнуть Солдата.       Если. ^^^