Wego Wego

Когда Хенджун и Сынмин выходят из полицейского участка, к ним подбегает Ку старшая. Отвешивая Хенджуну такой же крепкий удар по щеке, как и он вчера Гонилю. Ее мокрые глаза, и дрожащие губы от потери сына лишь ещё больше разозлили Хана. Стиснув зубы, Хенджун безразлично садится в Роллс Ройс отца, провожая взглядом поникшего Сынмина, что замер от такой же порции пощёчины матери Гониля. Хан злится, почему вместо того, чтобы следить за своим сыночком, она черт знает, где ошивается? А как его не стало, притворяется любящей матерью! Так ещё и обвиняет во всем их. Его взгляд снова оказывается на О и что-то рвется внутри при виде того, как тот сдерживает слезы. Впрочем это происходит до того момента, пока не появляется мать Сынмина и тут уже начинается поединок матерей. Одна накидывается с обвинениями, а другая защищает своего сына. Оттуда доносится только несколько отрывков, за которые Хенджун начинает уважать мать своего лиса:       — Вы сначала доказательства вины моего сына предъявите! Языком трепаться о всяком и я могу! Хенджун только сейчас начинает замечать, какой Сынмин стал слезливый. Ведь раньше видеть подобное от него не приходилось. Неужто страх так им овладел? Но это даже ещё больше влечет к нему, хочется его оберегать и защищать. Раздается новый звук пощечины, однако уже со стороны матери О, которая следом хватает своего сына и идёт к своей машине.       — Теперь объясни в чем дело? — отец Хана наконец-то решает прервать тишину в машине после закончившегося концерта матерей. — Мне нужно знать правду, чтобы я мог доказать твою невиновность.       — Сынмин тоже не виноват. В это время мы нашли Джуена на канале. — сухо отвечает сын и переводит взгляд на уезжающий автомобиль с Сынмином.       — Знаешь, кто его мать? — отец всегда был тем, кто хочет чтобы его сын научился дружить с выгодными людьми. В людях он видел только выгоду. — Повезло тебе с ним сдружиться и хорошо, если он пойдёт по стопам своей матери. А сейчас думаю нам стоило бы с ними пообщаться, чтобы построить хорошую защитную стену вашей невиновности в этих несчастных случаях. Хенджун безразлично смотрит на отца, все его мысли лишь о том, как это его два лучших друга погибли разом? И почему-то перед лицом появляется образ Кима? Хан цедит воздух и разминает пальцы. Почему это кажется все таким подозрительным? А что если следующий кто-то из них с Сынмином? Если с О что-то случится Хенджун точно сломает руки этому Чонсу и сам его убьёт.       — Может тогда стоит навестить их и обговорить все детали? — хитрость младшего Хана веселит отца и приводит к удовлетворительному кивку. Только отец не знает, что все это Хенджун делает сейчас ради безопасности своей и Сынмина. Волнение за О стучит болью в висках, не хватало потерять ещё одного близкого человека. Тем не менее спрашивать Кима о его причастности напрямую было бы глупой ошибкой, нужны доказательства и он предъявит их. Только не Чонсу, а полиции.

***

Чонсу аккуратно укладывается на кровать Джисока. После поджога Гониля, смытого с себя дома запаха бензина и гари, теперь он может наконец-то обнять его. Чонсу пальцами перебирает пряди друга, застывая в одном движение около его пухлых губ. Он сглатывает и уже не помнит сколько месяцев прошло с тех самых пор, как он мечтал прикоснуться своими губами к этим вечно порванным губам. Чонсу долго так лежит, застывше. Пока его глаза не встречают взгляд Джисока на себе. Он улыбается, и проходится пальцами по вискам.       — Прости! Джисок лишь слегка кивнул и продолжал смотреть на Чонсу. Этот взгляд Джисока, приятно кусал под кожей.       Боже какой же он милый! Джисок хлопает глазами:       — За что? Чонсу притягивает на себя лицо Джисока, и обжигает его не только сладким дыханием, но и влажным чмоком. Прижимая его лоб своим, тяжело дыша.       — За это… Глаза расширяются от удивления на какое-то мгновение, и всё же он не отрастняется, начиная быстро моргать. Ему не верится во все происходящее сейчас и поэтому вырывается только тихий вопрос:       — Это не сон…? Киму хочется тихо рассмеяться, вместе с тем он боится этим спугнуть свой предмет воздыхания, который может не понять его веселья.       — Это чертова реальность, Сок-и… Смотря в глаза Кваку, он словно находится в другом мире. Мире, где существуют только они. Чонсу вновь притягивает на себя Джисока, мажет по губам. Растерянность Квака его вовсе не беспокоит. Всё о чём волнуется Ким это — не быть отвергнутым. И когда парень отвечает на его поцелуй, Чонсу в буквальном смысле поджигается от ощущений. Опираясь ладонью об постельное белье, укладывает Джисока на лопатки и тяжело дыша, пытается утонуть в их поцелуе. Младший от такого напора только дрожит под Кимом, не зная как себя вести. Его пугает эта ситуация и одновременно ему нравится все, что сейчас делает Чонсу. Поэтому Квак только хватается своими пальцами за верх Кима, крепко сжимая ткань, цепляясь словно клещ и стараясь ответить на поцелуй, неосознанно выдавливая из себя не громкое мычание.       По спине бегут особенные мурашки. Чонсу вряд-ли понимает, что он творит. Творит с подонками, чью жизнь он унес. Творит сейчас с Джисоком. Единственное, что ему хочется это — подчинить себе полностью Джисока. Это чувства или это помешательство? Ему сильно льстит, что Джисок ни капли не сопротивляется, а наоборот цепко хватается за его кожу, иногда за корни волос. У Чонсу осталось мало времени, полиция уже во всю разнюхивает.       Сегодня он хочет ночь с Джисоком. Любить его как в последний раз, смотреть на лицо Джисока, когда его накрывает от ласковых движений пальцев внутри. Квак под ним только больше дрожит и мычит, вдруг упираясь рукой в грудь старшего и отрываясь, хмурится, заглядывая в глаза. У самого уже взгляд немного затуманился, но разум словно кричит о чем-то, а вот сердце… сердце хочет продолжить.       — Чонсу… ты хочешь заняться сексом? Этот глупый вопрос повисает в воздухе, заставляя Кима остановиться и взглянуть на друга, пробегаясь глазами по хрупкому телу. Да определённо ему хочется секса с ним.       — Да. Ты против?       — Нет… просто неожиданно? Джисок хотел бы что-то ещё сказать, вот только Чонсу снова его целует, проталкивая язык и довольно умело играясь им внутри. У младшего от этого даже мокнет нижнее белье.       — У меня никогда не было… — Джисок вновь упирается в грудь Кима. От этих слов внутри Чонсу лишь больше поджигается огонь. Забрать у Джисока девственность. Отдать ему свою. Быть первым. Первым и единственным.       — У меня тоже… — хрипло дышет Ким и цепляет загривок Джисока, вновь утыкается в него лбом, — я никогда тебе не наврежу. Не бойся. Если хочешь, чтобы я остановился. Скажи нет. Чонсу отстраняется от парня. Хотя в глубине души он явно понимает, что манипулирует Кваком. Все-таки слетевшие тормоза неделю назад уже не отпускают от желаний. У Чонсу стресс, поехавшая башка и он считает, что лишь это сейчас уймет в нем весь клубок нервов. От одной только мысли увидеть обнаженного Джисока, заставляют его крепко закусить губу и тормошить свои волосы. Джисок боится. Эта неизведанная часть всегда его страшила. Только один факт стать первым в жизни у Чонсу, поджигал лишь уверенность, что его лучший друг это — оптимальный вариант для первого раза.       Стать у друг друга первыми. Эта ночь будет самой незабываемой для обоих. Определенно. Жара от горячих тел, что пылали от возбуждения и смущение. Впервые быть полностью нагими перед друг другом, заставляет внутри шевелиться новым эмоции. Влажные поцелуи, громкие причмокивания и появившийся особый запах тел. Словно они идеально подходили друг другу по задумке самой матушки природы.

***

Сынмин устало валится на кровать. Этот день навсегда оставит отпечаток в его жизни. И даже висящее сообщение от Хенджуна так и остаётся непрочитанным. Он сейчас не хочет ни с кем разговаривать, даже со своим парнем. Снизу слышатся голоса, и Сынмин пытается заткнуть свои уши подушкой. Опять его родители устроили скандал. Как же ему надоело это. Он бы не был так опечален, если они ругались из-за него. Впрочем родители вновь выясняли отношения. Сынмин утыкает взгляд в потолок. Сейчас в его голове лишь воспоминания их общего сбора у Хана дома. Именно с того момента у них завязалось с Ханом. Он любил Хенджуна. И никогда не навязывал ему чувства. Просто быть рядом с ним, быть интимно — уже хорошо. Он вспоминает живого Джуёна и Гониля. Это вызывает мороз по коже. Хан хоть и был лидером их банды, но порой любил часто уединяться в тишине один и Сынмина это очень привлекало в нем. Даже на собственной вечеринке Хенджун напившись решил уйти в свою комнату, обеспокоенный О «любитель позаботиться» о своих друзьях, решил проверить Хана. Кто же знал, что в пьяном бреду его примут за девушку. Хенджун всегда был манерным парнем, в связи с его статусом, девушки на него вешались штабелями. И он брал всё, что они ему дают. Когда у тебя есть деньги и некая власть, секс к тебе приходит сам, даже ничего делать не нужно. Сынмину Хан казался чем-то недосягаемым. Он любопытно смотрел как Хенджун потрахивает девушек и потом делает вид, что он их не знает. Сынмину с одной стороны, хотелось близости с главарем, с другой стороны, он вовсе не хотел быть как эти девчонки, которых Хенджун поебывал в своем доме, и безразлично к ним относился. И вот сейчас он словно снова в своих воспоминаниях: в комнате. Пьяный Хенджун хватает за кисть Сынмина стягивает его к себе на коленки. Это кажется каким-то ебаным бредом, пока Хан не открывает рот:       — Ынгыль, ты что забыла? Ко мне пришла, да? А вчера ты послала меня… —бурчит себе под нос пьяный Хан. От услышанного Сынмина воротит. Как Хенджун спутал его с Ынгыль? Они разве похожи?       — Ты меня спутал. Проспись. — тихо и вполне уверенно отвечает О, пытаясь подняться с чужих колен. От этой ситуации и сравнения с этой дешёвой девчонкой у Сынмина подступает к горлу тошнота. Он ведь намного лучше, чем какая-то Ынгыль.       — Ммм, тогда кто же ты? Красавица, не оставляй меня. — руки Хана тянутся на талию, притягивая друга ближе к себе. А вот О все никак не поймёт, что именно в нем так делало его похожим на девушку.       — И что тогда я смогу получить, если останусь тут с тобой? — Сынмин закидывает ногу на ногу, ехидно посмеиваясь с пьяного Хенджуна и словно девушка ухватывается за его шею руками. Внутри разыгрался интерес, что же будет если он просто немного поиграет роль девушки?       — Жаркую ночку, уверен, ты ее не забудешь… Как тебя зовут, красотка? — Хенджун проходится ладонями по талии, пьяный разум вовсе видит перед собой какую-то незнакомку.       О несколько секунд думает, пытаясь придумать себе новое дежурное имя и усмехается, когда в голове складывается неожиданный пазл.       — Минсоль. Но разве ты меня вообще запомнишь? — Сынмином начинает овладевать азарт и ехидство, поэтому он дразняще проводит пальчиком по груди Хана, прикусывая соблазнительно губы. — Хотя я сделаю все, чтобы ты запомнил эту ночь. Сынмин всегда хотел ощутить на себе сладость ночи с Хенджуном и даже, если глубоко внутри себя он отрицал, что желает этого, то сейчас ему хочется это сделать. И как бы потом не пожалеть об этом. А что если и он после станет чертовым изгоем своих гомофобных друзей? Однако эти чувства почему-то задвигаются на задний план, когда Хенджун тянет его на себя, вовлекая его в горячий влажный поцелуй. А после разрывает его и шепчет:       — Ты так похожа на Сынмина, вы не родственники?       — Возможно. Это так важно сейчас? — хитро с неким смехом фырчит, словно настоящий лис О, снова припадая к так давно желанным губам. Тело наполняется приятным теплом, внизу тянет от возбуждения и бегут мурашки от блуждающих чужих рук. Сынмин уже не в силах остановиться, потому что все предохранители были сбиты окончательно. Хенджун бы хотел ответить, что вряд ли он упомнит эту ночь и незнакомку на коленях, тем не менее его дыхание моментом сбивается, когда Сынмин начинает активно его ласкать по шее. Обычно девушки, которых имел Хенджун ничем друг от друга не отличались, как и их телодвижения.       Скучно. Не интересно. Быстрей бы закончить. И, если быть честным, Хан никогда не испытывал к девушкам чувство уважения. Уважение — надо заслужить. А Хенджун воспринимает только, если у тебя есть физические навыки. Каждая вторая, из лежавших под ним школьниц, явно сожалели о спонтанном сексе. Хенджун имел грубо, мог придушить и его не чуть не волновали потребности одноклассниц. Да и в целом каждая первая, была как гребанное бревно, от чего Хан постоянно терял интерес. Все, что он хотел, так это сбросить стресс и такого рода тела отлично подходили на эту роль. Без чувств, эмоций и ощущений. Физическая потребность не иначе. О же явно отличался от этих девушек. Он наслаждался временем с Ханом и его телом, порой даже кусая некоторые участки кожи, чтобы подразнить. А вот тонкие пальцы уже пробрались под верх пьяного друга, пока бедра сами неосознанно начали движения. Глаза парня-лиса только больше сузились от похоти, после того как он услышал учащенное дыхание, мычание и еле слышный стон. Когда Хенджун начинает пробираться по бёдрам. Сынмин тушуется. Сейчас он осознает что, если Хан проберется выше, то явно тронет его возбуждение. Желания Сынмина тут же теряются, ведь только сейчас до него доходит происходящее. Явно жди беды. Хотя парень, что схож с лисом, был готов отдаться своему главарю. И все же был ли Хенджун готов к такому? О останавливается и хочет встать с чужих колен, чтобы сбежать подальше от стыда и страха, вот только у Хана хватка оказывается намного крепче, чем сам Сынмин себе представлял.       — Куда это ты? Больше не хочешь играть роль Минсоль? — Хенджун скалится, смотря на удивленное лицо друга и сжимает бедра сильнее, не позволяя выбраться. — Я по-твоему совсем идиот что ли?       — Н-нет. — отвечает О, дрожа в руках Хана и не зная куда себя деть, как объясниться и смотреть в глаза друга. Может притвориться, что все это была шутка? Потому что ощущение — «мне пизда», накрывает как лавина. Сынмин сглатывает, если Хану почудилось, то зачем был этот поцелуй? Это проверка такая? Сынмину дурно. Тошно. Душно.       Это конец.       — Понравилось играть? — Хенджуну словно мало, а руки его только крепче держатся за бедра, не позволяя даже шевельнуться. Он прижимает О к себе ближе, теперь точно скалясь. — Пошёл на попятную, когда мы дошли до самого интересного? О! Если ты беспокоился о растяжке, то думаю я найду чем заменить смазку! У Сынмина немеет язык, отвечать совсем не получается. Дрожь по телу перешла на руки и ноги. Сынмин чувствует уже на себе ощущение тяжёлых ботинок на лице или животе.       Коронное Хенджуна — гриндорами бить в живот.       — Зачем ты это делаешь? — О спрашивает надрывным голосом, сдерживая подступающую дрожь и тошноту. Неужели Хан просто над ним издевается сейчас, чтобы потом ещё и избить. Хочется верить во что-то лучшее, чем реальность происходящая сейчас. К последнему вопросу, вырвавшемуся неожиданно, голос Сынмина хрипит. — Ты издеваешься надо мной? Хенджун цепляет подбородок, и Сынмин, реально, уже готов получить удар, и всё же вместо этого его притягивают к себе ближе, обжигая перегаром и горячим дыханием:       — Мозги не еби! Хочешь этого? — и тут весь мир Сынмина рушится. Главный гомофоб их компании, предлагает ему «этакое?» А у Хенджуна в желудке полторы бутылки джина, ему сейчас, если честно, до лампочки. До лампочки, если трахать, то даже Сынмина. Ведь его отец всегда говорил:       — Пидоры это — кого ебут. И у него даже в планах потом убрать Сынмина из их банды. Ну «Пидрилам тут не место!», убрать… хотя раз они, типа, друзья, бывшие, то Хан позволит ему съебаться в тихую. И кулаки однозначно чешутся, вместе с тем глядя в глаза Сынмину, пальцы разжимаются из кулаков. И О замирает, долго обдумывая все происходящее, а в голове появляется мысль, что это по пьяне и надо будет утром просто тихо убежать, чтобы никто ни о чём не догадался, в том числе сам Хенджун. Тормоза ломаются и Сынмин прижимается ближе, целуя в губы. Пусть будет, что будет и остальное уже неважно. Он и так долго терпел, а всю жизнь проводить в этой компании он не будет, да и надо когда-нибудь начинать забывать свою первую любовь. А коль Хан скорее всего его изобьет и выгонит из банды, как думал сам Сынмин, то забыть любовь юности, так будет намного легче способом ненависти и обиды. Парень-лис мычит, когда чужие руки поднимаются выше, в рот проникает язык и нижнюю губу с силой прикусывают. Сердце Сынмина начинает бешено колотиться. Хенджун прижимает к себе грубо и так приятно становится. Он резким движением переваливает Сынмина на кровать, укладывая его на лопатки. Раз ему на вопрос ответили поцелуем, то Хан и сам не против продолжить. Под влиянием выпитого алкоголя, весь этот голубой диссонанс, теперь же посылает в прямом смысле слова, в жопу, Хенджуна. А Сынмин удивлен не меньше. Он ждал, что Хан на него набросится и изобьет. Но вместо этого, его руки пробираются под пояс штанов. Это так неожиданно и по всему телу проходятся приятные мурашки, отдавая сигнал в мозг. О изгибает спину, когда руки Хенджуна оказываются на самих ягодицах, резко сжимая их и мычит, прикрывая глаза на мгновение. А Хан сам удивлён, что Сынмин оказывается вообще не гребаным бревном в постели. Тело в его руках красиво изгибается, бедра толкаются умело, словно они вот уже не впервые занимаются таким. А лицо на котором отражается удовольствие, ещё больше разжигает внутри Хенджуна интерес. Сынмин хватает Хана за загривок и тяжело дыша завладевает его ртом. Хенджун даже, когда трахал своих одноклассниц, не позволял им себя целовать. Все эти стеснение и неловкость, так раздражали его. Были ещё любительницы «поболтать».       — Да завались ты уже! Однако теперь он первый захотел прикоснуться к губам Сынмина, ещё тогда, когда тот сидел у него на коленях. В пьяном угаре он сначала, серьезно, подумал что Сынмин девушка. Тем не менее когда тот оказался перед ним, что-то внутри Хенджуна пошатнулось. И почему этот блядский Сынмин всегда выглядит так сексуально? Он же, чертов пацан. Почему Хану это так пиздецки нравится? Из мыслей вырывает его только нетерпеливый стон удовольствия. Хенджун хочет всего лишь на секунду отстранить, чтобы найти что-то чем заменить чёртову смазку, но О цепко хватается своими бедрами вокруг талии парня. Сынмин решил, что раз он сделал шаг, то не позволит Хану сбежать сейчас и бросить его в таком виде.       — Успокойся. Я хотел замену смазки поискать. — а главарю нравится эта настойчивость, нравится распластанный по кровати вид Сынмина, который почему-то ужасно возбуждает. Он сдерживает смешок, когда О все же расцепляет ноги, позволяя отстраниться на время, — Или думаешь, я козёл на сухую тебя мучить? От этих слов Сынмин громко глотает, он не представляет какого этого. Это будоражит. Хан умеет быть ласковым? Глаза Хенджуна бродят по поверхности, пока не натыкаются на мамин крем для рук, который та похоже оставила утром, когда его будила в школу. Придётся купить ей новый, и всё же ради такого сладко-соблазнительного эксперимента не жалко ничего. Рука тянется к крему, открывая его и глаза падают уже на Сынмина, который сбито дышит и ноги раздвинув пошире, ждёт. Эта картина заставляет Хана сглотнуть, потому что слюни почти потекли, пока член опухает от возбуждения только больше.       — Чего застыл, Джун-и? Особое приглашение нужно? — эти слова выскальзывают сами. Вместе с тем О уже совсем плевать на слова, которые из него вырываются без контроля. Он только хищно облизывается, смотря внимательно глазами, где плещутся похотливые черти. — Хочешь быстрее закончить, быстрее начни. Сынмин уже примерно предполагал, что его потом выбросят, как использованную игрушку и он уже с этим смирился. Хенджуна начинает нести, ибо куклы, что он приводил в свою кровать, либо болтали о какой-то чуши, надеясь на отношения с ним, либо тихо лежали, пока рука сжимала их шеи. Сынмина тоже хочется слегка придушить, все-таки вместо этого он пытается сначала стянуть с него верх, откидывая крем рядом с ним. Хенджун любил в Сынмине эту его дерзость, она сейчас поджигает огонь внутри лишь сильнее. Хочется увидеть как эта взбалмошенность исчезнет, стоит ему только начать растягивать Сынмина. О облизывает уже пересохшие губы, смотря на довольно опытного в своем деле Хана, несмотря на то, что опыт был только с девушками. Руки сжимают простыню, когда над ним нависают и даже немного давят на шею пальцами. Оба замирают, каждый пытаясь по-своему прочувствовать этот момент. Хенджун тоже облизывается, легко стягивая уже нижнее белье с лежавшего внизу и раздеваясь попутно сам. Никогда ещё он сам не был так нетерпелив в том, чтобы скорее почувствовать себя внутри кого-то. Эта ночь навсегда запомнится Сынмину, он всегда думал о том, какой же Хан в постели. И даже, когда пальцы главаря оказались внутри него, смазанные каким-то дорогим кремом. Это было невероятное ощущение. И он несомненно задавался вопросом: «Что гомофобного Хенджуна сподвергло на такой поступок? Надоели ли ему девушки? Или бы что-то больше? Или тот просто решил над ним постебаться и с позором раскрыть перед всей школой?» Впрочем кого обманывает Сынмин? Разве он заполучит себе Хана? Из воспоминаний его вырывает шум на улице. Сынмин тяжело вздыхает, подходит к окну, наблюдая как его отец покидает дом. Из-за этого он брезгливо морщится. Хенджун поселился в голове давно, и как же он был невероятно счастлив, когда после ночи он не застал Хана в кровати. И Сынмин бежал. Бежал долго, пока не выдохся без сил. О уперевшись спиной о стену, прикрывает глаза на время. Ему все еще не верится, что он встречается в тайне с Хан Хенджуном, главным из гомофобов в школе, что его друзья умерли при каких-то странных несчастных случаях. Парень усмехается, вспоминая как никто из друзей не задумался спросить или даже не заметили отсутствия его у Хана дома, а после и в школе.       Никто, кроме Хан Хенджуна. Сынмин трепит волосы, это все кажется гребанным бредом не иначе. Все происходящее, что раньше волновало кровь и притяжение между ним и Хенджуном. Сейчас же его поглотил страх. Он так не боялся за свою жизнь, когда на его пороге появился Хан, после пропажи в его собственной спальне, через несколько дней. Сынмин думал, что это его последний день.       — У тебя родители дома? Руки предательски дрожат. Зачем он вообще открыл дверь? Хотелось провалиться сквозь землю. Испариться, исчезнуть с этой планеты. Вот только на пороге стоял Хенджун. В спортивном костюме, его длинные волосы были собраны в высокий хвост, мокрые пряди свисали по вискам.       Хенджун бежал сюда? Сынмин никогда не видел его таким встревоженным. И тогда первым вырвавшимся и логичным был вопрос:       — Зачем ты пришёл? Я думал нам уже ясен конец. О не хочет быть грубым с человеком, который так долго ему нравился, только зная что его должны выгнать из их дружеской банды, не подозревая что вообще у Хана может быть в голове, Сынмин просто защищался. Защитная функция — его грубость.       — Может впустишь меня и тогда поговорим? Не хорошо на пороге разговаривать. Парень-лис сужает глаза, словно с помощью этого сможет разглядеть, что скрывается в мыслях Хенджуна, но фыркнув все же пропускает его в дом.       — Только быстрее. Мама скоро вернуться должна. Если его прибьет Хан, хотя бы мама сможет его найти сразу, нежели тащиться куда-то с Хенджуном, и твое мёртвое тело вряд ли найдут. Дверь закрывается. И именно в этот день всё изменилось между ними. Сынмина вновь вырывает из воспоминаний шум. Иногда все-таки приятно вспомнить о том с чего все началось у них с Хенджуном. В отражении окна, он замечает силуэт и только пытается повернуться, думая что это зашла мама, проверить его. Как Сынмин ощущает сдавленность на собственной шее. И очертания силуэта теперь напоминают Ким Чонсу.       Значит это был он? Я умру и даже не увижу больше Хенджуна? На глаза попадается непрочитанное сообщение от него. Может, если не ответит Сынмин, то Хан поймет что, что-то не то случилось. Воздуха совсем не хватает, на шее тугая веревка-канат. Все попытки сбросить руки Чонсу с себя не увенчаются успехом. Этот больной Ким был слишком силен. Он в лёгкую уселся на Сынмина сверху, когда тот дернулся и повалил на кровать, а затем стал тянуть сильнее.       Господи! Да эти придурки такие слабые по одиночке! Чонсу склоняет к нему лицо и злобно шепчет куда-то на ухо:       — Как же я тебя ненавижу! Если бы не ты ничего этого не было! Поплачь давай, мерзкий придурок!       — С-сле-е-е-зь с ме-е-ня-я, уб-бл-лю-ю-д-о-ок! — сипло выдыхает О, когда глаза закатываются от нехватки воздуха. Внутри он молится и просит, увидеть Хенджуна хотя бы последний раз и перед глазами только мелькает воспоминание его лица, тепло его рук и губ. Момент, когда тот пришёл к Сынмину и признался, что чувствует после той ночи что-то странное, что та ночь была лучшей в его жизни и что он сгорает от ревности, когда видит чужие взгляды на О. Ведь именно с этого и началась травля Джисока. Только сейчас складывая картинку в голове произошедшего, Чонсу понимает что, если бы не этот О Сынмин, то его любимого друга обошла бы эта участь.       — Твоя мать такая шлюха! Я чуть с ума не сошел, думая что мы станем братьями с тобой. Конченный! Сознание Сынмина плывет. И посиневшие губы перестают дрожать, тогда руки Кима делают ещё пару захватов, чувствуя как шея совсем обмякла и хрустнула. Взгляд оглядывает комнату по сторонам, по потолку. Не зря Сынмину он выбрал эту смерть. Его комната прям подходила для совершения подвешивания его. В его комнате несколько балок на потолке, Чонсу очень долго изучал фотографии Сынмина в социальных сетях. И какие же его родители эгоисты. Отец вечно прожигает ночи в казино, тратя деньги его матери. А мать Сынмина с недавних пор подсела на антидепрессивные препараты и снотворное. И на член его собственного отца. Однажды вернувшись домой после ночи с Джисоком, он увидел женские туфли. Те самые синие бархатные лодочки, что часто носила мать Сынмина. И подслушанный разговор собственного отца и матери этого гребанного лиса. Эта беседа прям заставила сердце радостно стучать. Эта женщина жила по графику. Графику, которой узнал Чонсу, когда оставленная сумка женщины на диване вдруг оказалась в его руках, а в ней и записная книжка со всеми подробностями на сотни дней вперёд. Ким Чонсу себя сейчас ощущал гением. Почему смерть этих подонков так гладко складывается? Словно те, реально, это заслужили. Ким снимает с шеи Сынмина веревку-канат, встаёт на кровать, цепляя ее за балку. С первого раза не выходит, и только с третьего он ловит другой конец. Делая умело петлю-удавку, он несколько ночей тренировался. Благо Джисок этого не видел. Чонсу скребя зубами закидывает тело Сынмина на плечо аккуратно цепляет его голову. По-тихоньку подвешивает наконец-то мёртвого Сынмина на балке. Несколько минут держа его в своих цепких руках, лишь после плавно спускается вместе с грузом тела.       Тяжёлый придурок! Чонсу повезло, что по силе он намного выносливее, чем эти ублюки. Осторожно отходя от подвешенного парня, наслаждаясь его мертвым телом. Теперь этот придурок О Сынмин больше никогда никому не испортит жизнь! Поправив канат и повалив на пол стул около места подвешивания, схватив красный фломастер со стола мёртвого, пишет большими буквами на стене около кровати, те самые заветные слова: «Killer Pedro». На глаза попадается телефон О и Ким любопытно его включает, хихикая над защитой отпечатком пальца, хватая холодную безжизненную чужую руку и приставляя палец. На экране мелькает уведомление о сообщении Хенджуна, что заставляет скрипеть зубами. Похоже он переживает за своего ненаглядного, жаль только это совсем не помогло Сынмину. Сейчас он может расправиться и со вторым, поэтому не читая даже сообщения пишет послание:

foxyod.e 23:09

Встретимся на крыше школы? Нам надо поговорить!

Чонсу выдыхает. Прилив сил после близости с Джисоком ему придало лишь больше мощи. Хочется быстрее это все закончить и вернуться обратно в дом Кваков. И ещё пару раз овладеть его милым парнем.       Для Хенджуна у него особая смерть…