meet you at the graveyard.

      — Адам мёртв. – она кидает нимб, весь в золотых кровавых разводах, на песок, прямо перед шезлонгом и зло смотрит на женщину перед собой. – Твоя сделка выполнена. Теперь я главная.       — Поздравляю? – Лилит острым когтем приспускает очки на кончик носа и смотрит на Лют почти безразлично, а после кидает взгляд не вещицу, брошенную ей в ноги, и хмыкает.       — Приструни, блять, свою дочь, если хочешь остаться здесь подольше. – Лют почти рычит, сжимая руку в кулак с такой силой, что чувствует, как ногти впиваются в ладонь сквозь ткань. Она смотрит на женщину пристально, глаза щурит, сдерживая злобу. ‒ У тебя не так много времени, Лилит.       Она не дожидается ответа, поворачивается к Морнингстар спиной и делает пару шагов, к кромке воды и старается дышать глубже, ощущая очередной приступ боли. Кровь у неё почти не идёт, лишь изредка капает с клочков ткани. Золотые разводы с её сапог смывает волна прибоя, а капли, упавшие в воду, растворяются моментально, словно и не было их. Лют проходит еще пару шагов, так чтоб вода закрывала щиколотки и останавливается снова, поднимая голову. Она щурится от закатных лучей, что слепят глаза и стоит так несколько минут, прежде чем выйти из воды и направится домой.       Мыслями она не здесь, да и у неё их не осталось. В голове пусто совсем, словно вся жизнь её окончена и дел больше не осталось. Она искренне старается думать о том, что добилась того, к чему так стремилась: из лейтенанта стала главой экзорцистов. Теперь вся ответственность за истребление на её плечах. Это было заслужено. Она проделала огромный путь, чтоб наконец оказаться… Здесь?       — Забери свою безделушку.       — Что? ‒ девушка оборачивается через плечо, морщится от боли, так резко прострелившей весь плечевой пояс.       Лилит ей больше ни слова не говорит: устраивается поудобнее, вытягивает ноги и поправляет шляпу, снимает очки и прикрывает глаза, откидывая голову на подушку.       До Лют лишь спустя минуту доходит, о чём она говорила. Взгляд жёлтых глаз натыкается на белый обруч, весь в ангельской крови и пляжном песке. Он еще тёплый и едва-едва мерцает, отпуская последние искры жизни владельца. Она не замечает, как слеза, одна единственная, стекает по щеке, смешиваясь с кровью. Ей сил не достаёт подойти снова к тому месту, где она бросила нимб ‒ только пальцами щёлкает тихонько, еле заметно. Лют делает еще несколько шагов и понимает, что сил не осталось никаких.       Бой проигран. Она лишилась руки. Лишилась многих бойцов.       — Это справедливая цена. ‒ голос её тихий, но твёрдый. Хочет верить в то, что говорит. Хочет верить, что цена соразмерна тому, что она получила.       От земли Лют отрывается рывком, за несколько взмахов крыльями, резких, обрывочных и болезненных, она оказывается высоко в небе.       Лют не знает, куда летит. Не знает, где бы хотела оказаться. Не знает почему слёзы продолжают течь, хоть и быстро высыхают от порывов ветра, бьющего в лицо.       

***

      — Добрый день! ‒ ангел, молодой парнишка, улыбается ярко, стоя за стойкой. Он тушуется быстро, когда узнаёт в вошедшей посетительнице главу истребителей и словно уменьшается в два раза, когда она подходит к стойке вплотную.       Лют на приветствие не отвечает, достаёт из кармана юбки квитанцию и с тихим шлепком кладёт её на стеклянную поверхность. На руке у неё две повязки и множество заживающих царапин и шрамов. Обрубок плеча обмотан бинтом, на котором в паре мест начала проступать золотистая кровь ‒ явный знак того, что пора сменить повязки. Она хромает на правую ногу, но стоит весьма устойчиво, смотрит куда-то за его плечо, на полки с какими-то сувенирами и прочей мелочью.       Вспоминает, что у Адама на полке стояла целая коллекция дурацких фигурок херувимов самых разных мастей и хмурится еще сильнее, ощущая мерзкий ком в горле.       Парнишка перед ней дрожащей рукой берёт лист и вчитывается в витиеватые надписи на жёлтой бумаге и кивает мелко, просит подождать буквально минутку. Лют кивает и поднимает руку, чтоб сложить их на груди и замирает под внимательным взглядом ангела-подмастерья. Для него это выглядело так, словно она хотела жестом остановить его.       — Блять… Иди уже. ‒ Это стало первым, что она произнесла за почти пять минут своего присутствия в ювелирной лавке. Лют махнула рукой и отвернулась, смотря в сторону, на витрины с цепочками. Она всё никак не может привыкнуть к тому, что рука всего одна.       Девушка делает пару шагов к витрине, замечая, что парень скрылся за дверью, ведущей в мастерскую, и обнимает себя за плечо, кончиками израненных пальцев ощупывая бинты и лишь на пару секунд сжимает пальцы чуть сильнее. Боль приводит в чувство, отрезвляет быстро и заставляет помнить, что за ней следит слишком много глаз, особенно после вступления в новую должность. Сэра не даёт покоя, требует отчёт за отчётом, планы новых вылазок, хочет лично присутствовать на собраниях.       — Ёбаный бред. ‒ Лют шипит едва слышно, качает головой и взгляд её натыкается на цепочку. Самое банальное якорное плетение, серебро. Достаточно длинная, чтоб убирать её под одежду. Она хмыкает и отходит на шаг назад, когда слышит скрип открывающейся двери.       — Ваш заказ готов, мисс!       Паренёк кладёт на стойку коробочку, обитую белым бархатом с золотым тиснением по краю крышки. Рука у неё дрожит ужасно, а пальцы не гнутся, как бы она не старалась привести себя в чувство. Коробочка открывается с тихим характерным звуком, после нажатия на кнопочку.       У Лют вдох застревает в горле, там же где и слёзный ком стоит. Она, кажется, буквально ощущает, как внутренности завязываются в узел, но заставляет себя держать лицо.       На золотой подложке лежало кольцо. Тонкое, с округлыми гранями. Без камней и гравировок, просто белое, матовое.       — У вас отличный вкус! Чудесно выглядит и такой мягкий блеск!       И Лют хмыкает язвительно. Только она знает, что оно совсем не блестит. Последняя искра в нём погасла неделю назад, когда она вернулась от Лилит. Последняя искра Адама в его нимбе потухла прямо в её руках, стоило её ногам коснуться земли.       Многие готовы поклясться, что крик, раздавшийся в ночи, был сродни воплю раненого зверя и сотряс не только Рай.       — Примерьте! Уверен, оно будет отлично смотреться на вашей руке. ‒ голос у него такой звонкий, что у Лют начинает болеть голова. Она стреляет в него таким красноречивым взглядом, что паренёк вздрагивает, отступая на шаг.       — Серебряную цепочку ещё, со второй витрины из среднего ряда. Она там одна такая. Якорное плетение. Больше ничего не нужно. ‒ Лют кладёт купюру на стол и дрожащими руками захлопывает крышку коробки. Та хлопает гулко, пугает паренька ещё больше и руки его страшно дрожат, когда он передаёт указанную цепочку в чужие руки. ‒ Сдачи не надо.              Из магазина девушка вылетает с бешеной скоростью, запястьем утирая влажные щёки. Она взлетает рывком от самого магазина и только слышит чужие вскрики из-за силы налетевшего ветра.       

***

      Лют хлопает дверью и прижимается к ней спиной. В квартире тишина, ни единого звука, даже от соседей, а те были шумными. Темнота съедает очертания мебели и будь она здесь впервые, то обязательно задела бы угол комода в коридоре, ударилась бы лбом об открытую дверь ванной. Плотные шторы в каждом помещении скрадывают свет уличных фонарей, но Лют с идеальной точностью обходит все препятствия и проходит на кухню.       Она знает, что в раковине две тарелки и чашки, на столешнице рассыпан сахар и лежит липкий от лимона нож. Запах стоит ужасный, но она лишь утирает нос ладонью, в которой зажата цепочка. Свет от лампочек холодильника освещает её лицо. Она опирается бедром на подоконник и с минуту смотрит на пачку рёбрышек на верхней полке. Разморозил и обещал приготовить, когда они придут домой. На средней полке торт с истёкшим сроком годности. Потрескавшаяся шоколадная надпись режет глаз.       «С победой, сучка!»       Он заказал этот дурацкий торт за день до дня истребления. Лют пнула дверцу морозилки. Потом ещё раз. И ещё. И ещё трижды, пока нога, и без того раненая, не взорвалась адской болью, заставляя закусить губу и зажмурить и без того слезящиеся глаза. Она убрала цепочку в карман юбки, в котором уже лежала коробочка с кольцом.       Она перевела взгляд на дверку и с минуту ещё смотрела на бутылку колы, бутылку виски и бутылку водки. Лют не смотрела, что она берёт, просто взяла что первое под руку попалось и хлопнула дверкой холодильника, вылетая с кухни почти бегом.       В спальне пижамные футболки валялись в коме одеяла на незаправленной кровати. После света лампочек в холодильнике она видит в темноте ещё хуже, но безошибочно смотрит в угол, что ближе к ней у самой двери. Гитара на подставке, покрытая слоем недельной пыли.       Он убил бы её, если б узнал, что она бросила малышку на неделю и не вытирала с неё пыль. Но он не узнает. И не убьёт. Потому что мёртв.       Боль в плече снова напоминает о себе и Лют рычит озлобленно, сжимая в руке горлышко бутылки. Она закидывает гитару на более-менее здоровое плечо, проверяет удобно ли она висит и подходит к окну, на котором стоит один единственный кактус.       Лют отдёргивает штору и щурится от ударившего в глаза света. Земля в горшке сухая совсем, они не поливали его неделю. И она не поливала его неделю. Наверное, думается ей, Адам был прав, когда говорил, что под её заботой даже кактус загнётся. Она всегда забывала про этот горшок.       Слёзы душат с новой силой, и она ставит бутылку рядом с горшком, а после открывает окно нараспашку. Сетует на себя за медлительно из-за отсутствия второй руки и садится на подоконник, свешивая ноги. Она долго смотрит вниз и думает, раскроются ли крылья рефлекторно, если она просто прыгнет, но в итоге она забирает бутылку и прыгает вниз, раскрывая крылья. Лют преодолевает оставшийся десяток этажей и приземляется на крышу. Выходит-то, в итоге, у неё не очень удачно ‒ правая нога подкашивается, и девушка вскрикивает, падая на землю. Она испуганно стягивает гитару с плеча и осматривает со всех сторон несколько раз, но та в полном порядке, хоть и всё ещё в пыли.       Лют на бутылку смотрит и радуется, что взяла виски. В голове всплывает воспоминание о том, как они эти бутылки притащили домой, после предыдущего истребления и оставили, решив открыть на годовщину знакомства.       Она крышку откручивает, делает глоток на пробу и морщится, кашляет, но делает ещё два крупных глотка, прежде чем отставить бутылку в сторону. Коробочка в кармане словно жжётся, не даёт о себе забыть ни на секунду и Лют наконец достаёт её, открывая нажатием кнопки. В тусклом свете уличных фонарей его нимб выглядит ещё более безжизненным, чем был днём, когда она увидела его впервые.       Перчатку она стягивала долго, зубами, задыхаясь в слезах. Грудь сдавливало с такой силой, что ей казалось, что обломок стены отеля снова придавил её к полу. Она не забудет это ощущение ‒ приближение смерти.       — Было бы лучше, умри я там? Он бы не знал об этом даже, наверно. ‒ она бубнила сквозь зубы, наконец стянув перчатку и аккуратно подцепила кольцо безымянным пальцем, надевая его. Холодное, совсем безжизненное, оно идеально село на руку. Она лишь чуть-чуть поправила его большим пальцем и вытянула руку перед собой, но уже через секунду прижала её к себе, хватаясь за ворот футболки и оттягивая его.       Слёзы сдерживать было привычкой. Лют не помнила, когда плакала последний раз и плакала ли хоть раз после смерти, до того дня. Она сделала еще несколько глотков из бутылки и глубоко задышала, стараясь справиться с накатывающей истерикой. Лют лишь по описанию знала, что с ней происходит. Даже знала, как с этим справляются обычно.       — Да хуйня это всё! ‒ её крик был таким громким в ночной тишине, что она зажмурилась и остаток фразы проговорила едва слышно. ‒ Хуйня эти ваши советы, не помогают они, когда так болит.              

***

      Через час, когда бутылка была выпита больше, чем на половину, а слёз не осталось, и сидеть без куртки стало совсем холодно, Лют потянулась за перчаткой и взяла наконец гитару. Положив ту на колени, она мягко вытерла её от пыли и лишь после этого провела кончиками пальцев по струнам.       Они отозвались знакомой вибрацией и мягким звуком.              «       — Да хули ж ты так дёргаешь их? ‒ Адам фыркнул и поднялся на ноги, отставив стакан с колой в сторону он сел к ней вплотную, прижимаясь грудью к прямой спине и положил голову на плечо, стараясь не задевать крыло. Девушка едва заметно дёрнулась, когда он коснулся её руки своей собственной, без привычных перчаток, и принялся правильно ставить её пальцы. ‒ Вот! Теперь мягко по струнам проведи, давай.       Лют его слушалась неукоснительно и подрагивающими пальцами провела по струнам. Вместо резкого звука, что был за минуты до этого, гитара мягко отозвалась на её касание.       — Видишь? Дрын и всё. ‒ голос у него был в тот момент не громкий и мягкий, с привычной насмешкой.       — Дрын и всё.

»

       — Дрын и всё. ‒ слеза гулко упала на корпус гитары и девушка закрыла глаза ладонью, спиной падая назад. Она не боялась удариться головой об пол.       Лют впервые плакала не сдерживая себя.

***

      — Я должен встретиться с ней. ‒ Адам отворачивается от хрустального шара и пристально на Морнингстара смотрит. ‒ Ты же видишь!       — Ты продал душу в обмен на то, чтобы увидеть её. ‒ Тот усмехается и лишь плечами пожимает в ответ. Делает шаг вперёд, заложив руки за спину. ‒ Тебе больше нечего предложить мне за сделку. Дождись очередного истребления, дорогуша. Посмотрим, что будет.