My baby shot me down

       Последние слова песни, вытянутая в прошении к небесам рука в свете софитов. На сцене так жарко, искусственный золотой свет греет не хуже солнечного… Если бы она его только знала.        Громкость и интенсивность музыки резко подскакивает, а затем стихает, плавно переходя в сольные робкие шажки по клавишам пианино. Свет гаснет, проглатывая силуэт, секунда, и в зале овации, свист, радостные вопли: «браво!»        Зарянка встаёт с места, подходит к краю сцены, чтобы снова предстать перед обезумевшей толпой во всей красе на поклон. Свет зажигается, и начинается дождь из цветов. Девушка робко стоит, улыбаясь фанатам и кланясь. Не подбирая бутонов с пола. Алых и каких-то лживых.

⊕⊕⊕

       На её лазурную макушку с крыльями сыпались слова похвалы. Менеджеры, визажисты, прочие, прочие. Она попросила вызвать ей транспорт до дома, устав уже отвечать улыбкой и кивками на каждое их слово. Люди, видящие лишь деньги, согласно закивали, отстали от искрящейся небесным светом звёздочки, устраивая всё так, как она попросила.        Зарянка всегда была святой простотой и пока что совершенно неопытной певицей — вышла через главный вход, как и все остальные, спустилась по длинной лестнице, ёжась от холодка, кусающего голую кожу плеч. И тонкие колготки ноги не спасали…        Она встала, сжимаясь и обнимая себя за плечи, глядя, как удаляются люди, садятся в личный транспорт и уезжают по домам. Вокруг царило праздное настроение. Светское мероприятие продолжало греметь отголосками даже на улице. И она тихонько стояла, будто вовсе не была причиной этого грохота.        Раздался металлический звон и лязг. Зарянка подняла свои печальные уставшие очи. И скромный белый букет предстал перед её взглядом.        А затем глянула ещё выше. В пронзительные глаза, острые, хитрые. Но какие-то неотёсанные, не те строгие и вылизанные, что она привыкла видеть на важных встречах.

He wore black and I wore white He would always win the fight

       Молодой человек, сияющий матовой тёмной сталью, стоял перед ней. Ветерок трепал его белые волосы и чёрный плащ вместе с белоснежными цветами.        — Здравствуй, — усмехнулся он, белоликий, будто неживой, его пытливый взгляд прошёлся по ней всей. Стало как-то неудобно. — Ты чего, пташка? Замёрзла?        — Нет, что вы, — она криво улыбнулась. Мягкая, заверяющая улыбка просто не получилась — ей было слишком дискомфортно. Парень без лишних слов чуть ли не силой вручил ей цветы, а позже растегнул на своей груди пару застёжек, и плащ, идеально укрывший её голые плечи, оказался на ней.        Не то, чтобы резко стало тепло, но ветер больше не колол кожу холодом.        Зарянка удивлённо приподняла крылышки, глядя на незнакомого и даже странного фаната. Ну, что уж сделать…        — Спасибо большое, — она тихонько склонила голову, — за цветы и накидку. Вам не стоило, правда.        — Да не забивай голову, мне ни горячо, ни холодно. Я весь из металла. — И постучал себе по руке. Раздался тот же самый звон. Киборг. — А вот тебе уже холодно. А вообще, я к чему подошёл-то… Скромный комплимент тебе от бродяги. Ты славно поёшь. Заслушал все твои песни, пока шатался по космосу. Мне даже удивительно было, что все твои песни такие…        — Какие? — тихо вопросила она, все автомобили разъехались, оставляя приглушённые звуки на улице. Чудной киборг, отвёл взгляд и задумчиво прикрыл губы, синтезируя мысль в голове.        - …Воодушевляющие. — Крылья девы в миг воспряли, поднимаясь к небу.

⊕⊕⊕

       Они явились в парк развлечений. Яблоки в карамели, сладкие-сладкие, сочные-сочные, гирлянды над головами, смех резвящихся детей и окрики их родителей. Праздник без повода. Радость кутежа.        Это было неплохо, помогало развеяться, отвлечься, воспрять духом. Она давно грезила очутиться на такой площади снова, и вот, новая дружба помогла ей исполнить эту голубую мечту, утонувшую за сотнями договоров, контрактов и грязных жёлтых пресс.        Её друг, Бутхилл, привёл её сюда, угощал сладостями за свой счёт, они глазели на местные развлечения, пока взгляд девушки не привлекло странное мигание вдалеке, которое так пёстро и броско занимало всё внимание.        — Ой, а что там? — и обернулась, чтобы увидеть его довольную улыбку от уха до уха и ряд белых острых зубов. — Пойдём, посмотрим!        Она подбежала к оградке, разделяющей участников от зевак. На ринге, оказывается, двое метались с пестрящими неоновым светом бластерами между укрытиями в попытке друг друга настигнуть и застрелить.        От вида оружия стало немного не по себе. Даже если оно было игрушечным. Даже если смерть тут была простым проигрышем, а не бесповоротной потерей всего мира.        Бутхилл, судя по лязгу, настиг её. Встал сзади, заглядывая на ринг прямо над её головой. Его волосы сползли с плеча и щекотнули нежную девичью щеку немного остывшей певицы, заставив невольно вздохнуть с распирающим чувством, поднимающимся вверх по телу.        — Знаешь, Зорька, — обратился он к ней, — я очень неплох в штуках вроде этого, но подыграю тебе. Давай-ка постреляем.        Она неуверенно кивнула, и их впустили за плату на ринг после предыдущих игроков.        Тяжёлый шлем, лёгкий бластер, неудобные каблуки, в которых трудно бегать от противника. Зарянка никогда не была бойцом. И сейчас уж точно им не являлась. Она палила без разбора в каждый проход, где слышала хоть шорох, убегала и убегала, сдавая себя цокотом каблучков. А за ней следовал лязг. Как игра в кошки-мышки, точнее, койот-птичка. И койот просто лениво плетётся за несчастной пташкой, которая никак не может скрыться от него. От чувства преследования стискивало лёгкие.        — Не убегай. Выстрели в меня уже! — взывал к ней Бутхилл, а она не слушалась, продолжала убегать. Тогда лязг остановился и вдруг зазвучал где-то перед ней, лишь за стеной. И она сама встала, как вкопанная, держа дрожащими руками бластер опущенным. — Я обещаюсь не стрелять, как только увижу. Даю фору!        Она стояла, тяжко дыша и подрагивая. Мир вокруг будто искажался, покрывался чёрными разводами гари и строительной пылью. Дышать было неумолимо тяжело. Она попятилась назад. И из-за угла выглянул Бутхилл. Медленно вышел, ведя стальной ладонью по шероховатой стене и создавая странный тягучий звон, похожий на что-то… Что-то летальное. Смертельное. Так звучит холодная бесконечность, когда твои глаза закрываются навсегда, а грудь вздымается в последний раз.        Каждый шаг отмерял её «гибель». И она бессильно старалась её отсрочить, отступая дальше и дальше, пока не упёрлась в стенку. Не вжалась в неё, желая провалиться. Сердце билось как бешенное, хотелось очутиться снова на ламповой площадке.        И ухмылки больше на бледном лике Бутхилла не было. Он взял её бластер за дуло и медленно навёл себе на грудь.

Bang bang, he shot me down

       Холодный твёрдый палец надавил на её, некрепко держащий крючок. И раздался писк, оповещающий о попадании.

Bang bang, I hit the ground

       Ноги дали слабину, и Зарянка, не дыша, не чувствуя конечностей и не моргая, узрела, как он медленно возвышается над ней.

Bang bang, that awful sound

       Писк двоился в ушах. Стали раздаваться ещё какие-то звуки. То ли в шлеме, то ли в самом бластере. Зарянка уже не различала, видя, как мир плывёт.        — Эй, Зорька? Зорька! — слышалось так далеко и невнятно, заволакиваемо темнотой.

Bang bang, my baby shot me down

⊕⊕⊕

       Он, оказывается, увёл её с аттракциона. Она обнаружила себя сидящей на лавочке где-то в пустующем сквере возле парка аттракционов. Грохот и голоса людей всё ещё достигали их слышимости. Но всё это казалось так далеко. Их веселье ей было чуждо.        — Прости, Зорька, что сразу не понял, что тебе не по нраву… — Бутхилл снова был здесь, рядом, протягивал газированный сок из ближайшего автомата и неловко почёсывал свои волосы, выглядя виноватым. — Я думал, ты по неопытности боишься стреляться. А тут… Вон что…        Зарянка приняла неуверенно жестяную баночку и склонила над ней свою голову, что была тяжела от мрачных и неприятных воспоминаний. Голос матери приглушал звуки взрывов, но этого было недостаточно, чтобы оставить детскую память незапятнанной.        — Прости. Ты зря потратил кредиты, а было даже не весело… — проговорила она кротко, — Я думала, что справлюсь… Но, оказывается, не очень. Не люблю… Войнушки.        Со стороны друга раздалось смиренное хмыкание. И они затихли вот так, на некоторое время. Зарянка не могла найти сил собраться. Особенно сейчас, когда она «застрелила» кого-то. Руками же «убитого».        — Эх, ну, в чём-то ты права. Та ещё это дрянь — убивать за режим и идею… Страдают те, кто даже усом вести не должен. А те, кто виноват, спокойно себе сидят, не зная печалей. Гадко. Правда гадко.        Бутхилл понимал…        Возможно, тоже насмотрелся на виды, да просто как-то устоял, в отличии от неё. И тело, наверное, у него стальное не по собственной прихоти…        — Мне жаль, — робко прошептала она и осторожно нашла его локоть рукой, погладила вопреки тому, что он мог не ощутить её нежное прикосновение. — Мне жаль всех, кто оказался в таком положении… И… — вдох перед важным признанием дался ей нелегко. Словно что-то застряло в горле. — Я… Вижу своей целью песнями… Подарить покой и надежду под обстрелами… Понимаешь? — и заискивающе оглянулась, чтобы увидеть его взгляд. Его взгляд с мягким улыбающимся прищуром и киванием. — Чтобы…        — …чтобы беженцы ощущали воодушевление, даже когда их дом и спокойная жизнь остались позади? — Зарянка растроганно положила себе руку на пронзённое сердце. Её прекрасно понимали.

⊕⊕⊕

       Некоторые выступления теперь стали праздником и для неё. Она пела, слушала комплименты, смотрела на цветы у ног и уходила в гримёрку, чтобы её обняли крепкие, с улицы чуть стылые руки.

Seasons came and changed the time

       Самые милые и непорочные цветы легли в её руку, а сама она подтянулась на крепкой шее, оставляя короткий невинный поцелуй на щеке. Чуть прохладной, но уже мягкой. По-человечески мягкой.        Бутхилл усмехнулся и подхватил её, покрутил с собой вокруг своей оси. Разогнанные менеджеры подглядывали на странного гостя, которого девушка сама впустила, но не влезли, давая паре всё возможное личное пространство.        — Ты прекрасно справилась в этот раз, солнышко! — киборг, не думая даже её отпускать, смотрел теперь уже снизу вверх на певицу. — Мне кажется, ты превзошла себя. Я будто очутился в лучшем месте!        — Ты всегда так говоришь! — отмахнулась она, Бутхилл обольстительно улыбнулся.        — И я никогда не врал! — и спустил её на земь, стряхивая с её платья пылинки.

⊕⊕⊕

…I called him mine

       — Знакомься, брат, это Бутхилл, мой молодой человек. — Проговорила Зарянка, прижимаясь виском к прохладной стальной руке и глядя пытливо на брата. Он был насторожен. Предельно насторожен.        — И как так вышло, что ты выбрал именно мою сестру? Чем она тебе приглянулась? — сразу ушёл в ревностное наступление Воскресенье, глядя на её избранника. Она понимала, что так будет, но не теряла надежды показать брату, насколько же её милый замечателен. Чуток и понятлив. Заботлив и безгранично нежен к ней.

He would always laugh and say «Remember when we used to play?»

       Бутхилл нервно усмехнулся и склонился в её сторону, влюблённый бархатный взгляд приласкал её душу не меньше, чем физический контакт с его холодным плечом.        — Как я понял, что люблю Зорьку? — его лицо вдруг стало так близко. Зарянка смутилась, не ожидая, что он выкинет это прямо на глазах её брата. Воскресенье успел возмущённо гаркнуть, и лицо Бутхилла скользнуло в бок, проведя щекой по щеке. Девушка поёжилась от щекотного дыхания в основание крылышка. Пёрышки примяло губами, и она хихикнула. — Когда мы играли на аттракционе, я увидел, насколько она нежная натура, и понял, что без ума.        — Э-эй! — протянула она, вороша его небрежные волосы, — так нечестно! Ты мне говорил, что влюбился в мой голос и текста!        — Влюбился, но не полюбил! — парировал он, усмехаясь. Зорянка смягчилась, ощущая, как его широкая ладонь приятно скользит по её спине на талию.        — Эй, имейте совесть! Я всё ещё здесь. — Проворчал на фоне их воркования Воскресенье.

⊕⊕⊕

Music played, and people sang

       Сердце замирало в груди, пока Зарянка тихо шла по залитому светом и музыкой коридору. Белые невинные цветы были у неё в руках, за спиной лоснился шлейф, искрясь на свету переливами камней.        Возлюбленный в чёрном стоял высокой фигурой и терпеливо ждал под венцом. Свет, такой божественный, такой одухотворённый и мягкий лился на него верху, окрашивая черноту некоторых волосин и одежд в золотой цвет. Дева не могла отвести взгляд.

Just for me the church bells rang…

       Рука легла в руку, зазвенели колокола длинной, протяжной мелодией. Это была свадьба вдалеке от чужих глаз, только для родных и близких. Даже брат смирился и принял участие, глядя на молодожёнов издалека. Пусть их венчали в тишине, но тем не менее, всё было сделано, как надо, и радости их не было предела.        Пришёл момент закрепить союз сладким поцелуем. Зарянка быстро одолела робость, прислоняясь к губам мужа. Обнимая его широкие стальные плечи. Теряя землю под ногами на один возвышенный миг, пока его руки крепко держали её, не позволяя потеряться самой…

⊕⊕⊕

…Now he's gone, I don't know why…

       Зарянка села на край кровати. Волнение колотилось в похолодевших руках.        В груди клокотало. Что-то испуганное. Испуганное до смерти.        — Г-где он… — всхлипнула она пустой одинокой спальне. А та молчала, не слушая её. Только кутала полумраком и глухотой.        Зарянка набирала ему сотни раз, но все сообщения и дозвоны сопровождались оповещением, что абонент недоступен.        Они совсем недавно, пару часов назад, ложились спать вдвоём. Бутхилл слишком долго и ласково на неё глядел, она спрашивала, в чём дело, на что он только отмахивался и продолжал смотреть. Улыбаясь, дева подумала, что у супруга просто хорошее настроение, и он не может никак налюбоваться ею. Легла к нему, ныряя под железную руку, совсем не боясь её холода, и прижимаясь ближе. Бутхилл тогда особо нежно обнял её, погладил по макушке, провёл пальцем по линии роста перьев, убаюкивая…        А потом она проснулась одна в их доме.

And ‘til this day sometimes I cry

       Возвращаясь раз за разом в пустующий дом, она садилась на его половину кровати, а потом и вовсе падала, сворачиваясь клубочком и не понимая, почему.        Она искала, распространяла объявления о пропаже, отчего начинали судачить СМИ, но всё бестолку. Брат пытался её утешить, обнимал, гладил по макушке и злился неимоверно на неугодного беглеца. Обвинял его в том, что попользовался и исчез, устав играться. А она знала, что он не мог. Но и предположить причину не могла.

He didn't even say «Goodbye»

       Певица озаботилась тем, чтобы поискать какие-то подсказки. Она чувствовала сердцем, что Бутхилл — не плохой человек. Он был довольно нежным и жизнерадостным молодым человеком. Хорошо обращался к другим людям, не прошёл мимо потерявшегося ребёнка на улице. Светлый человек, который не мог так поступить.        Она заметила, что часть своих личных вещей он забрал. Был один контейнер, который Зарянка никогда не трогала. Он вежливо попросил — она послушно не касалась. Но помимо этой пропажи, ей не довелось найти чего-то ещё.

He didn't take the time to lie

       Ни сообщения в личку. Ни запечатанного конверта в шкафу их комода. Ни обрывка бумаги где-нибудь в одежде. Совсем ничего. Ни малейшей весточки или хотя бы обещания… Хотя бы просьбы…!        За час до очередного концерта Зарянка сползла по стене на пол, марая пылью подол нового прекрасного платья. Её собственная надежда покосилась, была хрупка и ненадёжна…        Как могла она дарить другим свою…?

Bang bang, he shot me down Bang bang, I hit the ground Bang bang, that awful sound Bang bang, my baby shot me down…