«Зеркало Атонмет»

...

Шестьдесят четыре. Я буду смеяться в день твоей смерти, чтобы потом убить себя на твоей могиле.

Хороших новостей о Сабрине и Миле не было. Айвенон страдал, пришлось приложить усилия, чтобы не пошёл по накатанной. — Вроде бы Гораций помладше будет, — сказал Ганс как-то за завтраком, — а нет… — Он бедный и уличный, потом сам знаешь, что было…а наш, тепличный. — К Юлию не ревнует? То ты ими, а теперь… — Немного, Ази поговорила с ним. Ганс держал руку мужа у своей щеки, раскачивался в такт волнам, думал о своём, не вникая в эти мысли. Улыбался. — Практически…теперь упоминания цепляют, но не так…раньше заняться сексом проще было, да? Нарсис присел рядом, покивал, стал разминать каменные мышцы, целовать плечо. — Зато…зато сейчас мы знаем друг друга так: м-м-м, нравится? — Если знаешь, чего спрашиваешь, — дразниться хотелось, — верный мой! Конечно. Отхлестай меня, или ты… — Нет, если месье так просит…а давай прошлые разы вспомним, м-м-м? — Из бара! — О-о-о. Нарсис пошёл к шкафу, открыл ящик, достал оттуда секс-штучки, одежду. — Моё, узнаю. — Надень…пожалуйста!!! Исключительно мужское. Не женское. Скроенное так красиво, заставляющее отдаваться. — Помнишь вирт? Нет. Не первый, второй…я…я…я тогда себя клизмой отымел, представляешь? М-м-м, Нарси, показать. Ганс вальяжно отправился в ванную, оборачиваясь и зовя за собой. Промывался без подробностей, но с чувством, шикая, когда вода стала особенно дразнящей. Плавно ввёл наконечник, уплывая сознанием далеко-далеко, и оттрахал себя, перекинувшись через бортик. Резиновый член на присоске, поскакал; очнулся, то понял: на коленях мужа: темп дикий, бешенный; мозг смешивал реальности, заставляя открывать рот в безвучьи. — Как ты…ещё себя? Я хочу видеть. — Видеть? Только, — Ганс развернулся, ахая от ощущений, впился в губы, — тогда не хватало тебя…и после бара… — Показывал ж уже. — Не то, между нами был…почти только секс. Помнишь? Нарсис кивнул, переходя более чувственному проникновению, задерживал и прижимал, покачивал. — Давай просто поговорим…пошутим, помечтаем. — С членом в заднице? — В этом весь и смысл. — Если не выдержу? Сорвусь. — В этом весь и смысл. Пошли на кухню. Пить чай. Необычно делать это, сидя на…и ахать…и терять контроль. Закатывать глаза. Облизывать губы. Просить. — Как ты находишь, а-ах, эту картину? Нарсис сцелолывал крошки печенья, слегка ускоряясь, щипал сосок ногтем. — Нормально, не могли бы вы, месье Фицджеральд, подать сахару… Ганс развернулся, скуля и смотря расширившимися зрачками, потянулся, нагнулся и задышал часто-часто, сам задавая ритм, умолял, сучил ногами и руками, ёрзал, ещё сильнее впадая в экстаз. — Конечно. Нарсис кончил, но не вышел, стискивая любимого в объятиях, врывался резко. Очень резко и хрипел, иногда рыча что-то одобрительное. — Нарси!!!

…

В середине осени был Бал в Инквизиции — окончившие стажировку и сдавшие внутренние экзамены инквизиторы, должны были открывать его; поэтому волновались. Экспериментальный набор, начавшийся по приказу, нового Викария: прошёл успешно, множество нестабильных, некоторое количество псиоников и неясников (немногие из них спешили поступать в семинарии после переворота) толпились во дворе закрытой школы «Орхидея». Речь держали представители Церкви, а затем Совета. — Я думал, — Ганс, прятавшийся за колонной от нетипичной для октября жары, улыбался, глядя в небо: абсолютно безоблачное, — мы в Инквизиции будем, а так… — Всё тебе сахар, Фицждеральд! Ха-ха, — Эйр Жонсьер ловко выкинула сигарету, которую держала в руке, увидела приближающегося отца (тот шёл, болтая о чём-то со Стоуном), — блин! Фридрих в долгу не остался: много ходило слухов о «банде Турбазы», куда входила ещё и Мила с Айвеноном; думать о родственнице было трудно, вестей не было. — Спалишься, Смит. — Захлопнись, Гюлер, я давно уже не Смит! — А я, ха-ха-ха, Гюлером никогда не был, — Гансу пришла мысль, что немного он видит самого себя, но и правда была, какой горькой не являлась; и не было зависти, и не было сахара мечт да надежд несбыточных, мук бликов (отсветов совести), мёртвых идей, капканов мыслей, — чего? Эйр щёлкнула друга по носу, ловко уворачиваясь от щекотки. — Вон…брат твой пришёл, — она сощурилась, — скажи, а ты как на турбазу попал? — Как все, постарше вас, немного…ты ещё не инквизиторша, а? Ганс внезапно вышел. — Подкатываешь? — поздоровался с братом. — И не знал ж тогда? Фридрих мрачно тряхнул головой, теряя свой весёлый настрой. — Ну-ну, Фри… — Ой, какие прозвища, а! — Ганс расхохотался, икая. — Это ему Эдик придумал…когда-то я встречалась с его нынешней девушкой, Мари…эх, времена! Легенды! — Тебе ещё полтора года учится, — Фридрих скривил рожицу, впрочем доставая зонт и накрывая им подругу, — смотри напишу тебе кривую характеристку…о-хо-хо… На непонятный взгляд Ганса, Эйр широко улыбнулась и пояснила. — Ой, месье, это шутка у нас такая…я ему обещаю все волосы выдергать, брови спалить и… — И, разрисовать мой..ч-член, — парень, всё же, ещё слишком молодой, чтобы шутить в открытую при старших родственниках, — татуировками под узоры доштормовой посуды! А-ха-ха!!! Лишь покачать головой и уйти.

…

Официальная часть закончилась. Отправились в Инквизицию. Весь последующий вечер — Фридрих протанцевал с Эйр, постоянно то смотря на неё, то находясь неподалёку. — Привет, — выцепить его, — на пару слов. — Накосячил? — Твои эти…ваши шуточки… Эмпатику виднее. Нарсис приобнял молодого, неопытного инквизитора, что-то говорил ему, улыбался, кивал подбадривал. — Вы считаете…это плохо? — Не совсем, но…да, в общем. — Я подумаю, а ты с собой, брат, сравнивал? Ты не хо… Только кивнуть. Молча, будто жало тех поступков до сих пор где-то сидит в теле искупления, никак не выйдет. Зря? — Не зря, — сказал Фридрих, — она…может, смирилась. Спасибо!!! — лицо искреннее просияло, сам он воспрял, вдохновился и побежал обратно, чуть ли не вприпрыжку. «Опять мысли вслух? Или…» — Написано, — Нарсис прижимался чувственно, даже сквозь одежду ощущалось неслабое возбуждение: «Считал толпу вчерашних юнцов?», — угу, — шёпот, мимолётное касание, — прикоснись ко мне? Выше или ниже? Рука перехвачена и прижата, переплетены пальцы…

…

Полгода спустя стало известно о крушении суден экспедиции, ещё полгода о том, что Мила родила, вышла замуж и всё-таки добралась до Америки. Айвенон всхлипывал и смотрел вникуда — и злился, и ругался сам на себя, и впадал в отчаяние. — Выпей, — Гансу жаль этого законченного романтика и юнца, каким тот и был; возможно, что с Бригантиной у него тоже много общего или с матерью Азалией, со Старками: как отражение собственного, проведённого в панславянской диаспоре, детства, — как бы повлиял на желания, мечты, стремления. А? Парень дёрнулся, встал, сел, опять встал: принялся ходить по комнате. — Сядь! Ладно, прости-прости, иди сюда, вроде бы взрослый…хм, или вы, Уэйны, до двадцати пяти… — Да, мы такие, — Нарсис отряхивался от первого снега, внезапно пошедшего в середине октября, — смотри! Во-о-он, вишь Эйр и Фридрих у подъезда целуются… — Айвенон припал к стеклу, искренне улыбаясь, закусывая губу. — А выше по улице Марк притаился, ай-ай-ай, будущая инквизиторша этого не знает. Конец дня потонул в усилившемся снегопаде, бесконечных чаепитиях, смачном хохоте и разговоров до утра.

…

Тина и Доган сняли новый, абсолютно дикий, с точки зрения большинства, фильм, но ставший тут же культовым: они ловко использовали открывшиеся просторы за пределами Периметра, финансировали (а деньги от театральной, тренерской и как гонорар от предыдущих фильмов: у них были) восстановление мощных компьютеров с нейронными сетями, что в условиях нехватки актёрского состава, кране полезно. — То есть вы не только их учите играть, а ещё и кодить, что ли? — Лу округлила глаза. — Всех. — Кто желает, — Тина распустила тугую длинную косу, — но в основном, да, это настоятельная рекомендация, да мы многих не берём…это ж раньше, когда подобные разработки только появились, хм, как развлечение…да, да! Точно, спать хочу немного…ой, подруга, чёт недоговариваешь? С тобой точно всё нормально? Лу лишь загадочно улыбнулась ничего не говоря, но и не утверждая с отрицанием, всё как учил начальник охраны на работе с Приором: ничего особенного и личного, Ганс вполне догадывался, однако махнул рукой — кивал самому себе, улыбался. — Зовёшь всех? В кино? — Ой, Ганс, — Малая сделала вид, будто только его уидела и будто ей снова немного лет, а не мама уж трижды, — блудный ученик… — Вот скажи мне, тренерша моей жизни…хотя, обе вы, ха-ха-ха! Когда, блин, ты успела родить, а? Трижды! И я... — Чёто не интересовался, да и знаешь, — она расплакалась, — мне до сих пор снится…твоя чёртова смерть!!! А вы все, гады, вы знали это…трижды? Ты про тройни слышал?! Блин… Стало неудобно: Лу покачивала подругу, навалившись сзади, шепча что-то, Ганс неловко потрепал по щеке. — Почему всегда в этой чёртовой жизни, я кому-то делаю больно? — он понимал: Мила с матерью уехали непросто так, видимо, рана не затянулась; наверное, поэтому рядом с Айвеноном так горестно, и грустно, и муторно. — А что парень твой…так ты сейчас беременна, это, что споры? За что мне всё это: сначала одна, потом другая, потом Анна намекает…по…что?! Тина, переводя взгляд со стены на потолок, с потолка на пол, раскрыла от удивление рот. — А? Так…да нихера себе! Мы квиты тогда? — Не выражайся, — привычно отчеканила уставшая Лу, — пожалуй, пойду. — Кстати, парень мой…Люк, узнав о тройне…кинул меня, а это малыш Догана: как-то внезапно сошлись, и интересы общие, и на работе, и… Ганс улыбнулся: жизнь идёт. И в кино пошли — все они, включая Шазу с Дени и Грегом. — Надеюсь вы кино смотреть будете, — лютовал Марк, — один уже допрыгался: а Эйр…ей пока рожать нельзя… — Чё сразу так! — Ты не дерзи мне, кретин!!! — Ну, если вы с братом сравниваете…в этом возрасте, только я вот не кретин, хотя, может по себе… Ганс, видя как у Жонсьера трясутся руки, выкрутил ему ухо. Слегка: лишь обозначая, скорее ущипнул. — Тихо. Не выделывайся…и ты, ну, в самом деле, будь умнее. Но стоило лишь отвернуться: Эйр и Фридрих в засос целовались, не реагируя на окрики да нравоучения. Чёрная форма, что инквизиторская, что семинарская, смотрелась особенно контрастно на фоне страсти. — Вечная весна, — Иво пригубил вина: место для вип-персон позволяло подобные вольности, — друг мой, успокойся. Хочешь? Да свою руку. Никогда Ганс не видел у коллеги, палача и цепного пса… «Голос слышал…ха, собери живого Жонсьера! Только у нас! Только сегодня!» — Приор?

…