нежность, алкоголь и ритуалы

в очередной раз лезет в объятия, обвив руками чужую шею и щекоча ее собственным разгоряченным дыханием. блондин что-то мурлычет себе под нос, ерзая им по коже и оставляя легкие, почти невесомые поцелуи, плавно переходя к более грубым. медленно, но интенсивно перебирается от одной части тела к другой: от шеи до плеч, оставляя на бледной коже выделяющиеся розовато-красные следы. вообще, Калеб не особо любил подобные приливы нежности. особенно, когда они резко проявлялись, как майская гроза, и также резко исчезали, оставляя после себя осадок (и красновато-фиолетовые гематомы!) в виде лёгкой пустоты. особенно, когда эту нежность проявлял кавински. особенно, когда блондин, сползая с дивана и оставаясь на нем только благодаря удерживающей его за колено руки́ секретаря, не понимал даже, где он вообще. Калеб мог бы ударить винса прямо в челюсть. мог бы оттолкнуть его, заставив кряхтя и ковыляя уходить в другую комнату. мог, но никогда в своей жизни не делал. несмотря на слишком сильный запах алкоголя, на жуткую приставучесть винса, и даже на лёгкую боль от слабоватых укусов наблюдателя, Калеб не мог не то, что злобно покоситься или отпрянуть от чужого тела, не получалось у него даже выдавить хоть немного агрессии на действия блондина. он лишь ждал, когда Винсу наскучит это занятие, и парень поменяет свое положение, ложась к коленам калеба, словно котенок, и вырубится через несколько минут. для секретаря это были некие минутки счастья — мимолётного, быстрого, но западающего в душу на ближайшие дни, пока ритуал, став священным для обоих, не повторится вновь. наверное, ему всё-таки нравились подобные приливы любви. свободная от удержания партнёра рука непроизвольно гладит блондина по голове, слегка ероша непослушные пряди волос, что и без того торчали в разные стороны. несмотря на их небрежный вид, волосы у винса всегда мягкие, пушистые. но вот, на шее резко пропадает ощущение тяжёлого и горячего дыхания: Винс отстранился, глядя будто поверх лица, но все равно смотря прямо в глаза. в недоумении Калеб выгибает бровь: сегодня на две минуты раньше. посмотрев еще несколько секунд пустым взглядом, Винс кладет голову на плечо шатена. прикрыв глаза и прерывисто дыша, парень молчит. для кавински алкоголь — подобие перерождения, очищения грехов и смывание давно впитавшейся в кожу бывшего наблюдателя крови убитых им. то, что позволяло поистине ощутить свободу и заискриться алым глазам. калеб прекрасно понимал это, а поэтому и никогда не говорил ничего, связанного с такой, немного неприятной, темой для обоих. быть может, секретарь бы и сам пытался ощутить эту свободу, забыть кусающее, щипающее прошлое, утонув в лёгкости опьяняюшего ярко-красного вина. но, в ярко-красных глазах тонуть было приятней. так и выходит, что кавински свободу дарил алкоголь, а калебу — кавински. рваное дыхание сменилось на четкое и ровное. парень заснул, все ещё продолжая держать руки в замке на чужой шее. почти на локоть сползла растянутая резинка, которую винс "одолжил" у калеба. и хоть та была ни к чему парню, тот таскал ее везде. милая, и в какой-то мере приятная мелочь. впрочем, ритуал не менялся никогда. с самого начала совместного "дружеского" проживания квартирант всегда приходил пьяным в стельку каждую ночь с пятницы на субботу, примерно с двух до двух тридцати ночи. спустя пару минут входил в гостиную с не особо большим кофейного цвета диваном, где в это время его поджидал калеб. винс всегда повторял одни и те же действия, лишь изредка меняя что-то: то в бреду скажет что-то настолько странное, от чего хотелось позвонить священнику; то, вместо шеи и плеч, предпочтет расцеловать щеки, но уже легко, не пытаясь оставить отметины. оба как-то даже и не заметили, что их вынужденное проживание, ограничивающееся парой слов за завтраком и обедом перерастет во что-то большое. это в какой-то степени забавляло. в такие дни Калеб всегда оставлял партнёра валяться на диване, дабы одежда (да и он сам) не пропахла едким запахом алкоголя. и напоследок, целуя в лоб и ероша волосы, выключал свет. но сегодня все было как бы не так. пришел Винс раньше обычного аж на пол часа! кусал намного сильнее, отчего иногда калеб слегка шипел. ещё и как-то странно смотрел.. впрочем, раз такой священный ритуал был нарушен, то нарушать его стоит до конца. Калеб старается очень аккуратно лечь и не разбудить при этом кавински. ложась так, чтобы голова блондина оказалась на грудной клетке у шатена, он, повернувшись к партнеру лицом, закрывает глаза, пытается справиться с проблемой со сном и уснуть под тихое сопение рядом лежащего винса.