Замысловатые проявления привязанности

      Сентябрь, 2007 год.       Их совместный с The Bled тур только начался. Куинн сидел в гостиной автобуса, несущегося по шоссе где-то на восточном побережье. Было темно, они находились между городами, и гитарист не знал, пересекли они границу Джорджии или нет. Пока 2007 год был самым загруженным туром за их карьеру. Дэн только присоединился к группе в конце прошлого года, и, по ощущениям, они так не веселились с момента выхода первого альбома.       Куинн, откинувшись на спинку дивана и держа телефон в руке, смотрел, как Джефа играет в «Armored Core 4» на телевизоре. Они всё ещё были подключены к оборудованию с сегодняшнего концерта, из-за адреналина и напряжённости было сложно уснуть раньше двух часов ночи. Это обычное дело для тура, им всё равно не нужно было рано вставать. Если нужно было куда-то лететь, то они обычно бодрствовали всю ночь, записывая ночные влоги, а потом спали в самолёте. Для этого и были придуманы их двадцатые, да?       Куинн перевёл взгляд на открывающуюся дверь.       — У меня походу зуб сломался, — Берт со странным лицом зашел в гостиную, держа палец во рту. МакКрэкен сразу же подошёл и втиснулся между Куинном и стеной, случайно ударив его коленом в бок.       Оллман неясно ухнул, двигаясь, потому что на диване было достаточно места, и Берт мог с лёгкостью сесть с другой стороны. «Каким образом?» — Куинн спросил, потому что знал, что если бы он не сделал этого, то МакКрэкен бы просто продолжил жаловаться. Джефа был слишком погружён в игру, чтобы что-то заметить.       — Я открыл бутылку ртом, — Берт нечленораздельно промямлил, потому что всё ещё держал палец во рту, но Куинн всё его равно понял.       — У нас же есть открывашка.       Берт пожал плечами: «Я её не нашёл». А после этого: «Смотри», он оттянул губу вверх, оголив зубы прямо перед лицом Куинна.       — Выглядит как и всегда, — ничего и правда не изменилось внешне. Оллман даже не знает, о каком зубе он говорит. У вокалиста были длинные волосы, но теперь блондинистые, лишь немного светлее его бороды. Они были неаккуратны в высохший-после-шоу-пот духе. После мыслей об этом, Куинн понял, что они выглядели так большую часть времени.       — По ощущениям, он стал острее, — Берт пригнулся, укусив руку — бицепс — собеседника.       — Ай, блядь, — Куинн толкнул его, после посмотрев на руку, держа её второй. На ней не было крови, лишь следы зубов Берта.       МакКрэкен посмеялся: «Да ну, я не так сильно укусил», после кусая собственную руку, будто желая проверить, какого это.       Куинн закатил глаза, потому что это звучало как «я тебя лишь слабенько пырнул». Берт бы точно сказал что-то такое, если бы добрался до ножа. Как хорошо, что в автобусе не было ни одного ножа.       — Что делаешь? — он перегнулся через Куинна, забирая его телефон ещё до того, как тот успел ответить. МакКрэкен начал читать его сообщения, снова прислоняясь спиной к стене, чтобы Куинн не видел экран.       Оллман попытался вырвать телефон из рук Берта, который умел крепко вцепляться в вещи, что не должен брать. «Ты можешь, типа. Отъебаться?» — Куинн навалился на вокалиста, всё ещё стараясь отобрать свой телефон. Его слова не прозвучали настолько агрессивно, как хотелось бы, из-за улыбки.       Когда Куинн наконец вырвал телефон из цепких пальцев, Берт ударился головой о стену из-за того, что Оллман неожиданно перестал тянуть его вперёд. «Сука», — МакКрэкен пробормотал, ударив вокалиста в бок, что впечатляло, ведь он был всё ещё зажат стеной в угол дивана.       — Можете драться в другом месте? — Джефа спросил после того, как Куинн случайно толкнул его плечо из-за удара Берта.       — Мы не дерёмся, — он ответил, убирая телефон в карман с дальней от МакКрэкена стороны. Потом Куинн повернулся к нему со взором, обозначающим «Только попробуй продолжить. В этот раз я по-настоящему наврежу тебе, потому что ты меня раздражаешь». Гитарист знал, что Берт знает этот взгляд. Берт лишь зловеще улыбнулся, покачиваясь, перед тем как протолкнуть ногу в одном носке под бедро Куинна, когда тот поднялся и покинул гостиную, забираясь в кровать и закрывая шторку.

—

      На следующий день они сидели в закулисье, болтая перед концертом. Куинн разговаривал с Дэном и Дэнни, который был их техником по барабанам, сценическим менеджером и другом детства. В этот момент Берт вышел из раздевалки в концертном костюме.       Куинн был не особо вовлечён в происходящее, когда Дэн повернулся к МакКрэкену и проговорил: «Отлично», пока тот играл бровями. «У тебя на футболке написано «конча».       — Я знаю, — Берт задрал футболку и взял место, где было напечатано «конча» в рот, перед тем как повернуться, — Куинн.       Куинн разговаривал с Дэнни об освещении, находясь на середине предложения: «-после Paralyzed, я думаю, что так будет лучше».       Берт ткнул его в бок, но был проигнорирован. «Ага, я им скажу. Вроде, теперь это будут те же ребята, что и во время Taste of Chaos, понятия не имею, что было со вчерашними уёбами», — Дэнни ответил.       — Ладно, это не страшно, — Куинн почувствовал, как Берт укусил его руку прямо перед тем, как Дэнни успел уйти. В этот раз это было не больно, потому что Оллман был в худи, которое добавляло слой между его кожей и зубами Берта.       — Чего тебе? — судя по интонации, Куинн был раздражён. Было много причин, по которым Берт чаще всего привлекал внимание Оллмана именно через прикосновения. Дэн, как все решили, самый сильный из всех, кого они когда-либо встречали, так что МакКрэкен знал, что если намеренно причинит ему боль, то в ответ получит в десять раз больше. У Джефы был пунктик по поводу боли, так что все понимали, что не стоит намеренно шлёпать, ударять или кусать его. Дэн был единственным, кто несмотря ни на что продолжал это делать, и Оллман решил не особо об этом задумываться. И в основном Берт хотел внимания Куинна больше, чем остальных. И Куинн это прекрасно знал.       Взволнованный и нервный Берт смотрел на него снизу вверх безумными предконцертными глазами. За эти шесть лет вокалист не поменялся. Куинн же обычно выглядел спокойным перед выступлением, даже если переживал в душе. Он не хотел тратить энергию, когда они даже не вышли на сцену. Но, очевидно, Берт такой проблемы не имел. Он мог с лёгкостью петь и танцевать по всему пространству за кулисами, так, будто они не будут вот-вот выступать, а потом прыгать по сцене и кричать во время концерта так, будто они не выступали месяцами. «С перчаткой или без?» — Берт держал в руках перчатку с рисунком скелета, у которой были отрезаны пальцы.       — Не знаю, — Куинн сделал глоток пива, — Надень.       Берт надел перчатку и пошевелил пальцами, будто показывая, как она выглядит. На нём была серая футболка с каким-то стихом и мешковатые шорты по колено.       — Не подходит к твоему наряду, — он искренне ответил.       Берт фыркнул: «Ну и иди нахуй». И, до того, как Куинн успел ответить: «А ты что наденешь?»       Он ещё не переоделся. «Белую футболку», — Оллман пожал плечами. «Или чёрную», — гитарист закинул лишь две футболки в рюкзак, который взял с собой на концертную площадку, так что не был обременён муками выбора. Когда Джефа, Дэн и Берт запели Black or White от Майкла Джексона, Куинн поставил пиво и достал белую футболку, направляясь в небольшую раздевалку в углу, по пути снимая худи.       — Нет, надо чёрную, — Берт пошёл следом.       — Я вчера был в чёрной, — Куинн повернулся, собираясь закрыть шторку, что МакКрэкен мешал сделать.       — И? — он зашёл в раздевалку.       Оллман засмеялся: «Уйди», он толкнул Берта и закрыл шторку прямо перед его лицом.       — Зачем? — вокалист спросил, но ему ответил Дэн: «Дай ты ему надеть футболку».       Куинн стянул футболку через голову. Обычно гитарист переодевался у всех на виду, но Уайтсайдс был с камерой, а он не хотел оголяться для влога, потому что уже перерос свою фазу раздеваний на публику.       — Я видел его яйца, — Берт сказал, после чего Куинн услышал смех Дэна и Джефы.       — Отвратительно, чувак, — барабанщик ответил. Оллман переоделся и вернулся в закулисье, и, к его счастью, Берт стоял спиной к нему, так что появилась идеальная возможность застать МакКрэкена врасплох.       Куинн накинул только что снятую футболку на голову вокалиста, ослепив его, и прижал его к стене: «Не надо говорить о моих яйцах». Оллман засмеялся, когда Берт споткнулся и ударился лбом о стену.       МакКрэкен снял футболку с головы и бросил её на пол, с улыбкой поворачиваясь. «Яйца Куинна, — он начал говорить с такой интонацией, будто читает Шекспира, — Как же я могу сравнить Вас с летним днём?»       Джефа сидел на подлокотнике дивана, держа бас на коленях. «Вы теплы и-», - он не смог договорить из-за смеха.       Куинн посмотрел злым взглядом, но с улыбкой. Он допил пиво. Это было хорошим средством от тревоги из-за надвигающегося концерта.

—

      На следующий день они были на концертной площадке в другом штате. Берт и Куинн ушли в туалет, и Джефа пошёл за ними, потому что ему было нечего делать.       — And I’m peeing, walking down the street, and I’m peeing, while I beat my meat, — Берт пел на мотив Pretty Woman от Роя Орбисона, стоя у писсуара рядом с Куинном.       Джефа начал напевать гитарную партию, облокачиваясь на стену, пока МакКрэкен пел слова, и гитарист начал смеяться.       Когда он пошёл мыть руки, что только вошло в привычку, Ховард всё ещё напевал мотив Pretty Woman. Берт подошёл к раковине рядом с Оллманом и начал танцевать — как они это называют — The Nipple Dance перед зеркалом. Они придумали его несколько лет назад. Ну, Куинн был уверен, что они его придумали, но, может, он ошибается. В этом танце нужно было подносить пальцы к соскам и качать грудью вперёд-назад. Танец можно было станцевать стоя, улучшив его, ведь в него можно было добавить и бёдра.       — Надо оформить торговую марку на него, — он невзначай упомянул.       Гитарист выдавил немного мыла на руки, и, как только собрался начать мыть их, Дэн зашёл в туалет со словами: «Меня только что спросили, не хочу ли я купить немного зорта».       — Немного чего? — Куинн переспросил, думая, что не так понял барабанщика.       — Немного зорта, — он повторил.       Оллман почувствовал, что Берт руками размазал по его ладони ещё немного мыла, но практически не обратил на это внимания. Куинн смотрел на Дэна, стоявшего у двери.       — Что за зорт? — Джефа поинтересовался.       — А я о чём, — говоря, Уайтсайдс постукивал палочками по стене, находящейся за ним, и смотрел на всех взглядом, в которых явно читалась фраза «что за хуйня».       — Ну, а ты что сказал? — Куинну была искренне интересна эта путаница с зортом, перерастающая в катастрофу.       — «Нет, спасибо, приятель», — Дэн пожал плечами так, будто он разыгрывал свои же слова.       Гитарист посмеялся: «А он тебе показал его?»       — Нет, — Берт ответил так, будто это было очевидно, — Если бы показал, то я бы знал, что это такое.       — Никто не ходит и не светит зортом направо-налево, — Джефа объяснил Оллману.       — Берт, ты знаешь, что такое зорт? — Дэн спросил.       — С чего ты взял, что я знаю, что такое зорт, — МакКрэкен кинул взгляд на барабанщика, явно притворяясь, что обиделся.       — Ой, да так, — он улыбнулся, — Если бы тебе нужно было высказать версию, что такое зорт…       — Я бы сказал, что это какая-то херня, связанная с сексом. «Хочешь позортиться?», типа, — Берт замолчал, — Одновременно курить траву и дрочить кому-то.       Дэн посмеялся: «Чувак, я и не думал, что это может быть чем-то кроме наркотика». А потом: «О, Боже».       Когда Куинн посмотрел обратно на руку, он понял, что вокалист размазал по его ладони где-то банку мыла, которого было настолько много, что оно капало в раковину. Берт начал смеяться, когда Оллман посмотрел на него с ужасно нервным лицом. Следующие минут пять он смывал мыло с руки.

—

      У Куинна было очень важное задание — найти кофе со льдом. Сегодня был один из тех редких дней, когда они рано приезжали в город, и до концерта оставалось где-то шесть часов. Берт увязался за Оллманом, потому что сказал, что хочет прогуляться. Если бы Куинн был честен, то признал бы, что вокалист пошёл бы с ним, даже если гитарист сказал, что направляется к стоматологу, ад или любое другое не особо привлекательное место.       Берт, пока они прошли примерно три квартала, рассказывал о девушке, с которой недавно расстался. «Мы даже тату набили», — он уныло проговорил, смотря на запястье.       — Ага, это уже не в первый раз, — Куинн не соврал, — Почему бы тебе, не знаю, сначала не жениться на ком-то, а потом бить тату?       — У тебя вообще веры нет, Куинн?       Он тихо посмеялся: «Есть, я просто, типа. Реалист», они остановились на пешеходном переходе, ожидая, когда загорится зелёный.       — А мне кажется, что ты скептик. Ты думаешь, что всё закончится, практически не начавшись.       Куинн прищурился, смотря на МакКрэкена. «Нет», — ему не понравилось, что Берт был отчасти прав.       — Ну, я просто думаю, что это романтично, — Берт смахнул волосы с лица, и загорелся зелёный свет, так что они пошли дальше. — Как что-то в духе «это навсегда останется на моём теле, вот настолько я тебя люблю».       Оллман подумал, что Берт очень драматичен, может, поэтому он пишет такие хорошие песни: «Есть же и другие способы, чтобы, типа, показать, что ты неравнодушен к кому-то».       — И какие же? Научи меня своим способам, ловелас, — вокалист саркастично проговорил.       — Не знаю, просто делать всякую фигню, которая нравится девчонкам, — они завернули за угол. Куинн был слишком занят поиском какой-нибудь кофейни.       — Уверен, ты бы подарил девчонке цветы, — Берт практически засмеялся, будто думая, что это самое жалкое из того, что только можно сделать.       — А что не так? — Куинн кинул взгляд на позабавленного собеседника.       — Ну, не знаю, почему бы не взять бумбокс, прийти к её дому и кинуть камень в окно, а потом начать петь Бритни Спирс на лужайке перед домом, пока она смотрит на тебя под светом луны.       Куинн посмеялся: «Иди ты», но потом задумался. «Чисто теоретически, если бы я так и сделал, то пел бы не Бритни Спирс, а что-то в духе-», — он пытался вспомнить песню про любовь, которая бы хорошо вписалась. И у гитариста будто неожиданно загорелась лампочка над головой. «First Day Of My Life от Bright Eyes», — он выбрал именно эту, потому что особенно дождливым днём два года назад Берт показал ему эту песню со словами «она прям про нас».       Уголком глаза Куинн увидел, что МакКрэкен поднял взгляд на него и улыбнулся. «Чмо слащавое», — Берт тихо ответил. Это было похоже на то, как Берт произносил «ненавижу тебя» буквально с сердечками в глазах. Куинн знал, что он на самом деле говорит это в шутку.       Они наконец смогли найти кофейню. Когда они вышли на улицу, МакКрэкен забрал кофе из руки Куинна и, сделав глоток, сказал: «Пикантно», закатав глаза и специально скорчив смешное лицо. Куинн не знал, когда это началось, но для них «пикантно» уже не означало «пикантно». Они могли съесть пончик и сказать «м-м-м, пикантно», имея в виду «очень вкусно».       — Ага, — он кивнул.       Потом, когда они уже практически вернулись к автобусу, Оллман практически со злобой забрал стаканчик из рук Берта. Каким-то образом, он просто забрал напиток из рук Куинна во время диалога, и теперь почти половины кофе не было. «Я спрашивал, хочешь ли ты кофе».       — Я хотел только один глоток, — МакКрэкен произнёс. Куинн закатил глаза и даже не хотел отвечать, потому что Берт всегда так говорил.

—

      Через пару дней Куинн сидел в гостиной автобуса и монтировал влог для канала группы. Оллман собирал кадры, как они бродили по городу, и ускорял их в три раза, ставя на фон песни из их нового альбома. Гитарист нарезал смешные моменты, снятые в течение недели, например, как Дэн примерял очки в каком-то магазине в Атланте, как Джефа наливал чай, говоря: «Не хотите моей мочи?», и получил ответ от Куинна: «Не, спасибо, я уже её попил», или как Берт танцевал на парковке.       Он сосредоточенно старался сделать затухание песни в Premier и краем глаза заметил, как МакКрэкен подошёл к нему и сел на диван. Куинн резко дёрнулся, когда неожиданно почувствовал что-то мокрое у себя в ухе. Язык Берта.       Когда Оллман посмотрел на вокалиста, тот лишь начал смеяться. «Фу, блядь, гадость», — Куинн скривился, пытаясь вытереть ухо рукавом кофты.       — А я думал, что тебе нравится язык, — Берт странно поиграл бровями, после чего положил руки Куинну на голову, — Что делаешь?       — Монтирую, — он скинул руку МакКрэкена со своей головы и продолжил вытирать слюну с уха. — Чего тебе? — вопрос прозвучал резко.       — Пошли покурим? — Берт достал зажигалку из кармана худи и щёлкнул ею на опасно близком расстоянии от лица Куинна.       — Не сейчас, — гитарист хотел закончить с монтажом, да и он был слишком раздражён МакКрэкеном, чтобы подолгу стоять с ним на улице.       — Ну и ладно, лошпед.       Куинн не смотрел, как Берт с топотом спускался по металлическим ступенькам автобуса, захлопнув за собой дверь. Он продолжил монтировать, глубоко вдохнув, когда автобус опустился в спокойную тишину, которая наступала лишь когда Берта не было.

—

      На следующий день Куинну стало жаль МакКрэкена. Не из-за ситуации с языком в ухе, это всё ещё его раздражало. По неясной причине Оллман задумался о том, как в последнее время реагировал на выходки Берта. Из-за этого он вспомнил разговор с бывшей девушкой, который произошёл несколько лет назад.                     — Какой у тебя язык любви? — она поинтересовалась.       — Чего? — Куинн подумал, что она говорит про французский, итальянский или что-то в этом духе.       — Подарки, прикосновения, слова одобрения… — она начала перечислять, пока они за руку шли по какой-то из улиц Лос-Анджелеса.       -А-а, я даже никогда не думал о таком, — он честно ответил, — А у тебя какой?       — Слова одобрения, — девушка кинула взгляд на Куинна, пока они шли.       — Ты милая, — Оллман думал, что ей нужно это, но спутница лишь засмеялась и закатила глаза.                     Когда он подумал об этом, всё прояснилось: Берт хотел провести с ним время. Вокалист предпочитал намекать, что хочет внимания Куинна, выводя того из себя.       Несмотря на то, как пресса описывала МакКрэкена, Куинн думал, что он как минимум наполовину нормальный, особенно если говорить об отношениях с девушками. С ними Берт был слащавым и романтичным, не кусал и не бил их или не совал им пальцы в нос.       С Куинном, разумеется, всё было иначе, ведь он был не девушкой и был знаком с Бертом с подросткового возраста, из-за чего тот без дискомфорта мог творить разные злодеяния, направленные на гитариста. Они включали в себя: попытки ткнуть Куинна в анус, каждый раз, когда он наклонялся, облизывание части тела, которую точно не стоит касаться ртом, или сидеть настолько близко, чтобы в конце концов ударить Куинна локтем по мягкому месту под грудной клеткой; этим, конечно, злодеяния Берта не ограничивались.       Из-за наплыва мыслей о Берте, в источнике которых Оллман не был уверен, он решил попробовать провести эксперимент.       Концерт завершился час назад, и гитарист только сходил в душ на концертной площадке. Тусклых фонарей едва хватало, чтобы осветить парковку, по которой Куинн шёл к автобусу. Он сказал водителю, что все готовы, и зашёл в гостиную, где с ноутбуком на ногах сидел Берт, на голову которого был натянут капюшон фиолетового худи, скрывая часть лица.       — Привет, — Куинн сел рядом, обнимая вокалиста. Он одной рукой снял капюшон, чтобы лучше видеть Берта. — Что делаешь?       — Ничего, — МакКрэкен не оторвал взгляд от экрана. Оллман увидел, что он делает что-то на их сайте.       — Ты не против как-то вместе провести время? — гитарист посмотрел Берту в лицо и провёл рукой по его растрёпанным и спутавшимся волосам.       — И что же мы будем делать? — он звучал незаинтересованно.       — Не знаю. Можно погонять во что-то на X-Box или ещё что-нибудь, — Куинн не особо любил видеоигры и знал, что Берт разделяет его мнение, но пытался зацепиться за любой, даже минимальный, шанс. Оллман знал и то, что Берт посчитает, что смотреть фильм — скучно, потому что они пересмотрели десять DVD-дисков, лежащих в автобусе, раз пятьсот. Больше делать было особо нечего.       — Нет, спасибо, — МакКрэкен ответил. — Хватит, — он выдернул руку Куинна из своих волос, после вернувшись к тому, чем был занят до этого.       Гитарист бы не соврал, если бы сказал, что ему немного обидно, но, может, он правда заслужил на себе прочувствовать, какого это. Куинн пошёл в лаундж-зону в конце автобуса, где Джефа и Дэн смотрели «Очень страшное кино 2», изо всех сил стараясь не думать о произошедшем.

—

      На следующий день всё было как всегда. Ближе к вечеру Куинн и Дэн стояли на улице, куря и обсуждая всякую чепуху.       — Джефа душу в туалете похоронил.       — Почему? — Куинн сидел на бетонной стене, обрамляющей парковку за концертным залом.       Дэн пожал плечами: «Блюёт из-за плохих суши».       — Как думаешь, поправится к шоу? — он затянулся только что зажжённой сигаретой и рассеянно ударил пятками по стене.       — Да, поправится, я ему уже сказал поБАРТиться.       — А чего не посимпсониться? — Оллман посмотрел на барабанщика.       — ПоБАРТиться, типа, знаешь, есть бананы, абрикосы, рис и тосты. Ну, когда тебя подташнивает, — Дэн начал двигать туда-сюда крышку, закрывающую клавиатуру.       — А, — теперь для гитариста эта фраза начала иметь смысл.       Хлопнула дверь чёрного входа из концертной площадки. Куинн поднял взгляд и увидел, что Берт идёт к ним. На нём было одето одно из тех худи с дырками для больших пальцев, которые Оллман ненавидел надевать, потому что считал их раздражающими, чёрные шорты и кроссовки.       — Йоу, — Берт произнёс, подойдя к ним. — Чё почём? — он спросил с иронией.       — Расслабон, — Дэн ответил, — Покуриваем.       — Можно? — МакКрэкен смотрел на сигарету Куинна.       — Конечно, — он дал её вокалисту. Как только сигарета попала в руку к Берту, он развернулся и убежал, истерично хихикая и моментально пропадая за стеной.       Куинн долго смотрел в ту сторону, но убежавший так и не вернулся. Он тяжело вздохнул.       — Тебе дать новую? — Дэн достал пачку, и Куинн лишь кивнул.

—

      В воскресенье у них был выходной, а у Куинна ещё и ужасное похмелье. Вчера вечером они пошли в бар и вернулись в автобус только где-то к четырём утра, и гитарист выпил куда больше, чем следовало. Он только что забрался обратно на кровать, чтобы поспать, выпив Gatorade с обезболивающим на завтрак, но услышал, как у его головы открылась шторка.       Оллман простонал, когда на него залез Берт, колено которого больно впивалось ему в бедро. «Я собирался спать», — Куинн смотрел на вокалиста полузакрытыми глазами.       Берту пришлось сгорбиться, учитывая тот факт, что кровать-полка и так была маленькой и не имела достаточно пространства, чтобы можно было нормально сидеть, особенно, если ты уже сидишь на ком-то. Волосы МакКрэкена висели у лица, и когда он попробовал убрать их за ухо, все прядки снова упали из-за наклона. «Но ты же только что встал», — он проговорил.       — Чувак, у меня так голова болит, обезбол не помогает, — Куинну было настолько плохо, что он, по ощущениям, не мог формулировать предложения.       — Ой.       Гитарист закрыл глаза. Он почувствовал, как Берт сжимает его щёки, чтобы на лице появилось выражение поцелуя. Куинн оттолкнул руку МакКрэкена и открыл глаза: «Ты можешь полежать со мной, только если не будешь меня бесить».       Вокалист сидел и смотрел на Оллмана, будто и правда задумался над этим. «Не», — в итоге он решил, неуклюже слезая с Оллмана падая в проход между кроватями.       Куинн закрыл шторку и повернулся к окну, закрывая глаза и пытаясь игнорировать головную боль в надежде, что уснёт.

—

      Позднее на этой неделе Куинн записывал влог. Он только что обошёл всю концертную площадку, проведя интервью с Джефой и Дэном о том, как проходит тур и что они сегодня делали. Они не занимались чем-то значительным, просто снимали видео, чтобы скоротать время до концерта.       Оллман вышел на улицу, собираясь найти Берта, чтобы включить его во влог. Обычно, если Куинн что-то снимал, вокалист делал что-нибудь глупое, и именно это ему было нужно.       Куинн нашёл курящего МакКрэкена у хвоста автобуса. Кнопка записи была уже нажата: «О, что делаешь?»       Берт выдохнул дым: «Ничего». А потом посмотрел на гитариста: «Не снимай меня».       — Почему? — он улыбнулся. — Настроения нет? — Куинн ткнул вокалиста в щёку, из-за чего его рука на секунду попала в кадр.       МакКрэкен пожал плечами, не смотря на него. А через мгновение проговорил: «Я серьёзно», и со злостью посмотрел на Куинна, делая затяжку.       — Что тебя так перекосило? — Оллман не прекратил запись, потому что Берт крайне редко оставлял его в покое, если он был не в настроении, так что это казалось честным.       МакКрэкен покачал головой, повернулся и потушил сигарету о бампер автобуса. Куинн повёл камеру за его движениями, будто это было обыденностью. А потом Берт опустился на колени перед гитаристом, со спокойным лицом расстегивая его ремень. На камере были видны лишь руки Берта и пах Куинна.       — Что ты-, — он отодвинул камеру в сторону, ударяя руки МакКрэкена. В объективе была видна лишь нечёткая чернота краски автобуса.       Расстёгнутый ремень Куинна свободно повис, пока Берт смотрел на него снизу вверх. «Мы же, блядь, на улице», — Оллман прокричал шёпотом, кладя камеру, чтобы она смотрела не на них, на бампер. Гитарист торопливо застегнул ремень, пока их никто не заметил. «Вставай», — он слабо ударил МакКрэкена в грудь, в основном чтобы вокалист не начал снова расстёгивать его ремень.       — Я говорил, что меня снимать не надо, — Берт поднялся на ноги.       — Хорошо, — ошарашенный Куинн поднял руки, после взяв камеру и остановив запись. К моменту, как он удалил запись, вокалист уже ушёл.       Ближе к ночи он вставил SD-карту в ноутбук и проверил файлы, чтобы абсолютно точно убедиться, что удалил это видео. Куинн не был полностью уверен, что Джефа и Дэн, если доберутся до записи, не выложат хотя бы её часть, посчитав это смешным. Оллман не мог их в этом винить: как-то Ховард разрешил выложить видео, в котором Дэн делает вид, что трахает его со спины, а потом произносит: «Прости, смазки нет».       По множеству причин, это ощущалось совсем не так.

—

      Они находились в кабинете какого-то музыкального магазина, где давали интервью за пару часов до концерта. Они согласились на него, потому что магазин находился на одной улице с концертной площадкой, и их менеджеры специально просили об участии в этом интервью, так что они подумали, что, по сути, не могут отказать.       Им задавали кучу вопросов, на которые они уже ответили разнообразной прессе миллион раз за всё время с выхода Lies For The Liars. «Чем этот альбом отличается от In Love And Death?», «Это ваш третий альбом, как вы подошли к его написанию?» (что они, блядь, вообще должны на это отвечать?), и, разумеется, вселяющее ужас «Что случилось с Брэнденом?».       Куинн позволял Джефе и Берту взять на себя большую часть разговора, пока не обращались именно к нему. Дэна поспрашивали о его прошлом и о том, как он присоединился к группе. Когда Оллман подумал, что они свободны, интервьюер проговорил: «И напоследок немного забавный вопрос: кто из вас миловидный, кто — привлекательный, а кто — неловкий?»       Куинн изо всех сил постарался не закатить глаза. Он был рад, что это интервью не записывается на видео, потому что знал, что иногда не мог сохранять спокойный вид.       — Куинн — миловидный и привлекательный, а неловкий — я, — Берт ответил раньше всех, улыбаясь так, что было сложно понять, шутит он или нет.       Интервьюер посмеялся, и Оллман посмотрел на свои руки под столом, резко кинув взгляд на вокалиста, а после — обратно на руки.       Когда они шли обратно на концертную площадку, Джефа сказал: «Ты разве не рад, что в этот раз они не вспомнили про My Chem?»       — Я бы тогда прям там горло себе вскрыл, — Берт ответил, — Пускай попробуют такое напечатать.       — Чем? — Джефа поинтересовался. Для них было нормой вести такие разговоры.       — Откуда мне знать, его идиотскими картами-подсказками.       — Не думаю, что получилось бы, — Джефа проговорил так, будто на самом деле задумался об этом.       — Насилие — не выход, — Куинн несерьёзно нежно сказал, и Берт фыркнул.

—

      Они были где-то на севере, когда автобус свернул с дороги; водитель незамедлительно начал всех проклинать и включил аварийную сигнализацию, сворачивая на обочину практически пустого шоссе где-то в Мичигане.       Стрелки часов едва перевалили за одиннадцать вечера, и они не спали, а вместе проводили время в гостиной. Куинн слушал, как Джефа и Дэн сочиняли какую-то песню про их любимые фрукты, когда водитель открыл дверь, сказав: «Пиздуйте сюда и помогайте мне. Вы хоть раз меняли колесо?» Он смотрел прямо на Оллмана: «Пидорки».       Куинн знал, что водители всех групп были какими-то психопатами. Казалось, что было спецификой их профессии. Они старались не попадаться водителю на глаза и не выводить его из себя, а он возил их по ночам, при этом не убивая. Гитаристу казалось, что это неплохая сделка.       На улице было холодно, ветер был таким, что, казалось, ни одна вещь не может от него спасти.       Они собрались у спущенного колеса, пока водитель кричал набор ругательств, и Куинн даже не знал, слышал ли он их в такой комбинации. «Ебучие пиздоуёбищные су-», — они по очереди брали в руки гаечный ключ.       После попытки Берта водитель продолжил: «Пиздец жалко- Дэн! Где Дэн? Барабанщика сюда, блядь, быстро».       Куинн хотел сказать, что довольно жалким было то, что водителю нужна помощь, но не хотел получить по лицу. Или ещё хуже: быть причиной, по которой он уволится посреди тура. Оллман пошёл по шоссе к тропинке из щебня, которая вела на пустынную дорогу. Берт пошёл следом.       Когда гитаристу показалось, что они находятся достаточно далеко от криков, он остановился и развернулся.       МакКрэкен ему улыбнулся, тихо проговорив: «Он ёбнутый».       — Не удивлюсь, если он кого-то убьёт.       — Он раньше был дальнобойщиком, — вокалист проговорил так, будто это было поводом согласиться с Куинном.       Куинн тихо посмеялся. На улице была кромешная тьма, до этого места практически не доходил свет фонарей, которые подсвечивали затенённого Берта со спины.       — Холодно, — на нём были лишь шорты и футболка. Куинн только собирался сказать: «Мы, наверно, можем вернуться в автобус, навряд ли мы сможем чем-то помочь», как Берт шагнул вперёд и протолкнул руки под расстёгнутое худи Куинна, обнимая его за талию.       Чтобы согреть вокалиста, Оллман постарался как можно сильнее обернуть его его в края худи и обнял в ответ. Только тогда он вспомнил, что рост Берта идеально подходил для объятий. Куинн мог положить щёку на его голову, прижимаясь к нему так, чтобы это не было неловким. Будто они идеально подходили друг другу. «Не хочешь в автобус?» — он спросил, щекой прижимаясь к мягким волосам Берта.       — Не сейчас, — вокалист пробормотал, — Боже, я так не хочу спать.       — Почему? — Куинн кинул взгляд на автобус. На них никто не смотрел. Дэн и водитель были заняты колесом, а Джефа, положив руки на бёдра, со стороны наблюдал за процессом.       — Просто. Плохо сплю в последнее время.       Может, именно поэтому в последнее время он был таким стервозным. «Хочешь сегодня поспать со мной?» — Куинн нерешительно остановился. Не потому, что боялся спросить это. Оллман не хотел, чтобы Берт снова его оттолкнул, когда у него были хорошие намерения. Гитарист чувствовал, что это было не так. Куинн отталкивал Берта, когда тот был по-настоящему раздражающим. Берт иногда отталкивал Куинна, когда тот был нежным, любезным и заботливым с ним. Можно назвать Оллмана идиотом, но он думал, что время от времени Берту нравится такое. Всё было очень запутанно. «Никому нет дела», — он добавил, пусть и знал, что в этом не было необходимости.       — Хорошо, — вокалист сказал куда-то между шеей и плечом Оллмана. Куинн удивился, ведь был уверен, что услышит отказ, особенно учитывая события последней пары недель. Он почувствовал, как Берт потёрся лицом о ткань его футболки и схватил ту её часть, что была на спине. В груди что-то больно сжалось, но Куинн не озвучил это, так как сам не до конца всё понял.       Колесо починили, и только через два часа они были готовы ложиться спать. Ледяной ночной воздух только сделал их бодрее. Когда на телевизоре в лаундж-зоне в конце автобуса появились титры комедии «Остин Пауэрс: Шпион, который меня соблазнил», Куинн пошёл в ванную комнату, чтобы почистить зубы с помощью бутылки воды, ведь сантехника не работала.       В проходе между кроватями было темно. Дэн и Джефа всё ещё были в лаундж-зоне. Куинн только стянул с себя джинсы, когда Берт открыл дверь, после захлопнув её за собой и странно и нерешительно смотря на Оллмана.       — Давай, — Куинн тихо проговорил. Он сбросил худи и через голову натянул футболку, краем глаза видя, что МакКрэкен начал раздеваться. Он неаккуратно забросил одежду в конец кровати, собираясь позже убрать её в сумку.       Оллман просто стоял и смотрел на вокалиста, потому что хотел, чтобы он первым залез на кровать. Это было обосновано тем, что Берт никогда не возражал быть прижатым к стенке. Куинн наблюдал, как он засовывает вещи в сумку на самой верхней кровати, находящейся через проход; а потом спрыгивает и забирается под одеяло на кровати Оллмана. Она не убиралась уже месяца два, как и остальные кровати. Тур был занятием не для тех, кто заботится о гигиене.       Куинн залез следом и закрыл шторку, поворачиваясь лицом к Берту. Вокалиста было почти не видно, ведь единственный свет попадал на кровать через щели у краёв шторки, и постоянно меняющиеся тьма-свет-тьма-свет фонарей, мимо которых они проносились по шоссе. «Хэй», — Оллман прошептал, просто смотря на Берта, ожидая, пока глаза привыкнут к практически полной темноте.       — Хэй, — он прошептал в ответ.       Они лежали близко — выбора не было. Куинн положил руку на щёку Берта, проведя по ней большим пальцем: «Думаешь, сможешь уснуть?»       Он почувствовал, как вокалист кивнул, а потом подвинулся ещё ближе, сплетая их ноги и прижимая руки к груди Оллмана: «Куинн».       — Что? — он убрал кисть с щеки Берта, обняв его этой рукой. МакКрэкен всегда казался маленьким, особенно когда был лишь в белье, как сейчас. Из-за этого Куинну хотелось защищать его, пусть гитарист и знал, что это возникающий из-за любви абсурд, не имеющий никакого смысла.       — Я скучал, — Берт едва слышно проговорил.       Это смутило Куинна: «Но мы же вместе буквально каждую минуту», вокалист промолчал. Он опустил голову всего на пару дюймов и поцеловал лежащего рядом, аккуратно прижав губы буквально на секунду и попав в уголок рта: «Ты ведь знаешь, что я люблю тебя».       Они первый раз сказали друг другу эти слова где-то пять лет назад. Это не было новостью.       Берт переплёл их пальцы и положил эти руки между ними. Казалось, что он хочет как можно больше прикосновений.       — Всё хорошо? — Куинн начал думать, что что-то не так из-за того, насколько МакКрэкен тихо и странно себя вёл.       — Да, — вокалист прошептал, — Давай лучше спать.       Куинн сам не знал, поверил ли Берту. Гитарист подвинулся к нему так близко, как только возможно, поэтому нога МакКрэкена была между его собственными. Он поцеловал лежащего рядом в лоб и позволил себе заснуть.

—

      — Чувак, тебе правда нужны наколенники? — Куинн спросил.       Группа снимала новый выпуск Jeph Games для своего канала. У Джефы был лонгборд, и им надо было убить практически весь день до шоу. Дэн сказал, что им надо снять видео под названием: «Jeph Games: Двойной Пенни».       — Это не пенниборд, а лонгборд, — Ховард объяснил.       — Оу, это портит всю шутку, — барабанщик сделал вид, что расстроился. Они решили всё равно снять это видео. Уайтсайдс хотел повторить сцену из «Титаника» с Джеком и Розой вместе с Джефой на его лонгборде. Это видео должно было быть грандиозным и замедленным на монтаже, послужив забавной концовкой цикла Jeph Games.       Куинн снимал Дэна, пока басист готовился, по ощущениям, целую вечность. «Этот трюк подходит только для продвинутых скейтеров», — Дэн в солнечных очках и кепкой с прямым козырьком, повёрнутой набок, сказал в камеру. «Он называется ДП, двойной пенни. Как видите, для этого трюка мы явно используем пенниборд», — он держал лонгборд.       — И насколько ты опытен в ДП? — Берт спросил. Куинн перевёл камеру на вокалиста, сидящего на поребрике и курящего косяк. Они были на практически пустой дороге в паре кварталов от отеля.        — Ну, можно сказать, что я мастер в ДП. Я, по идее, и придумал его, — Дэн пожал плечами.       — О-о, прям придумал? — МакКрэкен поднял взгляд, почти начав смеяться.       — Да, типа, сольный пенни это уже что-то в духе 2005, — он повернулся к Джефе, который наконец надел наколенники. Куинн подумал, что ужасно драматично.       — Готов? — Ховард обращался к барабанщику, и Куинн повёл камеру за ними.       — Я, типа, даже никогда не катался на скейте, — Дэн признался, и они, очевидно, вырежут эту фразу.       Басист посмеялся: «Это была твоя, блядь, идея».       Уайтсайдс поставил лонгборд на асфальт и повернулся лицом к камере. «Ладно, смотрите и учитесь у мастера. Сначала ваш партнёр должен залезть на доску» — он сказал это, наверно, потому что Джефа уже стоял на лонгборде.       Минут десять — которые, конечно, будут нарезаны на монтаже — Дэн и Ховард пытались поймать баланс и достаточно сильно оттолкнуться, чтобы воссоздать достойную «Титаника» сцену. Проблема была в том, что на дороге был склон, и им приходилось постоянно останавливаться до того, как они успевали начать.       — Я лечу, Джек, — Джефа сказал, когда они наконец наловчились. Уайтсайдс держал басиста за талию, пока тот расставил руки в стороны, волосы Ховарда кинематографически развевались. Куинн посмеялся за кадром, но в этом не было ничего страшного, потому что они планировали наложить музыку на это видео.       — Хочешь, прокачу? — Дэн спросил Берта, всё ещё сидящего на поребрике.       Вокалист посмеялся: «Нет», он докурил косяк, который затушил об асфальт.       — Давай, пускай он тебя ДПшнет, — Куинн спросил за кадром.       — Я не хочу, чтобы Дэн ДПшил меня, я не хочу, чтобы Дэн СПшил меня, — он перечислил.       — Ну, СП это если ты один на доске, сам по себе, — Джефа подошёл к ним, уже сняв наколенники. Он чуть не упал где-то четыре раза, в основном из-за неопытности Дэна, это дало Ховарду утереть Куинну нос в вопросе безопасности при катании на скейте.       — Иди и ДПшь Куинна, — Берт указал рукой в камеру.       — Операторам нельзя ДПшить на работе, — басист ответил.       МакКрэкен хихикнул и лёг на траву у тротуара: «Куда катится это мир? Уже нельзя и поДПшить на работе?»       Джефа посмеялся.       — Кто это? — Дэн спросил в камеру, показывая на вокалиста.       — …Вот в моё время, — Берт поднял бёдра к небу, поднимая руки наверх, делая вид, что держит кого-то.       — Чувак, мерзость, — Куинн всё ещё держал камеру. — Мы о скейтах говорим, а ты о чём?       МакКрэкен наклонил голову к нему, лёжа на траве: «О, а-а, скейтах».       Дэн подошёл вплотную к камере: «У нас тут местный извращенец на свободе», он опустил солнечные очки и кинул взгляд на Берта, после вернув его на камеру.       — Да, я слышал о нём, — Куинн сказал, — Он думает, что два ч-       Джефа закрыл объектив ладонью, хватая камеру и убегая до того, как Оллман смог договорить. Видео кончилось смехом и кадрами размытого из-за движений тротуара.

—

      За кулисами Берт попытался стянуть штаны с Куинна, но попытка провалилась. У него не получилось, потому что ремень смог справиться со своей задачей первый раз за, наверное, всю жизнь. Гитарист развернулся сразу же после попытки МакКрэкена и начал бегать за ним по всему помещению, хватая одну из барабанных палочек Дэна, которые лежали на диване, мимо которого он пробегал.        Преследование началось не потому, что Куинн переживал, что попытка будет удачной, ведь с ними в комнате были только Джефа и Дэн, это было просто делом принципа. Пространства было мало, и Берт попытался спрятаться за Уайтсайдсом, который шагнул в сторону, позволяя Куинну схватить вокалиста за талию и повалить на пол.       Оллман один раз ударил Берта по бедру барабанной палочкой, сидя на его второй ноге, чтобы тот не смог убежать.       МакКрэкен вскрикнул и положил руку на место удара. «Ты же знаешь, что это пиздец как больно», — его голова лежала на боку, а волосы частично закрывали лицо.       — Знаю, — гитарист улыбнулся и поднял палку вверх, пусть и не собирался снова наносить удар. — Больше не пытайся стянуть с меня штаны.       — А чего, хуя стесняешься? — он смотрел на Куинна краем глаза, потому что в какой-то мере неловко лежал на боку. Оллман знал, что Берту, скорее всего, неудобно, что он так сидит на нём, но Куинна это не волновало.       Было видно, как вокалист вздрогнул, когда Куинн резко поднял палочку выше, делая вид, что нанесёт ещё один удар: «Я, на твоём месте, не бесил бы меня».       — И почему же? — Берту, казалось, было весело.       — Потому что у меня есть барабанная палочка, а у тебя — нет, — он слегка ткнул МакКрэкена в нос.       — Только, блядь, не засовывай мои палки ему в нос, — Дэн находился рядом.       Куинн слез с вокалиста и поднялся, бросая палочку на диван. Он следил за наличием подозрительного поведения, которое может привести к стягиванию его штанов, весь остаток дня, особенно на сцене. Оллман не мог не обращать внимания на Берта.       После концерта, в коридоре на пути к закулисью, МакКрэкен поднял штанину своих шорт, говоря: «Смотри», и показывая Куинну синяк. Он уже был фиолетовым.       Гитарист посмеялся: «Я не хотел так сильно бить».       — Ага, конечно, — Берт посмотрел на него злым взглядом, но всё равно улыбнулся. — Ебанутый садист.

—

      Ночёвки в отелях были редкостью. На этом этапе карьеры они могли себе позволить отдельные номера, что казалось роскошью. Было поздно, и он только начал чистить зубы, когда в дверь постучались.       Он подошел к двери и открыл её, не вытаскивая зубную щётку изо рта.       Берт с наигранно сексуальным лицом опирался рукой на дверной косяк: «Звал?»       Куинн фыркнул: «Нет», но всё равно пустил МакКрэкена, который закрыл за собой дверь, а сам пошёл обратно в ванную комнату.       Оллман почистил зубы перед зеркалом и заметил, что Берт пришёл к нему. Когда он наклонился, чтобы плюнуть в раковину, МакКрэкен ткнул его задницу пальцем. Куинн потянулся назад и вслепую ударил его по руке, из-под крана полоща рот водой. Оллман снова плюнул. Берт очень сильно ногтями ущипнул его мягкую кожу на боковой части бедра, там, где поднялась футболка.       Это разозлило Киунна. Он развернулся, вытирая рот тыльной стороной ладони, после чего схватил МакКрэкена за плечи и прижал его к стене неподалёку от входа в ванную комнату. «Что с тобой, блядь, такое?» — он резко спросил.       — Ты о чём? — Берт смотрел на него, улыбаясь так, будто это было какой-то забавой.       — Я серьёзно, — Оллман замолчал. — Я весь во внимании, мы тут одни, — он покачал головой и поднял плечи, этим говоря, что ничего не понимает.       — Я просто шучу, — Берт больше не улыбался. Куинн видел, что он смотрел на его лицо, потом — вниз, а потом снова ему в глаза.       — Правда? — Куинн взял МакКрэкена за волосы и запрокинул его голову. — Почему тогда ты продолжаешь причинять мне боль? — он хотел услышать честный ответ, а не бред в духе «ну ты что, шуток не понимаешь?».       Берт вздохнул, сохраняя спокойное лицо и дрожащим голосом шепча: «Я не знаю».       Для Куинна это не было похоже на правду: «Не знаешь?»       Когда ответа не последовало, Оллман наклонился и поцеловал Берта, сильнее цепляясь пальцами за волосы. Поцелуй был агрессивным; Куинн протолкнул язык в рот Берта, одной из рук держа его за челюсть, удерживая его у стенки. Он услышал, как МакКрэкен где-то в глубине горла издал звук, который не издавал, пока все не заходило очень далеко. Ох, теперь Куинн был весьма уверен, что всё понял.       Он убрал руку из волос Берта и немного отошёл. МакКрэкен открыл глаза и облизнул нижнюю губу, на который была слюна Куинна. «Если ты хотел секса, то мог просто спросить», — он был сбит с толку, это будто было очевидно.       — Я не знал, хочешь ли ты, — Берт тихо проговорил. — Пока что, — он добавил после долгой паузы.       — Поэтому и надо было спросить.       — Ты мог отказать, — он смотрел куда-то около груди Куинна.       Оллман соединил их лбы и закрыл глаза, нежно держа Берт за щёку: «Поэтому ты собирался кусать, тыкать и раздражать меня, пока я тебя не выебу?»       — Может, — к этим словам Куинн был уверен, что он улыбается.       — Но мог и согласиться? — Оллман поцеловал Берта в щёку, проведя руками по его рубашке, остановившись на спине. — Разве это не легче? — он наклонил голову и коснулся с МакКрэкеном носами, глубоко и медленно поцеловав его. Куинн почувствовал, как Берт обхватил его за плечи, буквально прилипая к нему.       — Дело не в лёгкости, — Берт запрокинул голову, очевидно желая, чтобы Куинн целовал его шею, — Мне просто нравится выводить тебя из себя.       Оллман в недоумении усмехнулся: «Какой же ты раздражающий». Он поцеловал татуировку чёрной вдовы, слегка прикусив. Куинн понял, что никто не увидит никаких отметок там, потому что тату было слишком тёмным. Как удобно. «У меня не было девушки, которой было бы нужно столько внимания, как тебе»       Берт издал звук, похожий на смесь глумления и смеха: «Разумеется. Ты наверно совсем не замечал, что они хотят тебя выебать. Я могу с лёгкостью опуститься на колени перед тобой со словами «Ох, у меня что, развязался шнурок?»       — Ты хочешь трахаться или продолжать разговор? — Куинн сильнее зажал его в стену, зажимая его бедро между своими ногами.       МакКрэкен улыбнулся: «Всё вместе».       Куинн закатил глаза и за руку оттянул Берта от стены, почти начав смеяться, когда тот споткнулся, и потянул его в спальню.