Под надёжной защитой

      Волны поднимались высоко-высоко и с силой ударялись о каменистый берег. Соленые брызги летели прямо в лицо. Вода была холодной, но на это девочке было все равно. Главное, что она смогла найти укромное место, где до нее не доберутся плохие мальчики, а значит, на бледной коже не будут алеть и синеть синяки и ссадины, которые часто служили напоминанием о том, что она изгой. Она чужая в этом мире, который живёт по своим, не всегда понятным ребенку, законам. Небо было хмурым, но даже начинающийся дождь не мог заставить ее пойти назад. Лучше промокнуть до нитки и даже заболеть, чем попасться на глаза садистам из другой группы.       — Озерова, вот ты где, маленькая засранка! — громкий и хамоватый голос Зинаиды Яковлевны заставил сердце Марго стучать сильнее обычного. Она сдалась, ссутулившись и скинула руки в карманы ношенной тёмно-серой парки, — ты что, тупая?!       Маргарита молчала, опустив взгляд светло-голубых глаз на носы своих потрепанных кроссовок. Она знала, что нарушила правило — не уходить так далеко, но оставаться на основной части побережья, где другие воспитанники изучали местную флору и делали записи в дневниках юного эколога, было просто не безопасно. А тут, в самой дальней части берега, куда можно было попасть лишь пройдя по тонкой песчаной косе, выбирая участки не скрытые под водой, было тихо и безлюдно. Можно было просто стоять и смотреть на волны, на виднеющийся вдали корабль, на птиц, громко кричащих перед началом настоящего шторма. Сюда нельзя было ходить, так как полоску могло просто скрыть под водой полностью.       — Хотя, чего я тебя спрашиваю, — продолжала выражать свое недовольство воспитатель, — если ты не понимаешь русского языка. Марш в автобус, мы уезжаем.       Тяжело выдохнув, она поплелась в сторону темно-красного автобуса, который привез их сюда на открытое занятие по окружающему миру. За спиной слышались тяжелые шаги Зинаиды Яковлевны и ее причитания. Жизнь в детском доме была для Марго ужасной с самого первого дня. С того самого момента, как ее перевели в это место из детской больницы, где она пробыла несколько дней после того, как погибли ее родители. Воспоминания о ночи убийства были такими яркими, что ей даже не надо было закрывать глаза, чтобы представить их.       Два года назад, когда все произошло, в Санкт-Петербурге стояла такая же пасмурная погода, как и сегодня. Моросил дождь, а на дорогах было значительно больше пробок. Она шла из школы, которая располагалась в соседнем дворе от дома, где Марго жила со своими родителями. Думала про то, как расскажет про пятерку за технику чтения и про проект по рисованию, сядет обедать в столовой, где с портрета на нее смотрел смешной кот в шляпе, потом мама разрешит посмотреть мультики. У дома были полицейские машины, скорые, толпились люди. Соседка, баба Саша, которая часто присматривала за девочкой, когда ее родители были на работе в научном институте, который занимался изучением проблем атомной энергетики, плакала. Заметив Марго, она схватила девочку своей тонкой кистью и потащила куда-то прочь от подъезда. Ничего не говорила и на вопросы Риты не отвечала.       — Привет, ты Рита, да? — голос у средних лет мужчины надломился. Он присел на корточки, и Маргарита смогла увидеть лицо с небрежной щетиной и парой царапин на щеке. Он шмыгнул носом, — меня зовут Игорь Гром… я из полиции, — он быстро показал ей какой-то жетон, похожий на большой значок. Такие ее дедушка коллекционировал и они хранились у него под стеклом. Брать их Рите запрещалось, но рассматривать их она могла часами.       — А где мама с папой? — по наивному спросила она, обернувшись на соседку, которая сжимала хрупкие детские плечики. — Тебе нужно поехать со мной, — игнорируя ее вопрос, продолжил мужчина из полиции, — все будет в порядке.       — А… мама… папа? — растерялась девочка, ища поддержки у бабы Саши, но та бормотала что-то неразборчивое и пожимала плечами.       — Риточка, тебе нужно поехать с этим человеком, — сказала соседка быстро, но достаточно четко, чтобы Рита смогла все разобрать.       Гром повел ее к служебной машине. Долго возился с ремнем безопасности, тот не поддавался его дрожащим от волнения рукам, поэтому мужчина просто плюнул на это занятие и сел за руль. Он увозил ее из двора, потом взял курс куда-то в сторону набережной Невы.       — С родителями что-то случилось? Да? — спросила она, но Гром молчал. Вцепившись руками в руль, он молча смотрел на дорогу, пока дворники чистили лобовое стекло, — это потому что я плохо вела себя? — прошептала Марго.       — Нет, что ты, — попытался сказать Игорь ободряющим тоном, но у него ничего не вышло, — дело не в тебе, правда. Просто… так вышло… так необходимо.       Она узнала о том, что случилось, только когда оказалась в детской больнице. Ее родителей убили. Кто-то ворвался в их квартиру. Сначала убил маму, которая вышла в коридор, чтобы проверить, что случилось. Потом отца — он был в своем кабинете. Эти люди перевернули все в квартире. Вытащили все из шкафов и полок. Об этом Маргарита узнала из подслушанного разговора полицейских, которые говорили с женщиной врачом. Она не знала, кто мог такое сделать. Гром показывал ей фотографии незнакомых людей, которые, вероятно, могли быть причастными к произошедшему, спрашивал, не видела ли их Рита раньше, не встречались ли они с ее родителями. Она ничего не знала. Она ощущала себя бесполезной обузой, которая не могла ничем помочь полицейским, желавших найти тех, кто лишил жизни ее родителей. Наверное, поэтому, ее отдали в детский дом. Потому что от нее не было никакого толка. Знай она хоть что-то или если бы смогла узнать людей на фото, то Гром не отдал бы ее в детский дом.       Ей было сложно в новой и враждебной среде, которая тут же спустила на нее всех имеющихся собак. Дети дразнили уродкой или белизной, из-за того, что Рита родилась альбиносом. Воспитатели перешептывались, говоря о каких-то генетических нарушениях и что ее надо было отдать в специализированный детский дом, а не к ним, где нормальные дети. Она и сама знала, что ненормальная. Конечно, не от родителей или родных, даже не от одноклассников. Иногда такие высказывания позволяли себе врачи, к которым ее водила мама, чтобы получить больничный или справку для посещения бассейна. Мама всегда пресекала такие высказывания, ругалась с некомпетентными медработниками. Сейчас за нее некому было заступиться. Дело об убийстве родителей закрыли и Игорь Гром перестал приезжать в детский дом, чтобы поговорить с ней. Про нее все забыли. Даже баба Саша, которая первое время привозила девочке домашние пирожки с яблоками и шоколадные конфеты.       Идя по экскурсионному автобусу к своему месту, она слышала очередные оскорбления в свой адрес. Иногда воспитатели пресекали подобное, но не Зинаида Яковлевна. Она и сама могла сказать в лицо воспитаннику что-то гадкое или унизительное. Марго села одна в самом конце. Пока другие делились впечатлениями и сверяли записи своих наблюдений, она просто смотрела в окно, наблюдая, как по стеклу стекают капельки дождя.       Образовательный центр и детский дом «Радуга» считались образцовыми. Воспитатели и администрация не упускали возможности напомнить неблагодарным детям об этом. Говорили, что в других учреждения все не так хорошо, как у них. Там детям не дарят смартфоны и планшеты, там их не обучают лучшие учителя в городе, их не возят на открытые уроки. И что они должны ценить все, что им дают, а не воротить нос и показывать свои капризы. Да, внешне картинка в самом деле была красивой и приятной — новое здание, с просторными комнатами, светлыми учебными классами, разные мастерские, где дети занимались творчеством и наукой, большая библиотека и спортивный центр. На самом же деле, за фасадом, построенным на деньги филантропа Сергея Разумовского, экс-воспитанника этого самого детского дома, скрывался настоящий детский ад. Грубые и порой жестокие воспитатели, дедовщина среди воспитанников и подавление всякой свободы самовыражения. Если ты не такой, как принято в обществе, то у тебя будут серьезные проблемы.       Рита довольно быстро поняла, что не стоит искать друзей среди этих детей. Никому не нужна ее дружба и ее детские мысли. Да, первое время Нина Игоревна — местный психолог, казалась ей милой и приветливой, так как в ее обязанности входила работа с новенькими детьми, но потом энтузиазм этой рыжеволосой девушки быстро иссяк и она свела консультации до минимума — раз в месяц. Рита снова и снова оставалась одна, проводя очень много времени за рисованием или плетением из бисера. Она собирала во время прогулок по побережью ракушки и небольшие камешки, которые хранила в жестяной коробке из-под печенья, вместе с семейными фото, маминым кольцом и папиными часами, которые смогла забрать из квартиры, вместе со своей одеждой и Фотоном — любимым плюшевым котом, которого выиграл для нее в тире папа. Незнакомое, но смешное слово, она услышала от родителей, когда они говорили о своей работе, но оно так понравилось Рите, что она решила назвать так игрушку. Остальные вещи остались в квартире. Игорь Гром говорил о том, что ее опечатают до тех пор, пока Рита не станет достаточно взрослой, чтобы жить самостоятельно.       — Мойте руки, скоро обед, — строго сказала воспитатель, когда они заходили в здание. Дождь за окном усилился до настоящего ливня, и с тоской посмотрев, как запирается за последним заходящим воспитанником дверь, Марго поплелась в спальный корпус, чтобы переодеться.       Каждый вечер, перед тем как заснуть, она мечтала о том, чтобы все это оказалось просто ее сном. Чтобы, когда Марго проснется, то она снова была дома. Мама будет жарить сырники, а папа что-то печатать на своем ноутбуке. Но она понимала, что чудес не бывает и что пора привыкнуть к тому, что это ее новая реальность. Полная боли, страха и разочарования.