love, you keep me crawling on my knees

      Чувство вины. Это единственное слово, подходящее для описания того чувства, которое заставило ноги Вегаса волочиться по асфальту, словно его тело стало слишком обременительным. Именно оно заставило его без слов проглотить удары Порша, и пунцовый цвет на его языке оказался менее горьким, чем стыд, который он никак не мог смыть.       Отчасти именно поэтому он был здесь: стоял в углу переулка за каким-то захудалым баром, чтобы хоть мельком взглянуть на Пита. Что ж, Вегас хочет увидеть нечто большее, чем просто мимолетный взгляд, потому что он остался тем же жадным ублюдком, каким был, когда защелкнул наручники на запястьях Пита после того, как тот позволил ему преодолеть накопившееся неповиновение, позволил ему пересечь границы и запустить руки туда, куда никто не прикасался раньше. Он все то же существо, состоящее из чистого отчаяния, жаждущее большего и желающее, чтобы все было по-другому.       Но помимо этого, привкус надежды, скользнувший по позвоночнику и заставивший его выпрямиться, прислонившись к стене, как только он увидел знакомую фигуру, выходящую из задней двери бара, — вот истинный мотив, побудивший Вегаса оказаться здесь.       Пит выглядел…похожим на самого себя. Вегас не был уверен, чего он ожидал: может быть, зазубренного монстра, отражения всего того, чем являлся Вегас, и того, что Вегас сделал с ним. На первый взгляд Пит выглядел просто великолепно, но Вегас знал его, и, несмотря на то, как сильно он хотел бы не сближаться с этим человеком в тех обстоятельствах, в которых это произошло, он видел изнеможение в линиях тела Пита.       Вегас не знал, что за больное, извращенное чувство закручивалось в его легких, когда он тратил время на то, чтобы рассмотреть, во что был одет Пит, и действительно, как жалко, что его дыхание сбилось из-за такой мелочи. Вот только ничего тривиального не было в узорчатой рубашке, сидящей на плечах Пита; несколько верхних пуговиц были расстегнуты, а серебряная цепочка мягко поблескивала на ключицах. Ощущение было почти болезненным, каждый вдох — словно свежая рана, которую разрывали еще больше… и все же Вегас пылал собственничеством, эгоистично радуясь, что Пит так жутко был похож на того, от кого он сбежал. Отчасти он задался вопросом, осознавал ли это сам Пит.       Но еще больше его раздражал тот факт, что теперь у Пита была свобода. У Пита есть Главная семья, есть возможность выбирать, и все же это совсем не похоже на обычный костюм телохранителя, который он носил, это просто… Пит. Его Пит. Не тот, которого, как думал Кинн, он знал, послушный и холодный, а тот, который принадлежал исключительно Вегасу, кровавый и готовый укусить в ответ. Дикий зверь, которому нужна только безобидная рука, чтобы питаться, и Вегас… Вегас мог дать ему такую руку, если представится шанс.       Невозможно выделить какую-то одну эмоцию, которая бурлила в его груди, когда он наблюдал за Питом, и даже с такого расстояния он слышал, как тяжелый вздох проносился мимо его губ, как спина ударилась о каменную колонну, а рука вслепую потянулась к заднему карману. Вегас, словно тигр, преследующий свою добычу, наблюдал за тем, как Пит обхватывал губами сигарету.       Как ни странно, первой его мыслью стало то, что он знал эти губы, знал их вкус и мягкость, почти ощущал их как призрак на фоне своих собственных. И он эгоистично хотел попробовать их снова, даже если они были пропитаны сигаретным дымом и сожалением. Только когда Пит начал многократно похлопывать себя по карманам, явно в поисках зажигалки, Вегас наконец зашевелился.       Он делал это без раздумий, потому что Питу что-то было нужно, и Вегас намерен ему это дать. Так это и работает. Так и должно быть: где-то в идеальном мире Вегас протягивает руку, а Пит берет ее без раздумий. Но здесь не было ничего идеального, в этом мире глаза Пита сузились, когда он смотрел на него, а руки, сжимающие пистолет, дрожали, он был насторожен и расправлял плечи.       Вегас не мог объяснить ни образ, который создал Пит, ни внезапный позыв к рвоте, когда его желудок сжался под тяжестью тоски. Пит выглядел так, словно он принадлежал ему, и все же Вегас смотрел в дуло его пистолета, выглядя при этом как враг.       Что-то щелкнуло в нем, накапливая все его разочарования, желания и потребности, все они закипали и выплескивались через край. Он быстро схватил Пита за запястье, выкручивая ему руку и разворачивая его, и все же, после всего этого неповиновения, их точка соприкосновения горела, обжигая их обоих, но Вегас не мог ее отпустить. Он не отпустит. Он сжимал запястья Пита так крепко, что на них останутся синяки, и Вегас не мог даже возразить, что это проявление страха, ведь однажды он уже отпустил его так сильно, что все вокруг рухнуло. Больше он этого делать не будет.       — Убирайся! — крикнул Пит, полный решимости.       На кончике его языка вертелось столько слов, столько всего он хотел, нет, должен был сказать, но все, что ему удалось, — это дрожащее: «Прости, Пит».       И он сожалел, он знал, что в этих словах была заключена правда, но он также знал, что сожаление зашло так далеко, каким бы честным он ни был. Он наблюдал, как лицо Пита исказилось в гримасе, а все его тело дрожало рядом с Вегасом, пока тот собирался с силами, чтобы ответить.       — Убирайся нахуй из моей жизни! — его голова соприкоснулась с лицом Вегаса, и силы этого удара было достаточно, чтобы он отшатнулся назад и отпустил Пита из рук.       Когда он поднял голову, пистолет Пита снова был нацелен на него, а лицо нахмурено. Только на этот раз Вегас видел, что это не вызов, а попытка защиты. Он вытер кровь, запекшуюся в уголке рта, и думал, как поступить. Вегас ожидал совсем другого, но он и сам не знал, чего именно. Прощение? Повиновение? Ничего этого не было видно на лице Пита, если бы все было так просто, их бы здесь вообще не было.       — Пожалуйста, Пит, — Вегас понизил голос, держа руки поднятыми, словно обращаясь к раненому дикому животному. — Просто выслушай меня. Дай мне минуту, больше ничего.       Глаза Пита наполнялись слезами, нижняя губа дрожала от усилий, которые он прилагал, чтобы не разрыдаться. Вегас чувствовал, как и к его собственным глазам подступали слезы, и как бы невыносимо ни было смотреть на Пита, когда он был в таком состоянии, он все равно не мог оторвать взгляд. Это слишком напоминало ему о том, как он видел этого человека в последний раз — разбитым, избитым и на грани срыва. На этот раз Вегасу казалось, что он сам только и ждал, чтобы разбиться вдребезги.       — Чтобы сделать что? Извиниться? — Пит говорил резким, режущим тоном, глядя на него. — Мне не нужны твои извинения.       — Нет. — быстро ответил Вегас. — Нет, Пит, я просто… просто дай мне шанс.       Столы перевернулись, и Вегас это прекрасно понимал. Это совсем не было похоже на то, что было в убежище, где Вегас чувствовал отчаяние и боль, которые он хотел причинить Питу. Не было сомнений, что они оба это чувствовали, но у Вегаса дрожали колени, а легкие сжимались от сердечной боли, сожаления и желания.       Пит по-прежнему держал пистолет на мушке, а глаза не выдавали ничего и в то же время все, когда он холодно отвечал.       — Шанс? — он усмехнулся, и от отсутствия юмора по коже Вегаса побежали мурашки. — Думаешь, ты заслуживаешь шанса?       Эти слова задели сильнее, чем Вегас мог бы представить, заставив его внутренности сжаться от стыда.       — Пожалуйста. — тихая, дрожащая мольба — это все, что ему удалось.       Несмотря на беспокойство, охватившее его легкие, Вегас нашел в этом утешение: он не против оказаться на мушке пистолета Пита, лишь бы тот был в безопасности. Воспоминания о перепачканных кровью ладонях и багровых пятнах на одежде Пита все еще были так ярки в его памяти, и это… как бы больно это ни было, Вегас мог это вынести.       — Ты хочешь получить шанс, — повторил Пит, но на этот раз это не звучало как вопрос. Вегас кивнул головой в знак подтверждения, наклоняясь к Питу, а его губы приоткрылись, чтобы сказать что-то еще. Но он не успел этого сделать, потому что тишину снова прорезал голос Пита. — На колени.       Руки Вегаса опустились, открывая и закрывая рот, пока он пытался собраться с мыслями, потому что, честно говоря, это последнее, что он ожидал услышать. Он был готов к крикам, проклятиям, и какая-то маленькая, эгоистичная часть его даже надеялась, что Пит его выслушает. Пит направил на него пистолет и потребовал встать на колени — это было не совсем то, чего он ожидал.       Именно поэтому он заикаясь, отчаянно пытался выстроить предложение.       — Я… Что… Я просто…       — Ты меня слышал. Встань на колени.       Пит указал ему пистолетом на колени, не отрывая взгляда от глаз Вегаса. На какую-то долю секунды у него появился инстинкт разозлиться, защититься, отмахнуться от просьбы, потому что Вегас Тирапаньякул не встает ни перед кем на колени. И все же его колени подогнулись, а нутро скрутило незнакомое чувство, потому что Пит — не просто кто-то.       В его глазах — вызов, но Вегас уловил нечто большее. В том, как он смотрел на Вегаса, остался намек на убежище: опустошенность, неуверенность и нотка мягкости, за которую, он уверен, Пит себя ненавидел. А Вегас… Вегас не мог этого допустить, Вегас не мог смириться с тем, что Пит обижался на него за то, что он заставил его чувствовать.       Поэтому он сдался под напором чувств, тянущих его все ниже и ниже, и думал: если он и погибает, то хотя бы делает это на глазах у единственного человека, достойного это видеть.       Несмотря на удар коленей о твердый асфальт, он все еще слышал дрожащий вздох Пита и видел, как его палец замер на спусковом крючке. Его глаза блуждали по телу мужчины, вверх, вверх и вверх, пока их взгляды снова не встретились, и что-то в этом было правильное. Рука Пита потянулась к нему, медленно и уверенно, и Вегас замер, не зная, чего ожидать, но понимая, что если все так и было, то его усилия прийти сюда были не напрасны.       Пальцы Пита нежно, с любовью впились в его щеки, и Вегас не мог сдержать вздох облегчения. Его словно вытащили из самых глубоких уголков океана, дали возможность дышать после нескольких дней удушья.       Между одним морганием и другим пальцы Пита сжали его подбородок. Холодное дуло пистолета упиралось в кожу горла, под челюстью, и глаза Вегаса дрожали и закрывались, когда он сглатывал. Для Вегаса смерть никогда не была связана со страхом, как и любовь, но в этот самый момент он чувствует, что он ближе всего к этому — и к любви, и к смерти.       — Посмотри на меня, Вегас, — его имя слетело с языка Пита так красиво, что Вегас на долю секунды думал, что небеса приняли его за кого-то другого.       Но он открыл глаза, и перед ним предстал Пит, великолепно красивый в свете фонарей, льющихся из бара, и Вегас на мгновение забыл о пистолете, все еще впивающемся в мягкую плоть его горла. Но вот другая рука Пита опустилась, и твердая сталь царапнула его кожу, скользя по челюсти, и Вегас наклонил голову, позволяя Питу делать то, что ему заблагорассудится: будь то смерть или милость, которую он ему дарует, — Вегас считал это уместным. Сильное биение его сердца, начинающееся и заканчивающееся словами Пита, кажется единственно справедливым во всем этом.       Он не отрывал глаз от Пита, да и не мог, когда тот смотрел на него так открыто, и Вегас пытался понять, о чем он думал.       — Ты хочешь меня? — спросил Пит безразличным тоном.       — Больше, чем ты можешь предположить, — честно ответил Вегас.       — Всего меня? — при этих словах нижняя губа Пита дрогнула, и его рука снова легла на челюсть Вегаса, заставляя его открыть рот.       Подтекст был очевиден: Вегас поиграл со зверем в клетке, открыл замок и дал ему свободу, а теперь ему был предоставлен выбор. И какой же это простой выбор.       Он наклонил голову, обнажая шею перед Питом и полностью отдаваясь ему. Его кожа горела, дыхание учащалось с каждой секундой, пока он наблюдал за Питом, позволяя тому поглощать его своим непреклонным взглядом. В этом не было ничего нормального: в огне, который разгорелся между ними, в том, как тело Вегаса прогибалось все сильнее каждый раз, когда Пит все глубже вдавливал ствол пистолета в его кожу, ожидая того, что Пит ему даст.       Он даже не замечал гула под кожей, все его внимание было сосредоточено на Пите и пистолете, прижатом к его пульсовой точке. Он снова закрыл глаза, позволяя всему происходящему омыть его; боль в коленях, обещающая синяки, которые появятся там позже, — напоминание об этом моменте, который исчезнет быстрее, чем хотелось бы Вегасу, — и то, как скручивалось его нутро, когда Пит проводил пистолетом вверх, по его щеке и к открытому рту. Вегас приветствовал его, обхватывая губами, и Пит проводил пальцем по нижней губе, вдавливая ее в плоть.       Вегас услышал вздох, который издал Пит, его чувства были обострены до предела, а глаза закрыты. Он прислушивался к шорохам, почти ощущал, как Пит приближался, как жар его тела становился все сильнее. Внезапно его колени раздвинулись, нога Пита медленно протиснулась между ног, и только когда подошва ботинка надавила на его член, Вегас понял, что он был уже очень возбужден. Он дернулся вперед, в результате чего пистолет проник дальше в его рот, и он задыхался, когда тот уперся о заднюю стенку горла.       Пит успокаивал его, нежно проводя рукой по волосам. Вегас поддался прикосновениям, поддался боли в теле и удовольствию, которое проносилось по спине, когда Пит сильнее прижимал ногу к его члену. Он колебался, не понимая, чего хотел от него мужчина.       — Продолжай, — это простая команда, но она заставила Вегаса вздрогнуть и заныть от тяжести стали на его языке.       Все последующие действия превратились в сплошное движение: Вегас мечется вперед в поисках облегчения, а Пит отдает все больше и больше, заставляя Вегаса дрожать от напряжения. Когда он наконец набрался смелости открыть глаза и посмотреть вверх, Пит уже сосредоточенно смотрел на него, темным и сосредоточенным взглядом, и Вегас не мог его прочитать.       Его глаза наполнились слезами, когда он пытался дышать, пытался думать, пытался делать что-либо, когда ему так хотелось поклоняться. Он знал, что по его подбородку стекала слюна, знал, что с таким же успехом мог стоять на острие ножа, но безумие звало его, и он откликался, страстно желая этого. Он отдает всего себя Питу, позволяя ему наблюдать за тем, как он разваливается на части и содрогается под ним от интенсивности своего оргазма, и наконец слезы текут, когда он всхлипнул из-за пистолета, упирающегося ему в горло.       Его тело достигло такого кайфа, о котором он и не подозревал, что это возможно под руками Пита, и в один момент его тело обмякает. В какой-то момент пистолет с грохотом падает на асфальт рядом с ними, лицо Вегаса утыкается в живот Пита, а его сердце готово разорваться по швам.       Он не был уверен, сколько времени прошло так, его разум плыл, а тело боролось за то, чтобы оставаться в вертикальном положении. Пит просто молча стоял на месте, его рука на шее Вегаса — единственная точка опоры, единственное доказательство того, что это не просто больной сон, созданный для того, чтобы издеваться над ним. Пит был здесь, с ним.       Именно с этой мыслью он наконец отстранился, когда его конечности уже не казались желе, а глаза не опустились в изнеможении. И снова взгляд Пита был устремлен на него, и это толкнуло Вегаса на край пропасти.       — А что насчет тебя? Ты хочешь меня? — спросил он, на удивление твердым голосом.       Он нашел ответ в руке, которая скользнула по шее, по цепочке, украшающей ее, которая легла на ровный стук сердца, мягкость которого соответствовала с той, что была видна в глазах Пита. С вновь обретенной надеждой — и теплой рукой, переплетенной с его собственной, — он покинул разноцветные огни бара.