bargaining chip

      В прохладном ночном воздухе раздаётся громкий мычащий звук, когда тёплая липкая жидкость обволакивает горло Авантюрина.       Он вздрагивает от мгновенного ужасного вкуса, но грубая рука, толкающая его голову вперёд, не даёт ему отстраниться. Его ноздри раздуваются, когда он пытается вдохнуть через нос, а слёзы, которые скапливались в горле, теперь текут по щекам.       Сквозь затуманенное зрение он вглядывается в более крупного мужчину, чьё лицо расплывается от удовольствия и удовлетворённости. Авантюрин завидует ему.       С последним вздохом мужчина оттаскивает Авантюрина назад, схватив за волосы. Он жадно глотает ртом драгоценный кислород, хотя ему приходится напрячь все силы, чтобы не закашляться, не проблеваться или не выказать каких-либо признаков слабости. Он не может себе этого позволить. Только не в присутствии своего клиента.       Эмоции очень важны.       Мужчина усмехается, наклоняясь вперёд, чтобы в последний раз провести головкой по губам Авантюрина, словно желая сохранить каждую каплю своей спермы. — Кто тут хорошенький малыш? — бормочет он, поглаживая его волосы толстыми пальцами. Авантюрин презрительно вздрагивает, хотя и подавляет яростный взгляд, который вот-вот даст о себе знать.              Эмоции очень важны.       Он должен заключить эту сделку.       Авантюрин остаётся на коленях, пока мужчина натягивает штаны. У него болят ноги: наверняка они покрыты синяками.       Присев перед ним на корточки, мужчина ухмыляется и игриво хлопает Авантюрина по щеке. — Приятно иметь с тобой дело, маленькое каменное сердце, — говорит он, а в его тоне сквозит самодовольство. — Ты та ещё шлюха. Я весьма удивлён, что ты руководитель КММ, а не дешёвая проститутка.       Зловеще ухмыляясь, он произносит: — Ты определённо подходишь на эту роль.       Когда мужчина поднимается и неторопливо выходит из переулка на сверкающие улицы Пенаконии, Авантюрин выдыхает.       И, наконец, ломается.       Он падает вперёд, едва удерживаясь на ногах, а затем засовывает пальцы в рот и собирает из него все следы этого человека. Он едва может думать, едва может чувствовать. Всё, что он знает, – это то, что он хочет, чтобы этого человека не было.       К сожалению, часть спермы попала ему в горло. Неважно. Он прижимает пальцы к задней стенке рта. Пустой желудок скручивает, и его тошнит. Брызги обжигающей полупрозрачной жидкости стекают с его губ, и он слабо булькает от крайне неприятных ощущений.       Он тяжело дышит, глядя на жалкую лужицу на бетонном полу.       К ней присоединяются его слёзы.       Это всё часть работы, говорит он себе. Пока КММ остаётся в выгодном положении, со мной всё будет в порядке. Мои методы заключения этих сделок не имеют значения.       Но... чёрт возьми, если они, блядь, не вредят.       Как вообще всё дошло до такого?       Он смеётся про себя от чистого отчаяния и ненависти к самому себе. Пошатываясь, он поднимается на ноги, отряхивает колени и морщится от тупой боли.       Да, они определенно в синяках.       Он вытирает слёзы и расчёсывает волосы чистой рукой в последней отчаянной попытке придать себе хоть какой-то презентабельный вид. Он выдавливает из себя свою обычную улыбку, не обращая внимания на то, как напрягаются щёки от усилий.       Прочистив горло, он поворачивает к выходу из переулка, намереваясь вернуться на суетные и яркие улицы Пенаконии и присоединиться к ничего не замечающей толпе, где люди разговаривают, смеются и пьют «Усладу».       Он надеется, что ослепляющий свет каким-то образом сотрёт это мрачное воспоминание, забравшееся в самые тёмные уголки его сознания. (Поступает он так не впервые.)       Он надеется, что шипучий напиток каким-то образом заглушит мерзкое послевкусие, оставшееся у него во рту. (Вкус до этого никогда не исчезал.)       Он ускоряет шаг, отчаянно пытаясь выбраться из темноты переулка. Но, кое-что заметив, замирает.       Знакомый силуэт, преграждающий ему путь к свету.       Авантюрин напрягается, узнав мужчину, но улыбка с его лица не сходит.       Он не может позволить ей сойти. Только не перед ним. — Веритас, — усмехается он, — не ожидал встретить тебя здесь.       В воздухе повисает тяжёлая тишина. Веритас смотрит прямо на него, взгляд его стальной и пронзительный. Странно, но он напоминает грозную сову, и Авантюрин, сам того не желая, почти смеётся с этой мысли.       Проходит несколько мгновений, а холодный взгляд Веритаса не ослабевает. Авантюрин переминается с ноги на ногу, выбитый из колеи напряжённой атмосферой. — Вы что-то хотели, Доктор? — спрашивает он, заставляя себя улыбнуться ещё шире. Ему больно, и больше всего на свете ему просто хочется свернуться клубочком и заплакать. — Если Вы так и собираетесь стоять здесь, то, полагаю, я пойду... — Я не понимаю.       Авантюрин останавливается как вкопанный. — Что?       Веритас, судорожно выдохнув, делает шаг вперёд, его глаза широко раскрыты и полны непонятных эмоций. Авантюрин инстинктивно отступает.       Доктор говорит медленно, хотя его голос дрожит, словно он с трудом сохраняет самообладание. — Как Вы можете вести себя так беззаботно после столь ужасного поступка – я просто не понимаю.       Сердце Авантюрина замирает. Его горло сжимается, а во рту становится сухо.       Он знает.       Он знает.       По его лбу скатываются бисеринки пота. — Я не понимаю, о чём ты говоришь. — Хватит нести чушь, Авантюрин.       Его голос звучит резко, когда он произносит эти слова, и Авантюрин не успевает среагировать, когда Веритас подходит к нему и кладёт руки ему на плечи. Однако, в отличие от тона, его взгляд мягкий и нерешительный. — Я не знаю, почему именно Вы, из всех людей, решились на такой разврат, — говорит Веритас, — но могу гарантировать, что, независимо от Ваших доводов, это не может быть самым рациональным решением.       С каждым словом его голос становится всё тише.       Авантюрину редко доводилось видеть нежную сторону Веритаса. Его мягкий взгляд, его успокаивающие прикосновения, его низкий голос – всё это ново, тепло, успокаивающе... и неправильно. — Не трогай меня.       Авантюрин отстраняет руки Веритаса. Его тело оплакивает потерю тепла, которого он так жаждет, но он не хотел бы осквернять совершенство Веритаса своей грязью. — Мне не нужна твоя жалость, — пробормотал он, пытаясь придать лицу неприязненное выражение. — Ты понятия не имеешь, через что я прошёл, поэтому я был бы признателен, если бы ты перестал вести себя так, будто тебе действительно не все равно.       Я не могу с этим справиться, хочет сказать он. Я не заслуживаю этого.       Веритас вздыхает. — Вы правы, говоря, что я не понимаю Вашей ситуации, — говорит он. — Я прошу прощения за ту дерзость, с которой я обращался с Вами в прошлом. Я действительно недооценивал Вас, и давно уже признал этот факт.       Авантюрин усмехается, отворачиваясь от него. — Если это всё, что ты хотел сказать, тогда проваливай. — Подожди, Авантюрин, — Веритас протягивает руку и хватает его за плечо. — Пожалуйста, нам нужно поговорить... — Заткнись!       Охваченный разочарованием, он шлёпает Веритаса по руке. Мужчина выглядит как побитый щенок, но Авантюрин не чувствует в себе угрызений совести. — Больше мне нечего сказать. Будь добр, не лезь не в своё дело, Рацио – я знаком с таким образом жизни гораздо дольше, чем с тобой, и, честно говоря, он меня больше не беспокоит. — Ты вызвал рвоту, чтобы избавиться от мужского семени в своём горле, и при этом настаиваешь, что он тебя не беспокоит! — Веритас смеётся с неприкрытым раздражением. — Ты слышишь свои собственные слова?       Авантюрин затрудняется с ответом. — Если этого требует моя работа, то у меня нет другого выбора, кроме как честно подчиниться. — А если КММ действительно потребовали, чтобы Вы опустились на колени и обслуживали своих клиентов, то Вы работаете под началом обречённой команды безумцев.       Авантюрин делает паузу. Его руки дрожат. — Они... Они не требовали.       Веритас нахмурил брови. — Тогда почему ты так упорно настаивал?       Его взгляд падает на землю, и в нём закипает стыд. — Потому что это всё, что я знаю, — произносит он. Слëзы наворачиваются на глаза и грозятся упасть. — Такие вещи, как это... в конце концов, это единственное, на что я гожусь.       Они стоят в удушающей тишине. Авантюрин проклинает свою слабость, потому что слёзы текут у него сами собой.       Он отказывается встречаться взглядом с Веритасом. Встретит ли он жалость? Насмешку? Может быть, отвращение?       У него мало времени на раздумья. Нежные пальцы приподнимают его подбородок, и пурпурный цвет встречается с янтарным. Тёплым, полным обожания янтарём.       У Авантюрина перехватывает дыхание. — Что, по-твоему, ты делаешь? — Ты действительно воспринимаешь себя так, дорогой картёжник? — спрашивает Веритас таким мягким, таким заботливым голосом, что у Авантюрина подкашиваются колени. Слова ускользают от него, и ему остаётся молча смотреть на собеседника.       Он ничего так не хочет, как оттолкнуть Веритаса, как делал всегда, но силы и решимость давно покинули его.       Поэтому он не сопротивляется, когда Веритас притягивает его к себе, уткнувшись лицом в изгиб его шеи. — Не надо, — шепчет Авантюрин, и его слёзы пропитывают ткань одежды Веритаса. Пачкая её. Портя её. — Я отвратителен. Ты не захочешь иметь со мной ничего общего, как только узнаешь, что я делал.       Веритас качает головой, обнимает Авантюрина за талию и прижимает к себе.       Он в безопасности. — Ты храбрый, — бормочет Веритас, — и сильный, и один из самых ярких умов, с которыми я когда-либо сталкивался. И совсем не отвратительный, — он крепче сжимает его в объятиях. — Подумать только, ты так долго относился к себе с таким пренебрежением – это меня озадачивает.       Он в тепле.       Несмотря на то, что Авантюрин находит утешение в этой ситуации, он не может заставить себя расслабиться по-настоящему. — К чему эта лесть? — Это не лесть, если мои слова правдивы, — отвечает Веритас. Прежде чем Авантюрин успевает возразить, Веритас крепко целует его в макушку.       Он... дома.       С дрожащим вздохом Авантюрин тает в объятиях Веритаса, наконец сбросив свою защиту. На этот раз он позволяет тихим рыданиям сотрясать его тело без сопротивления. Рука ложится ему на голову, приглаживая волосы.       Отпускание всего этого принесло больше облегчения, чем он мог предположить.       Сквозь прерывистое дыхание Авантюрин хнычет: — Я ненавижу это.       Веритас кивает. — Я знаю. — Это больно. — ...Знаю.       Время замирает, когда они вдвоём обнимаются в переулке, окутанном тьмой, но таким близким к свету.       Спустя долгое время Авантюрин смущённо отстраняется, пытаясь отдышаться. Веритас наклоняется к нему и вытирает платком слёзы. — Ты не должен страдать в одиночестве, — успокаивает он, и Авантюрин отводит взгляд, неохотно кивая. Недовольный Веритас поворачивает его лицо. — Посмотри на меня. Пообещай мне кое-что, Авантюрин.       Авантюрин вопросительно мычит, заглядывая в эти заботливые янтарные глаза с вновь обретённым восхищением. — Может, ты и азартный игрок, но это не значит, что ты должен относиться к своему телу как к разменной монете.       Потрясённый этим заявлением, Авантюрин хихикает. — Как глубокомысленно, доктор. — Пообещай мне.       Искренность в глазах Веритаса, в его голосе, в его действиях… это задевает за живое хрупкое сердце Авантюрина.       Когда с ним в последний раз так обращались?       Не успел он это осознать, как на его губах заиграла лёгкая улыбка. Он снова обнимает его и вздыхает: — Обещаю.