извините это не экскьюзми.

Где умирает надежда, там возникает пустота. На утро Вова всё также сидел на этом диване. Сразу стало понятно — его никто не собирается отпускать. Вадим ушёл ночью и не вернулся. За окном бродили одинокие люди, лаяли собаки, моросил дождь. Небо было разукрашено серыми тонами, облака будто бы грозили чем-то. Кажись, не только у Вовы всратое настроение. Положение хуже быть не может, он больше не ждёт того, что ему помогут. Он не может помочь себе сам, так чего ждать? Того, что эти 300 рублей принесут? Он ждет достаточно давно, чтоб убедиться в том, что в рот ебали его положение. К большому счастью, он никого не винил кроме себя. Во всём виноват он, и только он. Чувства вины и беспомощности душили его, он, хоть и не полностью, был морально убит. После Афганистана стабильное психическое состояние сказало гудбай, и оставалось надеется на лучшее. Будет неудивительно если Вова сойдет с ума, когда его наконец-таки отпустят. Бежать с этих четырёх стен бесполезно, как-бы этого не хотелось, сколько бы об этом не твердил внутренний голос, Вова ни за что не сбежит. Бегут трусы, а он не трус. Единственным успокоением было то, что на данный момент в этой ситуации не Айгуль или Марат. Адидас ни за что не допустил бы такого. Уж лучше всю жизнь сидеть в этой комнате. Мороженое, что Вова съел вчера на голодный желудок, оказалось самым худшим на свете. Живот болел ужасно, тошнота взяла вверх и Вова хотел проблеваться за диваном. Или в этот аквариум. Рыбки в нём, то ли живые то ли мёртвые плавали, прятались за водорослями и бились о стёкла. Наверное, они тоже хотят на свободу. Наверное, они хотят уйти в море, с этого тесного аквариума. Вова понимает этих рыбок, и обещает себе, что если выйдет отсюда, то обязательно отпустит рыбок в речку. К большому сожалению, надежда на свободу была утрачена, Суворов смирился. Смирился и хотел кушать. Без еды он достаточно долго, тело ломило, ходить было сложно. Живот, наверное, болел не только из-за мороженого. Вова обязательно попросит Вадима принести еды. *** — Да он в край ахуел! —Валера свирепо зыркает в сторону Кащея, пытаясь вырваться из хватки Зимы. — Да успокойся ты, хватит, Валер, он сейчас уйдет! —Вахит со всей силой придерживает Турбо, гладит по груди, прижимает спиной к себе и пытается успокоить. Для Марата весь этот цирк ни к чему. Кащей объявился, решил, мол, Вовы нету больше, место его мне достаётся. Марат хотел задушить его, хотел зарядить бутылкой по башке, хотел размазать его голову по стенке. Он держал руки в карманах своей куртки, смотрел прямо в глаза, не закрывал их даже тогда, когда Кащей кричал слишком сильно. Уши ужасно болели, даже шапка не глушила этот ор. Марат сжал кулаки до побелевших костяшек, впился ногтями в свою ладонь и зашипел от жгучей боли. Он больше не может терпеть эти предъявы. Костя твердил об одном в разных формах, слал всех нахуй, пытался доказать что он главный. Марат не хочет слышать это. Он не хочет быть униженным в глазах всех тех, кто собрался вокруг, и все они явно не были рады Кащею. Суворов не замечает то, как кулак самовольно летит в лицо напротив. Костя замолчал, взявшись за своё лицо. В голову пришёл момент когда Вова отшил его, и ударил в точности так-же, с таким же лицом, с такими же пустыми глазами. Он слишком похож на него. Он точная копия своего брата. Валера перестал рыпаться, глядя на Марата с ошеломляющим взглядом. В ответ он смотреть не стал, лишь подошёл ближе к Кащею и посмотрел в глаза. Косте казалось, что ему в глаза сейчас смотрит сама смерть. Его взгляд пожирал, был настолько серьёзным и безразличным, что ужасно бесил. Марат, ранее жизнерадостный подросток, который шкерился от Кащея и обращался на вы, сейчас не был похож на себя. Он был похож на Вову. — Если ещё раз придёшь я и глазом не моргну, но прикончу тебя, —Бросил Марат, перед тем как ударил второй раз, и встряхнул руки. Мараться об Кащея не было желания, унижаться перед ним тем более. Он всячески обзывал Вову, навязывал на него всевозможные обвинения, и добивался своей правоты. Этого он не добьётся даже в следующей жизни. Зима подошёл к Марату, взял за запястье и потянул к себе. Его слова звучали многообещающе, а в глазах не читалось ни капельки наигранности. — Харош малой, он щас уйдёт, Марат без лишних слов ушёл из подвала, направляясь домой. На улице было склизко, холод пробирал до костяшек. Марат кутался в свою куртку, сильнее натягивал шапку закрывая уши, и щурил глаза. Дождь шёл мелко, но всё равно заставлял жмуриться. Дрожь мелко проходилась по спине, Суворов тяжело дышал и грел ладони. Особенно холодно было когда Марат дошёл до дома излюбленной. С Айгуль он не виделся с того самого дня, и боялся смотреть в глаза. Она оказалась там по его вине. Если-бы они не успели тогда, один бог знает что с ней было бы. Марат по дороге заскочил в ларёк и купил её любимых конфет. До двери добрался вслепую, позвонил в звонок и тяжело вздохнул, ожидающе глядя на стену. Маленькими буквами было написано «А+М=любовь». Марат вспомнил как писал это на пару с Айгуль. В этот день они поцеловались. В горле встал ужасный ком, Суворов захотел задушить себя за тот поступок. Дверь открывается, Марат чуть-чуть отходит и смотрит на женщину. — Ой, а вы к Айгуль? —Спросила женщина, прильнув к двери. — Здравствуйте, да, я к Айгуль пришёл. Она может выйти? — Марат заглянул в квартиру за спину женщины, и улыбнулся когда заметил макушку, что выглядывала из комнаты Айгуль. Прячется что-ли? — Ей на улицу нельзя. —Твёрдо заявила женщина, уже собравшись закрыть дверь. — А мне на улицу не надо, пусть сюда придёт, —Сказал Марат, придерживая дверь. Несмотря на недовольный охи и взгляд, Мать все-таки позвала Айгуль, и ушла в другую комнату. Айгуль вышла быстро, закрыла за собой дверь и крепко обняла. Марат обнял в ответ, придерживая девушку за талию, и нежно заправляя волосы назад. От Айгуль пахло лесными ягодами, летним утром, счастьем. Он любит её, любит её запах. — Я думала ты не придёшь, —Обидно заявила та, чуть отжавшись и посмотрев в глаза. — Куда я денусь? —Марат не смог сдержать улыбку, не смог сдержать себя и прильнул к губам девушки, нежно целуя. *** — Дверь откройте я сказал! —Вова прислоняется к двери плечом, пытается её открыть приложив все силы. — Нам Жёлтый сказал чтоб мы не открывали, — Вова уж думал что дверь закрыли злые духи, ведь все за дверью ранее молчали. Его, в принципе, вообще не ебало что велел Жёлтый своим псам, и куда он пошёл. Он просто хотел выйти и набрать полную грудь свежего воздуха. В этих стенах он буквально задыхался. Дышать было тяжело, голова кружилась от нехватки кислорода и Суворов, позабыв обо всём побежал к окну, тут же начав ломать его статуэткой. Окно не поддавалось, Вова дубасил его со всей силой. С другой стороны окна его заметили какие-то люди, подошли к окну и махнули головой, в немом вопросе. Может Вове рассказать всё? Может помогут? Не помогут. Он унижаться не собирался, поэтому отошёл от окна и сел на тот вонючий диван. Дышать до сих пор было сложно, Вове хотелось выйти хотя-бы из этой комнаты. Суворов, вспомнив молитву начав шептать её. — Спаси, Господи, и помилуй раба Твоего…—Шепчет Вова, глядит в пол и пытается нащупать крестик на шее. Нащупать не получается. Давно он не православный, давно крестик не носит, давно не молится. Не настаивал никто, не говорил религиозным быть. Последний раз в церковь ходил с попутчицей своей, но не зашёл даже, ждал у входа, да курил одну за другой. Сейчас, наверное, он должен был жалеть о своём отношении к религии, но этого не произошло. Молитва была прочтена три раза, наверное, не правильно, но Вове ещё никто не помог. Язык уже заплетался, а слова не лезли из уст. Вова дышал через нос, ноздри вздувались, а воздуха становилось всё меньше и меньше. Меньше и меньше. Ещё пару секунд, и в глаза ударила темнота. *** — Вы что с ним сделали?! —Вадим, застыв на пороге глядит на Вову, что лежал на холодном полу и, кажись, не дышал. — Он хотел выйти, дверь выбить пытался, а теперь вот… —Тихо говорит Ринат, проходит в комнату за Вадимом, что Вову на руки взял и к дивану понёс. — Ты хочешь сказать что он сам отрубился? Или это дверь, блять, ему отпор дала?! —Злобно рычит Вадим, кладя Владимира на диван, и садится на кортаны. — Ну, он кричал, кричал, потом окно разбить хотел, а потом…—Рома кидает взгляд на Рината и заглатывает слюну. — А потом он упал, —Договорил слова Ромы Цыган, и сложил руки вместе. — Нашатырь мне принисите! —Жёлтый грозно смотрит на двух парней, от которых тут же и след простыл. Тревога за Вову душила, Вадим сразу подумал «Из-за меня». Ну а из-за кого ещё? Это он его запер, он его держит, он ему хуйню всякую треплет. Его отпустить надо, он человек, не скот ведь, не заслужил это всё. Только вот, Вадим сам не понимает, почему не хочет отпускать. Не понимает, почему не может подарить свободу человеку, который как и он, живёт в этом мире. Желтухин дергается будто ошпаренный когда сзади встаёт Колик и делает лёгкий толчок в спину, протягивая нашатырь. Вадим, процедив явно что-то нелицеприятное, берёт пузырёк и открутив крышку подносит к носу Вовы. — Помер что-ли? —Тихо спросил Цыган у Ромы, дёрнув его за рукав куртки. — Да не, как он помрет? Он нам деньги не отдал, —Так-же тихо говорит Рома, и смеётся над своими словами на пару с Цыганом. — Заткнитесь, бля, —Рычит Вадим, смотрит на Вову, что кашлять начал, сильнее запах нашатыря втянув. Янтарные глаза медленно открываются, их взгляд застывает на лице Вадима, что хлопал ресницами в недоумении. — Я в раю? —Тихо спросил Вова, что видел далеко не лицо на против. — В преисподне, Вов, —Тихо сказал Вадим, улыбаясь, и рукой показал двум оболтусам чтоб дали по съебам. Дважды просить не пришлось, оба покинули комнату, закрыв за собой дверь, и начав громко шутить про преисподню. — Значит мне повезло, —Прохрипел Вова, поднимаясь на локтях, и щуря глаза. Перед глазами была смута, всё будто в тумане. Картинка перед глазами постепенно становилась чётче, Вова со всем нежеланием начал осознавать то, что он не в аду. Хотя нет, он в аду. — Мда, лучше бы был в преисподне, чем на этом диване, —Заявил тот, посмотрев на Вадима, что ярко улыбался, и слепил сильнее чем тусклая лампа на сыром потолке. — Собирайся, Вов, —Бросил Вадим, перед тем как скрыться за дверью. Собираться? Ему собраться нужно только с мыслями, а так он прямо сейчас готов уйти, хоть без верхней одежды, которая, по всей видимости, где-то затерялась. Адидас подходит к двери, медленно выходит из комнаты и опускает взгляд пол, чувствуя на себе липкие взгляды. — О, вот и наш шизик очухался! —Сказал кто-то за столом. Все смеялись хором, Вове было ужасно стыдно и херово. Хотелось спрятаться под этим скрипучим полом, замуровать себя в бетонные стены, не слышать и не видеть этих людей. Среди всех них Вова не увидел своих. Значит, не пришли. Значит, не нашли. — Пошли, —Оказавшись плечом к плечу сказал Вадим, махнув головой в сторону двери. Суворов, внутренний благодаря Вадима быстро вышел из помещения, слегка пошатываясь и чертыхаясь. На улице было морозно. Колючий холод забирался под тельняшку, проходился по щекам и носу. Вова зашмыгал сразу после того, как вышел. Маленькие снежинки кружились в воздухе, падали на кофту Вовы, и таяли на ней. Вадим встал рядом, засунув руки в карманы кожаного плаща. — Домой хочешь? —Спросил Вадим, поворачиваясь к Вове. — Хочу, —На удивление даже не появзив, тихо сказал Вова, топча снег под ногами. — Ну пошли, раз хочешь, — Вадим подошёл к красной машине, открыл дверь для Вовы и посмотрел на него. Суворову до сих пор не верилось в то, что это реальность. Сколько дней он в этой комнате? Сколько дней он провёл без солнечного света? Наверное, достаточно, чтобы сойти с ума. Вова медленно зашёл в машину, согревая свои руки друг о друга, и стуча зубами. — Куртка твоя где? —Сев в машину, спросил Вадим, и завел машину, закрыв за собой дверь. — Я не помню, где-то там, —Вова аккуратно махнул головой в сторону Снежинки, и сглотнул слюну, шмыгнув носом. — Если заболеешь то не ной, —Будто бы Вова и впредь будет пересекаться с ним, сказал Вадим. Вова, зачем-то кивнув, отвернулся к машинному окну, подперев рукой подбородок. — Спасибо…–Тихо сказал тот. Машина тронулась с места. *** Белый потолок над головой будто бы наровился упасть, медленно опускался, готовясь задавить тело на кровати. Марат задержал дыхание, пытаясь не смотреть в сторону до сих пор перебуровленной кровати. Сердце стучало с лошадиной силой, будто бы хотело вырваться из грудной клетки. — Блять, —Прорычал Марат, переворачиваясь лицом к стене. То ли совесть, то ли страх пожирали его с остатками, спать не хотелось совсем. И даже если хотелось бы, он бы не смог закрыть глаза. Который день он не ест и не спит? Может, он просто хочет быть наравне с Вовой? как и ранее, как и всегда. Свое трепетное дыхание он слышал будто бы кто-то дышит на самое ухо. — Господи, верни моего брата домой живым и целым, —Прошептал Марат, понадеявшись на божью силу. Он, как и Вова не был верующим, иногда, когда приходилось молиться перед родителями он верил в бога, но лишь на пару минут, а потом, будучи вдохновенным рассказами старшего брата, Марат беззаботно относился к религии. Вова всегда твердил, мол, был бы бог, он бы нас услышал, но он не слышит. Марат упустил то, что отец каждый раз молился за благополучие их семьи, и его молитвы, кажись, были услышаны. Закрыв глаза, Суворов начал считать до десяти, пытаясь отвлечься от дурных мыслей. Раз — Пошли смотреть кино. Два — Присвоили видак. Три — Открыли видеосалон. Четыре — Подкалымили. Пять — Запропастили девочку. Шесть — Пошли на холивар. Семь — Вова в беде. Восемь — Вова в беде. Девять — Вова в беде. Десять — Вова в беде? Вова в пизде. По всей видимости, отвлечься этой ночью не удастся, как и ранее. Марат надеется на то, что он так не дойдет до 20. Родители считают Марата затворником, из-за того, что он не выходит из комнаты. Он не выходит из комнаты когда они дома. Зачем, если Вовы нету с ним? Зачем, если он сядет на диван, включит телевизор, а рядом не сядет Вова? Зачем, если он проголодается, сядет за стол, а Вова не приготовит еду? Зачем, если он придет домой, с побоев, с очередным синяком, а Вова не даст подзатыльник, а потом не залечит раны? Зачем, вообще, существовать, если не будет существовать Вова? Марат в самом деле сходит с ума. А может, Вова уже сошёл с ума? Может, сейчас он лежит в отключке, или ещё лучше, под холодной землёй? Но он не любит когда холодно. — Знаешь, я всегда думал что ты лучше во всём, —Шепчет Марат, глядя на фото, что лежало на стеллаже возле книг, и Вовкиных наград. — Я всегда думал что никогда не стану таким крутым, всегда думал, как же хорошо что у меня есть ты. А сейчас? Сейчас тебя нету у меня, —Суворов заглатывает вязкую слюну, и вместе с ней все обиды. — Вернись, пожалуйста…—Марат не понимает, почему щёки становятся мокрыми. — Вернись, *** — Ты мой адрес знаешь? —Наконец заговорил Вова. — Я думал у тебя язык в жопе застрял, —Усмехнулся Вадим — Знаю конечно, думаешь, я тебя час в лес везу, чтобы там закопать вместе со всеми грехами? , — А ты православный? —Зачем то спросил Вова, глянув на Жёлтого, что состенуто смотрел на дорогу. — А ты? — Нет, — Вот и я, значит, тоже, —Улыбается тот, отрывая взгляд от дороги и глядя на Вову. — На дорогу смотри, собьёшь кого, —Адидас тяжело вздыхает, отворачиваясь и прилипает щекой к холодному окну, что покрылось испариной. — А тебя дома кто-то ждёт? —Будто бы на зло спросил Вадим, глядя уже на дорогу. Губы сомкнулись. Вова сглотнул яд, что хотел бросить в сторону Вадима, и закрыл глаза. А ведь правда, кто его ждёт? Он прожил в этом кафе, хер пойми с кем и хер пойми как, и никто даже не позвонил, не поинтересовался, как у него дела. Может, его уже забыли как умершего? Может и не вспоминают? — За меня не волнуйся, —Пытаясь показать безразличие сказал Вова, шмыгнув носом. — Если что деньги мне не нужны, натурой платить тоже не надо, с Наташей вам совет да любовь, —Топча слякоть под ногами тихо говорил Вадим, делая очередную затяжку. — Ты из-за неё меня отпустил? —Суворов скрестил руки на груди, вжимаясь головой в плечи, и тяжело вздохнул. Пар изо рта заставил невольно сомкнуть губы. — Если тебе так будет спокойнее, то да, из-за неё, —Желтый медленно подошёл к Вове, накидывая на него свой плащ. — Давай, боец, удачи, —Похлопав того по плечу, Вадим скрылся с поле зрения, уходя в темный переулок, который не был освещен. — Спасибо, —Тихо сказал Вова. Пусть даже его не слышно. Всё равно спасибо. *** — Вернулся! —Радостный возглас Марата был слышен, кажись, во всей квартире. Вова обнял брата, что набросился на него, и мазнул губами куда-то в висок. — Вернулся, куда я денусь то? —Тихо сказал Вова, одновременно пытаясь угомонить Марата, что был очень громким. Разбудит ещё родителей, отец ворчать будет, Диляра переживать, а оно надо? Суворов перешёл в свою комнату, сбросил с себя кожаный плащ и плюхнулся на кровать, вдыхая свежий аромат простыни, и морщась от боли в спине. После неудобного дивана лежать на такой мягкой кровати было сложно, но Вове не составило труда уснуть на ней, позабыв про серьезный разговор с братом. Всё завтра, сегодня нужно отдохнуть. *** — Вов, может отдадим ему деньги, которые мы смогли откопать? —Валера не перестаёт улыбаться, глядя на Вову, что стоял на против, но почему то не улыбался. На его лице не было ни следа радости. Что с ним там делали? Валера не хочет думать о плохом, ведь мысли могут зайти слишком далеко. — А вы сколько нашли? — 160 рублей, сегодня утром десятку нашли, —Прохрипел Вахит, прочистив горло кашлем. — Ого, так вы оказывается всё же хотели меня вытащить? —Безразличие не уходило с его лица, Вова будто бы говорил сарказмом. А может и не будто бы. — Ну конечно, Вов, Марат вон хотел отцу вашему сказать, но передумал, — А че передумал? —Адидас глянул на Марата. — Ну так, проблемы были бы, кипишь какой, —Оправдывается Валера, пытаясь делать это в мягкой форме. — Кипишь у вас впереди, салаги, —Осмотрев всех присутствующих сказал Адидас, и прошел к парням, что успели собраться к сборам. — Так, построились все по линейке, давайте, сборище дрыщей, бля! *** – Плащ надо бы вернуть, –Думал Вова, сидя за письменным столом. *** – Куртку надо бы вернуть, —Сказал Вадим Ринату, и сделал очередной глоток коньяка.