Преступление Кхорна

И пусть мир рухнет, Юнги все также будет сыном своих родителей. Тех, которые не боялись ничего, кроме потери друг друга. Анеш мечтает о той же любви, о тех же чувствах, но судьба ему уготовила вовсе не то, чего он так хочет. Омега спрашивает себя день за днем, что же он испытывает к Кагану, но вместо желаемого «ничего» сердце выдает совершенно другой ответ, который ставит Юнги на колени и несколько раз больно ударяет по нежным щекам. Что такое любовь? Она ли поселилась в сердце омеги или это все бессилие, из-за которого ему хочется тепла хоть от кого-то, лишь бы согрели, обняли и сказали, что все будет хорошо. И Юнги хочется плакать, но в очередной раз он прячет в себе это злобное желание. Ему бы к брату, рассказать все, как прежде, упасть головой на его колени, чтобы успокоили и дали выпустить из сердца все, что накопилось. Анеш хочет побыть слабым хотя бы ненадолго, потому что держать все внутри хрупкого тела ему кажется теперь просто невыносимым. — Как же красив Катар, — Чимин вдыхает свежий воздух поглубже, наконец отдыхая и душой, и телом, не думая ни о чем, кроме чарующей столицы. Юнги соглашается, главный город Кхорна воистину прекрасен, однако эта красота также губительна, как и само государство. В сердце омеги все сильнее разгорается ненависть к стране, в которой так чтят и любят убийц, что живут во дворце. — Давай, займи очередь, а я пока куплю нам что-нибудь вкусного, — щебечет Анемон, а после скрывается в многочисленной толпе, ничего толком не объяснив. Юнги стоит долго, еще мгновение — и ему нужно будет проходить в шатер, но Чимин успевает вернуться, передавая омеге сдобную палочку. — Больше так не делай, пожалуйста, я уже начал переживать, — тяжело выдыхает Анеш, в несколько укусов уничтожая десерт. — Это так вкусно, — расплывается в мягкой улыбке омега. — Заходи первым, я еще хочу подумать над вопросами, — произносит Чимин, после чего наступает пора заходить в неизвестный Юнги шатер. — Вопросами? Анеш не успевает ничего узнать, когда его буквально затаскивают в небольшое помещение, в котором помимо стола с двумя стульями и странным мужчиной, чье лицо было скрыто тканью, не было. Юнги неуверенно проходит ближе к нему, замечая в его дряблых руках карты. — Не бойся, ты умрешь не сегодня и не от моих рук, — произносит пожилой омега, покрытый черной мантией. От его слов темноволосому спокойнее не становится, он едва ли не стучит зубами от необъятного страха неизвестности и непонимания того, где он оказался. — Садись, — твердо чеканит мужчина, после чего омега, словно в дурмане, опускается на стул напротив ведуна. — Почему не носишь титул своего папы? — Что? — Дай мне свою руку, — тихо шепчет омега, Юнги следует просьбе и замирает. У него начинает болеть голова, к горлу подступает противное чувство тошноты, а сам он словно уменьшается в размере, все кажется безумно ничтожным рядом с мужчиной напротив. На лице у последнего застывает ужас, он резко выпускает чужую ладонь из собственных рук и едва ли не задыхается, а после вновь ее грубо хватает, закрывая глаза. — Ты сын Слаанеш и сын Кхорна, пришедший убить, но судьбою приговоренный к убиению, ты луна, ищущая солнце. Ты украденный из рук Бога, одаренный силой и властью. Бойся рядом идущих, вверь свою жизнь врагу своему. Ведун резко открывает глаза, видя перед собой запуганного и отрешенного омегу. Юнги страшно, он никогда не верил в подобную силу, но после произнесенных слов ему уже не прийти в себя. Анеш выдергивает свою ладонь из чужих рук, прижимая ее к груди и смотрит злобно, но кроме чарующего спокойствия в чужих глазах ничего не находит. — Ты пытаешься изменить историю, не зная своих истоков, не зная, с чего начался твой род. Начни свой путь с этого, — шепчет мужчина, слабо улыбаясь. — Как Вы это сделали? Как узнали? — ошалело произносит Мин, не в силах сдержать подступающие слезы. — У тебя есть ко мне вопросы? Твое время заканчивается. Юнги думает недолго, но собирается с мыслями медленно, боясь собственных дум. Ему страшно. Страшно так, будто сердце его в любую секунду сломает ребра и вырвется наружу, будто все его тело загорится алым пламенем и сожжет его дотла. — Что будет после того, как я завершу свою цель? Ведун вновь касается чужой руки и, как прежде, закрывает глаза, в то время как омега съедает себя мыслями и догадками, после тот четко произносит: — Тебя ждет много лжи и боли, но, — ведун замирает, а когда открывает глаза, Юнги кажется, будто он смотрит в никуда, перед собой омегу не замечает. — История повторяется. Кхорну и Слаанеш суждено сразиться в битве вновь, но погибель одного приведет к смерти другого. Нашедший победу вновь потеряет рассудок или встретит свой конец, проклятие Богов настигнет Кагана, если два брата вновь не начнут все сначала, возродив былое величие мира, — будто во сне цедит мужчина, после освобождая чужую ладонь и убирая руки. — Ступай, больше ничего не скажу, — пожилой омега злобно шипит, отчего Юнги резко поднимается и уже хочет унестись прочь из этого места, как ведун добавляет: — Доберись до места, где был рожден. Там ты найдешь все ответы. Юнги покидает шатер на ватных ногах, не чувствуя тела и разума. Его голова все также болела, а руки дрожали, он не мог думать ни о чем, не мог собраться с мыслями и начать свободно дышать, словно горло стянуло веревкой. Сердце омеги билось так сильно и часто, что он был не в силах держать себя в руках, спасаясь лишь Чимином, что аккуратно уводил его от возмущенной толпы. Ведун отказался принимать остальных, покинув главную площадь в окружении своих слуг. — Юнги, что с тобой? Что произошло? — испуганно бормочет омега, помогая Анешу опуститься на скамью. Но Юнги молчит. Его тело не слушается затуманенного разума, пропадает голос и самообладание, он закрывает глаза и пытается восстановить дыхание, но вместо этого вновь возвращается мыслями в шатер и проживает все сказанные ведуном слова вновь. Анеш мало что понял из слов мужчины, но каждая его фраза заставляла омегу скитаться в пучине своего разума в поисках ответов на неизвестные вопросы. Чимин в очередной раз пытается достучаться до Юнги, который не только не отвечал ему, но и, кажется, потерял рассудок. Анеш вздрагивает, стеклянными глазами смотрит на омегу и часто дышит. Мину хочется сказать что-то, но он словно теряет голос, только губами беззвучно шевелит, а после и вовсе опускает веки, приказывая себе собраться. — Все хорошо, просто переволновался, — выдавливает из себя омега и аккуратно поднимается. Не без помощи Чимина он идет в обратную от площади сторону, наконец-то чувствуя свежий воздух. — Прости меня. — Тебе не за что извиняться, — слабо улыбается принц. — Тем более, нас еще кое-что, идем. Юнги слушается, ему становится легче, и он просто следует за Чимином, чувствуя, как тревога отступает. Омега засматривается на ночное небо, усыпанное звездами, на полную луну, чей свет укрывает всю землю и освещает дорогу, на город, украшенный фонарями, которые совсем скоро люди будут отпускать. По пути в неизвестное для Юнги место они покупают такие же и себе, и омега уже знает, в честь кого он отправит свой фонарик в небо. — В Манне празднуют день душ? — осторожно интересуется Чимин, желая скрасить путь. Тогда же он замечает побледневшее лицо Анеша, но ничего не говорит. — Да, но у нас он называется по-другому, — поджимает губы в слабой улыбке омега. — В Манне это день мертвых или тех, кого по разным причинам с нами нет рядом. Мы с братом каждый год запускали фонари в честь… — Юнги замирает. — Нашего папы, его отослали сразу после рождения Тэхена, — продолжает омега, понимая, что едва ли не сказал лишнего, а именно то, что объяснить было бы слишком тяжело. — Я свой запускал только в честь дедушек, но последние несколько лет мы вместе с дядей запускали еще один для моего дяди, — улыбается Чимин. — Я его никогда не видел, но мне много рассказывали о нем, жаль, что все так сложилось. Юнги поднимает свой взор в небо, рассматривает каждую видимую звезду и про себя думает о том, что его папу здесь любили и ценили, вот только жизнь обернулась иначе, и теперь все это уже было никому не нужно. Лишь в памяти у омеги Каан улыбается, нежно целует его в самую макушку и обнимает. Когда Чимин останавливается, Юнги видит перед собой кладбище, наполненное десятками или даже сотнями людей, которые собрались у могил своих родных и словно общаются с умершими. Но они идут дальше и уже спустя несколько минут оказываются у нескольких усыпальниц, каждая из которых совершенно одинока и пуста, но безумно красива и изящна. Здесь, рядом с величественным собором, покоятся все члены семьи Кхорн — самые великие правители, их супруги и дети. — Мы с папой уже зажгли несколько до того, как село солнце, но я думаю, что сделать это еще раз не будет лишним, — Чимин ведет Анеша мимо множества погребенных людей и останавливается у одной, покрытой цветами усыпальницы. И Юнги теряется, земля под его ногами уходит и позволяет ему упасть вниз, где будет лишь тьма и звенящая пустота. «Гиюн Каан Кхорн» — Но ведь он встретил свою смерть в Манне, — тихо шепчет Анеш, не позволяя своему голосу дрогнуть. — Мой отец приказал перевезти его тело сюда, — Чимин неловко бормочет, понимает, как это неправильно, но изменить ничего не может. Парни запускают в небо каждый по одному фонарику и еще долго стоят молча. Каждый думал о своем: Чимин — о том, как же жестоко судьба поступила с его дядей, Юнги же молил всех богов похоронить его в эту минуту рядом с папой. Он старался быть сильным, притворялся и много лгал, но всему есть предел. Он устал. Каждый день, проведенный в Кхорне, кажется Анешу губительным в несколько раз сильнее, чем предыдущий. Парень мысленно спрашивает у себя, был ли он готов к этому, и ответ всегда один — нет, не был. Если бы Юнги знал, что за пару недель в этом государстве все так обернется, он бы отказался, остался с братом и никогда не думал бы о том, что происходит здесь, в мире ненависти, злобы и несправедливости. Они возвращаются во дворец ближе к утру, и Анеш уже понимает, что поспать ему не удастся, не получится найти спасение в единственном, что его успокаивало все это время, — во сне. Пока Джен собирал вещи омеги в дорогу, сам Юнги медленно завтракал на общей террасе, наблюдая за тем, как солнце сменяет луну и озаряет землю. — Я думал, мне придется будить тебя. Юнги вздрагивает от чужого голоса и резко оборачивается, но, увидев рядом с собой Кагана, расслабляется, сонно улыбнувшись. — Не получилось, я проснулся раньше тебя, — тихо смеется омега, наслаждаясь моментом, когда альфа обнимает его со спины и несколько раз неразборчиво целует в шею. — Не обманывай меня, я знаю, где ты был ночью с моим братом, — усмехается Чонгук, усаживаясь на стул рядом с Юнги. — Ругаться не буду, но настоятельно попрошу в следующий раз брать с собой стражу. На Чимина я уже пожаловался папе, так что его тоже отчитают, — смеется Каган и зевает, мысленно не отпуская теплую кровать. В дороге, как позже выяснилось, до Итакле Юнги не спал, наравне с альфами, окружавшими императора, вел выданную ему лошадь через все дороги и тропы. Несмотря на частые вопросы о том, не устал ли омега в пути, тот упрямо продолжал путь и не соглашался ни на один привал, который хотели устроить ради него. Во многом благодаря этому до нужного места они прибыли за два дня, лишь переночевав в одном из поместий, что принадлежали императорской семье. Уже во дворце Итакле, едва ли ступив на землю, Юнги сразу же отправился спать. Лишь утром, когда его неторопливо будили, он осознал, что находится совсем рядом с Итаром. Вот-вот его цель будет достигнута, нужно лишь дождаться. — Лисенок, очень тебя прошу, будь осторожен, — шепчет Каган, сравнявшись с Юнги. Тот же нежно поглаживал гриву каштанового окраса у своей лошади, не замечая чужих наставлений. — Как скажете, мой император, — покорно улыбается омега, чуть склонив голову. Спустя время, оказавшись в густом лесу, все оставляют коней вместе с наблюдающим за ними, уходя в самую глубь тайги. Хосок же, аккуратно продвигаясь подле брата, не спускает взгляда с Юнги. Он не знал, что за тайны хранит этот омега, но был уверен точно в том, что он вовсе не так прост, как кажется. И пусть папа успокоил его, заверив, что догадки насчет лживости родословной Юнги глупы и вовсе не правдивы, успокаиваться Хосок не планировал и собирался докопаться до истинных намерений Анеша во что бы то ни стало. Сам омега, хоть и ощущал на себе чужой взор, от захватывающей дух тайги не отвлекался, держал наготове лук и тщательно выглядывал дичь, однако вместо этого в его поле зрения оказывается незнакомец. Мужчина был одет в странные одеяния, не похожие на те, что носили жители Кхорна, и вел себя весьма непонятно, будто пытался разглядеть кого-то. Только Юнги собирается сказать об этом Кагану, как незнакомец резким движением натягивает тетиву и уже целится точно в императора. Но не успевает. Он понимает случившееся лишь в момент, когда не чувствует левую руку и ногу, а, опустив взгляд вниз, тихо мычит: в его теле две стрелы, попавшие точно в те места, удары в которые полностью ослабили мужчину. Он валится на землю лицом вниз, ломая концы стрел и уже не ощущая собственного тела. Юнги чувствует на себе взгляды всех, что находились рядом, но четче всех ловит взор Кагана. Пока стража несется в сторону потерявшего сознание мужчины, Чонгук ястребом прожигает омегу, не понимая, что произошло. Охоту приходится отложить до лучших времен. Мужчину привозят во дворец и запирают в темнице, в которой Каган вместе с братом проводят весь вечер и не возвращаются из нее даже ночью. Но охота продолжается. Уже не в тайге, а в голове Юнги. И главной целью становится Итар.