Я так вижу

Чонгук — редактор. У него оконченное высшее, многолетний опыт работы за плечами, наметанный глаз и железная терпимость. Правда, иногда эта терпимость дает сбой: — Тэхён… Тэхён — автор. Его не назовешь вторым Шекспиром (хотя, кто знает, может, Шекспир тоже начинал с кучи ошибок любого сорта, выбирай на свой вкус?), скорее вторым Пелевиным (как говорится, на вкус и цвет) или несчастным Гречем на пару с Булгариным, да поймут просвещенные. Иногда Чонгуку становится жаль, что Булгарин не пошел на площадь с декабристами. Струсил? А так мир спасся бы от одного самомнения. У Тэхёна не самомнение. Вообще нет. У него скорее мнение о себе, очень ранимая душа и склонность к драматизации, которая выливается в короткие всплески агрессии. Эти всплески агрессии потом тщательно оправдываются и приправляются слезами, мол, да вы представляете?!.. Чонгук иногда открыто недоумевает, иногда молча смотрит, а сейчас вот хочет взвыть. Тихонечко так. Жалобно. Потому что Тэхён — автор неплохой. Просто иногда глупый. И упрямый. И любимый все еще. Не автор — Тэхён. — Тэхён, объясни мне, что это значит? Тэхён склоняется над экраном, хмурит брови, вчитываясь в строчку, куда отчаянно тычет пальцем Чонгук. Читает вслух: — «Человек он был говно, и все, что мог делать, это говеть», — ненадолго замолкает, задумавшись. — И что тебе не нравится? — Тэхён… — Чонгук шумно и медленно выдыхает. — Что значит «говеть»? — Говниться. — Тэхён… Видит бог, Чонгук сдерживает свое негодование из последних сил, ласково улыбаясь и медленно качая головой. — Говеть — это «соблюдать пост». Отказываться от пищи. Его дорогой автор молчит с минуту, задумчиво уставившись в экран. Покусывает губу. Высокомерно хмыкает, отвернувшись. — Оставь так. Мне все равно. — Как скажешь, — обреченное. И если вы подумали, что дело в том, что Тэхён иногда, очень редко путается в значениях слов, то нет. Дело не в этом. Дело в том, что Чонгук — редактор. Тэхён — автор. Это извечный конфликт, на самом деле. Как конфликт между гуманитариями и технарями. Тэхён даже книгу об этом написал. — «Тупой гумно», — читает вслух реплику персонажа Чонгук и душит зарождающийся в груди вздох. — А что такое «гумно» ты знаешь? — Ну, «гуманитарий» сокращенно, — Тэхёну только жвачки во рту не хватает. Та бы шумно надувалась, а потом смачно лопалась перед лицом Чонгука, тут же снова зажевываясь. — Это место для хранения хлеба, Тэхён… — Литература — хлеб для ума. — Пища, Тэхён… В общем да, автор и редактор — это вечный конфликт. Неизменное «vs» между. Это постоянное: — Почему вот он так классно пишет? Я хочу так же! А потом: — Ты не видишь, мне тут колорит соблюдать надо. Чем тебе не нравится? «Я открыл деверь в его домовину». Книжно и по-старому, оставь так. Я так вижу. И потом опять: — Да ты не умеешь конструктивно критиковать, и вообще я не просил. Окей. Не просил так не просил. Чонгуку вообще так-то все равно, он случайно мимо проходил, просто Тэхён зацепил, понимаете? Он у Чонгука вообще цепляющий, с потенциалом. Потенциалом довести всех читателей до слез: то ли кровавых, то ли жалостливых, потому что так красиво жаловаться никто не умеет. — Он, понимаете, говорит, у меня логика страдает, — бубнит, заедая все это мороженым, — что персонажи не продуманы. Что повествование скачет. Ему вообще сюжет мой не нравится, а я так старался, — и делает щенячьи глазки. — И вообще там надо русалок добавить, говорит: «Так смешнее будет»! А я не комедию пишу! И не сказку! А он сказку хочет! Если бы тут был Чимин — отстраненная мысль — он бы поддержал как следует. Как делают это авторы-подружки, мол, да что ты! Нашелся тут второй Шекспир, вообще не обращай внимания, давай порчу на него наведем, ты тут так старался, а эти гадкие диванные критики!.. Чонгук присаживается рядом и тяжело вздыхает. — Кто? — Мой редактор, — пока Тэхён жалуется, Чонгук забирает мороженное из его рук. Отставляет на стол. Потом много думает. Шмякнуть бы ложку этого мороженого на уши того нерадивого критика, а то небось все сгорели уже. И вообще. Неужели Тэхён все-таки решил обратиться к услугам плейбоев? — И в чем он неправ? Тэхён весь возмущенно вскидывается и куксится. Окей, возможно, больше этот редактор с Тэхёном работать не будет. А Чонгук так-то тоже редактор. А они с авторами всегда по разные стороны баррикад, поэтому лучше все-таки не вмешиваться. Он правда тридцать три раза напоминает себе о том, что больше не будет читать работы Тэхёна, но потом случайно цепляется за знакомый псевдоним на сайте и что-то дергает его прочесть. О, он точно пожалеет. Это Тэхён его — нет. А Чонгук себя — еще как. Он же все-таки редактор. Знаете, это наверное профдеформация уже, когда читаешь работу и волосы встают дыбом на голове, глаза наливаются слезами, но ты все равно продолжаешь с мыслью: «А вдруг?» А потом там «оса оставила свой жальник в руке», «груди под глазами», «вытягивая уши трубочкой», «луна сияет на солнце» и «напившийся кровью член». И у Чонгука седые волосы, но он упорно листает дальше и делает себе пометочки. Тэхён вроде говорил, что хочет совершенствоваться. Что он хочет, чтобы буквы аж искрились на бумаге, «глаголом жгли сердца людей», но пока все, что он сделал, это «памятник себе воздвиг нерукотворный». Тэхён еще домой приходит довольный, и это радует. Чонгук всегда теплеет сердцем, пока не вспоминает, что Тэхён — автор, а Чонгук — редактор. Что ему надо пилить кирпичи, потому что они вываливаются из экрана на лицо читателя, править фокалы и задавать извечное: «Почему?» — Тэхён, почему у тебя герой ест пасту арахисовую? Тот растерянно отвлекается от восторженных комментариев читателей, с забавной улыбкой глядя на Чонгука. Потом хмурится. — Потому что хочет есть, полагаю? — Но у него же, — Чонгук отматывает на пару страниц назад и тычет экраном в лицо, — аллергия. Тэхён глядит так выразительно, что Чонгук понимает. Он просто автор. И так видит. — Тэхён, тут надо запятую убрать. — Тэхён, но он же стеснительный. Какой залез танцевать на бранную стройку? Барную стойку, бля, и откуда в тюрьме вообще барные стойки? — «Длань скакала по полю»?! Длань?! — «Жило в жопе»? — При чем тут историческая эпоха, если у слова другое значение? — «Глядя снизу вниз на…». Это как вообще? — Тэхён, это ошибка, вот смотри, надо- Дражайший автор психует. Вскакивает с дивана, уходит в другую комнату. Садится в самый уголочек и затыкает уши. — Я не буду тебя слушать, — слышит Чонгук, когда заходит следом. Тэхён мило куксится. Занавешивает глаза кудряшками, реально затыкает уши, понимаете? Потом еще обиженно бросает: — И зачем ты читал, если все так плохо?! Это типа ключевой аргумент. Мол, не нравится — вырубай. И вообще тут у половины мира работы еще хуже, а ты ко мне прикопался. Шел бы ты мимо, парень. Чонгук бы, может, и прошел. Он так-то не привык делать не свою работу, это действительно не его дело, и он отчасти понимает Тэхёна. Тем более, будем честны, такой Тэхён — слабость в его сердце. Да ну, блин, лучше бы и правда ничего не читал. — Но ты же нормально относишься к конструктивной критике, — осторожно гладит коленку, присаживаясь рядом. — Нет! — глядит полными слез глазами. — Никакую критику не хочу видеть! — Но совершенствовать свой навык хочешь, — понимающе кивает Чонгук. — Хочу, — всхлипывает. О. На этот ответ тяжело дать вопрос... Тэхён потом, наверное, пойдет в твиттер и напишет грустный пост о том, что критику он не хочет, точнее не жесткую, точнее, видимо, вообще не критику, только хвалите меня, пожалуйста, уверяю, я расту исключительно на похвале, хочу писать, как сам Шекспир, но только не критикуйте, нет, меня это ранит, руки опускаются, я вообще с вашими ошибками не согласен, мне грустно, пожалейте меня. Его, конечно же, жалеют, не могут не. Тэхён милый, добрый, безумно любимый Чонгуком, когда общается с ним, как с Тэхёном-его-самым-лучшим-парнем, а не автором-я-так-вижу. Нет ничего плохого в том, чтобы «так видеть», плохо только, когда «так вижу» превращается в «я ослеп, но делаю вид, что вижу». Слепой Пью (ваши кровавые слезы на завтрак, обед и ужин), которого все боятся, хотя на деле он все еще просто слепой старик. Выбей палку из-под ног и убери его шайку, и будет вообще беспомощный слепой старик. Все авторы такие. И редакторы тоже. У них вечный конфликт, но, парадокс, они все-таки зависят друг от друга. Поэтому вы можете хоть исписаться в своем негодовании, излить на несчастного редактора, мол, что это за бред ты мне присылаешь?! Какие еще точки? Хватит! Нет там никаких ошибок, да и вообще достал ты меня! Это «достал ты меня» звучит уже два года с перерывами на: «Черт, ты опять мне весь сюжет перекраиваешь, задолбал!» Чонгук не жалуется. Часто такое слышит. Часто доводит своего автора до трясучки, а еще совсем не выбирает с ним выражений, заставляет переписывать по пол главы и откровенно злорадствует. Над Тэхёном нет. Тэхён все-таки — золото, любимый парень, и Чонгуку совестно до тех пор, пока он не вспоминает, что все еще является редактором. Ну это так, на минуточку. Поэтому он садится рядом и крепко Тэхёна обнимает. Потому что любит, конечно же. — «Жупан у него был отличный»… Жупан, Тэ, это старинный полукафтан, а не жопа. Тэхён дергается. — «Зипун тебе на язык»? Может, «типун»? Пинает его пяткой. — «Всю ночь играли в покер. Картечь была славная», — трагичная пауза. — Боже, никогда не пиши порно, Тэхён, я тебя как читатель прошу, мало ли, что ты там придумаешь. «Михирь», там, вместо «члена», — но, зная Тэхёна, он скорее подумает, что это что-нибудь махровое и махонькое. Хотя такие михири тоже бывают, конечно. Тэхён на это почти воет. — А еще, я думаю, что было бы лучше использовать немного другой стиль и переписать пару абзацев, но это на твое усмотрение, — невозмутимо и мягко продолжает Чонгук. Его родной автор еще по-смешному красный и надутый. Обиженно выпячивает губы и сверкает глазами, толкая ладонями в грудь. — У меня руки из-за тебя опускаются! — всхлипывает. — Я принимаю только конструктивную критику, а не просто обсер! — Но я же указал на настоящие ошибки, и не грубил, и был вежливым. Как я могу тебя обсирать, я же люблю тебя? — Чонгук искренне поражается. — Ты хотел совершенствовать свой навык, но как он будет совершенствоваться, если ты в любой критике видишь агрес- Договорить ему не дают. Тэхён зажимает ему рот ладонями и красноречиво вскидывает брови. Возможно, это означает, что если Чонгук продолжит, то они расстанутся. Просто у Чонгука парень — ранимый автор. Просто Чонгук затыкает рот и озадаченно смотрит вслед подорвавшемуся с места Тэхёну, тяжело вздыхая. Вот и покритиковал. И, вроде, сам виноват, а, вроде, у Тэхёна логика страдает не только в книгах, но и по жизни в целом. Хотя Чонгук все равно его любит. Настолько, что только качает головой и продолжает обнимать, даже когда верная подружка Чимин приходит орать под окнами, мол, ты, тупой диванный критик, Тэхён тебя вообще не спрашивал, зачем ты его обижаешь своим никому ненужным мнением?! Да Чонгук понял, что его мнение ненужное. Увы. Главное, что он Тэхёну нужен, а как он там пишет, это не важно. Даже если как писатель он не будет расти от слова совсем, даже если он рычит на любые замечания, ежели ему так удобно, пусть будет так. Главное, пусть и дальше Чонгука любит. А Чонгук будет любить его. Не как автора, а как человека. Его дорогого, очень ранимого и очень драматичного парня. — И все-таки ты мог просто закрыть и не читать! — бухтит под нос, принимая примиряющие поцелуи, Тэхён. — Он меня зацепил, — бормочет Чонгук, рассыпая чмоки по скулам. — Всё никак оторваться не мог. — Рассказ? — воодушевленно. — Рассказ-рассказ, — со смехом. А в мыслях: «Ты».