Панацея

« Наверно, я погиб: глаза закрою — вижу. Наверно, я погиб: робею, а потом Куда мне до неё — она была в Париже, И я вчера узнал — не только в нём одном! Какие песни пел я ей про Север Дальний! Я думал: вот чуть-чуть — и будем мы на ты, Но я напрасно пел «О полосе нейтральной» — Ей глубоко плевать, какие там цветы »

Владимир Высоцкий

— Может быть ты уже откроешь ему эту ебучую дверь? — Кристина с озлобленным топотом влетела в комнату Андерсон и, остановившись в дверном проёме, скрестила руки на груди, устремляя злой взгляд на мирно лежащую на кровати рыжеволосую девушку. Та в свою очередь скучающе вздохнула и, отложив телефон в сторону, расплылась в ехидной улыбке. — Зачем? — Эм, он действует мне на нервы, — выдохнула Митина и плюхнулась рядом с подругой. — Ты же дала повод для того, чтобы он сюда заявился? — Ну так, — пожала плечами, раздумывая над тем, что только что сказала темноволосая. Действительно, было ли в их недавнем с Рустамом разговоре то, что дало ему какую-то надежду? Вероятно. — Может устанет долбиться и уйдёт? — А ты взять и послать не можешь? — Не могу. — Значит пойди и поговори, — Эмма поджала губы и, согласно кивнув головой, поплелась к входной двери. Её уже особо не интересовали его оправдания и извинения, если честно. Слушать заученные до дыр речи Андерсон не хотела, но почему-то всё равно отвечала на звонки. Видеть его деланный грустный взгляд желанием не горела, но зачем-то всё равно проворачивала ключ в замочной скважине и пускала его на порог. Он, уже прекрасно понимая, что она не откроет, прислонился лбом к холодному металлу и отчаянно вздохнул. Как же с ней трудно. Вчера почти напрямую сказала, что готова дать ему ещё один шанс, а сегодня упорно делает вид, что этого разговора не было и он опять себе всё выдумал. Делает дурака из него, хотя сама та ещё дура. Эмма почти сбила его с ног, когда резко дёрнула ручку и с силой отворила дверь. Кабардинец отшатнулся, хватаясь руками за железную вставку дверного проёма. Он поднял на неё свои карие глаза и поджал губы, беглым взглядом окидывая спокойное лицо напротив. То есть, блять, пятиминутные непрекращающиеся стуки и жалобные мольбы были специально пропущены мимо ушей? Детский сад. — Ты очень настойчивый, — подметила Андерсон, скрещивая худые руки на груди. Чуть опустила голову, глазами пробегаясь по его внешнему виду. Бежевая толстовка, синие джинсы, белые кроссовки. Волосы мокрые, видимо, попал под дождь. — А ты до жути упрямая, — тихо ответил Рустам, поглядывая на улыбающуюся Кристину за её спиной. Та показала палец вверх и, усмехнувшись, скрылась в ванной комнате. Язва. — Проходи, — рыжая отошла в сторону, наконец пропуская молодого человека в квартиру. Он быстро юркнул внутрь, боясь, что она сейчас передумает и выгонит его нахуй отсюда. Разулся, лицом поворачиваясь к зевающей Андерсон. Она молча проследила за его действиями и, закатив глаза, медленно пошла в сторону кухни. Эмма – самая противная и вредная девушка, с которой ему когда-либо приходилось общаться. Ну и, опять же, самая красивая. Рыжая набрала в электрический чайник воду и, клацнув пластиковой крышкой, поставила его на металлическую подставку. Глубоко вздохнула, разворачиваясь на мирно сидящего за столом кабардинца. Такой встревоженный, спрятал руки в длинные рукава и опустил вниз лохматую голову. Кажется, за последнее время он не испытывал ничего, кроме вины. — Пришёл помолчать? — прервала тишину Андерсон, усаживаясь на деревянный скрипучий стул. Раньше его было не заткнуть. — Не знаю с чего начать, — прикрыл глаза, делая глубокий вдох. Надо собраться с мыслями, иначе она точно выпроводит его за дверь. — Объясни мне, пожалуйста, какие чувства я вызываю у тебя на данный момент? — рыжая засмеялась, подпирая уставшее лицо тонкой рукой. Прямолинейный. Это хорошо! — Никакие, — она пожала плечами, не сводя с него свой пристальный взгляд. Кажется, Рустам расстроился. А на какой ответ он рассчитывал? « Я люблю тебя, Рус, даже не смотря на дерьмо, в которое ты окунул меня месяц назад »? Бред. — Ты ожидал услышать что-то другое? — Эм, зачем ты так со мной разговариваешь? — ему начинает надоедать, что она так в открытую глумится и высмеивает его. — Я знаю, что оступился. Знаю, что причинил тебе боль. — Да что ты говоришь, — оскалилась, хлопая в ладоши. — Рустам, поставь себя на моё место, — он, если честно, уже думал об этом. Представлял ситуацию, в которой он самым нелепым образом узнаёт о том, что у его пассии всё это время был молодой человек. Представлял себя в шкуре любовника и, по правде говоря, жутко злился. Никогда бы не смог простить такое. А она, вроде как, смогла. Ну, пытается. — Я ставил, — кивнул. — И я бы никогда не дал этому человеку второй шанс, — замолчал. — Но, Эм, ты сама пошла на контакт. Ясен хуй я подумал, что ты готова меня простить. — Дарина знает о том, что ты сейчас здесь? — Мы расстались. — Вот как. — Прошу, перестань, — взмолился кабардинец, хватая её за руку. Крепко сплёл их пальцы, чтобы даже при огромном желании она не вырвалась, и носом уткнулся в расслабленную женскую кисть. Вдохнул аромат её кожи и грустно улыбнулся: он ненавидит воспоминания. Ненавидит чувствовать ту всепоглощающую грусть, когда что-то незначительное напоминает о ком-то до жути близком. Эмма сидела молча. Она изредка бросала беглый взгляд на их руки, но не двигалась. Терпеливо ждала продолжения, не сводя с него зелёных глаз. Обида медленно начинает растворяться, когда он такой. — Прости меня, — прошептал Рептилоид, целуя верхние фаланги. Он поднял на неё широко распахнутые глаза и затаил дыхание. — Пожалуйста, прости меня. — У меня есть выбор? — улыбнулась уголком губ, немного щуря свои большие глаза. Саидахмедов вскинул брови, удивлённо открывая рот. Что она только что сказала? Простила? Она действительно его простила? — Ты шутишь? — он прокашлялся, выпрямляя спину и отпуская её руку. Если врёт – это жестоко. Как бы он не был перед ней виноват, так нагло играться с его чувствами неправильно. Для кого неправильно, Рустам? Она отрицательно покачала головой, всё ещё глупо улыбаясь. Он забавный. Выглядит как маленький наивный ребёнок. В какой-то степени ей его жаль. Так раскаивается парень, грех не простить, правда? Кабардинец, обойдя деревянный стол, в секунду преодолел расстояние между ними, аккуратно взял её за предплечье и, подняв на ноги, крепко прижал к своей груди. Камень с плеч упал, когда рыжая уткнулась носом в его шею и засмеялась. Так нежно, так искренне! Как же ему этого, блять, не хватало. В тот роковой вечер она грозилась проломить ему голову каблуком и не позволяла к себе прикасаться, а сейчас покорно поддаётся и не препятствует. Ластится к нему, как кошка, пальцами перебирает мягкую кожу на шее и что-то бормочет себе под нос. А говорила, что никогда не простит! Он поднял двумя пальцами острый подбородок и, словно спрашивая разрешение, застыл с немым вопросом в глазах. Позволит или скажет, что ещё не готова? Позволила. Рустам смазано припал к пухлым губам, опуская крепкие руки на лебединую шею. Как давно он её не целовал, уму непостижимо. Всё происходящее кажется ему зрительной галлюцинацией, не иначе. Он хочет поверить в то, что всё налаживается, но почему-то не может. То ли сам себя не может простить, то ли она какая-то другая. Времени на раздумья об этом у него не было. Она уже сидела на его коленях, медленно расстёгивая верхние пуговицы своей бордовой рубашки. Пальцы медленно и аккуратно сминали плотную ткань, открывая кабардинцу вид на чёрный кружевной бюстгальтер, из которого виднелись лишь покрытые мурашками ареолы и небольшие тёмно-коричневые родинки. Кстати, в народе говорят, что если много родинок – человек будет счастливым. Ложь. Яркое пламя пылало, сплетая разгорячённые тела воедино. Мужские руки скользили по бархатной бледной коже, пальцами крепко сжимая упругий женский зад и поглаживая подушечками оголённые длинные ноги. Тонкие мужские губы засыпали грациозную шею пылкими поцелуями, то и дело сладко причмокивая, а карие глаза беспорядочно бегали по обнажённому податливому телу, оценивая открывающийся вид на прекрасную пышную грудь. Широкая улыбка невольно появлялась на довольном лице кабардинца, он был не в силах скрывать то истинное удовольствие, что сейчас заполняло его до краёв. — Эми, — хрипло прошептал Рептилоид, невесомо целуя мочку уха извивающейся в его руках Андерсон. Рыжая провела длинными ногтями по мужским напряжённым плечами и, улыбнувшись, вопросительно выгнула тонкую бровь. Он не собирался продолжать. Парень снова припал губами к влажным ключицам, перебирая тонкую кожу белыми зубами и оттягивая её на себя. Ей не больно. Точно не от этого. — Я думаю, на сегодня достаточно, — она в момент слезла с его колен и уселась на стул напротив. Состроила невинное лицо, делая вид, что совсем не замечает растерянной гримасы кабардинца и его недоумение. Он сначала слегка приоткрыл рот, а потом, опомнившись, встряхнул лохматой головой и откинулся на твёрдую спинку кухонного уголка. — Недурно, — усмехнулся, потирая рукой раскрасневшуюся заросшую щёку. Обломала так обломала, ничего не скажешь. Не сказать, что он сильно расстроился, но возбудился знатно. В какой раз убеждается, что своими выходками она легко может довести до бешенства. Но, наверное, в этом и есть её своеобразная прелесть. — Кристина как свалит, я обязательно позову тебя на чай, — подмигнула, расплываясь в ехидной улыбке. Противная! — Я теперь из принципа из квартиры никуда не выйду, — Митина вышла с полотенцем на голове, поправляя прилипшую к влажному телу футболку. Она усмехнулась и плюхнулась рядом с кабардинцем, пихая его в бок с просьбой подвинуться. — Кофе или вино? — Вино, — довольно протянул Рептилоид, в ответ толкая плечом темноволосую и быстро двигаясь в сторону, чтобы не отхватить люлей и не быть избитым. Кристина пригрозила ему кулаком, как это обычно делает Илья, и засмеялась. Всё, вроде бы, нормализовалось.

***

— Эми, ты такая красивая, — Рустам уже стоял в дверях, заметно шатаясь и путаясь в словах. Ну, накидался парень, нельзя чтоли? Такой повод появился – простили. Грех не отметить! — Не смейся, я не вру. — Я верю, верю, — Эмма схватила его за край толстовки, когда заметила, что тот начал медленно падать назад. Кажется, без травм домой не доберётся. Сам виноват. — Всё, иди, Рус, такси подъехало. — Позвони мне завтра, — пьяно улыбнулся и, чмокнув её в румяную щёку, медленными шагами побрёл вниз по лестнице. Андерсон недолго посмотрела ему вслед и, шумно выдохнув, закрыла дверь.

***

Рустам пол дня провёл на работе, что-то увлечённо записывая в толстый блокнот и попивая из крафт стакана вечно остывший латте. Настроение было заебатым, он какой-то чересчур счастливый и перевозбуждённый. Одна незадача – телефон Эммы с самого утра выключен, по какой причине – неизвестно. Решил разобраться с этим попозже и полностью влился в работу. Давно такой продуктивности не было! После обеда напрягся – она до сих пор вне зоны доступа. Может что-то случилось? Решил набрать Кристине. Не отвечает. Ну с этой понятно, она вечно где-то ошивается, телефон человеку нужен только для просмотра ленты в Instagram. Ни капли не удивлён. В итоге в восемь вечера поехал к ней домой. Опять. Может их там уже поубивали, а он и не знает? Заехал в кофейню, купил её любимый кофе, какие-то шоколадные конфеты и сигареты. Две пачки. Это важно. Дверь открыла Кристина. Девушка сначала хотела захлопнуть её обратно, но нога кабардинца, которую она кстати нехило так ему придавила, помешала в осуществлении этого плана спасения и вынудила пустить его на порог. Рустам удивлённо вскинул брови, раскидывая руки в обе стороны. Она что, дура? — Крис, ты чё? — Ничё, — поджала губы, прикрывая глаза. Потёрла пальцами переносицу, тяжело вздыхая. — Алё Митина, приём, — он щёлкнул двумя пальцами перед девичьим лицом и, протолкнув её внутрь, закрыл за собой дверь. Она может пьяная? Или накуренная? — Где Эмма? Кристина внимательно всмотрелась в его лицо и, совсем недолго раздумывая над своим решением, молча ушла на кухню. Кабардинец всё с тем же удивлением поплёлся следом, на ходу скидывая кипенно-белые кроссовки и чёрную осеннюю куртку. Медленно начинал закипать, потому что его, блять, раздражала эта молчанка. В чём проблема ответить на вопрос и не ебать никому мозг? Она протянула ему свой телефон, усаживаясь на стул и поджимая под себя ноги. Рустам покорно взял гаджет и быстро начал читать сообщение мелким шрифтом. Чат с Эммой. Буквально несколько строчек. From Emma to Kristina. 05:30 « Крис, я улетаю обратно домой. Буду ждать Вас в кровати с бутылочкой короны. Целую » И всё. Больше ни слова. — Границы открыли три дня назад, — куда-то в пустоту бросила Митина и опустила голову на колени. Саидахмедов, кажется, её даже не слушал. Три дня назад. Именно в тот день, когда Эмма затеяла разговор о прощении. Она, сука, изначально знала, что так всё и будет. Говорила обо всём с умыслом, а не из личных побуждений и желаний. Говорила специально, чтобы сделать больно. Говорила, потому что знала, что он сделает всё возможное ради неё. — А ты почему осталась? — безразлично бросил он, поглядывая в одну точку, куда-то ей за спину. Не моргал. Крепко сжимал край лонга со спины, нервно покусывая нижнюю губу. — Потому что тут Илья, — тяжело вздохнула, босыми ногами вставая на холодный пол. — Да я и не знала, в принципе, — медленными шагами подошла к кабардинцу и, положив руку на его предплечье, загребла в свои объятия. Рустам тот ещё мудак, но такого точно не заслужил. Никто такого не заслуживает. — Про меня ни строчки, — сам себе констатировал парень, продолжая сминать тонкий материал верхней одежды обмякшими пальцами. Кристины не касался, стоял смирно, весь напряжённый, готов в любую секунду взорваться и начать громить всё вокруг. — Ни слова, блять. — Рус, если бы я знала, я… — Ты бы не сказала, — он сделал шаг назад, высвобождаясь из цепких рук темноволосой. — Я поехал. — Рустам, — попыталась задержать, чтобы поговорить. — Пока. Вылетел из квартиры, быстро спускаясь по этим, блять, бесконечным ступенькам. Как же больно и злостно внутри, он готов крушить всё, что только видит. Тупой пацан, его обвели вокруг пальца, а он даже не заметил. — Я не отвечаю болью на боль, Рустам. Да, блять, ты делаешь ещё хуже. Мстительная сука. Развесил уши, как школьник, решил, что она действительно простила и дала ему шанс. Оставила ни с чем, забрала всё, что только могла. Поигралась и выбросила, хотя прекрасно видела, как он мучается и пытается загладить свою вину. Видела, как он ползает у её ног и как жалобно скулит. Всё понимала и знала куда нужно бить. И ударила. Никто ничего не забывает на самом деле, хотя может и притвориться, что забыл, если это удобно. Никто ничего не прощает, даже если и говорит, что простил. У памяти свои законы. Они печальные, даже с течением времени вызывают острую боль. Они всегда окрашены чернотой и грустью. Они радикальны и неизменны. Никто ничего не прощает. Вот и она не простила.