Лепестками лотосов, каплями крови паучьей лилии

Он озирается по сторонам, потуже затягивает шарф и ускоряет шаг. Можно расслышать, как тяжело он дышит. Эти глаза не были такими загнанными до их первой встречи, впрочем, они и сейчас почти всегда смотрят прямо. Только шаг теперь неверный и движения более резкие. Блэйд движется по пятам, сдерживая улыбку и невольно лаская взглядом стройную фигурку впереди. Он уже так близко, но так далеко, и остается только шептать на ухо порывами ветра, холодными каплями утренней мороси, предрассветным туманом, проникающим в уютные сны и обращающим их в кошмары. «Теперь тебе не уйти. Не спрятаться в будничных делах, в дружеских встречах и тысячах безликих днях, где ты занят чем угодно, но не мыслями обо мне. Тебе не сбежать от своей судьбы, своего предназначения». Он помнит, какие эти глаза сразу по пробуждению. В них плещутся отголоски кошмара, боли и отчаяния. Он, наверное, сожалеет, но какое Блэйду до этого дело? Ведь все уже случилось. А ведь до сих пор хочется обнять эти поникшие плечи – по-настоящему, а не будучи разделенным с ним завесой целого мира. И от этого желания смешно и очень горько. Сделать это – по-настоящему – он сможет уже нескоро. Пальцы ласково массируют взмокшие виски, пока Дань Хэн спит и не может проснуться. Блэйд тут, рядом, нежный и бережный, тот, кто принес кошмар и кто расплескал черно-красный яд паучьими лилиями по мечущемуся в агонии сознанию. Иногда по напряженному телу, которое он обнимает, пробегают судороги. Челка на лбу уже взмокла, дыхание со свистом вырывается из приоткрытых пересохших губ. Блэйд обожает его таким, полностью провалившимся во власть кошмарного сна – его власть. Он тихо смеется ему на ухо. Он дышит теплом в шею, согревая, и обдает могильным холодом ужаса, коим уже привык являться. – Ты же знаешь, что тебе некуда бежать. И ты прекрасно знаешь, почему, – пальцы ласково оглаживают подбородок, зажимают губы, словно он опасается, что Дань Хэн может закричать. – Я не уйду, как бы ты об этом ни просил и кого бы ни молил, где бы ни искал спасения. Все просто. В этом мире, мире живых, у него остался единственный маяк, и его сердце все еще бьется. В отличие от Блэйда. Действительно, Дань Хэн сделал его таким – вогнав острие копья в грудь и разрушив живую оболочку. Он думал, что избавится от преследователя, жаждущего отомстить? Он считал, что копье, некогда ему подаренное, самая квинтэссенция их единства, способно разрубить эту связь? Блэйду никогда его теперь не покинуть. Даже пожелай он того… впрочем, он не желает. Быть личным кошмаром, сопровождающим до самого последнего вздоха – ему это подходит. В конце концов, он ведь был влюблен еще до своей смерти.