Крушение иллюзий.

Вэй У Сянь обманулся. Заставил самого себя поверить в иллюзию новой счастливой жизни, где нет больше сожалений от разлук и потерь. Решил, что лучше будет больше не вспоминать прошлого, ведь от него столько воды утекло, что казалось теперь таким далеким и неважным. Не стоило терзаться о случившемся, которого нельзя было исправить. Да и вспоминать совсем не хотелось. Он тоже желал спокойной жизни, когда его не считают всемирным злом или источником проблем. Он, как и все, хотел жить. Эти мотивы являлись основным побуждением для того, чтобы отправиться вместе с Лань Ванцзи в Гусу. Ведь его наконец приняли такого, какой он есть: грешного, несносного, с кривой дорожкой. Безвозмездно отдавали свою любовь и заботу и до сих пор продолжают оберегать и поощрять маленькие шалости. Казалось, что беззаботная жизнь дарила ему ту свободу, которую он так желал получить. Будто освободился от оков боли и вины. Однако сам не понимал, что собственноручно себя пленил. Первое время и правда все было хорошо. Вэй Ин наслаждался беспечными днями и новизной отношений с Лань Чжанем. Принимал его чувства и сам целиком им отдавался. Он купался во внимании и ласке, что ему щедро дарили, и совсем не заботился ни о чем. Надежный возлюбленный не давал повода для беспокойства, решал даже самые мелкие его проблемы. О чем ему было волноваться, когда дорогой человек пылинки с него сдувал и пытался угодить любому его желанию? Как он понял потом, тревог у него на самом деле имелось полно. Ведь главной причиной, почему жизнь в Облачных глубинах казалась ему спокойной, было то, что она не напоминала ему о Пристани Лотоса. Здесь не было ничего, что заставило бы его вспомнить о былом и погрузиться в пучину воспоминаний. До тех пор, пока в резиденции ордена Гусу Лань не провели собрание кланов. Это был обычный солнечный день, ничем не отличающийся от предыдущих. Вэй У Сянь по обыкновению проснулся в девять утра, когда его возлюбленный помогал старшему брату, Главе ордена Лань, подготовиться к предстоящему съезду других кланов. Он заведомо решил, что не будет участвовать в этом сборище, ведь никогда их не любил, а Второй Нефрит и не стал возражать. Поэтому день обещал для него пройти вполне спокойно, допуская только возможность появления племянника. Который хоть и отрицал, но охотно навещал названого дядю. Однако, чего он совсем не ожидал, это приглашения от Цзян Чэна. Вскоре после того, как Лань Ванцзи вернулся в их цзинши, к ним пожаловал адепт ордена Юньмэн Цзян и передал ему приглашение от Главы их ордена. Брат, с которым они не виделись, пожалуй, с самих событий в Храме Гуанъинь, звал его вместе выпить и поговорить. Это было удивительно и волнующе. Подобная весть заставила сердце взволновало биться, и он не знал, что предпринять. – Он может тебе навредить. – Строго произнес Ханьгуан-Цзюнь, видя замешательство на лице темного заклинателя. Лань Чжань везде и во всем потакал Вэй Ину, но в отношении Цзян Ваньиня всегда был категоричен. В личной неприязни ли было дело или в ревности, но они договорились о нем не говорить. От того он не часто вспоминал своего шиди, а когда мысли заходили в его сторону он их безжалостно отгонял. По очевидному поводу: воспоминания о нем побуждали душу скучать и терзаться. И, не желая заниматься самокопанием, он решил довериться Лань Чжаню и пойти на поводу его просьбы – не думать о Цзян Чэне. Посему в тот момент, когда он получил приглашение, не знал, как на него реагировать. – Не думаю, что он хочет причинить мне вред. Он не тот человек, который будет кого-то заманивать. – Ответил темный заклинатель и… Он согласился, так как знал: Ваньинь просто так просьбами бросаться не будет. Если он решился на подобный шаг, значит что-то побудило его это сделать. Надежды на то, что брат, возможно, хоть немного тоскует, он уничтожил на корню. Потому что вряд ли после того унижения, что ему пришлось пережить из-за него, он имел хоть капли желания вернуть былые отношения. Но Глава ордена Цзян спешил удивлять. Он действительно позвал Вэй У Сяня всего лишь выпить и поговорить. Встретил чуть сковано, но без капли агрессии и надменности. Он был… просто Цзян Чэном, с которым вот так легко они сидели за столом очень давно. Подобный расклад заставлял что-то внутри мужчины с треском ломаться. Они просто говорили. О насущных делах и о том, как поживают. Пили лотосовое вино, терпкий вкус которого он уже успел позабыть. Темный заклинатель чувствовал, что это было не просто формальностью, а искренним желанием узнать о нем. Чем дольше они говорили, тем сильнее Вэй Ин терялся в своих ощущениях. Он давно похоронил в себе те моменты, когда брат спокойно вел с ним беседу и даже проявлял беспокойство. Внутри неминуемо что-то трещало. – Цзинь Лин через полгода прибудет в Облачные глубины на обучение. Я бы хотел попросить… – Саньду Шэншоу чуть замялся на предложении, но слова свои договорил. – … чтобы ты приглядел за ним. Вэй Ин ошарашено посмотрел на шиди из-за подобных слов, чувствуя, как трещины на созданной им иллюзии счастливой жизни расходятся все больше. Он не мог поверить тому, что тот самолично попросил его об этом. Пока он зависал в удивлении, брат продолжил говорить. – Он совсем неугомонный, ищет себе приключения, поэтому присмотр ему не помешает. Да и… ему нужен рядом кто-то… кто-то вроде тебя, да. Повисло недолгое молчание, после которого темный заклинатель неуверенно произнес: – Ты сейчас серьезно? Цзян Чэн непроизвольно пожал плечами, стараясь не смотреть в сторону шисюна. От него ощущалась неловкость, которую он всеми силами пытался побороть. – Ты тоже его дядя, вот и займись воспитанием. Хватит с тебя праздной жизни, делом займись. – Проворчал мужчина, покрутив кольцо на указательном пальце правой руки. Он волновался и даже не пытался этого скрыть. Вэй У Сянь не успел ничего сказать по этому поводу, так как долго думал над своим ответом. Не то, что бы здесь было о чем думать, он бы и без просьбы проследил за Цзинь Лином. Просто он никак не мог отойти от состояния ступора, вызванного этими словами. Тишину разбавило объявление об отбое, которое заставило двух мужчин оживиться. – Уже отбой. – Поднимаясь со стола, сковано сказал темный заклинатель. Его не покидало чувство, что, если он останется хоть на минуту дольше, вся его нынешняя жизнь рухнет. – Да, иди. – Не стал препятствовать Цзян Чэн, однако через несколько мгновений опомнился. – Хотя подожди! Мужчина уже стоял у двери, спиной к шиди, когда вдруг почувствовал за собой суету, а после и приближение. Обернувшись, он ощутил, как все его опасения подтвердились. Что-то в нем окончательно разбилось на мелкие осколки, раскрошилось и явило взору то, что он так отчаянно прятал от самого себя. Цзян Ваньинь стоял с корзиной отцветших лотосов и протягивал ее ему. Его скулы порозовели, но, черт возьми, в этот момент он был таким искренним, не пытался спрятать истину своих чувств. Он смотрел прямо, в ожидании, и его глаза сумеречного неба наполнились томной глубиной. Вэй Ин затаил дыхание, слушая то, что ему говорил брат. – Цзинь Лин рассказал, что ты жаловался на вкус семян лотосов из местных лавок. Мы решили привезти тебе свежесобранные коробочки из Юньмэна. Темный заклинатель растерянно переспросил: – Ты собрал их для меня? – Да. – Без капли сарказма ответил Глава ордена Цзян. – Я собрал их для тебя. Тогда Вэй У Сянь молча принял презент, а ответом на подобный жест стала улыбка. Он впервые с момента своего воскрешения искренне улыбнулся рядом с Цзян Чэном. А сказать "спасибо" просто не мог. Не решился вновь провести между ними черту. И это стало концом всему тому, во что он заставил себя поверить. После той встречи жизнь в Облачных глубинах сделалась резко скучной и одинокой. Всего один разговор, один взгляд на брата, всего лишь какие-то лотосы устроили хаос внутри Вэй Ина, вытащив из глубин его души все, что он упорно прятал. Заставили картинку красивой жизни распасться, ведь этого на самом деле и не было. Просто он сам убедил себя поверить в то, что кроме любви одного Лань Чжаня ему ничего не нужно. Что, на самом-то деле, далеко не так. Он понял, что его душа неизбежно тянулась к родному свежему бризу и аромату цветущих лотосов, палящему солнцу и освежающей озерной воде. Его влекло к любимой Пристани Лотоса, ее адептам в пурпурных одеждах и к, до жути ворчливому, Главе их ордена. Темный заклинатель не понимал как, но в какой-то момент без брата стало совсем невыносимо. Особенно, когда он вспоминал то, что их крепко связывало, и то, что он наговорил ему в Храме Гуанъинь. Но все, что он мог, это наградить себя пощечиной и смириться с тем, что из всего, что на самом деле он до сих пор любил, у него остались лишь воспоминания. А так хотелось вернуться в Юньмэн, пробежаться по знакомой пристани и как прежде радостно броситься в объятия шиди. Тот бы спихнул его с себя, отчитывая за какие-нибудь пакости, но не обделил бы своей скромной улыбкой. Вэй Ин без умолку говорил бы обо всем подряд, а Цзян Чэн привычно закатывал бы глаза или быть может даже отвесил подзатыльник за какое-нибудь постыдное выражение. Они бы смеялись, ввязавшись в веселую дружескую драку, а после вместе, плечом к плечу, вернулись бы домой. Однако это были теперь лишь мечты, которые каждый раз разбивались об реальность. Он сам лишил себя всего, когда жадно захотел заполучить безвозмездной любви. И теперь чувствовал себя совсем паршиво. Вэй У Сянь был искренне благодарен Ханьгуан-Цзюню за его доброту и любовь, которые тот был готов отдавать, не прося ничего взамен. Хорошенько подумав, он осознал, что и правда не вкладывал в эти отношения ничего. Потому что не было тех чувств, что от него ждали. И, определившись с тем, что действительно желает все его естество, мужчина перестал нарушать границы друга и обозначил свои. Ему было совестно, что он воспользовался чувствами благородного мужа, но ничего не мог поделать со своими. По этой причине, он съехал в отдельные покои и стал больше времени проводить в одиночестве. Второй Нефрит, по обыкновению, не стал препятствовать и молча принял его решение. С пониманием, что он вновь остался один на один со своими терзаниями, его жизнь резко потеряла свое значение. Она стала пустой, какой-то бессмысленной, и причиняла только невыносимую боль. Вэй Ин мог вытерпеть разные испытания жизни, но справиться со своими душевными ранами был не в силах. От того ночами по долгу не мог уснуть и сидел на террасе своей цзинши, покуда по его лицу бесшумно текли слезы. Он сидел до тех пор, пока не почувствует неимоверную усталость, и возвращался в постель уже без сил. Если же ему удавалось вовремя уснуть, то долгожданный покой сменялся кошмаром, который будет преследовать его всю оставшуюся жизнь. Уничтоженная огнем Пристань Лотоса и поверженные кланом Вэнь соученики, потеря золотого ядра братом и последующая операция, продырявленная грудина Цзинь Цзысюаня его верным помощником, и самое болезненное – смерть Цзян Яньли. Ее гибель волновала больше, чем своя. И каждый раз, когда призраки прошлого к нему приходили, он не мог сдержать истерики. Скромная терраса стала хранительницей его ночных мучений, жалобных стонов и горьких слез. Ему не было с кем разделить эту боль. А сочувствующие взгляды ему были не нужны. Ему нужен был дом, в который он не смел вернуться, потому что был виновен в том, что его племянник теперь сирота, а дорогой шиди обречен на страдания от потерь близких. Последнюю их встречу он не брал в расчет на примирение, поскольку думал, что она состоялась только лишь из-за племянника. Но даже так, она оживила в нем тень его прошлой жизни, которую он упорно не хотел вспоминать. Как раз таки потому, что принудил себя уверовать в одну истину: у него нет шансов на то, чтобы вновь стать частью жизни Ваньиня. Но Вэй Ин не позволил кошмарам себя сожрать, вернувшись на путь самосовершенствования. Он поставил себе цель: сформировать золотое ядро и покинуть Облачные глубины. Ему хотелось чувствовать себя решительным и сильным без негативной ци. И пусть ему было не достичь прежнего уровня духовных сил, это было не важно. Для него имело значение лишь снова иметь возможность взять меч в руки, прочувствовать поток светлой ци в своих меридианах, и быть уверенным в завтрашнем дне. А все потому, что он пожелал отправиться в странствия. Это лучше, чем дальше пользоваться чувствами и благородством своего друга. Тело Мо Сюаньюя было слабым, из-за чего тяжело поддавалось тренировкам. Однако упрямства темному заклинателю не занимать, что помогало ему не бросать. Вскоре он избавился от худощавости, приобрел немного крепкие формы, обзавелся рельефом мышц и добился хорошей выносливости. Поначалу было трудно, но душа, на удивление, помнила все движения, что он отучивал, будучи учеником клана Цзян. Благодаря чему, ровно через полгода, не смотря на все имеющиеся трудности, он сформировал золотое ядро. Это стало неописуемой новостью в Облачных глубинах и вызывало множество противоречивых чувств у заклинателей. Но только у тех, кто близко общался с Вэй У Сянем, это побудило беспокойство. Ведь это значило, что тот скоро покинет орден Гусу Лань. И пусть многие с нетерпением этого ждали, единицы боялись его отпускать. Только племянник смог убедить своего названного дядю задержаться, чтобы он смог укрепить свое духовное начало и только потом отправиться в бродяжничество. На самом деле, Цзинь Лин, что прибыл в свой назначенный срок в Гусу на обучение, не поощрял этой идеи. Он был искренне рад за его успех, но не мог понять, почему тот хотел сбежать. Не понимал, до тех пор, пока не застал его в слезах. Цзинь Жулань направлялся поздно вечером, после отбоя, в покои своего дяди, чтобы обговорить его решение. И совсем не ожидал застать его плачущего на террасе. Эта картина моментально разбила в нем все представления о мужчине. Ведь он и подумать не мог, что за солнечной улыбкой и теплыми объятиями кроются такие страдания. Слышать всхлипы и стенания было невыносимо. Того словно заживо резали ножом. Подобное сравнение заставило его всем телом вздрогнуть и замереть на месте. Он не смог заставить себя пошевелиться, хотя очень хотел утешить. Юноша не понимал почему, но он так и не нашёлся с тем, чтобы подойти. Но, тем не менее, на протяжении месяца стал приходить к его покоям и прятаться где-то за стволами деревьев, чтобы каждый раз наткнуться на мучающегося своими травмами Вэй Ина. Эти моменты были большим контрастом по сравнению с тем, что Цзинь Лин видел днем. Тот так умело скрывал свои душевные муки, продолжал улыбаться и искренне радоваться появлению племянника. Так же много говорил, пакостно шутил, а с недавних пор появились и откровения. Парню оказалось важно все это слушать, что на самом деле думал его названный дядя. Та игривая маска дурачка окончательно в нем сломалась. Возможно, ему самому нужно было время, чтобы определить для себя, как реагировать на новое знание. Вечные терзания Вэй У Сяня оказались вовсе не такими приятными, как он представлял, когда слепо его ненавидел. Ему не приносили удовольствия его сердечные муки, наоборот, самого очень сильно ранили. И в пору бы просто уйти, не лезть в душу, раз тот предпочитал молчать. Но беспокойство все равно каждый раз подталкивало к тому, чтобы прийти. А когда сил больше видеть измученное лицо не осталось, он выбрался из своего укрытия и уверенно направился к мужчине, что сжался в три погибели. Подошел быстро и порывисто обнял, не давая тому и шанса опомниться. Прижал к себе крепко, сильно, успокаивающе. Обнимал до тех пор, пока скулеж и дрожь во всем теле не прекратились. Заботливо увел в постель и провел рядом всю ночь, сжимая его руки. И глаза за ночь не сомкнул, думая над тем, как помочь дяде. Ведь тот не заслуживал таких мучений. Да, он косвенно был виноват в смерти его родителей, был виноват, что своевременно не остановился, не смог удержать контроль, или хотя бы вовремя попросить о помощи. Он был виноват, но это не значило, что он должен был страдать всю оставшуюся жизнь. Вэй У Сянь уже умер один раз. Позорно, недостойно, и совсем один. Он уже настрадался вдоволь от потерь и неудач, невзгод и обмана. После всего, он тоже заслуживал счастья. Хотя бы мирного существования, единения с собой, и желания жить дальше. А не этого всего. Решение предстало перед ним само собой. Лотосы. Те, что Цзян Ваньинь привез полгода назад, остались в своем первоначальным виде. Нетронутые. Но с помощью магии поддерживающие свое состояние. Они хранились в той самой корзинке, которую Цзинь Лин самолично вручил дяде, поставив перед фактом. Это являлось слишком красноречивым ответом. Утром пришлось удалиться на занятия. Молодой господин Цзинь за время уроков наполнился решимости и незамедлительно вернулся к дяде во время обеда. Вэй Ин остался у себя в цзинши, видимо опасаясь столкнуться с племянником снаружи. Об этом сказали его удивленные глаза, когда юноша вновь неожиданно явился. – Возвращайся в Пристань Лотоса и поговори с дядей. – Спокойно, но очень серьезно, произнес Цзинь Жулань, опустившись рядом с мужчиной. – О чем ты вообще… – Попытался отойти от ответа, но вот досада: племянник был копией своего дяди, которого не так просто провести. А тот еще наполнился проницательностью, точно, как мать, что шансов обмануть совсем не было. Особенно после прошедшей ночи. – Ты ошибаешься, если думаешь, что дядя не хочет тебя видеть. Ты сам воздвиг между вами стену и все никак не можешь ее преодолеть. Но, уверяю тебя, дядя готов на разговор, который обоим вам нужен. Вэй У Сянь горько усмехнулся. Мальчонка становился все старше, от того умнее и внимательнее. Заносчивости до сих пор было не занимать, но он стал намного осознаннее. А еще очень напоминал юного Цзян Чэна, из-за чего сердце каждый раз откликалось на знакомые нотки и черты. – О чем мы поговорим? – Глухо спросил мужчина, до сих пор не зная, что он должен сказать шиди. Ведь что бы он не говорил, ничего не изменит. – Обо всем, о чем захочешь. Главное начни говорить. А слова потом найдутся сами собой. Вот так просто? Взять и начать говорить? Звучит так нелепо, но, на самом деле, Вэй Ин чувствовал в этих словах некую правильность. Просто поговорить. Обо всем, что захочет… – Поделись своими мыслями, своими достижениями в самосовершенствовании, и признайся в том, чего на самом деле хочешь. Я понимаю, что для вас обоих это очень сложно. И твой уход к Ханьгуан-Цзюню был не больше, чем возможностью убежать от трудностей. С дядей и правда сложно. Но пойми одну истину: он зол не потому, что ты ушел со Вторым Нефритом, а потому, что ты даже не попытался что-то исправить. Ты сдался, показав ему свое безразличие ко всему, что вас когда-то объединяло. Ты обесценил его значимость, в то время, когда, по правде, тебе далеко не все равно. Мужчина слушал, затаив дыхание, потому что улавливал в словах отголоски шицзе. Сильными сторонами Цзян Янли были умение прощать и проникать глубоко в самые темные мысли. Вэй У Сянь ошибся, когда сказал, что Цзинь Лин не унаследовал ни одной из ее сильных сторон. Ведь прямо сейчас юноша ему их продемонстрировал. От того, он глубоко вздохнул, а после повернулся к племяннику, схватил крепко своими руками и взъерошил его волосы. Потискать того в своих руках было просто необходимо, иначе его душевную организацию совсем по полочкам разложат. – Паршивец, прямо в душу залез. Поговорю я с Цзян Чэном, только больше не угнетай. – Отпусти! Совсем страх потерял? – Возмутился Цзинь Жулань, вырываясь из хватки дяди. Но, когда хотел ответить толчком, замер, встретившись с нежной улыбкой мужчины. – Ты прямо, как твоя мать. Она бы тоже заставила нас поговорить. Только, не думаю, что могу вот так без приглашения явиться в Пристань Лотоса. Молодой господин Цзинь чуть смутился, когда его сравнили с матушкой, и, отвернув свое лицо, скромно ответил: – Я договорюсь с дядей. Ты главное никуда не сбегай. Продолжай тренироваться и… старайся не думать о плохом. – Юноша на этих словах встал и направился к выходу. Уже у дверей он тихо добавил: – Не хочу в следующий раз прийти и застать тебя, наложившего на себя руки. Это были сильные слова. Настолько, что своим весом ударили под дых, напоминая о его прошлой смерти и прошедшей ночи. Открыто подразумевали, что его не хотели терять. От племянника теперь трудно было что-то скрыть. Он рос и, с каждым днем, становился рассудительнее и внимательнее к окружающим. Своей скромной заботой дал стимул Вэй Ину тренироваться усерднее. Отчасти, чтобы ожидание не задушило или не заставило сбежать. Но в большей степени, чтобы предстать перед шиди в достойном виде. Сердце наполнилось волнением и трепетом. Только через несколько недель Цзинь Жулань смог выбраться из Облачных глубин. Поскольку в Гусу устроено все очень строго, сделать это было крайне сложно. Цзинь Лин не был бы Цзинь Лином, если бы не настаивал на своём и не проявлял упорства. Ну и, конечно, хорошие связи в виде человека по имени Лань Сичэнь посодействовали. Молодой господин Цзинь прекрасно знал, что глава ордена Гусу Лань и глава ордена Цзян сдружились, проводя вместе вечера. Двух нефритов словно тянуло к мужчинам из Юньмэна, и у обоих чувства были безответны. Они были обречены на отказ с самого начала, и, кажется, оба это понимали, но все равно не могли сдерживать себя, когда любимому человеку было плохо. Поэтому, услышав, что юноша хочет помирить двух разделенных судьбой братьев, помочь им вновь сблизиться, дать второй шанс на счастье, Лань Хуань не смог отказать, а Лань Ванцзи воспротивиться и остановить. Лань Чжань как-то подошёл к Вэй У Сяню во время тренировки, и, хоть получил в ответ прежнюю улыбку, не смог не заметить боль и отчаяние в этих серых глазах. А потому прямо спросил: – Ты счастлив? Этот вопрос болезненным ударом прошелся куда-то в области груди, из-за чего Вэй Ин еле удержал выражение на своем лице. Оно так и замерло, высеченное, подобно на какой-то кукле, и выглядело так жалко, что все говорило за себя. Долго оно не продержалась. Улыбка пропала, померкла, исчезла, словно никогда ее там и не было, выставляя все истинные чувства на показ. Мужчина впервые за все это время захотел быть честным с Лань Чжанем, захотел поделиться этими чувствами, потому что не мог вот так вот покинуть его без причины, зная, сколько всего он сделал ради него. На глазах выступили слезы, и он опустил их к земле. Меч выпал из рук, а после без сил наземь упал и сам Вэй У Сянь. И так жалобно произнёс "прости", хватаясь за голову и проговаривая это слово ещё раз десять. Он просил прощения, просил и просил, не в силах остановиться. Прекрасно зная, как ничтожно сейчас выглядел и что окончательно разрывал между ними отношения. Лань Ванцзи за последнее время позволил себе больше, чем обычно. Аккуратно опустился подле возлюбленного, прижал его к себе и успокаивающе провел по спине. Ему тоже было больно, что чувства, которые он питал к этому человеку не взаимны, но ещё было больнее видеть, как яркий озорной огонек в его глазах медленно потухал, забирая с собой и его жизнь. – Если глава ордена Цзян сможет заставить тебя снова улыбаться, как прежде, это сделает меня бесконечно счастливым. И это была истинная правда. Одно из четырех тысяч правил Гусу Лань гласило, что врать запрещено, и Второй Нефрит не смог бы лгать этому человеку, поэтому сказал так, как есть. Если Вэй Ин снова будет счастливо жить, если вновь будет улыбаться и звонко смеяться, дразнить всех вокруг и бесконечно доставать своим ребячеством, Ханьгуан-Цзюнь действительно будет счастлив. Это не избавит его от боли, но он будет счастлив, потому что возлюбленный найдёт свой покой. И пусть этот покой находился в другом человеке, не совсем приятном ему самому, это не важно. Главное, чтобы этот озорной огонек в его серых блестящих глазах не померк навсегда. Эти слова заставили что-то в Вэй У Сяне оборваться. Он вжался руками в белое ханьфу и зарыдал в голос. Впервые позволил увидеть себя настолько слабым. Он держался перед всеми как мог, но эти слова, желающие ему обрести счастье, выводили из равновесия. Потому что они были искренние, от всего сердца, но Вэй Ин не мог ответить этому сердцу. Это было бы неправильно, не честно по отношению к Лань Чжаню, и не тем, чего по-настоящему хочет этот мужчина. Если бы он позволил этому продолжиться, то это было бы все притворством, которого второй молодой господин Лань не заслужил. В тот день была последняя их встреча, после которой они больше не пересекались. Скорее всего, Лань Ванцзи решил уйти в уединение, чтобы привести свою душу и разум в покой, утихомирить шторм в своем сердце. И как бы Вэй У Сянь не винил себя за жестокость, он все равно был благодарен Лань Чжаню за его заботу, помощь и защиту. Он стал ему дорогим другом, пусть это и не то, чего хотел Второй Нефрит. Когда-нибудь они встретятся вновь, и, возможно, Вэй Ин сможет с лёгкостью и уверенностью, с той улыбкой, которую хочет увидеть Ханьгуан-Цзюнь, ответить на его ранее заданный вопрос. Тем временем, пока два Молодых господина Лань залечивали свои душевные раны и искренне надеялись на счастливое примирение между двумя братьями, Цзинь Лин быстрой и уверенной походкой шел в кабинет своего дяди. Был уже поздний вечер. Это время, когда глава ордена Цзян был не сильно занят и его спокойно можно было оторвать от дел. Как правило, в такой час он занимался кипой бумаг, из-за чего юноша ни сколько не беспокоился прервать его от чего-то важного. Поэтому, с невозмутимым лицом, он бесцеремонно вошёл в кабинет Саньду Шэншоу, который тщательно изучал содержимое свитка. Тот даже не удивился, когда кто-то нагло ворвался к нему, поскольку был точно уверен, что это племянник. – Тебе уже скоро семнадцать, а ты так и не научился стучать. – Возмутился Цзян Чэн, но не оторвал взгляда от бумаг. – Дядя. Голос, обращённый к главе ордена Цзян, звучал серьезно, без капли иронии или самодовольства, или же той же самой робости, с которой обычно к нему обращался юноша. Этот жёсткий тон заставил мужчину поднять на племянника глаза и встретиться с таким же, как и его голос, непоколебимым взглядом. Цзинь Лин держался прямо, уверено и даже как-то строго глядел на своего дядю. – Ты можешь выполнить ради меня одну мою просьбу? Вопрос прозвучал неожиданно, от чего брови Цзян Ваньиня поползли вверх. Он даже не смог скрыть своего удивления, ведь с таким серьезным выражением лица Цзинь Жулань просил его о чем-то впервые. Чаще всего парень даже боялся ступить к нему с глупыми просьбами, а сейчас стоял так, словно от дальнейших его действий зависели чьи-то жизни. И это было не далеко от правды. Ведь от этого зависят дальнейшие отношения между дорогими ему людьми, чьи терзания доставляли ему боль. Юноша ведь не был дураком и прекрасно видел, что дядя, который провел с ним все его детство, да и всю жизнь, что он себя помнил, тоже тихо мучался. Просто это не было так выражено, как у Вэй У Сяня. Возможно, потому, что для Цзян Чэна прошло больше десятка лет, за которые боль притупилась и осталась лишь глухим напоминанием о прошлом. Но факт оставался фактом. Глава ордена Цзян, не смотря на все свои противоречивые чувства, не мог отпустить воспоминания о своем шисюне и молчаливо по нему скучал. Он об этом не говорил, просто Цзинь Лин это прекрасно видел. От того в прошлый раз и предложил дяде навестить Вэй Ина. – Говори. – Заинтересовано отозвался Ваньинь, когда отошел от изумления. Цзинь Лин на какое-то время опустил глаза в пол, глубоко вздохнул, а затем вернул такой же, полный уверенности, взгляд. – Мне не понять всего того, что между вами произошло. Осознаю, что для вас двоих тяжело просто взять и вернуться к прежним отношениям. Прошло много времени, случились самые страшные вещи, и много между вами есть недосказанностей. Но, дядя, ты не можешь отрицать того факта, что ваши жизни необратимо связаны. Столько лет, проведенных вместе, нельзя так просто перечеркнуть. Вы оба вспоминаете друг о друге, но избегаете встреч. Не думаешь ли ты, что пора бы сдвинуться с мертвой точки? Я ведь знаю, что тебе не все равно. Глава ордена Цзян ожидаемо нахмурился и сжал свиток в своих руках. Тот некрасиво измялся и вряд ли мог уже зваться документом, но в данный момент это было не так важно. Все внимание сфокусировалось на племяннике и на его словах. На его поведении, которое так напоминало сестру. Словно она стояла рядом, по-доброму улыбалась и обеспокоенно интересовалась: «А-Чэн, вы снова поссорились?». Но Цзян Янли рядом не было. Зато находился ее сын. Несколько самоуверенный, дерзкий и неугомонный. Ребенок, что отчаянно желал внимания близких, которые у него остались. Но моментами, все чаще и чаще, он начал напоминать свою мать. Правильными и аккуратными словами залезал в душу, доставал запрятанные чувства и старался помочь с ними бороться. Он стал тем мостом, что самолично воздвигнул себя в отношениях между мужчинами, и готов был помогать сблизиться вновь. Ребенку любимой сестры и так было сложно отказать, но, когда в нем проснулись личные стремления и желания, забота и понимание тех вещей, что раньше не поддавались пониманию, отказать стало в разы сложнее. – Чего ты от меня хочешь? – Сурово спросил Ваньинь, понимая о ком и о чем шла речь. – Он ждет тебя, чтобы поговорить. Я буду рад, если вы это сделаете, потому что кроме друг друга, у вас нет никого, с кем можно разделить общее прошлое. Для меня это важно, и я знаю, что для тебя не меньше. После этих слов Молодой господин Цзинь оставил своего дядю одного со своими мыслями. В Цзян Чэне снова проснулась внутренняя борьба. Гордость говорила, чтобы он закрыл глаза на это, не лез больше к этому человеку и не позволял себе волноваться за него. Но сердцем он понимал, что сопротивляться было уже поздно. На самом деле, достаточно давно, он неизбежно утонул в этих прекрасных серых глазах и пленился мелодичным родным голосом. Как бы он не пытался сопротивляться, но он тосковал и безмерно скучал. Ему понадобилось время, чтобы собраться и решиться пойти к шисюну. Куда именно было понятно без слов, поэтому он очень быстро нашел мужчину. Возле озерного берега, за садовыми беседками и гущей деревьев, стоял Вэй У Сянь и нервно перебирал края рукавов своего ханьфу. Ваньинь прежде, чем к нему подойти, остановился, чтобы понаблюдать, как тот опустился к озеру и ополоснул лицо холодной водой, словно в попытках успокоиться. Несколько раз глубоко вздохнул, будто воздуха было катастрофически мало. Сердце болезненно откликнулось на метания брата, ведь понимало, что такое волнение вызвано из-за него. И пусть он мог просто развернуться и отправиться обратно, все равно ступил вперёд, приближаясь к Вэй Ину. Желание увидеть его лицо взяло вверх, жажда услышать его голос охватила с головой, заставляя идти, ни на миг не усомнившись в решении. И, когда он оказался совсем рядом, в паре метров от такого родного и близкого человека, его наконец заметили. Мужчина обернулся и явил свои очи цвета грозового неба. Застыл, боясь шевельнуться, и безотрывно глядел на Цзян Чэна. Всматривался, словно хотел убедиться, что ничего не изменилось за время их разлуки, но через какое-то время поджал губы и отвел взгляд. Он до сих пор не знал, что ему нужно сказать. Хотелось произнести что-то правильное, не облажаться, а в голове было пусто. – Я… Представляешь, я теперь бродячий заклинатель, ахаха… Я могу?.. Может приютишь по старой… дружбе? Ахаха… ох, знаю, темным заклинателям не место, но я теперь обычный… в смысле, я бросил темный путь… знаешь, я смог… может позволишь побыть с тобой?.. я не буду мешаться… Казалось, что из него вырывается бред сумасшедшего, из-за чего он нервно рассмеялся, а после разгневано возмутился и схватился за голову. – Да черт, все не то! Вэй Ин раздосадовано взмахнул руками, потому что не мог подобрать нужных слов. Что сказать, чтобы его поняли? Какие слова нужны, чтобы его приняли? Как не обидеть и не разозлить шиди, который остановил его метания, поймав за запястья. Ваньинь притянул его поближе к себе и переспросил: – Ты бросил темный путь? Шисюн, подобравшись от непонятного страха, не в силах поднять на брата взгляд, кивнул и тихо ответил: – Я сформировал золотое ядро. Хотел, чтобы ты знал. Это было шокирующей новостью, ведь сформировать духовное начало, когда тебе почти за тридцать, практически невозможно. Но это же Вэй У Сянь, который опять поспешил всех поразить своей уникальностью. И что более удивительно, Цзян Чэн не чувствовал ничего негативного, как было прежде, когда брат его во всем превосходил. Сейчас это стало приятной новостью, поэтому он сказал: – Это хорошо. Думаю, у тебя получится нагнать упущенное. Он произнес это сдержанно, не показывая эмоций. Наверное, поэтому, Вэй Ин вскинулся, посмотрел своими невозможными глазами и громко заявил: – Я не для того, чтобы похвастаться это сказал! Я просто... хотел поделиться с тобой. И... если ты не против, можно мне остаться тут на некоторое время... Ваньинь нахмурился, улавливая мысль брата. Что раз теперь он не темный заклинатель, которых в Юньмэне не жаловали, может ли теперь получить разрешение приезжать. – Дурачье. – Буркнул Глава ордена Цзян и вздохнул. – Тебе не нужно золотое ядро или любая другая причина, чтобы вернуться в Пристань Лотоса. Эти слова будто сняли все чувства Вэй У Сяня с предохранителя, потому что после них он в миг оживился, всхлипнул и обвинительно проговорил: – Почему ты сразу мне этого не сказал? А затем моментально нашелся со словами. А точнее просто начал выкладывать все, что ему пришлось пережить, пока они были в разлуке, что на самом деле ему никогда не было все равно. Просто он не мог позволить себя защищать, не хотел подставлять шиди, и не желал подвергать его терзаниям из-за пересадки ядра. Он рассказал все моменты, когда ему было страшно, когда ему было больно и когда он сходил с ума в одиночестве. Просто начал говорить то, что держал в себе годами, и слова действительно потом появились сами собой. Цзян Чэн слушал и не смел прерывать. Он столько лет задавался множеством вопросов и вот сейчас ему давали на них ответы. Узнать это было просто необходимо. Он и правда в некоторых моментах взглянул на вещи с другой стороны, где-то хотел возмутиться, а где-то почувствовал жгучую вину. Но важно одно: нужно было принять это, если они хотели двигаться дальше. И именно в этот момент, когда он увидел горячие слезы на щеках брата, его возмущения и раскаяния, он полностью решился. Да, это не избавит в один миг его от обиды и вины, однако был готов согласиться со словами племянника. Они были единственными у друг друга, с кем могли разделить прошлое и боль. – … И все из-за тебя, засранца! Все ты и твои чертовы лотосы! Зачем было это все? Зачем ты напомнил мне, как сильно я по тебе скучаю? Зачем разрушил все мои иллюзии и дал понять, что без тебя жить плохо? Это не честно, Цзян Чэн! – Срываясь на крик, проговорил Вэй У Сянь и несильно толкнул шиди в плечо. – Не честно убегать от меня и прятаться за кем попало! – Ваньинь не остался в долгу и ответил таким же толчком. – Лань Чжань не кто попало! Сам виноват, что кнутом махался направо и налево! – А ты мне еще поспорь тут! Добровольно бы пошел, может и кнута никакого не было бы. Как собью с тебя сейчас спесь! Между ними завязалась драка. Не на жизнь или на смерть, а обычная мальчишеская потасовка, сопровождаемая не сильными ударами и толчками. Не было намерения сделать больно или сильно ранить. Они схватились в эту борьбу, словно они вновь подростки, свалились наземь и на ней продолжили возиться, как дети. Это был совсем ребяческий поединок, через который они не выясняли отношения. Они учились снова друг друга касаться. – Ну ты и мелочь. – Поддел шисюна Цзян Чэн, намекая на его нынешний рост, и ударил того локтем в ребра, удовлетворённо наблюдая, как тот запыхтел. – Ах ты! Насмехаться надумал? – Возмутился шисюн и в ответ пихнул плечом. Ваньинь на этот раз не ответил. Развалился на траве, прикрывая глаза и тяжело выдыхая. Он сконцентрировался на своих ощущениях и понял, что ему этого не хватало. Ему и правда все это время не доставало только этого баламута. Стало самому смешно. Тринадцать лет его выискивал не из мести, а потому что просто не мог без него спокойно жить. – Ты чего? Больно сделал? – Взволновался Вэй Ин, повиснув над шиди, на что Глава ордена Цзян привычно съязвил: – Не смеши. Больнее уже не сделаешь. И только после он понял, что сморозил, и резко посмотрел на брата. Тот поник, закусив губу, и хотел уже было отстраниться, но Цзян Чэн вовремя схватил его за талию. Не нашелся с тем, что сказать, поэтому сделал больше. Пересилил себя и прижал мужчину к себе. Обнял, зарывшись в его волосах, пока сам шисюн оцепенел в изумлении. Потому что объятия слишком много за себя говорили. – Цзян Чэн… – Не нужно ничего говорить. Мы сказали друг другу достаточно. Я не знаю, как нам сжиться с этим, но, думаю, мы можем… просто начать. Хочешь? Вэй У Сянь некоторое время помолчал, ведь так было не привычно ощущать родное тепло, которого очень часто не хватало. Он слушал стук собственного сердца, которое довольно билось в его груди, заполучив наконец долгожданные объятия и слова. Он немного подумал, а потом очень тихо произнес их давнюю реплику, которую они часто использовали в пору юности. – Будем жить, как карта ляжет? Ваньинь на несколько мгновений замер, услышав эти слова, брошенные, подобно вызову. Ведь они снова бросали вызов разлучнице судьбе, желая сойтись обратно. Это было волнующе, от того, взглянув шисюну в глаза, он улыбнулся уголками губ и уверенно сказал: – Карта ляжет, как мы ее положим. И это было громче всяких клятв и обещаний. Они просто будут жить, как сами того захотят. Пойдут на перекор всем невзгодам и больше не поведутся на чужие уловки. Они научены горьким опытом и не дадут разлучить их повторно. В данный момент, они настолько хотели вновь быть вместе, что готовы рискнуть.