Фонограф

По общему вагону разносятся громкие смешанные голоса, смех, а после — хриплый кашель одного из Безымянных, уж больно сильно увлечённого очередной шуткой своей подруги. Та, с непрекращающимся хохотом, растирала подтянутую спину, чтобы вскоре и вовсе устало схватиться за живот. — Больше не заставляй читать меня этот бред, у меня теперь болит живот! — возмутилась Март 7, держась второй рукой за лоб. — Но ты же первая начала! — вступает в этот нечестный бой Келус, стирая с висков выступившую испарину. В собственном плаще слишком душно, ведь за только начавшийся вечер они напару с Март успели и побегать по вагону, и устроить соревнование на выносливость, и зачитать пару десятков совершенно несмешных анекдотов с неизвестного форума, после которого на телефоне Келуса стало возникать подозрительное количество рекламы. Он раздевается до футболки, откидывая свой плащ куда-то на диван. Вот он, способ открыть второе дыхание и освежиться! — Неправда! Дань Хэн, скажи ему! — подскакивает Март 7. — Почему в вашем споре вдруг появился я? — Дань Хэн сидит немного отдалённо, потягивая из стакана что-то не спиртное, но яркое на вкус. Была бы его воля, он пил одну лишь воду с чаем, на крайний случай — содовую сою. И, будь это возможно с его друзьями, Дань Хэн остался бы в архиве в своём уютном одиночестве. — Ты только делаешь вид, что ничего не замечаешь, а ведь на самом деле внимательно слушал каждый анекдот, а до этого считал количество отжиманий Келуса! Я слышала, как ты бормотал себе под нос числа! — Я отсчитывал время, когда вы начнёте ссориться. — Эй, мы не ссоримся. Верно, Март? — вклинивается промелькнувший в речи Дань Хэна Келус. — Верно-верно! Ну так что? — …а что ты спрашивала? Март 7 показательно негодует и так по-детски дует губы, пока начинает угрожать обоим парням кулаками. Келус вновь заливается смехом и падает спиной на сиденье, пока Дань Хэн молится Эонам, чтобы они снизошли до него и позволили поработать над базой данных. В целом, их «семейный» вечер не был грандиозным ужином с изысканными деликатесами, но была увеселительная музыка. Только сейчас Келус удосужился обратить внимание на фонограф, а именно — мелодию. Она была немного непривычна, но в целом и общем — знакома ему. — Это что, джаз? — подаёт он спустя несколько минут голос и в его сторону поворачивается Вельт Янг с бокалом белого вина. На его лице отражается намёк на веселье с оттенком ностальгии. — Верно. Там, откуда я родом, подобная музыка популярна среди взрослых людей. Келус понятливо огокает и ощущает прежде неиспытываемое желание подвигаться: его нога, нагло устроенная на обивке дивана, начинает пританцовывать, а он сам, ведомый новыми ощущениями, качает головой и вертит пальцами из стороны в стороны — в такт звучавших на записи саксофонов. Келусу кажется, что ему слишком хорошо сейчас, чтобы так просто упускать момент, пролёживая его на месте. Он, вставая с места резким движением, в пару прыжков добирается до Дань Хэна, протягивая руку в ожидании и надежде, точно желающий поиграть с хозяином щенок. — Станцуешь со мной? — он выглядит совершенно искренне, а в янтарных глазах пляшут игривые огоньки. Кажется, если ему ответят отказом, то он сильно расстроится. А может просто попросится в пару к Март 7, хотя, следуя кодексу этикета и чести, изначально следовало пригласить как раз-таки её. — С чего бы? — парирует Дань Хэн, демонстративно складывая на груди руки и задирая голову. — Мы ведь прибываем завтра на Пенаконию, а ты опять отказываешься идти с нами! Я буду скучать, если мы не проведём побольше времени вместе перед разлукой, — теперь Келус больше похож на хитрого енота, своей ловкой лапой ухватывая любую возможность прилепиться к Дань Хэну банным листом. — Вы же всё равно вернётесь, — по лицу Дань Хэна не сказать, что он особенно против, но почему же тогда с его рта слетают такие колющие слова? Келус хмыкает и, теряя последние крохи стыда, совести и остальных необходимых скромному человеку качеств, хватает Дань Хэна за предплечье, поднимая на ноги. Первопроходец гордо смотрит в глаза, теперь на пару сантиметров выше его собственных. А ведь всего мгновение назад их разница была совершенно иной! Ещё немного, и он вздуется и лопнет от довольства своей способностью делать, а потом думать. Дань Хэн даже слишком тяжело вздыхает, но не уходит и даже не вырывается, чтобы сесть обратно. Лишь позволяет себе скопированный ответный хмык, прежде чем сделать несколько шагов вперёд, вынуждая Келуса отступить. И Келуса от этого, определённо, ведёт. Он уже хочет притянуть к себе Дань Хэна и начать вести в импровизированном танце, как чужая ладонь устраивается у него на лопатках, плотно прижимая к спокойно вздымающейся груди. — Это первый и последний раз, Келус, — отвечает Дань Хэн и может показаться, что его треснувшее равнодушие граничит со злостью, однако тот, кого назвали по имени столь отчётливо, не может думать ни о чём, кроме как о близости их лиц и смешавшимся теплом крепких тел. — Стой, а почему это я в роли партнёрши? — Келус успевает только икнуть, когда его слегка потряхивают и он, совершенно забывший мыслить, перебирает пару раз ногами, следуя ритму, заданному Дань Хэном. Мелодия фонографа становится ещё более живой и громкой, что уже совсем скоро они уходят в неё с головой и переходят с одного места на другое. Келус совершенно не разбирается в танцах, счётах и шагах, однако он чувствует себя неимоверно счастливым, когда может отпустить себя рядом с Дань Хэном, забыться в смехе и сильных объятиях. Его успевают закрутить, словно куклу, а Келус не может — не хочет — сопротивляться порыву и заканчивает поворот, когда в самом его конце его обратно тянут за кисть. Он смеётся в праздном веселье и вертит бёдрами, наступательными шагом движется в сторону Дань Хэна, а потом — обратно, когда у него отбирают секундную инициативу. Он не хочет спрашивать, почему Дань Хэн вдруг заделался ведущим и откуда у него такие познания, навыки и предрасположенность к страстным танцам, но Келус опреденно рад, что может просто брать то, что давал ему Дань Хэн — танец под джазовую музыку в общем вагоне их экспресса. Сплочённые тела делают совсем короткие, но энергичные движения ногами, перемещаются то ближе к другим пассажирам, то к окну, открывавшему вид на необъятные просторы космоса, звёзд и далёких галактик. Они были такими незначительными в отношении размеров всего мира, но сейчас только они были друг у друга. Шаг, второй, третий. Дань Хэн вновь закручивает Келуса, и тянет его на себя, чтобы в следующую секунду прижать всё его тело к себе. Судя по исходящей мелодии, финал совсем скоро. Они больше не двигаются с места, а глубоко дышат, не отрывая друг от друга пылающих взглядов. Келус думает, что получил от Дань Хэна всё возможное и даже больше, но, к его удивлению, его губы накрывают влажным поцелуем. Келус не в том положении, чтобы отстраняться: неизвестно в какой момент утончённая ладонь, впутанная в волосы, сжала светлые пряди у корней, отрезая путь к отступлению. А Келусу и отступать не хочется, особенно тогда, когда вторая рука опустилась на его талию, крепко сжимая. Он обвивает руками шею Дань Хэна и притесняется к чужому животу своим собственными, давая таким образом понять — он ни за что не упустит этот момент, какие бы последствия его не ждали. Они отстраняются друг от друга под обращающий на себя внимание кашель. Тогда, когда застывают в этой неловкой позе. — Мальчики, я, конечно, всё понимаю… — это определённо голос Химеко, звучавший всё ещё на удивление мягко. — Ох, спаси меня Акивили… — тянет Келус и впервые за их совместное путешествие чувствует смущение. Он сгибается практически пополам, лбом упираясь в солнечное сплетение Дань Хэна, в навязчивом желании спрятаться от взглядов экипажа. Если стало неловко ему, то что же чувствует Дань Хэн?! Келус вскидывает голову и сталкивается с очередным потрясением: взгляд ярких бирюзовых глаз был отчётливо направлен в его сторону, а на губах застыла полная довольством ухмылка. Келус смог бы это пережить, если бы Дань Хэн, поддавшийся своей драконьей сущности, не провёл языком по нижней губе. Это выглядело до безобразия горячо и в вагоне стало жарко определённо не от танцев, а от вида формирующихся полупрозрачных рогов и заострённых зрачков. — Дань Хэ… — Келус не успевает даже произнести остающееся на губах приятной терпкостью имя, когда его за плечи выпрямляют, словно его тело было глиной, а не плотью из мышц и костей. — Мы идём с Келусом в архив, — говорит за них обоих Дань Хэн и ведёт за собой к дверям спального вагона. И Келус не может не идти, с трудом пытаясь размышлять: будут они пополнять базу данных, изучать культуру Лофу, обсуждать расцвет Белобога или займутся обсуждением межличностных недоговорок и давно застывшее напряжение. И Келус, признаться, готов на всё, если это означает быть рядом с Дань Хэном. Из фонографа раздаётся новая джазовая мелодия.