Король Шаманов: Вечный Наблюдатель

      Моя жизнь полна удивительных событий. Тысячи потрясающих собеседников порой вводили меня в ступор, но каждый из них всё равно оставался номером два в моём маленьком списке, что всегда покоился в глубине разума.       Император. Интересная он личность. Много можно рассказать о нём, но сейчас ещё не пришло для этого время.       В данный момент я хочу поведать о другом.       Однажды Он спросил меня: «Какая война самая страшная?». Он не искал точного ответа, никогда так не делал, что превращало беседы с ним в постоянную борьбу, полную загадок и размышлений.       Мне это нравится, некий вызов, что позволяет моим старым мозгам не затухнуть и продолжать работать на благо Империума.       Самая страшная война. Сложный вопрос, ведь все войны страшные. Сколько живут люди, столько было и войн, они длятся с тех пор, как мы смогли осознать себя новым видом, понять, что отличаемся от животных не просто отсутствием меха...       Для меня, самая страшная война — гражданская. Та, где никогда не будет победителей. Сколько бы дорог я ни истоптал по миру, но каждый раз, стоит мне увидеть, как жители собственного дома вколачивают новые гвозди в гробы своих недавних соседей... Я понимаю, что гражданская война ужасна.       И когда Император задал свой вопрос, я пронёсся сквозь сонм воспоминаний, подходя к тому моменту своей жизни, когда Великий Шёлковый Путь перестал дарить мне интерес и радость.       В те дни я крайне увлёкся поэзией, которая пленила моё сердце, вынуждая постоянно высокопарно выражаться и потакать внутреннему чувству прекрасного, вырывающемуся наружу и требующему облечь мысли в слова или письмо. **** Китай. Империя Хань.       Я стою на троне обломков, окруженный тенями великого прошлого, и моё сердце пронизано горем и мукой. Империя Хань, когда-то сияющая, как просторы небесного свода, теперь рассыпалась на мелкие осколки, словно утренний туман под солнечными лучами. Волнение прошло сквозь землю, когда брат поднял меч на брата и гражданская война пронзила эту великую землю, оставляя лишь цикл бесконечной боли и страха.       Прикусив кончик пера, я вновь окунул его в чернила, выводя аккуратные символы в своей тетради. Перечёркнутые во многих местах, скачущие строчки, где стрелками обозначалось продолжение...       Настоящий поэтический труд, который лишь после долгих лет кропотливой работы превратится в небольшой томик, полный моих мыслей и переживаний о текущих событиях.       Помню, как небо было окутано дымом сожжённых деревень, как ветер, предвестник несчастий, приносил с собой шёпоты духов. Эти голоса говорили о былой славе, о генералах и мудрецах, что оседлали мечты, и о боевых искусствах, как о вечном танце, где каждый жест словно воплощение духа дракона. Они рассказывали мне о Великом Объединителе, который, согласно легенде, должен был прийти, чтобы восстановить баланс, но так не случилось.       Нужно было добавить какой-нибудь стих, что-то высокопарное, что-то, что заденет струны души у тех, кто в далёком будущем будет читать мой маленький томик.       

Я один

под покровом могильного мрака...

Вспоминаю о том,

как всходил на высокую башню,

Был всю жизнь

слишком гордым и смелым,

Чтобы думать о том,

что она оборвется однажды.

Усыпальницы двери

снова плотно закрыли,

И вот-вот муравьи

подползут к распростертому телу.

Было прежде оно

как душистый цветок орхидеи,

А теперь пожирать его

станут голодные черви.

Пряди темных волос

не дадут больше мертвые корни,

И зеленый лишайник

покроет мой высохший череп.

Вспоминаю о том,

как я лучшим вином наслаждался,

И на матовом блюде

сладчайшие сливы чернели.

Пэн и Хань, Лянь и Линь

полководцы былые,

Кости их уж давно

стали прахом и пылью.

Смертны все оказались

и мужи, и герои...

И что делать,

как жить обитающим ныне?!

      Насколько же было тяжело смотреть на благородные семьи, когда-то процветавшие, которые теперь сражались друг с другом, разрывая связи, что соединяли их веками. Каждый меч, выпущенный в битвах, отрезал нить судьбы, каждое заклинание, произнесенное во время ритуалов, было наполовину затмнено страхом и ненавистью. Я видел, как духи мстительных предков, обитатели этих земель, покидают свои обители, наказанные за безумие потомков.       О, как же я был пленён величием тех, кто стремился к совершенству, практикуя боевые искусства под светом полной луны, когда их тела сплетались с духами предков, наполняя их силы таинственной магией. Их движения были как слияние воды и ветра, но жесты, которые прежде приносили мир и согласие, теперь обернулись в хаос. Каждый собственный воин, каждый герой стал лишь инструментом для реализации жажды власти, превращая бесконечные поля в кладбища.       Я часто вспоминаю старца, что предсказывал времена смятения, когда небесные знамения указывали на падение династий.       «В каждом падении есть новое начало», — произносил он и только я понимал его как никто другой. С каждой битвой разрывались чары, что держали равновесие в империи. Небо плакало, словно чернильные реки стекали по земле, подминая под собой лучшие начинания.       Мы, очевидцы этих событий, стали немногочисленными хранителями памяти. Мы знаем, как духи обитали в лесах и горах, как их шепот уносил наших предков в необратимую бездну. Каждый раз, когда я смотрю на звезды, я вспоминаю о тех боевых мастерах, о полномочиях, которые они черпали из бескрайних недр знаний, о занимательных сражениях, что теперь звучат как эхо в пустоте.       Империя Хань с её восхождением и падением стала мистической притчей для будущих поколений. Но я знаю одно: даже на руинах, поглощённых травой и Лотосами, всегда будут те, кто ищет правду, стремится к возможному объединению. Мы всё еще надеемся, что пора раскаяния настанет, дабы духи вновь обрели покой, отведя тьму от будущего. Мечи должны быть наложены не для боя, но для защиты тех, кто ещё не видит невидимого и не ощущает невосполнимого. В этой бесконечной игре на полотне истории мы учимся, несмотря на горечь прошлого, снова искать баланс.       Падение империй. Как часто я наблюдал это самолично.       Но раздирающая Хань война оставила на мне неизгладимый отпечаток. Хотя, наверное, каждая война оставляет такое, будь то хоть небольшой приграничный конфликт, хоть разрушение Империи, которая существовала тысячелетиями.       Китай всегда был другим, отличным от остальных.       Здесь всё зиждется на других скрепах, которые не понять людям из других уголков мира. Особенно Древний Китай.       Моя рука замерла, выписывая строки, пытаясь подстроиться под горный поток из собственных мыслей, что проносились в голове, пытаясь впихнуть в небольшую книжецу как можно больше.              Сквозь туманы истории я вижу эпоху Троецарствия, времена, когда землю Китая сотрясали войны, а непостоянные союзы плели свою опасную паутину. Ужасное поле битвы расстилалось передо мной и каждая капля крови, пролитая на этой земле, становилась частью классовой борьбы, где дружба и предательство пересекались в ярком танце хаоса.       Каждый час, каждый миг в этих землях мог стать причиной как новой дружбы, так и горького разрыва. Династии, некогда объединенные общими целями, распадались, как утренний туман перед восходящим солнцем. Кто мог предсказать, что один шаг, одно слово или даже взгляд могут обернуться против тебя? Каждое соглашение, каждый пакт был подобен fragile — хрупкому стеклу, готовому разлететься в пух и прах при первом же воздействии.       Задумчиво я наблюдал за огромными армиями, сшитыми из страха и амбиций. Сотни тысяч солдат двигались как одно целое, их мечи и копья искрились на солнце, отражая как свет, так и тьму их намерений. Поля, некогда цветущие и плодородные, превращались в бесплодные земли, вытаптываемые подошвами воинов, которые искали лишь славу и власть. Стон и плач разносились поветрием, погружая мир в мрак и разрушение.       Но не только оружие служило орудием нашего времени. Духи усилили свои голоса, мягко шепча шаманам, стоящим на краю реальности. Они вызывали стихии и проклятия, которые обрушивались на землю, уничтожали всё живое, оставляя за собой лишь пустоту.       Я чувствовал, как каждое заклинание и каждая жертва порождали ненависть, искажая саму суть природы. Деревья трепетали от страха, реки, когда-то полные жизни, замедляли свой бег, потеряв смысл. А ветер, кажется, забыл о лёгкости и полете, унося лишь воспоминания о былом процветании.       Я смотрел в лица воинов — молодые и старые, полные надежды и разочарования. Они сражались за идеалы, зачастую придуманные кем-то другим. Хотя между ними, среди командующих и простых рядовых, вспыхивали искры единства, одежда из крови и пота сближала друг с другом, но порой ниспадала на них тень предательства. Нечто невыносимое, неуловимое, как утренний туман, нестабильность и страсть, витали в их сердцах.       В эту эру былых конфликтов укоренилась одна простая истина: лишь те, кто осознавал, что единство — это хрупкая материя, могли выжить. Но даже они должны были остерегаться предательства, как нежный весенний цветок, в конце концов, расцветает только в безопасности своей среды. В эпоху Троецарствия, когда каждый мечтал о славе, мир покинуло множество таких цветов, поглощённых непостоянством человеческой природы и жаждой власти. ****       Закрыв тетрадку, обвязав её шелковой лентой, надёжно скрепляя и оберегая от случайного раскрытия в пути, я поднялся со своего места, вдыхая гарь пожарищ и ароматы крови, принесённые ветром.       Битва в низине под моим ногами давно прошла и сейчас там пировали лишь вороны, оглашая округу своим мерзким карканьем, словно каждый раз им нужно было подтвердить свои права на добычу.       -Столько смертей...       -Кар-р-р.       -Ты прав. — Весело глянув на Каракса, треплю духа по шее, зарываясь пальцами в духовные перья, забавно топорщащиеся при моих касаниях. — И да, твоё карканье — в разы лучше. Не чета этим.       -Кар!       -Зазнайка.       Отойдя на пару шагов вбок, позволяю моему хранителю подхватить меня за плечи, унося как можно дальше от жуткой картины. Мерзкое зрелище могло испортить моё вдохновение, а ведь я только научился толком выражать свои мысли, как это принято у местных.       Мой нынешний наставник был крайне экстравагантным человеком, о котором порой слагали пословицы и легенды, в равной степени прославляющие его и посмеивающиеся над его характером и привычками.       Поэт, живописец, музыкант, философ, механик, математик, стратег... Настоящий человек-легенда, которому самое место в племени патчей, ведь именно там его уму и навыкам нашлось бы достойное применение.       Но мне не стоит говорить ему об этом. Ведь стоит Чжугэ Ляну узнать о столь потрясающем месте, как он бросит все свои силы на то, чтобы достичь его.       Как бессмертный путешественник я скитался в поисках знаний и мудрости, покоряя не только земли, но и сердца людей. Но Кунмин, человек необыкновенной глубины и проницательности, был тем, кто сам не хуже меня умел покорять чужие души.       Приземлившись во дворе небольшой усадьбы, украшенной цветами, я чопорно кивнул духу-хранителю своего наставника.       Старый воин, привыкший и после смерти жить по правилам, смерил меня одобрительным взглядом, после чего растворился в воздухе, оставляя после себя лишь лёгкую тень присутствия.       Когда я подошел к его дому, сердце моё наполнилось теплом. Место, где он жил, было словно воплощение самой природы: изящно сплетенные деревья вытягивались к небу, создавая естественный навес из зелени. Цветы, словно радужные мечты, распустились у его дверей, удивляя своим рвением к жизни. Но настоящая красота кроется не снаружи.       Мягкие сандалии, сшитые собственными руками, позволили мне без шума и пыли пробраться во внутренний сад, где рядом с маленьким прудом сидел он, порой подкидывая наглым и разжиревшим уткам куски хлебных лепёшек.       «Увидели бы простые крестьяне такие растраты...».       -Ты наверняка сейчас подумал обо мне что-то нехорошее, мой дорогой друг.       Чжугэ Лян, Кунмин, был мужчиной средних лет с утонченными чертами лица. Его длинные черные волосы, завязанные в аккуратный узел, обрамляли лоб, на котором выделялись умные глаза цвета темного янтаря.       Они блестели, как звезды, полные тайн и мудрости, проникая в самую суть человеческой природы. Высокий и худощавый, он всегда носил простую, но элегантную одежду, подчеркивающую его статность. Чаще всего его можно было увидеть в длинном сером халате, который плавно обвисал над его фигурой, будто отражая его сдержанность и внутреннюю гармонию.       Помню, когда я впервые вошел в его дом, меня встретил своеобразный порядок. Стеллажи были забиты исписанными свитками и каждый уголок дышал атмосферой знаний. Старые свитки с иероглифами прятались в тени, словно доверительные тайны, ожидающие своего часа. Кунмин занимался своими причудами, складывая вокруг себя разные предметы, словно алхимик, пытающийся найти формулу Вселенной. Он часто вёл беседы с бумагой и чернилами, обсуждая с ними мироздание, и, казалось, получал ответ.       -Ты снова пришел, вечный странник, — произнес он, не глядя на меня, но я знал, что он чувствует мой приход. Его голос был мелодичным, как гармония древних орудий. Он поднял голову и наконец встретился со мной взглядом, заставив меня замереть на мгновение. В его глазах я всегда находил отражение своих собственных вопросов и мыслей.       -Учитель? — В моих словах органично смешивались уважение и восторг. — Какие тайны дарит нам этот мир сегодня?       Кунмин, усмехнувшись, непроизвольно расправил одежду.       -Есть ли что-то более важное, чем даровать любопытству свою щедрость? Мудрость, мой друг, как река, она никогда не останавливается. Посмотри на мир вокруг и ты увидишь, что даже в простом присутствует величие.       Небольшая игра, полная высокопарных речей и философских рассуждений ни о чём, в которой мы постоянно соревновались.       Не в силах сдержать улыбки, я первым принял поражение, подходя ближе к своему другу, заключая его в объятья.       -Рад тебя видеть.       -Это взаимно, Брам.       А дальше всё было так же, как и многие встречи до этого. Распитие чая, разговоры и поддразнивание толстых уток, что уже едва могут летать, раскормленные Кунмином до невозможного.       Мы долго беседовали и я смог ощутить его энтузиазм, его желание делиться знаниями. Каждое его слово было пронизано особой страстью, а каждая искренность — светом, освещающим мои размышления. В этот момент я понял: ни один туман войны, никакие предательства или страхи не могли затмить свет, исходящий от нашего общения.       Сидя в уютной беседке под древним деревом, я на мгновение забыл обо всех своих тревогах. Мы делились стихами, которые снова и снова заставляли нас удивляться красоте этого мира. Кунмин был не только моим наставником, но и другом, понимающим, что в каждом из нас живет поэт, готовый запечатлеть мгновения вечности на свитках судьбы.       Но наше уединение было нарушено самым грубым и невообразимым образом.       За забором этого славного дома, где слова довлеют над кулаками, а мысли соблазняются рифмами стихов, послышались вульгарные крики с призывами выйти.       Некто настолько наглый, сколько и «бессмертный» посмел требовать от моего друга повиновения и присутствия, дабы тот ответил на вопросы и... Признался в своих навыках, подтвердив их в деле?       -Какая глупость. Позволь Каракс прогонит их.       -Не стоит. Это не надолго...       С намёком глянув в сторону воплотившегося духа Чжугэ Ляна, я получил отрицательное покачивание головой, за которым сразу же последовало уточнение.       -Они приходят уже не впервые, так что следует лишь обождать... И тогда эти навязчивые люди покинут мой дом.       -Разумно ли?       -Так проще, — беспечно пожав плечами, Кунмин бросил новую горсть хлеба в пруд, с легкой улыбкой любуясь утками, — к тому же, это всего лишь слуги, несущие волю своего хозяина. Вот будь здесь он сам...       -Понятно. — Согласно прикрыв веки, откидываюсь на стенку беседки, грея руки о горячую кружку. — Когда придёт их хозяин, могу я поприсутствовать?       -О чём речь?! Конечно.