No man is an island

Новые экзорцисты стояли перед Адамом в ряд, и он придирчиво осматривал их. Красотки все, как на подбор, глазу приятно, конечно, но не это его интересовало. Он всматривался в выражения их лиц, бесстрастные, у некоторых, напуганные, у кого-то — решительные. Его будущие солдаты. Прибавка к многочисленной армии. Ему предстояло не только подготовить их к сражениям в Аду, но и дать каждой из дюжины дамочек имя. Это всегда было его честью. Только вот проблема была в том, что хорошие имена заканчивались, а давать одинаковые он не собирался. Каждая девица в его отряде была уникальной, он помнил их не только по лицам и именам, а еще по выражениям масок. Помнил их дни рождения, их характеры, что они любят и что ненавидят. И дать кому-то точное такое же имя? Ха, нонсенс! — Ладно, бабенки, покажите, чему научились за неделю, — он махнул рукой на новобранцев, — разбейтесь на пары и деритесь, посмотрю, как вы справляетесь. Это был самый легкий способ придумать им имена. Увидеть их индивидуальность в пылу сражения. Новенькие уже несколько дней были под его руководством, и оставалось только проверить их знания на практике. Экзорцисты быстро разбились на пары и уже кружили в воздухе, сражаясь деревянными мечами. Ангельская сталь к тренировкам не допускалась, уж слишком дорогой металл, чтобы портить его на бесконечных учебных боях. Так что обычно, это были деревянные или стальные мечи. Людского производства. Мужчина неотрывно следил за тем, как девчонки мутузили друг друга, с боевыми криками бросались в атаку, отбрасывали своих соперниц в стороны, хватались за крылья, пытаясь сбить их вниз, рычали и неистово хлестали противниц по спине или груди. Ах, детишки… ему уже не терпелось увидеть их в деле, в Аду. Грешникам будет ой, как херово. Он едва успел пригнуться, как над его головой пролетела поверженная тушка одной из экзорцисток, и он недовольно уставился на ту, которая это сделала. Симпатичная воительница с короткой стрижкой извиняюще кивнула головой и полетела дальше, обрабатывать другую свободную соперницу, и он восхищенно присвистнул. Он заметил эту девицу еще тогда, как только Сэра представила ему новенький отряд на обучение. Она единственная из всех новобранцев, кто смотрела прямо ему в глаза и выглядела решительно-серьезной. Даже угрожающей. Прямо-таки олицетворение женской силы… И видя сейчас, как она ловко раскидывает других Ангелов направо и налево, он четко понимал, какое имя хочет ей дать. Ваги. От слова — вагина. Женская сила. То, что ему нравилось видеть в своих кровожадных экзорцистках — в этой девчонке было все, и даже больше. Он обожал женщин. Воинственных — особенно. Ваги будет лучшей в новом отряде, а если перейдет в основной…уверен, станет лучшей и там. Такое имя ей как раз подходит. Кивнув сам себе, он обернулся назад, чтобы посмотреть на брошенную за его спину девицу — та до сих пор еще не взлетела. Она прижалась плечом к стене и стиснув зубы, судорожно пыталась вправить выбитую кость на место. Ауч. — Эй-эй-эй! Больная! Ты что делаешь?! — он схватил ее за здоровую руку и осторожно убрал в сторону, — Так ты себе плечо не вправишь, а только хуже сделаешь. Вставай давай, в лазарете тебе сам кость на место вставлю, поняла? — Н-но я…! Сэр, я еще могу сражаться! Девчонка вскинула на него умоляющий взгляд, в котором стояли слезы. Впрочем, как он понял, плакала она не от боли, а от обиды поражения. В ее мольбе, он сумел разглядеть ярость. Экзорцистка хотела подняться в небо и дать реванш Ваги. С такой-то рукой и потрепанными крыльями. Несомненно, Ваги с легкостью одолеет ее еще раз. — Детка, — усмехнулся он, поднимая встревоженную экзорцистку на ноги, — свой раунд ты уже проиграла, никакого рематча. — Н-но… — Будешь спорить с лидером? — он угрюмо хмыкнул и чуть сжал ее запястье, которое все еще держал в своей ладони, — С первым, блять, человеком? Со мной? — Нет, Сэр. Простите, Сэр. Девица низко опустила голову, плечи поникли, крылья опустились до самого пола — и он удрученно вздохнул. — Пошли, пришибленная, приведем тебя в порядок. Он посадил ее на скамью в лазарете, та рухнула на нее, как марионетка, которой обрезали нити. Какая податливая. И чувствительная. Расстроилась всего от одного поражения. — Эй, раненая, — он потрепал ее по здоровому плечу, — я понимаю, это первый раз, когда ты проиграла. Но ты проиграла Ваги — она в вашем отряде пизденок, лучшая. Но ты тоже ничего. Судя по тому, что я видел на тренировочных площадках, ты вторая по силе из новобранцев. — Вы…— она подняла на него удивленный взгляд, — вы видели мои успехи? И запомнили…меня? — Сучка, я всех вас помню даже по тому, как вы чихаете, — надменно фыркнул Адам, — я ваш командир, и должен быть в курсе всего, ясно тебе? Он игриво ткнул ее в нос и искренне рассмеялся, когда девица удивленно заморгала и на щеках у нее появился румянец. Забавная сучка, милая и воинственная. Имечко тоже надо дать подходящее… Адам быстро, пока новенькая не успела опомниться, легким движением рук, вправил ей кость на место. То даже не пикнула. То ли не успела понять, что произошло, то ли у нее высокий болевой порог. Что хорошо, это полезный навык для экзорциста. — Видишь? — он с веселой ухмылкой смотрел за тем, как девушка двигает вылеченным плечом, — Что надо сказать? — … вы уже дали ей имя…только ей из нас, да? Да епт, пизденка так зациклилась на Ваги, что даже элементарное «спасибо» не может сказать, пока не получит подтверждение в том, что Ваги лучше, чем она. — И? Тоже хочешь получить имя, неблагодарная ты наша? — он оскалился, когда девица низко опустила голову и глухо прошептала извинения, — Хочешь быть лучшей, да? — Очень хочу! — она снова вскинула голову, да так резко, что чуть не врезалась лбом в его нос, — Хочу быть…хочу быть вашей правой рукой, Сэр! Такая открытая прямолинейность и наивность не только удивила Адама, но и заставила его весело расхохотаться. Ему всегда нравилась честность. И такая — искренняя и непосредственная — особенно. — Ну что ж, — произнес он, отсмеявшись, — стань сильнее и докажи мне, что ты можешь достойно сражаться рядом со мной, Лют. — Лют…? Он сам не понял, как так быстро придумал ей имя. Лют…от слова «лейтенант», раз уж он капитан экзорцистов, а она хочет быть его верным помощником. И еще Лют — от слова «лютня». Почему-то ее звонкий голос, напомнил ему звучание струн лютни. Блять, как же он хорош в том, чтобы давать имена! Он делает это на автомате! — Ага — Лют, — он усмехнулся, потрепав девушку по и без того растрепанным волосам, — это твое имя, сучка, довольна? И судя по тому, как Лют улыбнулась — мило, но вместе с тем, даже как-то пугающе, он понял — что довольна, еще как. От этой улыбки веяло хорошим предчувствием. Эта Лют…целеустремленная сучка. Она будет его верным бойцом. Его правой рукой.

***

Рука…у Лют отросла рука. Вот, о чем он подумал в первую очередь. Не о Сэре, которая выглядела очень удивленной его появлением. Не о том факте, что он, новообращенный демон, стоит здесь — перед Райскими вратами. Он думал только о том, что Лют в порядке. Смотрел на ее шокированное лицо, расширенные зрачки — глаза, готовые расплакаться… Даже зная, что она не примет его таким. Та, кто ненавидела демонов так же сильно, как он, не примет его таким. Отвернется, как и все женщины в его жизни. И он ее за это не осудит. Она не виновата, что он пал. Она была с ним до конца. Его преданная, верная Лют. И потому, видя, как она подходит к нему, с этим непонимающим выражением лица, Адам уже знал, что она покинет его. И был готов. Был готов…и вместе с тем, как идиот последний, сказал ей: — Эй…рука отросла. Заебись. А она…ох, дурочка, сучка Лют, вжалась в него всем своим крошечным тельцем, обхватила его своими тонкими, но такими сильными ручищами и еще глупее запричитала: — Адам… Сэр… — всхлипнула, — Сэр, я…мне так… — Я не понял, бля, че началось? — он потянул ее за волосы и криво ухмыльнулся, заглядывая в ее удивленные глаза, — Отставить ревучку. Ты же знаешь, я терпеть женские слезы не могу. — Прости, — она тут уже утерла их ладонью, умница, — я…я просто… — Слышь, все заебца, окей? — он взял ее лицо в ладони и снова, как и тогда, весело щелкнул ее по носу, — У меня все схвачено. Рога эти, крылья и нелепый хвост — это все ерунда, поняла? Я найду способ вернуться обратно и все будет, как раньше…ты же веришь мне, Лют? О, она верила. Еще как. Она всегда ему верила. И с этой ее жутко-милой улыбкой, она нашла в себе силы, чтобы сказать ему: — Да, сэр, верю. Я буду ждать вашего возвращения. — Молодца опасные сиськи! Отбей! Они со всей силы вдарили друг другу по кулакам. От этой приятной боли, от стука костяшек о костяшки, Адаму стало так легко, так хорошо дышать, что он и сделал. Вдохнул ангельский воздух полной грудью. Все-таки, в Аду несет гнилью. Еще одна причина найти гребаный способ вернуться обратно на Небеса. Он посмотрел на Сэру и Люцифера, беседующих в стороне, обсуждающих его, праведника, упавшего в Ад, и этого… Пентиуса. Грешника, вознесшегося на Небеса. Люцифер — уверенный, но разбитый. Сэра — взволнованная, но стойкая. Ха, как две стороны одной монеты… Его их разговор не интересовал. Уже нет. Он знал, что они обсуждают. Программа исправления грешников от дочурки Люцифера. И его вынужденное участие в ней. Небеса нуждаются в нем. Он видел это в умоляющем взгляде Сэры. Он нужен ей. Всегда нужен тот, на кого можно спустить всех собак, верно, Сэра? Он нужен был Лют. В это было трудно поверить, но он был ей нужен. Он видел это в ее стойкой, уверенной позе, но таких жаждущих глазах. Он был ее капитаном. Был извращенной, странной отцовской фигурой. Был другом. Он никогда не думал, что с женщиной можно дружить. Но вот — у него была и есть Лют. Женщина-друг. Хотя у него других не было, даже среди мужиков… так что, получается, единственный друг. Единственная, кто не отвернулась. — Где Лилит? — тихо спросил он, наклонившись к своему лейтенанту. — Я пыталась заставить ее спуститься в Ад, чтобы она уняла свое отродье, разорвала вашу с ней сделку, — Лют нервно повела плечами, — но эта сука ни в какую не захотела… — Это уже не важно, — он вяло махнул рукой, — теперь этот ебучий, розовый отельчик, нам нужен. А Лилит нужна… Люциферу. Мы с этим уебком договорились… — Ты заключил с ним сделку? — Лют скривилась от ужаса. — Бля, я че, совсем поехавший? Нет, договорились словесно. Он тащит меня сюда, я привожу к нему Лилит. И я держу свое слово. Так что слетай-ка за стервой, пусть тащит свою силиконовую задницу сюда. — Сэра в восторге не будет. Она не хотела, чтобы о ней узнал… — Сэра при любом раскладе не будет в восторге, — перебил он ее, — лети. И побыстрее. Она тут же поспешила исполнить приказ. Иногда Лют напоминала ему собаку, которой бросали палку, а она послушно несла ее в зубах. Такая преданность…честно, даже немного пугала. Но он был ей за это благодарен. Он скажет ей об этом позже. Поблагодарит ее миллион раз. Она заслужила. Вздохнув, Адам заметил, что Сэра машет ему рукой, чтобы он подошел и принял участие в обсуждении, и скрипнув зубами, он нехотя протопал к ним. — Адам, — начала Сэра строго, запнулась, сделала глубокий вдох, словно набираясь сил и очень серьезно, но с какой-то неохотой, сказала, — я надеюсь, ты понимаешь, что тебе придется находиться в Отеле Хазбин до тех пор, пока ты…пока ты… — Не верну свою ангельскую сущность. Да, я усек. Серафим вытаращилась на него с удивлением, но тут же взяла себя в руки. — Значит, ты все понимаешь? — Не нужно делать из меня идиота… — буркнул он себе под нос, но лично ей произнес, — Да, я все понял, Сэра. Небеса не примут меня в таком виде. И я сам не хочу, чтобы меня таким принимали. Не говори пока другим Ангелам, что я жив. Пусть знает только Лют. Я буду в этом ебучем отеле до тех пор…пока не стану прежним. Он отвел взгляд, не выдержал прямого, изучающего взгляда Сэры. О, он знал, как она на него смотрит… Разочарование. Он был ее разочарованием. Ошибкой. Допущением. Она позволила ему слишком много, и теперь — ей приходится за это расплачиваться. Ах, какой удар по репутации Небес, верно, Сэра? Тебя же волнуют только Небеса. На меня тебе плевать. — Хорошо, раз с положением Адама вопрос решен, то полагаю, вы можете… — Еще нет, — стойко произнес Люцифер и посмотрел на него, — ты обещал мне. — Что ты ему обещал? — непонимающе спросила Сэра. И вот оно. Пора накидать говна на вентилятор. — Я должен был… — … устроить Люциферу встречу со мной. И вот я здесь. Все одновременно повернулись на голос. Лилит. Явилась, сучка, не запылилась. Адам криво ухмыльнулся и сделал шаг назад, подальше от шокированного Люцифера и взбешенной Сэры, которая одними губами, беззвучно, но яростно прошептала, как всегда у нее это хорошо получалось — «Адам». А что он? Он просто выполняет свою часть сделки. Он мужчина, и слово свое держит. И похуй ему на то, что Сэре это не нравится. Когда ей в последний раз вообще что-то нравилось? С Эдемских времен он не может припомнить ни одного случая. Пиздец, как давно. Он бы посоветовал Сэре хорошенько с кем-нибудь поебаться, но знал, что отхватит такого леща, что о возвращении в Рай придется забыть навсегда. Он не настолько ебанутый. Адам отступил еще дальше, поближе к Лют — его спасению, подальше от Сэры и Люцифера с Лилит, что уже принялись выяснять отношения. Надо признать, делали они это очень громко и эффектно. Для такого зрелища ему бы пригодился попкорн… он был почти уверен, что заикнись бы он об этом желании, Лют бы уже быстренько за ним сгоняла. Но он лишь молча, с немного надменной ухмылкой, смотрел за ссорой «сладкой» парочки. Лют тоже ухмылялась, только усмешка на ее лице — была жутким оскалом. Ну, хоть кто-то получает от этого истинное наслаждение… Адаму скорее было скучно, чем весело. Хотя, надо признать, видеть, как бесится Лилит — приятно. Чего не скажешь о Люцифере. У того снова такой видок, что он готов расплакаться. Понятно, у кого в этой семье «яйца». — Жалкое зрелище, — фыркнула Лют, когда Лилит вдруг отшатнулась от руки Люцифера и бросилась от него прочь, юркнув за Райские ворота, — ха! Ты только на него посмотри! Но он смотрел на щель между воротами. То, как Лилит отшатнулась, этот ужас в ее глазах, этот ее побег… навевал воспоминания. Точно так же она слиняла от него в Эдеме, когда он потребовал от нее следования божественным правилам. Он пытался привязать ее к себе, а она взбрыкнула, как непокорная кобылка и дала деру. Люцифер тоже пытался ее привязать. Только иначе. Адам слышал слова о семье, долге, заботе о дочери… А она испугалась. Лилит вновь испугалась ответственности. Испугалась этого невидимого поводка и поспешила скрыться от него. Ища свободы. Он перевел взгляд на Люцифера — застывшего с вытянутой рукой, еще более бледного, чем обычно, какого-то помятого и… самого на себя не похожего. И мрачно подумал… Что он получил то, что заслужил. Блять, это было ожидаемо! Удивительно, что Лилит продержалась так долго, но это должно было случиться. И это случилось. В конце концов и Лилит, и Ева, оставили их двоих. Ну так и кто теперь жалкий? Мы оба.

***

Этот день, если бы Адам отмечал в календаре дни, он бы отметил — как день великого унижения. Раньше он думал, что этим днем был день его первой смерти, днем, когда он узнал об измене Евы. Теперь, уже официально — это его первый день в Отеле Хазбин. О, тут было все, что он мог представить себе в кошмарах. Люциферское отродье, весело хлопающее в ладоши и так радостно приветствующее его на «пути искупления», что ему стало тошно. Отродье, кстати, попросило называть его исключительно по имени и никак иначе. Когда он сказал, что Чарли, это пиздец, какое тупое имя (какого хрена ее зовут мужицким именем?), то в голову ему чуть не прилетело копье Ваги, которая пояснила (что он с трудом понял, она рычала и истекала слюной, когда говорила), что Чарли, сокращенно от Шарлотты — а это женское имя. Говоря об именах. Ваги снова метнула в его сторону копье, когда он назвал ее по старому имени. Для тебя — Вэгги — и никак иначе, hijo de puta. Потом эта мелкая… Ниффти. Та пизденка, что зарезала его в спину. Она к нему, блять, клеилась. Окей, он, конечно, мастер хуя, но он не ебаный извращенец, чтобы трахать пятнадцатикилограммовую таракашку. К слову, она его немного пугала…и не потому, что прирезала его. Она просто пиздецки странная. Хотя Чарли сказала, что это ее типичное состояние. Говоря о пикапе. Порно-паук клеился к нему тоже. Фейковые сиськи зачет, но этого мало, чтобы он захотел трахнуть героиновую шлюшку. К тому же, этот Энджел Даст (ой, блять, какой из него Ангел?), фейковый не только в районе груди, но и вообще во всем. Он только на словах хочет запрыгнуть к нему в постель, на деле же, мысль об этом его даже пугает. Если бы Адам хотя бы руку положил на его плоскую жопку, он бы уже занервничал и попытался бы слезть с крючка. Видал он таких. И, да, конечно, радио-хуй, имя которого он уже успел забыть. Зато прекрасно помнил его фиаско в бою. Они стояли друг напротив друга с самыми широкими и опасными ухмылками, на которые были способны, и долго обменивались «любезностями», пока остальные постояльцы отеля смотрели на них, не сводя взволнованных взглядов. Радио-хуй просил о реванше, наивно полагая, что Адам, после того, как пал и потерял свои ангельские силы, будет слабее. Ха! Ангельских сил у него, может, теперь и нет, но новые — ничуть не хуже старых. Стоило первому человеку только щелкнуть пальцами и своей обретенной демонской силой разнести половину отеля, как радио-хуя и след простыл. А отель его заставили чинить. Уебки. Единственным нормальным из этой шоблы-еблы — был грешник с кошачьей внешностью. Бармен Хаск. На удивление, Адам нашел с ним общий язык. Нашел его на дне бутылки, которую они обычно делили по утрам и вечерам. С Хаском разговаривать было легко. Он не выносил мозг, не пытался осудить, не лез в душу. В общем, идеальный бармен, который и нальет, и молча выслушает, и вставит какую-то тупую, но дико забавную шутку, от которой Адама выносило на дикий смех. Пойло в Аду было…адским, без каламбура, оно было ужасным. Но когда Хаск его наливал? Его можно было пить и наслаждаться этим. — Слышь, Хаск, — как-то во время попойки, пробурчал он искренне, лежа мордой в стакане, — ты лучший собутыльник из всех, что у меня был за тысячелетия… И он услышал, увидел, как грешник чуть не выронил бутылку из рук. Подняв голову, он уловил мимолетную, чуть грустную, но такую благодарную улыбку. И Хаск так же честно ему ответил: — А мне повезло пить с первым человеком…ты не такой мудак, каким ты себя выставляешь, Адам. И черт? Это были лучшие слова, что он слышал в своей никчемной жизни. Он был за них благодарен. … Пожалуй, этот отель оказался не таким уж отстойным.

***

От адского пойла его настигало и адское похмелье. Адам глухо застонал, прикрывая уши подушками, любой звук, эхом отдавался в его голове и хотелось выть. Но он стоически терпел. Только бил кончиком длинного хвоста по голому бедру, чтобы одной болью перебить другую. Миллион раз так делал и всегда работало. Только не сегодня. Этот долбанный стук сведет его с ума…какой уебок решил затеять ремонт в два часа ночи?! — Адам? — еще несколько стуков, — Ты же там? Ау? Ох, блять, так вот кто издает этот шум… Мужчина отбросил подушки, наспех оделся (не хватало еще перед Люцифером голой жопой сиять) и рывком открыл хлипкую дверь. Та даже чуть покосилась, открепившись от косяка. — Какого. Хуя. Тебе. Надо? — Поговорить. Пустишь? — Наговорились уже. На столетия вперед. Уебывай. — Адам, пожалуйста…хотя бы выслушай. Можешь ничего не говорить, только послушать… — Твое нытье? — Адам скривился, потер потный лоб, — Его я тоже наслушался, не интересно. Мне твои извинения не нужны. Мне ничего от тебя не нужно. Тебе ясно? Он хотел было хлопнуть перед ним дверью, но как только он попытался это сделать, дверь покосилась еще сильнее и окончательно рухнула с петель. Мрачно окинув ее взглядом, он просто плюнул на нее, плюнул на Люцифера — на все это — и вернулся на кровать, готовый…нет, не уснуть, всего лишь полежать с закрытыми глазами, пока похмелье не отпустит. Голова уж слишком болит… Конечно, Люцифер воспринял это, как приглашение и уселся на край кровати, снял свою нелепую шляпку и принялся мять ее в руках. Адам уставился на него тяжелым взглядом. Говорить было лень, но он надеялся, что тот все поймет по его глазам и свалит, куда подальше. — Я совершил ошибку… Ох, блять, ну конечно, поймет он… — Много ошибок…и моей первой ошибкой было… — он вздохнул, закрыл глаза и прижал шляпу ко лбу, — … тогда, в Эдеме, предложить тебе яблоко. Адам замер, напрягся, плечи его задрожали. Как и всегда, когда Люцифер упоминал Эдемские времена. Она дрожали от гнева. — Ты хорошо помнишь этот день, верно? — Люцифер повернул к нему голову и посмотрел на него с грустной улыбкой, — С памятью у тебя всегда было лучше, чем у меня… знаешь, я тогда был очень подавлен, когда ты отказался от дара. Я ведь хотел помочь тебе и Еве! Сделать вас такими же, как и я! Сделать нас…равными. Но когда ты сказал, что вам и без этого хорошо? Я поверил. Я поверил и решил, что больше не буду предлагать вам есть его, а буду иногда навещать, проверять, как вы живете, населяете Землю…думал, что мы могли бы поладить… Чушь собачья…передумал он…пиздабол хуев… — … но когда я вернулся к Лилит, она была в ужасе. Она говорила, что ты не понимаешь, от чего отказываешься. Что ты…глуп и наивен, раз во всем слушаешься Серафимов. Что ты не ведаешь правды и не хочешь ее, но Ева… Ева нуждается в спасении. Что мы должны спасти Еву, дать ей свободу выбора. Вдруг она не хочет быть первой женщиной и населять Землю? Вдруг она, как и Лилит, чувствует себя не в своей тарелке? И я поверил ей. Лилит — женщина. Ей лучше было знать, как может чувствовать себя другая женщина…так что мы вернулись в сад вдвоем и предложили яблоко Еве. Она недолго колебалась…а ты… Люцифер запнулся и сконфуженно покачал головой. — Ты не удивлен, что это Лилит заставила меня передумать? — А должен? — прошипел Адам, отворачиваясь, — Это все равно ничего не меняет. Ты все еще виноват. Ты первый предложил эту идею, а Лилит ее подхватила. И ты еще трахнул Еву… хочешь сказать, там тоже есть вина твоей бестии? — Нет… — Люцифер поморщился, признавая поражение, — нет, тогда я…тогда я сделал все сам… — И ты хочешь, чтобы я…что я должен сделать, а? Простить тебя? — Адам рыкнул, повернулся и схватил ошарашенного Люцифера за грудки, — Думаешь, я тебя прощу, если ты будешь так настойчиво приходить сюда и молить меня об этом?! Думаешь, мне есть до этого дело?! — Я всего лишь… — Ты всего лишь что?! Хотел разрушить мою жизнь?! — … не хотел быть один… Первый человек разжал пальцы, отпуская Люцифера. — Я не хотел быть один… — Дьявол зажмурился и опустил голову, — мне было так…я так хотел… Чтобы кто-то был рядом. Лилит, Ева… — Они оставили меня, а я всего лишь хотел избавиться от этого чувства…я думал, что если мы все будем равны… Мы все будем вместе. Я, Лилит, ты и Ева. — … то мы будем счаст… — Убирайся. Он произнес это хрипло, но без эмоций. Сухо и жестко. Ничего при этом не ощущая. Ни гнева, ни радости, ни боли. Просто — ничего. — Адам, я… — Люцифер вздрогнул и протянул к нему руку, удивленный тем, что он ее не отталкивает, дотронулся до его щеки, — ты…ты плачешь? Адам моргнул. В глазах действительно слезилось. Забавно. Не от боли он не плакал уже очень, очень давно. Несколько сотен лет уж точно. И то, в тот раз, кажется, ему просто что-то попало в глаз. Сейчас, наверное, тоже. Он поднес руку к глазам и стер слезы, ощущая, как катятся новые, а Люцифер все еще держит свою ледяную руку на его горячей щеке. И смотрит так…жалостливо. Как щенок на хозяина. Наверное, раньше ему бы показалось это смешным, но сейчас Адам просто смотрел в чужие глаза, вглядывался в красный зрачок, видел всплески чужой боли и отражение его слез. Он понимал, почему Люцифер снова разрыдался — съедаемый чувством вины и одиночеством после ухода жены, у него сохранялся такой видок уже пару месяцев. Но искренне не мог понять, почему слезы продолжали катиться по его собственному лицу? Было в этом что-то ненормальное, странное. Словно что-то внутри него умерло. Пальцы Люцифера между тем, скользнули на его шею, легли на Адамово яблоко, и первый человек просто молча на это смотрел. Как Дьявол поглаживал символ его «случайного» греха и во взгляде его стояла вселенская грусть. Он даже не хотел отбрасывать его руку, хотя прохлада его ладони неприятно щекотала кожу. Адаму сейчас на все было плевать. Даже когда Люцифер закусил губу, когда нахмурился и мотнув головой, резко вскинул ее и прижался губами к его губам, он ничего не сделал. Просто приподнял брови — даже не в удивлении, а в каком-то тупом рефлексе и продолжал смотреть за тем, как Люцифер неумело целует его в плотно сжатые губы. Цирк какой-то. — Исполняешь обещание выебать меня? — сухо подметил он, когда Люцифер, со сбитым дыханием, отстранился от него. — Ч…что? — Уже забыл? В день истребления, ты сказал — «ты навредил моей дочери, и теперь я собираюсь тебя выебать». Хотя я потом понял, что ты имел в виду — «въебать». Так это все-таки было «выебать»? Люцифер долго, очень долго смотрел на него выпученными глазами, как будто он забыл кто он, и что здесь делает. А потом начал смеяться. И это был не жуткий, истеричный смех, какой случился у Адама при трансформации, нет, это был не агонический смех, когда у тебя рушится вся реальность. Это было что-то другое. Что-то незнакомое. Что-то, чего Адам не мог от него ожидать. И Люцифер смеялся тоже долго, неприлично, а потом уткнулся носом в его грудь и затих так же резко, как начал хохотать. — Ты все, что у меня осталось… — прошелестел он ему куда-то в шею, и Адам вздрогнул от его дыхания на своей коже, — я знаю, ты меня ненавидишь…но эта ненависть держит нас рядом уже столько тысячелетий, что…обещай мне…обещай, что не оставишь меня, как они… Это так тупо. Адам думал, что ничего более глупого, отчаянного и безумного, он в своей жизни не слышал. Он все, что осталось у Люцифера? А как же его Ад, как же его драгоценная дочь? — Только ты можешь меня понять. И в этом, он тоже ошибался. Адам не мог понять Люцифера. Да, он так же брошен и сломлен, но…причины и следствия разные. Они разные. И он не может обещать ему не бросать его. Потому что они даже, блять, не связаны. — У тебя едет крыша, Люцифер, — вяло произнес он, впрочем, даже не делая попытку сбросить с себя чужое тело, — не знаю, что ты обо мне думаешь сейчас, но я как ни собирался тебя прощать, так и не собираюсь. И я тебе не нужен. Как и ты — не нужен мне. — Если у меня едет крыша, то что насчет тебя? — Люцифер поднял голову, но так и остался сидеть на нем, — Ты не сбрасываешь меня с себя. Ты не вопишь, чтобы я ушел. Ты…ничего не делаешь. — Потому что мне похуй, — Адам смотрел прямо на него, не отводя взгляда, — теперь мне по-настоящему на тебя плевать. — Ты в этом уверен? — Абсолютно. Люцифер вернул руки на его щеки, и он сразу понял, что он собирается сделать. Ха, хочет проверить, так ли ему плевать? Ну, пускай. И как только он наклонился к нему, чтобы вновь поцеловать…он сделал это первым. Просто открыл рот и вжался в чужой с резким, выбивающим дух поцелуем. С языком и зубами. Как фанаток своих на концерте засасывал. Быстро и беспощадно. Крышесносно. Те на него потом смотрели с пошлым блеском в глазах. Люцифер смотрел примерно так же, когда они разорвали поцелуй. — Чт… — Видишь? — Адам устало усмехнулся, — Можем хоть поебаться, хули, закроешь гештальт. Выебешь всех первых людей. — Я не…я вовсе не… — Ты пытаешься найти во мне утешение, Люцифер? Спастись от одиночества? Заменить мною Лилит? — Я…нет, я не этого хотел… — Не выйдет, — Адам лег и осторожно, но настойчиво, сбросил с себя Люцифера, — дело даже не в том, что ты совершил со мной в прошлом, не в том, что ты не женщина, черт, даже не в том, что ты не в моем вкусе. Он набросил на себя одеяло и закинул подушку под голову, закрыл глаза, приготовившись фейково спать. — А в том, что я для этого не гожусь. Я не твое спасение. Ищи его в ком-нибудь другом. Он картинно зевнул и махнул рукой куда-то в сторону, где, по его мнению, должен быть Дьявол. — А теперь, будь так любезен, съеби? От тебя голова болит хуже, чем от адского алкоголя. Прошла минута, прежде чем он услышал, как дверь поднимается с пола, встает на место и закрывается. Люцифер должно быть поднял ее магией…ебаный джентльмен. Адам лег на спину и сжал пальцами виски. Похмелье прошло, но голова все еще гудела. И у него был только один рабочий способ это исправить. Нажраться опять. А хули еще остается делать? Его жизнь только что разрушилась снова.

***

— Выглядишь, как дерьмо. — Ты мне говоришь это каждое утро, киса. — Потому что ты каждое утро так выглядишь, — Хаск, тем не менее, поставил перед ним полный стакан крепчайшего алкоголя, — не хочешь…поговорить? Адам кисло ухмыльнулся и опрокинул в себя вискарь одним залпом. Даже Хаск поморщился. — Я думал ты не из тех барменов, что ебет мозг с утреца пораньше. — И не собирался. Просто… Люцифер уже несколько недель это делает, — он кивнул головой на середину комнаты и Адам бросил туда быстрый взгляд, — а тебе хоть бы хны. Вся комната первого человека была завалена подарками и извинительными письмами. Десятки…нет, сотни писем грудой лежали друг на друге. Он их даже не распечатывал. И подарки. Были свалены в кучу. Не распакованные. Все, кроме одного. Он чисто физически не мог пройти мимо гитары. — И? — Адам выгнул бровь, — Я его об этом не просил. Уже несколько раз дал ему понять, что мне на него похуй. Что ты хочешь, чтобы я сделал? Послал его? Как видишь, это не работает. Хаск вздохнул и пожал плечами. Кажется, все уже устали от столь частых визитов Люцифера в Отель. Он приходил каждый день. Иногда, даже несколько раз в день. У Чарли появился нервный тик. Это о многом говорит. Если уж твоя дочь начинает от тебя уставать — это явный знак. Который Люцифер, почему-то, упорно игнорировал. — Я не говорю тебе, что ты должен его простить, — Хаск налил им еще и Адам благодарно вцепился в протянутый стакан, — просто постарайся его понять, скажи…что позволишь ему…быть рядом. И тебе не обязательно даже… — Кто сказал, что я его не понимаю? — фыркнув, он еще раз залпом опрокинул пойло, — Я его отлично, нахуй, понимаю. Я просто не хочу быть его зеркалом. — Его чем? — Зеркалом, — Адам махнул рукой, — ну, знаешь, он типа проецирует свои беды на меня, я проецирую свои проблемы на него и бла-бла-бла, всякая такая психологическая муть. Я этой хуйни не хочу, окей? Я стараюсь…черт, стараюсь начать новую жизнь. Как Чарли мне и говорила — с чистого листа. И если я хочу начать все заново, мне нужно отринуть прошлое. А это значит — никакой Лилит, никакой Евы… и Люцифера тоже не должно там быть. — Ты пытался ему это объяснить? — Пытался, — он кисло ухмыльнулся и потряс перед носом Хаска пачкой писем, — и после этого он накатал еще десяток таких…видишь, Хаски? Я делаю все, что в моих силах, а он все продолжает сюда приходить и искать прощения. Искать…во мне что-то, чего у меня нет. — Чего же? — Лекарства от одиночества. — У тебя его нет, потому что ты сам его ищешь? — спросил Хаск и Адам вздрогнул от его уверенной прямоты. — Я не одинок, — мужчина устало фыркнул и почесал небритый подбородок, — у меня есть Лют. Ну и ты…верно? — Это не тоже самое, ты же понимаешь, — бармен тихо усмехнулся, и встал, готовый уходить, — тебе нужен кто-то, кто разделит твой…жизненный опыт. Кто-то, кто сможет тебя не только выслушать, но и…выговориться тебе. — И этот кто-то — Люцифер? Хаск печально усмехнулся и коротко ему кивнув, вышел из комнаты со словами: — Просто дай ему шанс. Все мы заслуживаем второго шанса, верно? Ты же его заслужил, Адам. Это осталось невысказанным, но он уловил посыл. Вторые шансы…новая жизнь…ха… Адам отхлебнул еще виски. А что он, нахуй, теряет? Хуже все равно уже быть не может. Он посмотрел на гору писем, что покачнулись и рассыпались по полу, и сам себе подтвердил. Да, хуже уже быть не может. Хуже будет, если он продолжит его игнорить — тогда он тупо утонет в бумаге. И сдохнет в третий раз. Видит Бог, умирать он больше не хотел.

***

Black flies on the windowsill That we are That we are That we are to know Winter stole summer's thrill And the river's cracked and cold See the sky is no man's land A darkened plume to stay Hope here needs a humble hand Not a fox found in your place No man is an island, this I know But can't you see or…? Or maybe you were the ocean, when i was just a stone Он перестал играть и напевать, когда понял, что находится в комнате не один. Вздохнув, Адам хрипло, тихо произнес в темноту комнаты: — Чую, как ты пахнешь, в курсе? Хватит прятаться по углам, Люцифер. И темный угол расплылся, являя собой пристыженного, смущенного Люцифера. Черт…если Хаск говорил, что он выглядит, как дерьмо, то как описать это? Люцифер выглядел еще хуже. Весь помятый, с пятнами от чернил на белой одежде, непричесанный, с мешками под глазами и… небритый? У него растет щетина? — Кого-то ударил пубертат? — вяло пошутил он. И шутка успешно была проигнорирована. — Ты так и не сказал, как я пахну… А. С того раза запомнил, значит? Удивительно, с его-то дерьмовой памятью… — Яблоками, — сморщившись ответил Адам и поймав чужой, болезненный взгляд, отвернулся, — ты что-то хотел? Глупо было это спрашивать, когда знаешь, что за этим последует. Люцифер сложил на его кровать очередную стопку извинительных писем и какую-то маленькую коробочку с подарком. — Тебе понравилась гитара? — с заискивающей улыбкой, Люцифер открыл коробку, в которой оказались медиаторы, — Подумал, что тебе… — Зачем. Ты здесь. Люцифер? Он повернулся к нему, вновь встречая пугающий взгляд, но на этот раз, он не стал отворачиваться. Взгляд жаждущего человека. Одинокого. Он знал его. Он ненавидел его. Поэтому, он не любил смотреться в зеркало. Поэтому, он носил маску. Он не хотел принимать его. Но чувствовал, что должен. Если он действительно хочет двигаться дальше, отринуть прошлое, измениться, вернуть свою ангельскую сущность… Он должен был начать с этого. С принятия. — Я хотел…— тихо начал Люцифер, но заметив, что Адам смотрит на него не так, как раньше, не безразлично — а с интересом, произнес чуть громче и тверже, — хотел послушать, как ты играешь, могу я…? — Да, заебись, мне как раз нужна аудитория. Не смотри так, я не угараю, серьезно нужна. Ты можешь остаться. На сегодня, так уж и быть. Улыбку даже не пришлось изображать, она как-то сама собой возникла. Наверное, потому, что у Люцифера было тупое выражение лица. Эти его хлопающие, удивленные глазки…умора. — Хорош глазеть, — Адам фыркнул и устроился поудобнее, вернув пальцы на струны, — и ты это…завязывал бы с этими письмами, окей? Я ненавижу читать и лучше все воспринимаю…на слух. Ясно? — А…хорошо, — Люцифер словно от наваждения очнулся и потряс головой, пробуждаясь окончательно, — никаких больше писем. — И подарки забери. Гитару можешь оставить. — Да, конечно, без проблем! — И еще, Люцифер… Он замолчал, подбирая слова, а Дьявол ждал его, терпеливо смотрел на его музыкальные пальцы и только по его подрагивающим плечам было видно, что он нервничает. Что ж, не он один. — У нас все будет заебись, верно? — Адам не знал, что сказать, но это — звучало правильным, — Просто, нахуй, охуенно, мы еще всем вдарим… Кому всем? Он этого тоже не знал. Но Люцифер улыбнулся и это, тоже казалось правильным. Хоть что-то в своей жизни — он смог сделать правильно. И продолжая играть, Адам понимал — что это был только первый правильный шаг, что он таких сделает еще много. No man is an island, this I know But can't you see or…? Or maybe you were the ocean, when I was just a stone So here we are В конце концов, он больше не один. Он больше не останется один.