«Зеркало Атонмет»

…

Лу смотрела на них, не пытаясь остановить, вернуть к делу: фыркала; пересматривала файлы по кругу, делала пометки. — Билетики не нужны, Гюлер, не нуди: сам зайцем был…эээ, зачем листиком в меня? Так и поплелись досыпать в комнаты, всё равно выходной, сокращённый день — Викарий Юнал в другое прийти не мог; Баретти рассказал забавную историю, рыбу, мол ловить пошёл, применил способности, но… —…не учёл одного: я телепат, а сом, которого заприметил, тоже телепат и он… — Заприметил тебя раньше, сожрать хотел? — Да. — Жуть. — Не-а, — Гектор усмехнулся, — это было весело, мы пришли к «консенсусу», что лучше никого никому не есть; правда мысли его куда примитивнее: брр, вот, что жуть, думать во сне, что ты рыба, мечтающая…тебя того… М-да уж, кошмары потяжелее страшных фильмов.

…

Не успели погрузиться в одно дело, как началось другое, гораздо громче, названное журналистами как «псионисткое танго» и раздутое (ими же): ряд крупных скандалов на соревнованиях по бальным танцам…

вебзета:

Первая полоса — «Судейский беспредел или пугающая закономерность?» (продолжение стр.2)

Вторая полоса — «Кто ответит за сорванный контракт с Альфой?» (продолжение стр.12)

Третья полоса — «Крах вложенных или: грандиозное пятничное инсайдерское с проигравшими…» (продолжение стр.22)

Голова кружилась. По порядку: результатами Гран-Пари 22'14, довольны далеко не все — внезапно победили середнячки, шедшие даже ниже середины таблицы. Давняя традиция проводить соревнования по бальным танцам, вплетая туда элементы олимпийской системы, регулярного чемпионата и плей-офф: в оригинальном виде возродить не удалось. Импровизировали. — Без натяжки, Нарси…если бы чисто все свои па: аутсайдеры, программа никакующая…блёклая, от костюмов кровь из глаз. Ритм! — он цыкнул. — Мимо… — Согласен, — Нарсис пукнул, — ой, реакция!!! Смотреть ерунду, пусть по делу, сразу расхотелось. Другой интерес. —…не «ой», давай… Смущение. — Ганс!!! — Пошутил, кидать подушкой: лишнее, ты за Альфу скажи лучше?..

…

В сети: «Альфа — презентабельный зал, принадлежащий Лартам, серой семейке из серого бизнеса; коммерсанты пострадали после "дела о сколопендрах" и последующими за ним событиями…», в вебзете по теме ноль, лишь перетирание одних и тех же фактов, интервью какое-то беззубое. — Надо наведаться к Шазе, — Нарсис застёгивал вечнорваную куртку-ветровку с множеством кожаных вставок, заклёпки. Берцы. Латекс, — судя по фоткам, ниточка туда… Ганс стоял в проёме, крутя плётку в руках. —…думаю: сразу тебя тут или подождать? Член любимого виднее через брюки, контуры, голый кусочек кожи от натянувшейся майки, пирсинги, волосы, спадающие, и создающие…некоторую загадку; грудь: бритая. — Ду-ма-ешь? — Чёрт, кто-то обещал в-Инквизиции-отыметь-и-дверь-не-закрыть… — ПОЕХАЛИ!

…

Стол. Рабочий. Свет оставлен: всё ярко, слепит и раздражает до слёз в глазах; член в заднице, связан. Медленный ритм. — Тише, — Нарсис издевательски тянет гласные, почти мурчит, — завязать глаза? — Нет, — кривится Ганс, внутренне мечась от желание дёргаться, изворачиваться и наслаждаясь отсутствием, отданной добровольно, воли, — это «отыметь»? — Да. Вербальный протест. Резкий толчок. Ругань. Ещё более резкий. Шипение, мат, проклятья — таран в заднице, сорвавшийся; опора на верёвки (сам ж попросил), туман, отключка, улыбка где-то изнутри. «Сюда мог зайти кто угодно, — шальная мысль доводила до сумбура, — да-а-а-а», поза сменена. Опять медленно. — Не протестуй…понравилось? — Нарси! Развяжешь? Серо-голубые против карих, долгое моргание. — Надое… — Хочу обнять тебя. — Или трахнуть? Хмыканье как неясное: да и нет; руки, затёкшие и разминаемые, на пирсингах, нервозными движениями; вниз-вниз-вниз, верх, по кругу. До ответных хрипов и перехваченной ладони, зажатой на члене. — Почему бы и да, месье бывший капеллан, — Ганс застегнул на себе верх формы, — у вас такая восхитительная и прелестная… — Я уже кое-кто повыше, месье проштрафившийся… — Давно! Это было давно, — смех, смешанный порцией отборного яда, — не хотите ли посидеть на моём инквизиторском хуе? А? Нарсис притворно возмутился и ахнул, делая вид, что краснеет. — Что за слова! Что за, — но тихо добавил, — конечно… Перелез за рабочее кресло, кусал губы, на которые тут же обрушивались неистовые поцелуи, смотрел в глаза, на чёрную форму, мялся. — А? —…мог бы одеться полностью, да, только…только его оставить, будто меня отчит… Договорить не успел: Ганс молниеносно исполнил просьбу, старая одежда немного болталась, зато была видна огромная красная головка и большие яйца. — Уэйн! Чё вы топчитесь! — тон мастерски почти по актёрски заледенел, строгий, надменный взгляд, злое лицо, гримасса отвращения с толикой маслянистого безумия и искорки любви, любви, что выдавала бутафорию в бутафории…нежности, трепета улыбок, вздохи, ловленные невзначай. — Я? — Нет я! — Ну, и где мне присесть? Ганс, входя в раж и роль, наклонился, выдыхая жар в лицо; лизнул нос и ухо. — Ищите, — покрывал мелкими укусами, вопрошающе наклонял голову, переплетал пальцы, — не подходит? Нарсис глянул коротко: член налился, топорщась и констрастируя с цветом вокруг. — Короткова… — потонул в стоне, наслаждениях и резкого, сорвавшегося, смелого. — Месье инквизитор? Слышите? Не слышал: чувствовал, держал скорость и не выходил из игры. Почти. Гладил, ласкал, обнимал с напором целуя. Искал самого себя: нашёл. В отражении на зрачках любимого, расширенных от удовольствия; током прошибало. Никто не прерывал как в дурацких текстах да романах. — Счастье… — По-другому сексом никак? — Не с тобой…ууу, слезь с меня, ты тяжёлый… — Это ты лёг…ладно. Погуляем? Ганс выгнул бровь, вытирая их обоих и находя в этом ещё одно наслаждение: касаться те же самых мест, украдкою смотреть на промелькающее томное выражение. — Куда? — На виноградники давай…там озеро красивое, мыс скалистый, чайки… — Это где…неслучайно там живёт твоя Анна? Нарсис рассмеялся, ловко застёгивая одежду и забирая испорченную. — Ты имеешь в виду мадмуазель Баретти? До сих пор…рев… — Шутка. Ночь прошла. Нью-Пари встречало их раннеутренней тишиной.

…

Пятьдесят. У всех бывают чувства, которым лучше не давать воли, потому что все понимают, что жизнь это только усложнит.

Шаза встретил их как давних друзей. Выпили. Закусили. Потанцевали. — Ви-таки по делу? — Шаза, не делай мне нервы, щё это вот всё? А? — О! Свои люди, садитесь, — бандит улыбался, с ехидством оглядывая взглядом собеседников, — бурная ночь. Утверждал. — Не факт, может мы преступ… — Ай-ай-ай, какие преступники, — Ганс узнал отошедшего покурить собеседника: Йонас, друг Лу; говнюк-Гюлер из того самого прошлого уже б тыщу раз бы заложил, Фицджеральду же похеру, — от вас сексом за сто вёрст несёт… По делу он многого не сказал, зато глаза его сузились, стоило назвать пару тройку имён: видно досадует, злится. — Часто? — Ганс, знаешь его? — Родственник родственника, это тот, что дальтоник…да, и…короче, придурок. — Отмазать? Задуматься на секунду. Отрицательный ответ. — Нет. Надоел. Достал. — Хорошо. Спустя с полминуты секюрити притащили того: с надменным взглядом, в татуировках-партаках и явно под веществами. — Привет, Шаза, я не… — Заткнись, — бандит указал в тёмный угол, — как тебе? — Ты…его… Усмешка. — Тупой! — Ганс понял, что дальний обычная шестёрка, схватился за голову. — Сам пришёл, надоел ты ему. — Я…не…это этот… — Сука, — упоминание сына Сабрины выбесило, вообще там была запутанная история о том, кто кому сын: о нём мало кто знал; то ли семейка мужа забрать пыталась, то ли она сама у них его спрятала. — Серьёзно? А на героин, блядь, в двенадцать он сам себя чуть не подсадил? Шаза с размаха ударил свою шестёрку без предупреждения. — Пшёл вон!

…

Дело о «псионистком танго» рассосалось само собой — это был своеобразный протест. Естественно политический. О том, что лидерам соревнований предоставляются все условия, поблажки, дают отгулы в учебных заведениях и на работах, всячески . Остальные вынуждены крутиться как могут. Ганс, присмотрясь к номерам, понял: раньше аутсайдерам снимали буквально всё, за каждую невинную помарку, милиметраж; тем самым годами не пуская выше. — Своим поступком, — пояснял любимому он уже дома, — они подсветили продажность судей, нарочно делая спустя рукава. — А так умеют? — Профи. Приор пообещал займётся этим.

…

К делу о «стульях» — не приблизились. Хотя участие родственника-шестёрки очевидно. Внезапно позвонил Фрид, учащийся в выпускном курсе семинарии (новая политика позволила поступить нестабильным, пока в качестве эксперимента), сказал, мол знает этого придурка — околачивался возле его дома, школы, но брат оказался умнее, несмотря на вредность, пообещал побить. — Испугался? — Не за себя, — было неясно храбрится или нет, — он в сельксую школу припёрся, там дураков много. Полезли… — Понял, — Ганс прервал разговор: Нарсис откровенно дразнил его, сидя за столом в их домике у моря без одежды, на нём были только трусы джоки; не хотелось вгонять себя в истерику упоминанием каких-то там детей, пусть и в контексте разговора, — молодец. Сообщай, если… Ехидный смех. — Ты не один! — Фридрих! Ржач. — Я тоже… — Избавь от подробностей прошу…взрослый, но всё ж брат…ха-ха-ха, удачи там. Отбой. Любимый продолжал делать вид, что с интересом изучает газету, а не посматривает исподтишка. — Читать вверх ногами трудно. — Я думал, ты заметишь её, — подрагивающая рука, неровный жест: из ануса торчала игрушка, — нравится? Долгое ли воздержание, проблемы, но снова накрыло и голова закружилась. Твою-ю-юж! — Да, но…выдержим ли, Нарси, — врал, он уже вынул устройство, заменяя своим членом, — поэтому в ванной так долго…бережёшь меня? — Да. — А не зовёшь чё? Интересно…посмотреть. — Тебе неинтересно смотреть, и сердце. Ах! Давай игрушкой, а…меж бедёр… Ганс с удовольствием выполнил просьбу…или приказ (колени дрогнули), прижимаясь животом. Забавно чувствовать под собой, упирающийся пластик; или смотреть, как ярко-жёлтый кончик то скрывается почти полностью, то выходит, то… — Нет, — Нарсис прав, просто смотреть выше его сил, — обопрись на стол. Угу. Готов. Стой. Можно сфоткаю? — Спрашиваешь? — любимый глянул в объектив особенно чувственно, положил руку на своё бедро, улыбнулся. — То ты говорил про один секс…смеёшься? Нарсис резко встал, тут же закусив губу, по телу пробегали судороги. Походка шаталась. — Без него тебе грустно, особе-е-ено со мной. — Чёрт, — камера, записывающая видео, прикреплена к стене, — иди ко мне, — вошёл, не вынимая игрушки, оттрахал стоя, сам тяжело дышал, опирался на кладку камина; кончил громко, почти воя, — нет, это ещё не всё…не всё… — Да-а-а-а. И темнота.

…