«Зеркало Атонмет»

...

Тридцать один. Дайте ходу пароходу, поднимите паруса.

Нарсис впал в уныние. Не разговаривал. Что-то принял, какое-то средство от телепатов. Ганс сам готов впасть. Всё моментально стало каким-то серым, безвременным, не таким, шероховатым, с прожилками форменного идиотизма и драмы. Снова май. Снова. Не в компании же алкоголя. Радовали только Гектор с Анной, следовавшие совету. Такие же «временно-мёртвые». — Привет дохлякам! — Ганс, вали отсюда, — Гектор целовал Анне пальцы, — мы...налаживаем, — всё же, какая-то тень скользнула. — Зря ты так, сканнер! — она хихикала, трогая ему усы. — Прочитаешь мои мысли? — С удовольствием! Усмехаясь, Ганс услышал: «Тебе нравится имя Анна Баретти? Я не собираюсь жить под псевдонимом Боук всю жизнь!», и развеселился. По окнам билась мошкара. Стекала вода. Ришар иногда рассказывал о детях, об Анн-Гекторе, родителях, но большую часть времени Ганс проводил один.

...

Тридцать два. Эротичный лунный свет запретит сказать тебе «нет».

Реакционеры залегли на дно. Допрос всех предыдущих не дал ничего — они не в курсе, многие, жившие на отдалении не знали и про дело о сколопендрах, округляя глаза. Шаза сообщил о новых потерях. Другие пойманные — молчали, им отрезали язык, кажется, в педолобби поняли. Новых идей: никаких. — Может, снова пойдём? — Зачем? — Скорее всего, они заметили утечку, или изменившееся состояние...поверьте мне, эти люди лживы, манипуляторы...хорошо чувствуют...наверняка испугались, знаю: рискованно, но и в первый раз тоже было рискованно. Фарук покивал головой, тут же хмурясь. — Тем же составом.

...

Тридцать три. Я любил и ненавидел, но теперь душа пуста.

Пуля, выпущенная из пистолета детской рукой, попала точно в цель. Ганс пошатнулся и упал. «Я сдохну? Я определённо сдохну? Я НАКОНЕЦ-ТО СДОХНУ!!!» В этот раз всё пошло не так, у Фарука заклинило винтовку, автомат отстегнулся, Кей перенапрягся и повредил руку, разрядилась мантия-невидимка, а самое страшное: к Тине стал кто-то лезть, допрашивая, по поводу смерти её подопечного-фигуриста. Позвонил Доган сказал, что та пропала. Потом исчез сам. У Лу вывих колена. Шаза и Грег остались без инсулина и ингаляторов. Марка ранили ядом сколопендры. Без антидота жить ему от нескольких часов до пары дней. Максимум. И смерть будет мучительной. Только Ганс, Гектор, Анна и Иво были в относительном порядке: отражали атаку. А потом...ребёнок выстрелил.

…

Ганс, уводя на себя, прыгнул в сторону. Тело разрывало от боли, но он продолжал бороться, поблагодарил генетику и тренировки, лёгкие были крепкими, спасала растяжка. Но его быстро нагнали тонкие худенькие ножки. Пнули по рёбрам. — Встань! Прошило чувство дежавю. — Ты эмпатик, — хрипел Ганс, — убил чистого, ставшего тебе другом, манипулируешь людьми, хочешь стать вторым бывшим Викарием, — всё плыло, но он держался, — пожалуйста, прошу! Виселиц ещё много! Мальчик озлобленно зашипел, вызывая волну мурашек от сходства с Олленом, ужас закипал, странность. Сможет ли убить? Пистолет, по глупости или неопытности, тот держал близко к нему. Рывок. Бросок. Отнял. Наставил. Сможет ли убить ребёнка? Преступника, маньяка, сволочь…сможет ли убить ребёнка? Нет.

…

Повезло, что тот действительно действовал самостоятельно. — Так реакционер это ты?! — Да. — Упиздок. — Так тебя называют, слышал? —...не, в первый раз в жизни. Разговор предстоял тяжёлый. Его тюремщик десятилетний Гораций, со смешными, торчащими во все стороны волосами, перевязал его, накормил, но тихо сказал. — Не дёргайся, рыпнешься: прикончу, никто искать не будет, кроме друзей, они дороги тебе? — Ну, ты и сука! Было обидно. Проделать такой путь в саморазвитии и глупо подохнуть от руки малолетнего психопата. — Псих ебучий! Сука! Гораций пришёл и отпинал его, Ганс кашлял кровью, смеясь. — А в принципе, тебе всё равно не доверяю: обманешь, к совести бесполезно, мёртвый человек, оболочка, неужели ты думаешь, что, убив меня — прав станешь?! — Мне плевать! — Да, неужели? А ты в курсе, что заварил кашу против человека, фактически изменившего мир...Иво Мартена, именно благодаря ему и команде, всё поменялось. — Манифест сделал… — Рот захлопни, убивай, чё ты, никто с тобой, кроме меня говорить больше не будет. Даже стрелять не будут, затопчут во время штурма, попробуй воздействуй на них, кишка тонка, дебил! Манифест создал Викарий, сам этого не знал, чё смотришь, блять, рыба? Гораций выпучился, моргая. — КАК?! Значит он обманул меня?! — Кто? Жозеф? — Нет, Оллен, друг мой, погиб, — вот тебе и связь, вот зачем лоббистам нужен был Зар, — вы его убили. — А ты? — Я? Нет, то для поддержания легенды, я...мне… — и Гораций расплакался, неловко рассматривая Ганса и того, что с ним сделал, отвернулся. — Я не хотел, просто ты...ты… — Не восприимчив к эмпатии. Убивал или нет? — Не смог...так и не смог...не вышло, ничего не сказал ему, я. Ганс вскочил, игнорируя боль, и порывисто обнял мальчишку, который тут же напрягся и сжался. У того началась истерика. — Маленький мой, — цель успокоить, доказать безопасность, покой, — маленький мой, что он с тобой сделал? — Не трогай меня, не надо, уйди, пожалуйста. — Не буду. Он домогался до тебя? Отрицательный жест, утвердительный, полные ужаса глаза, Гораций дёргал плечами и озирался, словно был здесь впервые. Стараясь не трогать лишний раз, пришлось пуститься в долгий, занявший почти всю ночь, рассказ.

…

Под утро стало хуже. Неизвестность пугала. Предрассветная прохлада сбивала жар тела. Гораций плохо спал и видимо мало ел. Всегда. Вечно спадавшая футболка, на три размера больше, была дырявой и выстиранной. — Странно, — моргал глазами паренёк, — я вас ранил, а вы...вы...простите, как вас зовут? Голова гудит? — Давно так? — С тех пор… — Как ты познакомился с Олленом, кстати, это его фамилия, рассказ мой помнишь? Помнишь. Как мне это знакомо. Он телепат, использовал тебя...во всех смыслах...прости, иди сюда, не бойся. — А вы действительно были таким плохим? — Плохие, хорошие, — расчёсывать, явно немытые пряди, трудно, — какой же ты ещё ребёнок… — Нет, ай, зачем? Гораций посмотрел в осколок зеркала и обомлел — Это я? Да? Спасибо, — он сам налетел, обвивая, но тут же смущаясь, — а тот месье выживет? Друг ваш? — Нет, скорее всего, нет, если уже не умер. Ты чего? — Нет! Не...не буду...не надо...я не буду убийцей… — по мальчишескому лицу текли слёзы. — Повесьте меня, я слишком много знаю о вас, с чужих слов, но...пожалуйста, убейте! «Прощальный, сука, подарок!» — А ты о пси эмпатии Викария как узнал? — Понял, сначала восхищался, потом...ничего не помню. И кашу заварить...моей идеей, про лоббистов. До этого, как туман. С просветами.

…

Начался штурм. Перестрелку слышали многие. Ганса вытащили свои, Анна, Гектор и Иво. — Не стрелять! — Приор? — Тихо, Гюлер! На пол! — Чё происходит, блять? Мартен проигнорировал нецензурщину, высовываясь и делая два аккуратных выстрела чем-то. — Потом. Пошли, официально, но не реально, дохлый ты мне нужнее, да...и..я рад, что с тобой всё хорошо. Гораций моргал глазами, во всю таращась на Приора. — Там вы были? Ну, нихуя се! Мне Кислый точно пять тыщ будет должен. Иво выкрутил ему ухо. — Так, шкет, рот закрой, оружие сдал и вперёд. — Так же нельзя, Иво. — Потом разберёмся. Прикрывал их Ришар.

…

Настроение мрачное. Заваренная Горацием каша кипеть будет долго и больно. — Молодой человек, ну, и зачем вы это сделали? — устало говорил Иво, мальчишка упорно молчал, потирал ухо. — Извини, пожалуйста. Бедную одежду сменили на нормальную (пусть пахнущую казённо), позволили вымыться, почистить зубы, поспать на полноценной кровати, из еды взял только здоровенный кусок шашлыка, огромный тёплый каравай и каши. При обилии сладостей, газировок, деликатесов, изысков. Лу смотрела с сочувствием. — Иво, слишком строг к нему, я так никогда жёстко не голодала. — Сейчас обвинят в сексизме, вот поэтому женщин не допускают до некоторых… — Как и мужчин-обывателей до оценок соревнований, особенно в женском фигурном катании и гимнастике, — перебил Ганс, — да, Иво. Гораций подошёл к Гансу и обнял его, утыкаясь куда-то в плечо. Расплакался. Встал со своего места и Иво. — Как там Марк? — Если не получит антидот и адекватное лечение, умрёт… Гораций упал в обморок. Припадок.

…

Его поместили в закрытую люксовую лечебницу, с хорошим питанием и проживанием. Нашли его «жертв», они просто сменили место жительства, сымитировав убедительно собственную смерть. Никто не пострадал. — Реакционер по факту Оллен! Он был у нас с самого начала! — вспылил Марк, теперь тоже считающийся официально мёртвым, в палату к нему просочился палач, Гектор, пошедший проведать, едва успел. Это та самая подружка парня Фарука. Анна вздрогнула. — Простите! Гектор потрепал её по голове, целуя и обнимая. — Милая, ты была напугана, боялась. — Кстати, а ты там что… — Тоже, что и она...такая информация в доступе, но я поопытнее и тоже телепат, конечно, тогда способности не тренировал. Анна положила голову на его плечо, задумчиво выводя узоры под рубашкой и хихикая. Фарук мрачно читал другой журнал, швырнул его. — Чё? — И? — Марк, отстань, бросил он меня...опять не везёт...я странный, то тебя ревновал, мол вы неправильные, то...бля...тошно…

…

Но оказалось, что никто его не бросал. На телефон пришло сообщение. От подружки, где молодой мужчина плавает в ванне крови. — Нет! Я идиот! Сука! Марк забрал телефон. — Поехали!

...

Успели. Правда только Фарук заскочил, остальные же оставались в тени. Выгодно пока быть мёртвыми. Очень выгодно. Едва живого извлекли и, под выстрелы, рванули.

…

Адреналин захлёстывал в крови. Под веками яркились кровавые вспышки. Ноги гудели. — Парень, ты сегодня родился…вновь, — Ришар проверил тому повязки, — лежи. В импровизированную палату зашёл Фарук, склонил голову в виноватом жесте. — Привет, Майк, ты как? — Я…понимаю, но не беспокой его, слишком много крови потерял.

…

Вот она. След. Хвост долбанных лоббистов. Стоун с удивлением обнаружил сходство с девушкой, из переулка. — Не Викарий ли бывший подарки оставил? — сказала Лу. — Рид, вы делаете успехи, — Жонсьер, видимо любил быть задницей, — ой…ай…оооох, да-а-а-а-а! Стоило только Гансу выйти и вернуться, как он застыл в проходе. — М-да, Марк, может, ты нарочно? Но их уже след простыл, из двух других номеров снова любил друг друга кардан (спасибо Стоуну), а прямо по коридору Анна и Гектор. — Весна? Лето.

…

Гораций обещал быть на связи, писал письма иногда. На бумаге. Какую мог найти…

…