Единственный выход

I

 Крытая деревянная повозка с обитыми железом, ободами колес, неспешно выехала по ухабистой дороге из густого хвойного леса на обширный, залитый солнцем луг с высокой травой. Половину луга занимало колосящееся поле, а за ним, на вершине холма, виднелись соломенные крыши бревенчатых хижин.  Повозка переехала мостик через ручей, текший у самого леса в канаве, поднялась по холму, и остановилась в нескольких шагах от первых домов. Ее задние створки отрылись, и наружу, друг за другом, выбрались пятеро крепких молодых парней, одетых во все темно-коричневое. Потертые кожаные куртки с дубленными наплечниками и налокотниками, плотно застегнутые на двойную застежку слегка прикрывали поясницу. Толстые штаны были заправлены в высокие сапоги, заляпанные грязью. На головах их красовались низкие короткополые шляпы, украшенные гильдейским гербом, изображавшим в профиль серую голову блэдда - опасного и жестокого хищника, грозы фермеров и странников. Два глаза на одной стороне морды горели красным, в разинутую пасть зверя, между верхней и нижней челюстью был вставлен меч. Та же эмблема виднелась и на повозке, привезшей отряд. На поясах у бойцов, убранные в ножны, висели короткие клинки с ребристой рукоятью, а за спинами побрякивали блестящие воздушные ружья. Самому младшему из бравых ребят было, на вид, не больше двадцати.  Извозчик слез с козел, и приготовился сопроводить их в поселение. Он умел изъясняться на чернолесском языке, что все еще, был очень распространен в этих краях. К тому же, возницу тут уже знали. Подойдя к ближайшему дому, он постучал в дверь несколько раз.  Спустя несколько минут, за нею послышался ворчливый старушечий голос. Ребята, не слишком хорошо знавшие наречие сельского населения провинции, едва ли понимали отдельные слова. Однако, первые слова они уловили.  – Кто такие? Я никого не жду —недоверчиво произнесла пожилая женщина. Извозчик ответил ей:   – Я из города, извозчик, Устранителей вам привез! Откройте!   – Кого? – спросила старушка одновременно раздраженно и удивлённо.   – Вы ж просили, чтоб вам кого-то на подмогу прислали. Ну, подмога и приехала, вот! Нам надо к вашему старосте! Можете отвести?  На мгновение стало тихо. Потом, кажется, до старушки за дверью, наконец, дошло:   – Ааа… Нам же это, Хильтфар, вроде, говорил, да. Припоминаю. Погодите, сейчас отворю!  Послышался звук поднимающегося засова. Дверь хижины медленно отворилась, и перед парнями и извозчиком оказалась сухая пожилая женщина в изношенной черной суконной юбке, в котором виднелись мелкие дырки, в выцветшей синей блузе, и в истертых туфлях. Седые волнистые волосы были коротко подстрижены. Ее кожа была сморщенной, немного обветренной и загорелой от ежедневного труда под солнцем, лицо прорезали глубокие морщины. Старушка стояла сгорбившись, опираясь на клюку. Всплеснув руками, она снова заговорила на местном, а извозчик переводил как мог, ибо из-за шамканья, чернолесская речь была с трудом понятна даже ему.   "Простите" – говорит, забывает все, памяти совсем у нее не стало. Говорит, чтоб шли за нею, она отведет нас к старосте – перевел возница ее речь. Кивнув парням, он вернулся к повозке, а отряд двинулся за пожилой женщиной по единственной в деревне улице, поросшей местами, травой.  Леттенмах – так называлась эта крохотная деревенька. В ней можно было насчитать, пожалуй, не больше десяти дворов, половина из которых стояла заброшенными. У каждой второй-третьей хижины были заколочены ставни и двери. Сейчас, в полдень, отряд встретил лишь парочку немолодых крестьян, недоверчиво поглядывающих на внезапных гостей. В деревне чувствовалась нехватка умелых рук и молодой силы. Многие дома, даже из тех, что не были покинуты хозяевами, покосились, а бревна их почернели и прогнили от старости. Вместе с этим, деревня выглядела очень зелено. За домами виднелись раскидистые кроны разных деревьев: дуба или ясеня, ольхи или березы. Когда-то они были посажены хозяевами, в соответствии с древесным гороскопом, согласно которому каждому человеку, в зависимости от даты его рождения, соответствует какое-либо дерево.  В конце дороги стояло святилище. Оно было квадратное, с портиками на резных столбах по фасаду и низкой четырехгранной крышей. Строение смотрелось таким же старым и почерневшим, как и все вокруг, однако, все еще крепким. Прямо за ним высилась широкая крона большущего ясеня.  Рядом со святилищем, чуть поодаль, слева, стояло жилище старосты. Оно было немногим лучше остальных домов деревни. В поселениях, особенно таких маленьких, старосты, обычно, также брали на себя и роль жрецов.  Когда отряд с проводницей приблизились к дому, та попросила бойцов подождать, а сама медленно взобралась по неровным скрипучим ступеням на крыльцо, и постучала в дверь клюкой. Никто не ответил. Тогда старушка постучала снова, а потом, через несколько мгновений, еще дважды. Кажется, открывать никто не собирался. Быть может, дома просто никого не было. Внезапно, со стороны двора раздался звук удара топором. Старушка повернулась к бойцам и сделала жест рукой, указывающий на то, что отряду следует постоять тут, у крыльца, а сама спустилась по ступенькам, проковыляла до угла хижины и завернула во двор. Прошло совсем немного времени, и оттуда, слегка прихрамывая, вышел ссутуленный, седовласый и длиннобородый пожилой мужчина в длинной полинявшей коричневой рубашке с деревянными пуговицами, подпоясанной старым ремешком, и потертых растянутых штанах в сине-желтую клетку. На ногах его были старые зеленые башмаки с проржавевшей пряжкой и чуть приподнятыми носками. В руках он сжимал покрасневшую от крови тряпку, красноватыми были и его ладони. Кровяные пятна виднелись и на его штанах и рубахе.  Глава деревни перевел взгляд на ребят и на его лице появилась улыбка. Всплеснув руками, он произнес хрипловатым голосом: "Слава богам! Не уж то опытные люди пожаловали? Здравы будьте, ребята, добро пожаловать в Леттенмах, наше скромное селение. Проходите, располагайтесь, отдохните с дороги". Заметный чернолесский акцент старосты слегка раздражал слух, но речь его была вполне ясна, так как говорил он медленно, четко произнося слоги. Видимо, чтобы Устранители поняли его. – Господин староста, – обратился он к хозяину дома – в дороге сюда нам не встретилось ни одного святилища. Наши силы на исходе. Можем ли мы попросить Вас, дабы ваши жители дали нам принять Благость? Староста взглянул на капитана и его ребят, зевающих и борющихся с сонливостью. – Ох, само собой, какой разговор? Без божьей Благости не стоит и день начинать! – воскликнул он. Опросив всех, какое из деревьев соответствует каждому по гороскопу, он повел их вдоль улицы, стуча в двери хижин, и прося хозяев, чтобы те провели нежданного гостя к их деревьям на заднем дворе. По лицам половины из местных было заметно, что те от этого не в восторге. Похоже, путники в здешних краях встречались редко. Однако, допускать страждущих странников к своим священным деревьям было одним из важных устоев любого доброго верующего. Как только каждый из Устранителей, встав на колено у дерева одного из божеств, произнес короткую молитву и прикоснулся к стволу, обвитому множеством тонких белых нитей, прилив бодрости, что назывался Благостью, разлился по телу. Теперь охотники были готовы выполнять задание. После получения Благости, отряд снова собрался у дома старосты, который ждал их у крыльца. Ну вот и славно! – Довольно произнес он, – проходите в дом. – Меня звать Хильтфар, а вас – спросил староста, как только все вошли и сняли шляпы.  – Я Гендур - ответил капитан отряда, сделав кивок головой. Остальные бойцы тоже представились.  – Ну, вот и познакомились. Вы, это, пока руки ополосните, там, в бадье в углу, и садитесь за стол, а я вам поесть сготовлю – сказал Хильтфар, засуетившись.  – Да что Вы, не стоит, – обратился Гендур к старосте, – мы в дороге перекусили. Вы бы нам, лучше, побыстрее рассказали, о том, что тут творится. – Расскажу, расскажу, только, сначала, не мешало бы вам чуток подкрепиться. Как никак, вы у меня гости, а гостей накормить надлежит. Так уж велит обычай. – улыбнулся старик.  Гендур огляделся. Дом старосты внутри выглядел так же аскетично, как и снаружи. В нем была всего одна большая комната с окном справа от порога и камином напротив. У правой от входа стены с окном, стоял длинный стол, а вдоль него – две деревянные лавки. В углу, справа от окна, находилась бадья, наполненная чистой водой, а рядом с ней небольшая лоханка. В дальнем правом углу виднелся старинный кованый сундук, над которым на стене висели чьи-то портреты: три маленьких картины в тонких рамках. Слева от сундука, за камином, стояла дощатая лестница, ведущая на чердак.  Единственное, что как-то украшало простое убранство, было головой лесного мога, приделанной к стене над камином. Парням она сразу бросилась в глаза, как только те переступили порог. По темно-бурой гриве было понятно, что голова, когда-то, принадлежала самке. Четыре мелких черных глаза поблескивали в дневном свете: два, смотрели вперед, два других, что по бокам головы – в стороны. На кончике тупой безносой и лысой морды в обе стороны свисали два длинных засохших розоватых отростка – когда-то ими, шевелящимися, точно червяки, животное обнюхивало землю, в поисках съестного. В промежутке между передней и боковой парой глаз, чуть выше их линии, из головы торчали две длинные антенны, достающих почти до потолка и покрытых множеством мелких волосков. Увидев, как один из ребят, что был помоложе остальных, уставился на голову зверя, староста, усмехнувшись, промолвил: "Был я, когда-то, заядлым охотником, да уж".  В каком-то смысле, членов гильдии Устранителей, отправленных на задание в Леттенмах, тоже можно назвать охотниками. Но охотились эти ребята не для себя, не для забавы или пропитания, а чтобы избавить жителей различных деревенек от всякого опасного и просто, вредного для хозяйства, зверья, что может сделать жизнь людей невыносимой. Опасность селянам несли, главным образом, блэдды, арты, аванки и торки. Первые из перечисленных – это стайные хищники с подтянутыми, обтекаемыми телами на длинных мощных трехпалых лапах с острыми когтями. На их большой вытянутой голове горят четыре зорких красных глаза, а длинные тонкие слуховые антенны со множеством волосков, шевелятся при каждом самом незаметном шорохе. Слюна блэдда ядовита. Их самки, что главенствуют в стае, откладывают до семи яиц за раз, таким образом, звери эти быстро и активно размножаются. Когда в лесу для них становится недостаточно пропитания, блэдды приближаются к человеческим поселениям и делают вылазки. Убивают и воруют скот, но и не прочь отведать человечины. Особенно, если добыча сама идет в лес, к примеру, за ягодами, грибами или травами. Вторые, арты, являются их ближайшей родней. Походя на них внешне, они значительно крупнее и массивнее, ибо имеют солидную мышечную массу и жировой слой. Тело этих животных покрыто пушистым черным мехом. Они роят себе жилища в земле, нередко, под корнями многовековых деревьев. Обитая в глубине лесов, в одиночестве или парами, арты представляют меньшую опасность для людей. Но, в аграрных провинциях, где мало не только городов, но и крупных сел, могут, будучи оголодавшими, заявиться к людям. Даже всей деревне будет сложно управится с мощным, прожорливым и диким существом. Шкура арта прочна, и пробить ее может лишь снаряд хорошего воздушного ружья, а они стоят дорого. Крестьяне, зачастую, попросту не могут себе их позволить. А даже если такое ружье и есть на руках у местного старосты, это не означает, что он сможет убить разъяренную тварь, а не только ранить, тем самым, разозлив еще больше. Потому в таких случаях, без устранителей тоже обходятся редко. Следующие из названных бестий, аванки – это обитатели заболоченных прудов, небольших озер и речек. Своим продолговатыми коротколапыми тушами, покрытыми короткой бурой шерстью, они напоминают бревна, когда, затаившись лежат в засаде: на мелководье или в зарослях тростника. Два их передних глаза закрыты, два боковых бдят. Когда путник, селянин, или животное приходит к воде для рыбной ловли, или просто, чтобы освежиться, существо тихо подкрадывается и делает молниеносный рывок, хватая добычу за подвернувшуюся конечность. Держа ее в цепких и длинных челюстях, аванк уходит на дно, топя того, кому не повезло стать его закуской. Так пропадает много людей. От них находят лишь обрывки одежды или части тел. Если аванков становится слишком много, то ни рыбалки тебе, ни купания. Чаще всего Устранители ставят у воды приманки, начиненные сильным ядом, который и убивает зверя, однако, иногда необходимо устранить тварь, не травя ее. Просят об этом охотников алхимики из городов, поручая доставить им, за плату, существо, убитое без яда. Внутренности аванков содержат некоторые ценные для них вещества, кои яд портит. Есть еще одно животное, торк, несет селянам и странникам не меньшую опасность. Это громадное копытное родственно могу, чья голова красовалась у старосты Леттенмаха над камином. Отличает их размер и большущие бивни. Подобно артам, торки одиночки и обитают в чащах, ревностно обороняя свои владения от сородичей, или от блэддов с артами. Будучи всеядными, могут питаться как кореньями и травой, так и мясом, особенно, когда голодны. Их добычей становятся, обычно, мелкие и средние зверюшки, но торки не откажутся и от плоти своих родичей могов, как полакомиться заблудившимися людьми. В брачный период торки становятся особенно опасны и свирепы. А кроме в них просыпается дикий аппетит. Как и упомянутые арты, зверюги могут забрести к людям, ради охоты на них и их скотину. Имея опыт охоты на всех этих животных, Гендур гадал, какая же из бестий завелась в округе и угрожает мирной жизни местных. Торка он сразу отбросил, так как те, насколько он помнил, появлялись в деревнях только по весне. Еще он вспомнил бродячих собак, что сбивались в стаи и частенько нападали на людей. Но других селений, насколько можно было судить по карте, поблизости не было, потому и псинам неоткуда было взяться. В такие дебри они не забредают. Оставались только блэдды, арты и аванки. Капитан желал поскорее узнать от старика подробности происходящего, дабы определить причину здешней напасти. Над огнем висел котелок, накрытый крышкой, под ним лежали остатки почерневших бревен, куча углей и зола. Хильтфар взял кочергу, и принялся сгребать все это в холщовый мешок. После этого он вышел на улицу и вернулся со стопкой из трех поленьев. Положив их в камин, он чиркнул огнивом несколько раз. Наконец, вспыхнуло пламя и его языки весело затанцевали под котелком.  – А вы, ребята, сами, откуда будете? – Спросил староста, выпрямившись и повернувшись к гостям.  – Из Найтуна – ответил Гендур.  – У! Из центра самого, значит.  – Ага – отозвался один из бойцов.  – Далековато… – протянул Хильтфар, – Файнретт, небось, проезжали? – спросил он снова.  – Именно, – произнес Капитан. – Через городишко этот и ехали. Ливень нас там настиг, дорога вся размокла. Застряли в грязи, и насилу выбрались. Ну, кое-как докатили до вашей деревни. – А что же, в Файнретте своих устранителей нет? – удивился старик.  – Ну, похоже на то, – сказал Гендур. – Иначе нас сюда бы не заслали.  – А! – воскликнул вдруг Хильтфар, – теперь ясно, чего они так тянули, помощь нам прислать. Так. Вы обождите чуток, ага? – произнес второпях хозяин дома, направившись к двери. С этими словами, он снова вышел во двор, и вернулся, в этот раз, с куском сала, завернутого в ткань и небольшой связкой колбасок. Когда он приблизился к столу, чтобы положить на него съестное, один из парней, вдруг спросил: "А Вы что, живёте одни?"  Лицо старосты, будучи до этого довольно весёлым, сделалось серьезным.  – Эх, была у меня жена, да померла она… давно уж, – вздохнув, ответил он. – Раньше, вот, со мной жили сын и дочка, а как выросли – в город подались, в Файнретт. В свое время, приезжали каждый выходной, потом раз в месяц стали, а теперь… Даже и не знаю, что с ними. Так и живу один.  Старик грустно посмотрел туда, где над сундуком висело три портрета близких ему людей, а затем положил сало на доску, взял большой нож, лежащий рядом. Отрезав от него толстый кусок, он принялся шинковать его, заговорив снова: "А жениться опять – так я староват уже – тут он усмехнулся, продолжив: – Да и разъехались от сюда больше половины. Все молодые уехали. А мне куда ехать? В моем то возрасте. Да и не могу ведь – староста я тут и жрец, всем заправляю, общие молебны провожу, обряды. Божьему Ясеню жертвы приношу. Это моя жизнь, долг у меня такой. Поддерживать тех, кто ещё тут остался. Пока в состоянии, да даруют мне силу великие боги". – Сказав это, старик поднял глаза к потолку, потом взял доску с нарезанным салом, и направился к котелку. Сняв крышку, он высыпал сало в кашу, снял большую деревянную ложку, висевшую над камином, и принялся помешивать. "А вы, покамест, можете колбаски, хлеб нарезать, ежели хотите", – предложил Хильтфар ребятам, не отрываясь от котелка.  Наконец, сытный обед, и одновременно, завтрак, ибо бойцы не успели позавтракать, был готов. Это была каша из зерницы – культуры, повсеместно выращиваемой в империи, с кусочками мяса домашнего мога и частично растаявшим салом, приправленная разными травами. К ней прилагались зерничный же хлеб и колбаски из все того же мога. Кроме того, староста снова сходил в погреб, принеся холодного пива собственного изготовления. Еды, как ни странно, хватило на всех пятерых. Осталось и самому старосте. Он положил себе немного в тарелку и сказал:  – Давайте же, сперва, восславим Дамон, покровительницу очага нашего, да освятит она нашу пищу, и Дан, мать природы, за дары леса, дождю и чистую воду, которую мы пьем, и Сугиля, за защиту от всякого зла, да за добрый урожай, да освятит он наши посевы. Все встали, и староста прочитал молитвы божествам. После, бойцы и сам староста принялись за еду. Ребята были голодны и радостно набросились на припасы старика. Сам староста тихо сидел с краю стола, жуя не торопясь, иногда поглядывая на ребят.  Когда обед подошел к концу, Гендур обратился к старику – Ну что, расскажите, теперь, что у вас тут происходит. Нам надо бы получше узнать. Старик сделался серьезным, отодвинул тарелку и кружку подальше, сложил руки на столе в замок и заговорил.  – Что ж, я вам расскажу. Есть тут у нас, значит, роща одна. За два прошедших года в ней исчезло пятеро наших селян. Исчезли они бесследно, куда, и каким образом – никому непонятно. Не нам здешним, ни солдатам, что к нам из Файнретта приезжали, и все тут осматривали. В конце позапрошлого лета уже, охотник наш один, пошел в лес и пропал. Куда именно он пошел, никто не видел Его пошел искать друг, и тоже исчез. Первым делом мы в рощу ту и заглянули. Да так ничего и не обнаружили, только, шорохи, какие-то, подозрительные слыхали. Потом, другие мужики ходили по лесу, кричали, искали следы и то, что могло от них остаться: обрывки одежды, обереги, пятна крови, если их звери утащили. Ни следа. А ведь, ходили глубоко в лес, так как до этого и не захаживали. Логова блэддов или берлоги арта тоже не обнаружили. Впрочем, быть может, попросту, не там искали? Не знаю. Я ведь, не следопыт. Ну думаем, утонул он, вероятно, в каком-то болоте. Что поделать. Скорбели о нем, обряд поминальный провели. И хотя в роще мы не увидели чего-либо, что могло быть для нас опасным, решили мы, что лучше ее, на всякий случай, вокруг обходить. Да и тесно в ней, между стволов деревьев тамошних. Прошел год, снова наступило лето. Двое девчонок пошли на озеро купаться, и не вернулись. Опять деревенские все исходили, где только можно, везде все излазили. Рощу, поначалу, проверять не стали, но в конце-концов, послали мы паренька, молодого, вот как вы, шустрого, чтобы он ее осмотрел. И услышали деревенские, что рядом с рощей стояли, его тихий крик. И все, пропал парнишка. Обратно он не выбрался.  Хотели мужики пойти его спасать, я их остановил. Ведь на парня, как и девочек тех, мог зверь какой-то наброситься. Наверное, там было его логово. Да, было их очень жалко, родителей ихних, что без детей остались. Только бросаться их спасать, или пытаться тварь убить было бы плохим решением. Мы ведь, даже не знали, что это за зверюга там такая. Решили мы ее выманить попытаться. Поставили рядом с рощей капкан, а в него кусок мяса положили. Так и пролежала там приманка неделю. Никакой зверь ее съесть не попытался. Если в роще кто-то сидел, то отчего он мясо не учуял? Понял я, что дело мутное, и самим нам не справиться. Созвал я тогда совет, стали мы совещаться, что же нам теперь делать. Предложил один письмо главе Файнретта написать. Пусть нам кого-нибудь, в таких делах более сведущего пришлют. Дельным тот совет показался. Написал я письмо, а сын того мужика, что это предложил, парнишка молодой, его в город доставил и в ратушу передал. Прошла одна неделя, пошла другая. Приехали к нам, наконец, трое солдат и командир ихний. Ну, походили, там, посмотрели. Потом лишь руками развели. Так и так, говорят, дело темное, ни следов никаких, ничего. Сказали, только, что глава городской сообщит о нашей напасти в Найтун. Ждали мы после этого месяц, ждали еще. В конце концов, устали дожидаться. Порешили тогда снова ходить в наш лес, просто обходя рощу эту треклятую, не обращая на нее внимания. А что делать? Помощи, ведь, не дождешься, а самим никак с этим не справиться. Положили новые бревна через ручей, протоптали новую тропинку через шипастые кусты, высокие папоротники, огонь-траву. Ну ничего не поделаешь, стали жить дальше, как и жили, только с грустью о погибших, и боязнью того, кого не видели.  В общем, по весне, когда деревья уже распускались, пошел мужик один, на рыбалку, ни свет не заря. Мужики сказали, что нашли его потом, когда солнце уже вставало, на пашне лежащим, в оборванной одежде, без ботинок, без удочки и улова, стонущим, и бредящим. Его принесли в деревню, так как, был он настолько слаб, что встать не мог. Дали ему успокаивающей настойки. У него был жар и лихорадка. Так, пролежал он в доме у себя, весь день. Жена за ним ухаживала.  Староста замолчал, глубоко вздохнул и склонил голову, посмотрев на сомкнутые на столе руки. – А что потом с ним стало? – спросил один из бойцов. – На утро он помер – грустно ответил старик. – Остались у него жена и двое деток малых. Они потом, к родственникам, в другую деревню, что под Файнреттом, подались. Не захотели тут оставаться.   Потом и другие, кто был помоложе, уезжать начали. Дома просто оставляли. Кто же их здесь, в глуши, купит? Все что можно продать, и что в хозяйстве полезного, увозили. Кто-то в город подался, кто в соседние деревни. Подавали мы, по началу, прошение городскому главе, чтобы кого-то сведущего к нам призвали. Мы были готовы заплатить всем, что только можем, чтобы нашел он корень нашей беды. Но что властям проблемы какой-то там маленькой лесной деревушки. Они, порой, могут позабыть о нашем существовании, и не приезжать по два-три месяц за налогом - тут староста усмехнулся. Правда, когда они, все же, вспоминают, припрутся тогда, и требуют весь тот налог, да еще сверх меры. Обирают тогда, как липку. Все излишки, что найдут. С солдатами ходят, злобные такие. Сами, когда надо, не являются, а потом, прям как разбойники, тьфу! Вот так и живём, да. А тут еще, эта напасть.  Ну, снова, значится, прошение главе в Файнретт мы написали, дабы он помог нам с этой бедой. Не прошло и года, и вот вы здесь.  А за рощей этой поганой, да за ручьем, такой хороший лес растет! Мы всегда ходили в него. А там, на холму, лес более редкий, не богатый ни дичью, не ягодами ни грибами. Можешь целый день по нему ходить, и ничего не найти. Ягод, грибов, даже в пору, не особо там много. А вот лес, что в низине – эт да. Вот, где раздолье. Зверьё, травы, грибы-ягоды, еще и озеро в придачу, полное рыбы. Благодать. Не знаю, то ли почва там, какая-то другая, то ли что еще. Но всего, что нужно нам – там хоть отбавляй. Ну, и ходили мы все туда. Ходили поколениями. И все было хорошо, не считая блэддов иногда, ну и артов – прям совсем редко. Обитал там, правда, в озере, где мы рыбачили да купались, аванк – у! Хищная скотина. Да только давно это было. Лет пятнадцать назад. Приезжали к нам, тоже, устранители. Ну и устранили его, хе-хе. Он там, кажись один был всего, и старый. Но двоих наших, все ж, пожевал. Голова его у одного из наших в доме на стене висит, дырку закрывает. Вот если наведаемся к нему, может быть, потом, после вашей работы, увидите.  Выслушав старика, капитан произнес:   – Значит, Вы говорите, люди исчезают без следа, куда, и каким образом – непонятно. А убило одного из ваших что-то неведомое, – Гендур покачала головой. – Пока что мне в голову ничего не приходит, – продолжил он. – Но, из вашего рассказа, я понял, что с пропажей селян явно связана роща. Вы, еще, правильно подметили, что, если в округе орудует какой-то хищник, родственный блэдду или нет, он должно быть крайне скрытной тварью, умеющей заметать следы. Может даже статься, что в этой роще есть дыра, ведущая в его нору, где он без шума и следов пожирает своих жертв. Может быть даже, он настолько умен, что замаскировал свое логово.   Почесав лоб, Гендур добавил:   – Если же судить только по тому, что Вы рассказали, то на ум мне приходят жуки-ловцы.   – Кто-кто? – не понял староста.   – Жуки-ловцы – повторил Гендур вкрадчиво, и добавил: – Не хотел бы я, чтобы это были они.   – Да уж, их только нам не хватало! – добавил один из бойцов. – Монстры еще те! Только попади в их западню!   – А что это за жуки такие? Я, быть может, подзабыл малость, – поднял седые брови старик.   – У вас, здесь, в предгорьях, по идее, их и не должно быть. Это к югу от Найтуна их иногда находят. На моем счету два случая было. Мерзкие существа. Эти насекомые толщиной в руку, многоглазы и живут роем, под землей. А входы в их колонии находятся, обычно, в густых зарослях.   – А отчего их так называют, ловцами? – поинтересовался Хильтфар.   – По простой причине: рядом со своими колониями они роют ямы-ловушки, и маскируют их листьям и ветками. Прямо, как охотники делают. Земля в ямах очень липкая от какого-то дерьма, что жуки выделяют. Когда жертва, животное или человек, падает туда, она приклеивается к полу ямы, а через несколько минут на нее кидается целый рой этих подземных уродов.   – И съедают ее? – затаив дыхание, вопросил Хильтфар.   – Да, живьем сжирают, по кусочку. – Гендур сморщился, а двое из ребят поежились. Хильтфару тоже стало не по себе.   – Остаются от жертвы лишь кости, – продолжил капитан. – И найти эти останки, как Вы понимаете, практически невозможно.   – Ох ребятки, и вы от такого кошмара людей избавляли? – всплеснул руками староста.  – Ага, приходилось – кивнул капитан. Но делали мы это, правда, осенью, когда уже холодать начинало. А сейчас лето. Если вдруг это те самые ловцы, в чем я как-то сомневаюсь, то придется нам ох как не легко. Но, знаю, другие Устранители их, случалось, и летом выводили. Так-то не слишком это сложно: надо только поджечь их яму-ловушку. По непонятной причине они выскакивают на тепло и попадают прямо в огонь. Правда, не от всего роя так можно избавиться. Там королева еще, ихняя, некоторые могильщики-рабочие и кладка яиц. Если все это до конца не извести, вскоре колония возродится. Но, пока, что, выводы делать рано. Надо нам, господин Хильтфар, вашу рощу посмотреть, изучить, что там да как – обратился Гендур к старосте.   – Пойдёмте, пойдёмте, – ответил старик, медленно вставая из-за стола. 

II

 Они, прошли через деревню, вышли за ворота и повернули налево, следуя по тропе, окружающей деревню. Дошли до места, где тропинка спускалась вниз по холму, на котором раскинулись засеянные пашни. За ними, в низине, виднелись гладкие, обтесанные камни конической формы, поросшие мхом, возвышающиеся над луговой травой. Установлены они были вокруг поселения и пахоты, и находились на некотором удалении друг от друга. Некоторые из этих камней слегка покосились на просевшей почве. В середине каждой из камней поблескивала многогранная сфера, выточенная из очень темного камня, отливавшего сиреневым. От этих сфер вниз, по поверхности камней струилось множество белых нитей, переплетающихся и расходящихся, доходящих до основания и исчезающих в земле. При виде этих камней Гендура посетила мысль. – Господин староста, – обратился капитан к старосте – я вижу, вашу деревню окружают майнсиры?  – А, да-да, майнсиры. Мы их просто, камнями-оберегами зовем. Бог Сугиль через них свою силу проводит, тем самым, нас защищая. – ответил он, закивав.  Капитан не был очень сведущ в этом, но примерно знал, что такое эти майнсиры. Такие, при поддержке Храма, устанавливались вокруг отдаленных деревушек. Их ролью было отгонять он селений названных ранее, зверюг, посредством некой силы, идущей, как верили люди, от самого Бога-Защитника. И действительно, деревни, обладающие камнями-оберегами, подвергались нападкам хищников реже всего. Обычно, они старались держаться от камней как можно дальше. Оттого главаря охотников удивило, почему в Леттенмахе могла возникнуть столь серьезная проблема с каким-то из них. Что он и захотел узнать у Хильтфара. – Ох, если бы я мог знать! – ответил тот. – Силе то, деваться некуда. А Сугиль нас в обиду не даст, нет. Видимо, зверь в этой роще какой-то очень уж сильный, раз такой защите противиться может!   Гендур подумал о том же, и это заставило его напрячься.   Пройдя с охотниками над небольшим полем, староста остановился и обернулся к отряду. "Вон там эта роща, внизу, у ручья". – сказал он, указав пальцем.  Там, куда показывал староста, в низине перед лесом, действительно раскинулась густая роща странных на вид деревьев. Они были приземистые, ниже тех, что росли в лесу за ручьем, с раскидистыми, но уплощенными кронами с бледной, зелено-желтой листвой, резко контрастирующей по цвету с сочной темной зеленью на заднем плане. Их белесые стволы были толстыми, без ветвей, однако, почти у самого верха, при переходе в крону, они становились темно-серыми. Деревья рощи росли очень плотно друг к другу, практически создавая стену. В проемах между ними, куда, казалось, с трудом протиснется взрослый человек, царил полумрак, ибо кроны этих странных деревьев были столь густыми, что не давали солнечным лучам пробиться сквозь листву. С холма было заметно, что роща имеет почти идеальную овальную форму. Ее чуждый вид вызывал у Гендура неясное чувство тревоги.  Староста остался стоять на холме, а Устранители, следуя за своим капитаном, направился вниз по тропинке. Они подошли к зарослям и остановились, не зная, что делать дальше. Гендур первым шагнул к необычным деревьям. Вблизи стало заметно, что их бледно-серые стволы будто бы лишены коры. Гендур пригляделся, нахмурился, подошел ближе, и слегка наклонился. Он принялся с недоумением разглядывать странную поверхность белесого ствола.    Предводитель охотников на хищников и паразитов не был знатоком растений, зная лишь основные, самые распространенные виды деревьев и трав, некоторые из которых можно использовать в лекарственных целях и накладывать на рану, а также, какие грибы и ягоды можно есть и не отравиться. И этого ему, как и большинству обывателей, вполне хватало. Ботаникой он никогда не интересовался. Но такое дерево он видел впервые. Его ствол, с первого взгляда, был очень гладкий, но при более пристальном рассмотрении на нем можно было разглядеть множество тоненьких бороздок или трещинок. Чем-то это напоминало кожу или поверхность ножки гриба. Гендур осторожно, будто, смутно опасаясь чего-то, протянул руку, и дотронулся до ствола. На ощупь, его поверхность также оказалась похожей на сухую кожу и упругой. Гендур слегка надавил на ствол пальцами. Поверхность, едва заметно промялась, а Устранитель одернул руку от неожиданности. Вмятина же, тотчас разгладилась. Гендур был удивлен и озадачен.  После, ребята обратили внимание на корни деревьев, что вызвали у них не меньшее удивление. Подобно таковым у старым, древним деревьям, они стелились по земле, уходя в нее лишь своими концами, и походили на змей. У деревьев, росших за ними, корни были такими толстыми и, при этом, разветвленными, что их сплетения образовывали этакий естественный деревянный пол. Между стволами было очень темно, и чем дальше в глубь рощи, тем меньше можно было что-либо разглядеть. Мощные кроны, подобно крыше, практически не давали свету пробиться через их листву. Быть может, оттого в роще и не было видно ни травинки, ни новых побегов. В добавок, стояли деревья так плотно друг к другу, что пройти среди них можно было только по одному, и, желательно, постоянно поглядывая под ноги, дабы не споткнуться о выпирающий корень. Однако, отряд пока не стремился на встречу неведомому.   – Итак, парни: делимся по двое. – обратился Гендур к своим ребятам. Одни пускай пойдут на право, другие – налево. Обойдите эти дебри вокруг, а я буду ждать вас тут, – распорядился он. Осматривайте корни, стволы, даже крону, в глубь заглядывайте, вдруг обнаружите чего. Но в саму рощу не ногой, ясно? Не нравится она мне.  Охотники кивнули и отправились выполнять поручение, а командир остался дожидаться их на месте. Он ходил взад и вперед, насвистывая себе под нос. Время от времени, Гендур снова принимался разглядывать странные деревья. Он сделал попытку рассмотреть что-то дальше третьего ряда стволов. Порывшись в заплечном мешке, он нащупал небольшой кожаный футляр на заклепке. Открыв его, капитан достал серебряный металлический цилиндр с крышкой в передней части. Гендур открутил ее. Под крышкой было стекло, через которое, из внутренности цилиндра исходило тусклое свечение, едва заметное при дневном свете. Гендур тряхнул цилиндр три раза, и свечение резко усилилось. Оно было бледно-голубым, его источником, являлась жидкость, коей был наполнен цилиндр. Света, даваемого ею, все еще не хватало, чтобы более-менее осветить дальние стволы и корни.  Тогда Гендур достал из мешка другой футляр, квадратной формы. Из него он вытащил воронку с выпуклой линзой впереди. Ее внутренняя часть этой была зеркальной. Когда капитан прикрутил воронку к цилиндру, света стало значительно больше. Переносной фонарь осветил мрак рощи шагов на десять вперед.  Редкие белые пылинки парили на фоне непроглядной черноты. "Как может тут быть так темно?" – спросил себя Гендур. – "Будто это и не крона, а крыша".  Он медленно и внимательно оглядывал деревья, до которых доставал свет фонаря. На секунду ему показалось, что их подножья устланы чем-то мягким, волнистым. Он прищурился. "Похоже на шерсть!" – мелькнуло у него в голове. Гендур присел и посветил фонарем прямо на корни. Чего-то, и правда напоминавшего шерсть было довольно много. Оно покрывало корни слоем, подобно тому, как иголки покрывают землю в хвойном лесу. Однако, получше разглядеть, что представляет собой этот настил, капитан не мог, ибо находился вне рощи, а заходить в нее, по крайней мере, пока, не собирался. Рано или поздно это, вероятно, пришлось бы сделать, но не сейчас, ибо Гендур был в явном замешательстве и смутно представлял себе дальнейшие действия своего отряда.  Охоту отправляться в это темное, сонное царство отбивал еще и запах, едва доносящийся из зарослей. Поначалу он был столь тонким, что Гендур, стоящий почти в промежутке между двух стволов едва улавливал его. Но минут через десять, запах стал более различим. Это был горьковато-сладкий, слегка терпкий аромат, не очень приятный, но и не раздражающий. Вдыхая его все это время, Гендур начал ощущать легкую сонливость и головокружение. Он сделал три шага назад, и вдохнул свежий воздух. В это время, он заметил возвращающихся ребят. Те сначала встретились за рощей, а затем, повернув обратно, шли к капитану все вчетвером.   – Ну что, что-нибудь видели? – спросил их Гендур.  – Ну, в общем, да. – ответил младший из отряда, по имени Клистиг.   – Правда? Что же? – заинтересованно произнес капитан.   – Это лучше тебе самому видеть. Словами тут не объяснишь – отозвался другой боец.  – Что ж, идемте, покажите мне, что вы там нашли.   Отряд последовал за пареньком на право.   – Капитан – отозвался один из бойцов, мы там, кое-что заметили, когда фонариком светили.   – Что вы там еще увидели? – спросил Гендур настороженно.   – Да вот, не знаю, как даже объяснить, – ответил Клистиг.   – Когда мой фонарь осветил корни в глубине, мне и напарнику показалось, что они усыпаны сверху чем-то вроде очень тонких сосновых иголок. Я пригляделся, и... Мне почудилось что это не иголки, а волосы.   – Волосы? – недоуменно переспросил Гендур.   – Ну… Как будто, да. Что-то, похожее на них. Просто, думаю, откуда там иголкам взяться. Это ж, не сосны и не ели, – парень пожал плечами.   – А волосы? Что там волосам делать, а? – удивился другой боец. Клистиг лишь развел руками.   – И чьи же это, по-твоему, волосы могут быть? – задал вопрос парнишке Гендур, сощурившись.   – Не знаю… неуверенно протянул тот. – Шерсть какого-то зверя, может быть? Длинные, блестящие такие волосины, – добавил он.  Спустя минуту, отряд подошел к правому краю рощи, и Клистиг, что вел всех смотреть на нечто невиданное, попросил остановиться, и указал рукой на один из стволов. Он был непомерно широк, раза в два, а то и три больше, чем стволы всех остальных деревьев, по крайней мере, тех, что были на виду. Но удивительным в нем было не только и не столько это, а то, что древесина этого толстяка срослась в одно целое с одним из камней оберегов – майнсиров. Камень был наполовину погружен в ствол, его верхушка со вставленной в сквозное отверстие, сферой из нертита, скрывалась под древесиной.   – Ни хрена! – удивленно бросил Гендур. Он прикоснулся рукой к камню. Камень оказался теплым, словно его слегка согрело солнце. Но роща находилась в тени леса, тянущегося стеной с запада на восток. Солнечные лучи никак не смогли бы попасть на камень. Гендур, непонимающе, приоткрыв рот от удивления, одернул руку и уставился на майнсир. Он заметил, что кора буквально врастает в камень, делаясь на границе с его поверхностью тонкой. Гендур достал нож и попытался, ради интереса, отодрать кусочек коры. Вышло у него это с трудом. Кора прочно держалась на камне, словно на настоящем стволе. Под ней он обнаружил тоненький слой липкой сиреневатой субстанции, наподобие смолы, под которым виднелся ещё один слой белого цвета. Гендур немного соскоблил с него смолу лезвием ножа, и понял, что этот слой является некой пленкой. Ее у капитана, на удивление, убрать не удалось. Все пятеро стояли, почесывая головы и не понимая, как такое могло появиться.   – И на другом конце рощи мы видели тоже самое! – промолвил молодой паренек.   – Да-да, та же чертовщина, – подтвердил другой, – показать?  – Ну, ведите, показывайте! – отозвался Гендур. Отряд обошел рощу, придя на другой ее конец. Действительно, с другой стороны, росло такое-же толстенное дерево, поглотившее своим стволом камень-оберег наполовину. Получалось, что роща росла точно в промежутке между этими двумя наполовину проглоченными ее деревьями, майнсирами. Сам вид этих охранных камней, сросшихся со стволами выглядело так пугающе ненормально, неестественно и странно, что капитана и его парней пробрала дрожь. Как, почему такое появилось, и что могло значить, никто не знал. Но ничего хорошего в этом быть явно не могло. На эту мысль наталкивал один только вид рощи.  – Заходить туда нам, пока, не стоит, парни. Лучше вернуться к старосте и рассказать ему об этих камнях. Он то, наверное, должен знать, что это такое, – сказал капитан.   Перед тем, как вести охотников обратно, он решил пересчитать их всех, на всякий случай. Он пробежался взглядом по головам, и ему показалось, что одного не хватает.   – А где Тэрих? – задал он вопрос.   – Тэрих? Он же все время тащился позади нас, – ответил один из парней удивлённо.   – Этот новичок, он всегда плетется в конце, его почти не слышно. Я, что-то и не заметил, как этот салага куда-то делся, – добавил другой.  Тэрих появился в отряд Гендура лишь четыре месяца назад, до этого, пройдя стандартное обучение новичков в гильдии Устранителей. Полноватый, невысокий и слегка неуклюжий, этот малый был тих, скромен и не разговорчив. Обычно, за время, которое он уже провел в отряде, успев с переменным успехом поучаствовать в трех заданиях, парни неплохо узнавали друг о друге, однако, Тэрих, будучи молчуном по натуре, мало рассказывал о себе. Все запомнили только, что он был сиротой, и, какое-то время жил у родственников, не слишком хорошо с ним обходившихся, и в доме которых он выполнял всю грязную работу. В следствие чего она стала вызывать у него такое отвращение, что парнишка, сам происходивший из крестьян, ни за что не желал всю жизнь заниматься хозяйством, или даже, ремеслом, а, вместо этого, захотел стать устранителем, впервые узнав об этой непростой профессии, несмотря на все опасности для здоровья и жизни, связанные с ней. Хотя Тэрих и выглядел, поначалу, робким и пугливым, он, однако, оказался весьма выносливым и крепким. Он ни разу не жаловался на условия, в которых оказывались бойцы, выполняя какое-нибудь задание. И вот, теперь он куда-то пропал.  "Тэрих" – во всю глотку проорал Гендур. Охотники тоже принялись громко звать его, в надежде, что тот откликнется. Но в ответ услышали только шелест листвы зловещих зарослей. Гендур поджал нижнюю губу и сделал глубокий вдох. Он не хотел думать, что с его бойцом случилось что-то плохое при том, что их работа, как таковая, еще и не начиналась. Нет, так просто не должно было быть. Капитан насупился и сгорбился на мгновение, выпрямившись снова и посмотрев на ребят, не желая показывать свое волнение. В его взгляде читался гнев. – Кто из вас был с ним до того, как он пропал? – спросил Гендур, четко проговаривая каждый слог. Откликнулись двое. Они ходили с Тэрихом большую часть времени, и, даже не заметили, когда он отстал. Неужто он зашел в рощу? Тэрих, который всегда был нерешительным и осторожным? Отряд снова обошел заросли, тщательно осматривая сырую землю, и наткнулся на следы ботинок Устранителя, которые уходили в темноту. Эти следы не могли принадлежать кому-то, кроме пропавшего охотника. Гендур послал ребят к старосте, поручив им добыть тряпки и спирт, дабы наделать повязок на лицо, могущих защитить от неприятного дурмана, источаемого деревьями. Сам же он остался ждать их у рощи.  Как только парни добрались до дома Хильтфара, старик, сидевший на крыльце, поднялся со стула и принялся расспрашивать охотников о том, что довелось им узнать, удивившись, что Гендура с ними не оказалось. Тогда ребята поведали ему об исчезновении своего товарища, на что старик заохал, всплеснул руками и воззвал к богам Сугилю и Тарану. Парни попросили его достать им все необходимое для проникновения в рощу. Услышав о том, что они собираются сделать, староста вновь заохал, замотал головой, попытался отговорить их от этой опасной затеи несмотря на то, что они хотят вернуть товарища, который мог быть в смертельной опастности. Он чувствовал, что это ничем хорошим это не кончится. Так или иначе, старик согласился, отправился на задний двор и вернулся через некоторое время с кувшином еще не настоявшегося самогона, который бойцы перелили в свою флягу. Затем, Хильтфар, с чердака, принес два куска холщовой ткани, которые капитан Устранителей разрезал на десять полос, чтобы сложить их по две, получив плотные повязки. Сунув их в заплечный мешок, ребята поблагодарили старосту и поспешили обратно к роще. 

III

Все время, пока Гендур ожидал их возвращения, он не прекращал попыток докричаться до Тэриха, искренне надеясь, что тот еще жив. Он просто не мог принять его столь внезапную и глупую смерть. Гендур не привык терять людей. Если такое и случалось когда-то, то только в ситуациях, когда все было по-настоящему тяжело, а от его действий уже мало что зависело. Ко всему этому, он еще и ценил каждого члена отряда не только как боевую единицу, но и как человека, как младшего товарища, и сам старался быть для ребят товарищем старшим, более опытным. Он всегда старался найти с каждым общий язык, оттого его любили и уважали. Когда парни вернулись, он приказал им натянуть повязки и все они, зарядив ружья, один за другим вошли в рощу.  Внутри была кромешная тьма. Охотники достали фонари, зажгли и прицепили на специальную застежку к поясу. В полумраке, они стали медленно пробираться внутрь, стараясь не спотыкаться о корни. В воздухе стояла лёгкая дымка. За ней, как в тумане, виднелись мертвенно белые гладкие стволы. Под ногами приминался и пружинил пол из корней, больше похожих на сплетение толстых белых щупалец. Внезапно, бойцы почувствовали, что стоят на чем-то мягком, будто шерстяном. Опустив взгляд, они опешили. Корни-щупальца, как и показалось Гендуру и остальным, когда те только осматривали заросли снаружи, были выстланы тонким ковром из поблескивающих волос. Гендур нагнулся и поднял двумя пальцами несколько волосинок. – Твою же… это человеческие волосы! – пораженно воскликнул он полушепотом. Пройдя ещё чуть-чуть, светя фонарем вниз, он заметил нечто, лежащее между двумя стволами. Оно было слегка прикрыто волосами. Присев, Гендур, дрожащей рукой, направил туда свет фонаря. Глаза его расширились, он прикрыл ладонью рот. Взяв фонарь в другую руку, он осторожно убрал волосы с того, что лежало меж стволов. Это была часть руки с ладонью. Судя по небольшому размеру, принадлежала она ребенку. Кожа на ней была иссохшая и сморщенная, так, что проступали кости. Гендур тихо ругнулся и взялся рукой за подбородок. Тут он услышал шорох, идущий откуда-то сбоку. Его дыхание участилось, он начал нервно оглядываться, ища невидимую угрозу. Держа воздушное ружье наготове, он положил палец на курок.  Вдруг, один из охотников тихо позвал капитана. Когда тот обернулся, он пальцем указал на виднеющийся за стволами человеческий силуэт. Гендур пригляделся. Под светом фонаря ему удалось различить кожаную форму Устранителя. А в округлых очертаниях тела капитан узнал Тэриха. Несомненно, это был потерянный боец. Он находился всего нескольких метрах от капитана, но стволы, плотно теснящиеся друг к другу, не давали ему и его парням быстро добраться до него. Казалось, он был без сознания, или спал. Похоже, что дурман, от которого отряд защищали спиртовые повязки, усыпил его. Он, определенно, был еще жив. Гендуру показалось, что грудь бойца еле заметно поднимается и опускается при дыхании.  Действовать надо было осторожно, но быстро. Капитан, и еще двое принялись, друг за другом, протискиваться меж стволов, чтобы добраться до Тэриха. Они пока не знали, как именно они будут его вытаскивать. Весил он немало и отличался внушительными габаритами. Места же тут, среди плотно растущих деревьев и волнистых корней, создающих кочки и ухабы, было немного. Благо, отряд еще не слишком углубился в рощу, и выход находился не более, чем в пятнадцати шагах от них.   Гендур оказался близко к спящему охотнику, когда корни под ним зашевелились. Точно толстые черви, они ползли, расплетались и проседали, пока не разверзлась глубокая черная яма, на самом краю которой был Тэрих. Продолжая быть без сознания, он начал медленно сползать в нее. «Тэрих» - заорал Гендур, но тот никак не отреагировал на его крик. Капитан ринулся вперед, бросился на землю и схватил бедолагу за ногу. Парень уходил в яму вниз головой, а его шею оплел тонкий длинный щуп, взявшийся откуда-то из глубины и тянувший беднягу вниз. Гендур рисковал отправиться вслед за ним, ибо оказывался на краю этого провала. Держа обеими ругами ногу охотника, он мог легко соскользнуть и упасть. Из глубины ямы доносилось бульканье и чавканье, как из густой болотной трясины. На помощь капитану бросились парни, следовавшие за ним. Один из них обхватил Гендура за талию, другой же, по его команде, попытался поймать другую ногу Тэриха, но не достал. Третий сделал пару выстрелов в чернеющую яму, что никак ни на что не повлияло, и присоединился к остальным. Капитан из последних сил пытался удержать ничего не ощущающего охотника, но тут корни начали вздыматься, закрывая отверстие и скрывая его в глубине под собой. Парни принялись палить из ружей по корням, стараясь не задеть капитана, но тем было все равно. Нечто, что пожирало пришедшую к нему, добычу, выпускать ее не собиралось. Гендур больше не мог сопротивляться силе, с которой Тэриха утягивало вниз, разжал пальцы на лодыжке бедняги, и тот навсегда исчез во тьме, под шорох и скрип ужасных живых корней.   Капитан издал возглас отчаяния. Он поднялся, и стоял, точно окаменевший. Внутри у него все сжалось, а руки похолодели. Он не заметил, как выронил фонарик. Его потрясывало. Сзади доносилось тяжёлое дыхание охотников, напуганных также сильно, как и он. Один из ребят подобрал фонарик Гендура. "Капитан, уходим, скорее!" – шепнул он ему. Где-то рядом с ними снова послышался шорох. 

IV

Выбравшись из дебрей, парни сорвали с лиц высохшие повязки и жадно глотнули свежего воздуха. Успев привыкнуть ко тьме, они прикрывали глаза ладонями, защищая их от яркого дневного солнечного света. Они стояли несколько минут, покашливали, сгибались, опираясь руками о колени и растерянно поглядывали друг на друга. Не у кого не получалось описать недавно увиденное иначе, кроме как отборной бранью. В их обоюдных взглядах читались страх, растерянность и недоумение. Гендур сидел на траве, и держался руками за голову, зарыв пальцы в растрепанную шевелюру.   – К-капитан… – обратился к нему Клистиг, заикаясь. – Капитан, т-ты как? Гендур ответил не сразу. Он повернул голову и посмотрел в глаза парня отчужденным взглядом.  – Тэрих... Он погиб! – произнеся это, Гендур закричал от бессилия и ударил кулаками по земле. – Надо было лучше следить за всеми вами, а за Тэрихом – особенно – глухо произнес он затем. Какое-то время все они сидели, бессмысленно уставившись на заросли. Гендур зарылся пальцами в волосы. В голове его шумело и звенело, мысли превратились в кашу. Сознание его отказывалось воспринимать то неведомое зло, с которым они только что столкнулись, совершенно к тому не готовые. Не мог он принять и то, что вот так, просто и быстро, потерял охотника-новичка.  – Ну… не кори себя. Откуда тебе было знать, что там в этой роще? – сказал Клистиг дрожащим голосом.  – Откуда мне было знать? На то моя обязанность, контролировать происходящее! Мы черт знает где, столкнулись черт знает с чем! Что я, по-твоему, должен был делать? – ответил ему Гендур, с повышая голос с каждым словом, почти перейдя на крик. – Надо был идти с вами, а не посылать вас одних, да еще по отдельности. Так дерьмово и тупо я никогда не терял бойцов. Никогда!  – Капитан, ты того, не надо... – обратился к Гендуру один из ребят. Мы тебя, в том, что произошло, не виним. Не виноват ты. – сказал другой. Ты, Гендур, отличный капитан. Мы четвертый год под твоим началом, все было отлично, и будет опять. Давай вернемся к старосте, а там порешим, стоит ли нам дальше заниматься этой дрянью, или пускай пришлют кого получше нас в таких делах.  Эти слова слегка взбодрили Гендура. Он вздохнул и поднялся с травы. "Идем" – промолвил он голосом без эмоций.  Ко времени, когда Устранители вернулись в деревню, Хильтфар, как раз, заканчивал уборку в святилище. Услыхав парней, столпившихся у крыльца его дома, старик вышел к ним. Он был очень взволнован. Узнав о гибели одного из бойцов внутри рощи, староста издал возглас отчаяния. Услышав же подробности его гибели, он опустил голову и молча сел на скамейку под навесом святилища, непонимающе взирая на ребят.   – Так вы, значится, ничего с этой гадостью поделать не в силах? – грустно вопросил он.   – Не расстраивайтесь, но, похоже, нет – ответил Гендур, – ни с чем подобным мы ни разу не сталкивались. Как бы это странно не прозвучало, но, кажется, тот хищник, от которого вы страдаете – это и есть роща. Я и сам это едва понимаю, да только видел достаточно, и не желаю, чтобы кто-то еще из моих ребят от нее пострадал.   – Ох! – тяжело вздохнул старик. – Значит, вы, сегодня, уедете? – печально посмотрев на Гендура, спросил он.  – Похоже, так, – ответил тот, – что же нам тут делать? У отряда Гендура, пожалуй, до сих пор еще не было ни одного невыполненного задания. Всегда, так или иначе, с проблемой, что не давала покоя местным, удавалось справляться. Ибо проблему, обычно, представляли расплодившиеся блэдды и арты, начавшие охотиться на людей из-за нехватки добычи в лесах, иногда, аванки, угрожающие рыбакам, или, на худой конец, в край обнаглевшие кориги, жрущие все подряд, досаждающие селянам день и ночь, устранять которых посылали новичков. Ничто из этого и близко не стояло с тем, с чем столкнулись молодые Устранители. Никто из этих парней никогда в своей жизни и представить не мог, что в мире, по крайней мере, известном им, существует нечто, с чем им пришлось столкнуться в маленькой забытой окраиной деревеньке. Кажется, о подобном никому не было известно даже из разного рода, страшилок и баек, что рассказывают по ночам у костра. Что ж, вскоре копилка таких рассказов обещала пополниться еще одним – о зловещих, пугающих одним своим видом, зарослей странных на вид деревьев, в которых бесследно пропадают путники, что отважились срезать через нее путь. Было около четырех часов дня. Отряд, помянув своего павшего товарища, выпив пива с Хильтфаром, и поблагодарив его за гостеприимство, собрался отправляться обратно в Файнрэтт, ни с чем. Выйдя за ворота и подойдя к месту, где стояла повозка Устранителей, бойцы опешили. Не возницы, ни одной из лошадей, из пары, запряженных в повозку, на месте не оказалось. Вторая лошадь, как ни в чем не бывало, похаживала чуть поодаль, пощипывая травку. – Это еще что за хрень? – недоуменно вымолвил Гендур. – Это как понимать? Ребята одурело таращились друг на друга, не понимая, что же им теперь делать. Пройдя вдоль деревенского частокола в одну, затем в другую сторону, и не обнаружив ни извозчика, ни лошади, они вернулись к старосте, ибо, ничего другого им не оставалось. Хильтфар, удивившись их возвращению, разинул рот, услышав о том, что извозчик пропал. "Это все роща! Вся чертовщина творится из-за нее!" – воскликнул он, хлопнув ладонью по перилам крыльца. "Ах! Погодите. Вам надо встретиться с Фромлефом. Он, кажись, получше меня знает о всем темном, что тут когда-либо творилось. Идемте! Он всегда дома, можно не сомневаться".   Гендур хотел было что-то еще сказать, но махнул рукой. Отряд, во главе с капитаном, последовал вслед за стариком. Они подошли к низкой хижине без крыльца. "Фромлеф! Ты там? Эт я, Хильтфар, открой-ка!" – позвал староста своего приятеля. Скрипучую дверь осторожно отворил мужчина. По внешнему виду ему можно было бы дать лет пятьдесят, или чуть больше. На красноватое, морщинистое и щербатое лицо падали прямые спутанные темные волосы, часть которых была седой. Щеки и подбородок покрывала плохо растущая борода. Фромлеф был одет в замызганную рубашку, залатанные штаны, и не был обут. Вместо правой ноги у него виднелся деревянный протез. Также, на левой кисти отсутствовал средний и указательный палец. От мужчины попахивало алкоголем и потом. Неприятный запах доносился и из его жилища. "А, Хильтфар, привет тебе, старина! Заходи, если надо," – поприветствовал он старосту. Тут он удивленно поглядел на отряд и спросил: "А это кто с тобой?" Староста рассказал ему вкратце обо всем, что произошло с утра. Фромлеф слушал Хильтфара, и его нижняя челюсть все больше отвисала. Потом взгляд мужчины помрачнел. "Заходите, что ж. Посидим, потолкуем", – промолвил он.  Хижина Фромлефа была низким, длинным жилищем с маленьким окошком и железной печью в углу. На полу у кровати рядом с окном лежала шкура блэдда, серая в больших темных пятнах, другая шкура, большая и черная, висела на стене, противоположной от окна. А над ней, на колышках, красовалась причудливая вытянутая четырехглазая голова с раскрытым длинным и узким клювом, полным мелких острых зубов – голова аванка. Видимо, хозяин дома, некогда, всерьез промышлял охотой. Однако те года давно прошли. Теперь, как сказал староста, Фромлеф был в деревне кем-то вроде фельдшера и, одновременно, травника. На полке над столом стояла ступка с пестиком, а над печью на веревке сушились травы.  Узнав от Устранителей о внезапном и таинственном исчезновении их возницы, Фромлеф произнес:   – Пока извозчик вас дожидался, он, видимо, решил размяться, прогуляться тут, по лугу. Да, возможно, к роще его потянуло. А в ней, как вы понимаете, люди пропадают.   Услышав это, отряд понурил голову. Спасать возницу, если он и впрямь зашел в рощу, им, после потери в ней же Тэриха, было не под силу.   – Еще им мог завладеть глубинный страх. – подумав, сказал Фромлеф. Такой страх, с которым никто справиться не в силах. Вот он и убег. Куда? Мог в ближайший лес, тот, что на холме.   – Что ж могло так его испугать? – спросил Гендур в недоумении.   – Хм… – протянул мужчина. – То же, что и убивает – роща. От нее ж все наши беды последних лет. И теперь, когда вы в ней побывали, мы знаем точно одно: никакого особого редкого и скрытного зверя в ней нет. Этот зверь – она сама.   Все понимающе закивали, а Фромлеф обратился к старосте: – Хильтфар, как ты, друг, помнишь, я подозревал что-то такое еще с самого начала, а ты не верил. Я же, первый те майнсиры и видел. Тогда-то у меня возникло предложение, которое тебе пришлось не по душе, и ты продолжал стоять на своем. Теперь же мы имеем, что имеем.  – Фромлеф, давай не будем снова к этому возвращаться, ладно? – произнес староста резко, поморщившись.  – Эх, ладно, – вздохнул бывший охотник. – Так вот, я ж про страх хотел сказать, от которого возница ваш мог убежать. – он посмотрел на ребят. Порой лишь один вид чего-то непонятного может заставить человека бежать со всех ног. Думаю я, что это как раз тот случай.  – А чего нас такой ужас не одолел? – задал вопрос один из бойцов.   – Ну, вы люди, полагаю, не робкого десятка, так ведь? – Фромлеф усмехнулся. Кого-то может серьезно напугать один вид чего-то жутковатого. Извозчик, видать, как раз из таких. Прогуляться, небось решил, тут, по лужку. Пока вас дожидался. Ну и… увидел рощу. И поспешил поскорее покинуть это кошмарное место. Тут хозяин хижины рассмеялся. Но, резко сделав серьезный вид, как прежде, промолвил:  – Не вида он ее так испугался. Наслан на него такой страх должен был. Самому мне теперь видится, что роща способна на ум влиять. Наверное, те испарения, которые ее деревья выделяют, тут уже повсюду на лугу распылены. Они ж, сорняки эти, скоро тут везде повырастают! Заметили ростки среди травы? Бойцы помотали головами. Калека вздохнул. Ну, скоро тут везде эта чертова роща будет. А чего не будет – так это нас и нашей пропащей деревни.  – Ну, Фромлеф, ладно тебе, плюнь! – сдвинув брови, обиженным тоном произнес Хильтфар. – Не наговаривай тут. А шепотом добавил: «Да защитят нас Сугиль, Дамон и Бригант!   – Нет, Хильтфар, ничто уже нас не спасет. Ни боги, не люди. Да и кого спасть? Полтора пахаря? Вся ж молодежь в городах! Эх, ладно. Фромлеф взглянул своим тяжелым взглядом в глаза Гендура.   – Так вот, в леса мог убежать ваш возница, ускакать точнее, коль нигде ни его, ни лошади не видно, – ответил хозяин дома, разведя руки. – Может быть, сидит там сейчас, где-то, с конем, да трясется. Может быть, очухается через некоторое время, и вернется. А может быть и нет. Если на арта набрел, или на логово блэддов – конец ему. Вечером и ночью он, да еще и с животиной, простой добычей для них может стать. Или, быть может, в пруд его какой-нибудь, аванк утащит. Ну, по-разному может быть.   – Фромлеф, хорош! Завязывай людей пугать! Ну тебя! – снова недовольно обратился к нему старик.   – А что пугать? Я думаю, эти парни и сами все понимают, да и, после того, что с ними, с ихним товарищем там произошло, словами их уже не напугаешь.   – Да, это точно. – грустно вставил Гендур. – Я, вот тут, все сказать хочу – продолжил Фромлеф. – С односельчанами нашими, леттенмахскими, такое случалось, как с извозчиком вашим. Убегали они, не пойми от чего, в лес. Потом, искали их. Через пару дней находили, иногда через больше. И глаза их всегда были наполнены непередаваемым страхом. Что могло их так пугать. Этого то никто и не знает. Я не знаю. Но я был одним из тех, с кем такое как раз и случилось по молодости. Хильтфар, ты знаешь. Старик кивнул. Ребята неподвижно слушали калеку, приоткрыв рты. – Да вот, только, не помню я ничего. Вот серьезно! Тут Фромлеф улыбнулся. Помню только, как могов на лугу у леса пас. Погода была солнечная и жаркая. Может, голову мне напекло, может еще что-то. Хотя, от солнечного удара люди в лес от страха не бегают. Я силился вспомнить, что это со мной было. Показалось мне тогда, что я, краем глаза кого-то заметил. Будто, тень какую. Сначала, с одного бока, затем с другого. И все. Больше ничего я не помню. Не помню и того, как в лесу, лежащим на траве очутился. Целый день там, в лесу, и провел. Изголодался, замерз ночью. Утром услышал я зов. Звал меня отец, брат и мать. Ну, и вышел я к ним. Радости было, конечно, много. Скотина, разве что, разбежалась. Ну, тех могов, которых селяне поймать смогли, вернули. Боялся я по началу, что отругают меня за это хорошенько. Но нет. Об этом молчали. А потом, спустя какое-то время, отец мой, ныне покойный, рассказал мне, что и с ним подобное, однажды, было. Как-то так.  – Ну очуметь, – протянули бойцы.   – Ну и, как же нам тогда поступить по-вашему? – поднял брови Гендур. – Ждать, пока извозчик наш вернется, или искать его пойти, быть может? Кроме него, у нас, ведь, и лошади теперь, одной, нет. А один коняга нас всех не потянет. Были бы оба на месте, я б попробовал ими управлять. А так…   – Подождать то вы его можете. Да вот когда он вернется, и вернется ли – вопрос. Вы лучше, письмо, что ли, в Файнрэтт отправьте. Напишите там, командиру гарнизона, или этому, как его, бургомистру. Пусть отправят вам местного извозчика.   – А мысль верная. – промолвил Гендур. Только, как нам с нашей повозкой быть? А, ну конечно… – он потер висок. Попросим ее пригнать в Файнрэтт. Подождем сами там, эх! – капитан нахмурился. – Немало это будет мне стоить… Не мало. Гендур облокотился о стол и подпер голову. – Ну, кому-то из наших надо будет ехать. Взять лошадь, что осталась, и скакать в город.  – Ладно, ребята. – обратился к устранителям Фромлеф. Расслабьтесь покамест. Давайте-ка, налью я вам еще моего самогона. Гендур и остальные охотники отказались от питья. Выпили пива они уже достаточно, а в хижине было душно и жарко. Есть им тоже ничего не хотелось. Хозяин, услышав отказ, не расстроился, а налил лишь себе, а затем снова обратился к старосте:  – Хильтфар, давай, расскажи-ка им, как эти заросли дряные тут появились, и как пытались мы от них избавиться.   Староста, по его просьбе, начал свой рассказ:    "Еще раньше, примерно, за год до этого, в конце весны это было, появилось у ручья, со стороны луга, такой странное, не-то дерево, не-то куст. И возникло оно прямо на тропинке, по которой мы в лес ходим, за которой перекинуто бревно через ручей. И ведь знаете что? Возникло оно там всего за ночь! Можете представить? Вечером еще не было, а на утро – нате вам! И было оно чуднόе. Низкое, ниже меня, но толстоватое. Ствол белый, гладкий, как ножка гриба. Как будто без коры. А крона – точно метелка! Видели такие деревья? Ага, вот и я не видел. Откуда оно там взялось, никто не понимал. Что б вот так внезапно? Нет, деревья так не растут! Самое главное, что это деревце стало давать побеги, появившиеся вокруг него уже через неделю, а само оно, за тот же срок, чуть-чуть увеличилось в росте. Через два месяца, оно стало на голову всех нас выше, а рядом с ним уже росло множество маленьких деревцев! И странные такие листья были у них: тонкие, узкие и желтоватые. Не знаем мы такой породы «Вот же чудо!» – думали мы, а делать ничего с этим не решались, ибо вдруг это от богов знак какой? Их волю мы чтим, как и природу, которую они породили. И несмотря на то, что выросла эта роща прямо у нас на проходе, выкорчевывать молодые деревца и рубить то, большое дерево, что первым появилось, не стали.  И вот, значит, на следующий год, к концу лета, деревья рощи уже вымахали так, как обычные бы лет, наверное, за десять. И стоят они все так часто друг к другу, что не каждый протиснется. А вышины-то все одной. А там, где не было деревьев, уже и новые побеги появились. Нам то, поначалу, все равно было. Ну растет там что-то непонятное, да и ладно. Вот только позднее стали селяне чувствовать недомогание, когда хаживали рядом с этой рощей, или через нее. Голова, говорили, кружится, и перед глазами все расплываться начинает. А заросли все растут себе и растут, выше да гуще.  Люди поговаривать стали, что темная сила эти деревья породила. Я даже, жертву принес богине лесов и трав, дабы она с этой напастью справиться помогла. А потом еще, рядом с рощей ходил, читал особые заговоры, против всего дурного. Ничего из этого не помогло. Мужики меня дать добро тогда попросили, пойти, рощу эту уничтожить. Разрешил я им, ибо уже так всем невмоготу стало. Да и глаза она нам, такая страшная, мозолила. Пошли, значит, мужики, стали рубить. И делать это было им так чудно. Как мне рассказали потом – топор идет по древесине, как по мясу. А сколько сока какого-то, то ли смолы текло, ох! Темно сиреневым тот сок был, липким и вязким. Все руки у тех, кто рубил, были в нем, еще и брызгал он из зарубок от топора. Кому-то на лицо попало, или на грудь. Потом волдыри у них выскочили, как от ожогов. Всю рощу, поэтому, так и не срубили. Прорубили лишь проход там, где была тропинка.   Когда, на следующей день, другие мужики пошли пни выкорчевывать, то оторопели. На срубах все сиреневой пленкой затянулось, а из середин их выросли побеги! Это ещё что такое? Новые побеги!? За одну ночь!? Нет, такого мы ещё не встречали. И стало нам тут, как то, совсем не по себе. Эти деревья какие-то, будто не из нашего мира вовсе. Ну, взяли, значит, мужики, и выкорчевали эти чертовы пни. Так вот же, какая напасть! Через три дня на их месте, тоже появились побеги, уже из самой земли! И ещё, вдобавок, вокруг всей рощи новые повылезали. А корни у них какие крепкие, у! Насилу повырывали. А они, вы представляете ребята, опять повырастали! Во какая напасть!  Страшно нам тогда стало. Хоть беги. Да куда побежишь? Тут дом, семья, друзья. Всю жизнь тут провели. Кто-то предложил сжечь рощу к чертям, да она, к тому времени, уже так разрослась, что кроны ее треклятых деревьев стали крон леса касаться! Потому и нерешились, ведь на него перекинуться может. И все, не станет леса. Погублена природа. Тогда уж точно, рассердится на нас Бригант! Ко всему, что рассказал Хильтфар, Фромлеф добавил, что жена его именно так и пропала. Произошло это уже после того, как тот стал калекой, вернувшись с войны. После этого, он и живёт один. Рощу он считает порождением тех самых не то растений, не то не пойми вообще кого, очень враждебного людям, жаждущего их плоти. И лучше бы тем, кто тут остался, убираться отсюда поскорей, если хотят они дожить до старости и сохранить рассудок. Ибо, как думается ему, нет от этой напасти никакого избавления.  После этого Клистиг спросил травника, что он думает по поводу человеческих волос, кои в большом количестве были замечены ими в зарослях. – Не могу вам дать на это точный вопрос. По правде говоря, понятия не имею. – ответил тот. – К тому же, я сам этого не видел. Предположу, что роща, или что-то хищное, что ей прикрывается, но уж точно, не животное, их не переваривает и выплевывает обратно. Звери, питающиеся мясом, ведь не полностью съедают свою добычу. Вместе с костями, очень часто остается шерсть. Похоже, что так оно и тут. "Ладно друг, пойду я, пожалуй. Дела меня дома ждут", – промолвил староста и поднялся со стула. "Да, старина, еще увидимся", – попрощался с ним хозяин дома. Устранители было, тоже хотели уйти, но Фромлеф шепнул им, чтобы те остались.   Когда Староста закрыл дверь, и калека услышал его удаляющиеся шаги, он поменялся в лице, придвинулся и пригнулся к столу и жестом дал знак, чтобы ребята сделали тоже самое. "Короче парни", – начал он – "я вам вот что сейчас еще расскажу. Просто, не хотелось мне при Хильтфаре об этом говорить. Ему это не по нраву". Гендур кивнул, в знак, чтобы хозяин продолжал.  – Для начала скажите мне вот что. Вы видели те майнсиры, вросшие в стволы этих деревьев?  – Да-да, видели – ответили парни одобрительно кивая.  – Так вот – продолжал калека – если кто-то из вас знает, как действует защита Сугиля, то уже догадался, в чем тут дело. Клистиг, отличающийся сообразительностью, активно закивал головой. Ну я, если что, сейчас объясню: все охранные камни, что расставлены вокруг деревни, связанны с Божьим Ясенем, что растет в святилище. Связывают их с деревом белые нити, кои оно из себя испускает. Нити эти привлекает сила, что содержат сферы из нертита, что в майнсиры вставлены. Они пробивают себе путь под землей и выходят прямо у оснований камней, а потом поднимаются по их поверхности, прямиком к камню. Вы должны были их заметить. И вот значит, пока все камни не будут соединены по кругу. Как-то это отпугивает хищников от поселения, заставляет их обходить деревни стороной. Но, есть такой еще момент: чтобы дерево скорее обеспечило деревню защитой, а поток божественной силы не прерывался, надобно, чтобы два из камней находились рядом со святилищем. Спросите, откуда я это знаю? А я по молодости работал немного в мастерской по изготовлению охранных камней. Там я узнал, что некоторые травы и цветы любят соседство майнсиров. Если такие растения оказались поблизости от них, они вырастают больше, выше обычного и пышнее обычного. Если они оказались вплотную к камню, то вымахивают во всю его высоту. И касается это, также, сорняков. Что такое эти деревья, и растения ли они вообще, я не знаю, но мне очевидно, как, думаю, и вам, что они питаются этой силой, что исходит от ясеня. Давно я понял, как мы могли бы избавиться от этого проклятия. Вот только Хильтфар мое предложение не оценил. А предложение это довольно простое: просто убрать эти два охранных камня по обе стороны от святилища, или же, вытащить из них нэртитовые сферы, дабы поток силы прервался. На что этот старик схватился руками за голову и назвал это осквернением святыни. Кричал, что падет нас тогда божье проклятие. Эх, пытался я ему доказать, что даже не все церковники посчитали бы мое предложение осквернением, как и то, что майнсиры – это какая-то "святынь". Но он и слушать не хотел. И вообще, этот упрямец не особо верил, что роща-то людей и поглощает. Говорил, чтобы мы Устранителей дожидались. Ну что ж, два года вас и ждали. А оно вот как с вами вышло. Еще и обиделся на меня, разговаривать какое-то время не хотел. Благо потом помирились, когда я, таки, согласился с его словами и самогон притащил. Так-то мужик он хороший, душевный. В свое время деревня при нем жила хорошо. Но вот, мнительный он больно и набожный. И с годами у него это только усилилось.  Гендур с большим интересом выслушал Фромлефа, а затем спросил:   – И что же Вы нам предлагаете?  – Предлагать не предлагаю, а просто мыслью делюсь. Чтобы вы подумали над этим, и быть может, нашли время с ним поговорить – предложил калека ребятам.  – Мы? – удивился Клистиг.   – Ну, да. Просто мне с Хильтфаром говорить бесполезно. А кого-то еще, со стороны, того кто сам изнутри весь тот ужас видел, он, возможно, послушает. Вам он, как я вижу, доверяет. Вдруг кому-то удастся достучаться до его закостенелого рассудка, пробудить в нем благоразумие – разъяснил Фромлеф свою идею. Только, пусть тот, кто на это решится, делает это осторожно, подбирает слова.   – Честно сказать, нам как-то не до того, Вы ж поймите – промолвил Гендур, вставая из-за стола, а с ним и остальные.   – Так я ж не настаиваю, не принуждаю, – оправдался охотник. Просто, вы ведь здесь еще пробудете какое-то время, может быть, подвернется минутка.   – Я, наверное, мог бы попробовать, – промолвил Клистиг.   – О, буду признателен, – улыбнулся Фромлеф. – Только об одном прошу: постарайтесь не упомянуть меня при этом. Вообще. Как будто это идея кого-то из вас. Нет-нет, я не хочу вас подставлять. Просто, вы, так или иначе, уедете от сюда навсегда, а мне тут дальше с ним жить.  Бойцы попрощались с хозяином, и ушли. "Не, не возьмусь с ним это обсуждать" – заявил им Гендур прямо, – "какая разница, Фромлеф его о таком просит, или я? Хильтфар божий служитель, и его недовольство понять можно. Даже мне, тому, кто благочестием особым не выделяется, как-то не по себе было бы это совершать. Пускай и способ мог бы сработать. Короче, парни: никому из вас, и тебе особо, Клистиг, заговаривать со старостой об этом не советую".   Вернувшись к старосте в его дом, капитан взял перо, чернильницу и лист пожелтевшей бумаги, предоставленные ему стариком, и написал сообщение:   "Я, Гендур мап’Калед, капитан отряда устранителей из Найтуна, посланных на задание в деревню Леттенмах, срочно сообщаю, что нам требуется помощь. Наш возница и одна из лошадей непонятным образом исчезли, потому мы не в состоянии вернуться в Найтун. Когда же мы исследовали рощу, где, по предположению, исчезали местные, нашего бойца сожрало нечто мне совершенно неизвестное и внушающее страх. Нас было шестеро, теперь пятеро, и мы никак не сможем помочь деревенским, ведь, я не имею понятия, что это за существо и как с ним бороться. Прошу прислать нам одну лошадь, чтобы ее можно было впрячь в нашу повозку. Кроме этого, было бы не лишне, дабы сюда прибыл командир гарнизона и священник. Я хотел бы показать им, от чего страдают жители Леттенмаха, дабы они подтвердили написанные мною слова. Местным нужны не Устранители, а кто-то другой, более сведущий. Все необходимые затраты я обещаю взять на себя".  Для бойца, согласившегося доставить письмо, Фромлеф у соседа достал старое седло, которое надели на лошадь, что осталась с повозкой, и парень поскакал в Файнретт. Парням, тем временем, не оставалось ничего, кроме как дожидаться его в доме старосты. Так они прождали его весь оставшийся день, и улеглись спать на лавках. 

V

Их товарищ вернулся ближе к полудню. Письмо было доставлено им в ратушу, но вот в чем загвоздка: в Файнретте только-только прошла большая, по меркам городка, ярмарка, и, как водится, пьянка. Не говоря уже о горожанах, многие работники и солдаты, что встретились ему, еще не успели протрезветь, и даже в ратуше секретарь клевал носом, и не сразу понял, что прискакавший из далека паренек хочет. У парня возникли сомнения в том, что им быстро окажут помощь. Устранителей одолело уныние. Это место, словно, держало их. Дабы совсем не опускать руки и ускорить время в ожидании, они стали предлагать селянам помощь по хозяйству. Кроме всего прочего, Гендур, и его ребята, чувствовали себя неловко от того, что обременяют старосту своим присутствием, и им хотелось отблагодарить старика за благодушный прием.  После дневной уборки в храме, Хильтфар поднялся на чердак и заснул до предзакатного часа, дабы после провести после в святилище одиночный молебен и принести жертву к дереву. Бойцы вышли за деревню, и сели на склоне холма, смотря вдаль, и перебрасываясь фразами. Там, на траве, они и задремали.  Клистиг открыл глаз, зевнул и поднялся с травы. Кроме него тут больше никого не было, видимо, остальные его товарищи вернулись к старосте. Предзакатное небо было ясным, а над горизонтом на востоке, вставал ослепительно яркий белый месяц. Усталость, физическая и моральная, навалилась на него и заставила проспать на воздухе не менее четырех часов. Однако теперь, парень чувствовал себя куда лучше. Его мысли, спутанные до этого, теперь прояснились, а голова перестала гудеть.  Молодой охотник вернулся в деревню и подошел к святилищу. Пройдясь вдоль его правой стены до угла, и бросив взгляд налево, он приметил охранный камень у частокола. «Один из тех камней, о которых говорил Фромлеф» – подметил Клистиг. Устранитель прошел до противоположного угла, и увидел в отдалении еще один такой же камень. Задний двор святилища накрывала огромная тень Божьего Ясеня. Парень посмотрел вверх, и увидел его крону. Над его головой простирались ветви дерева, будто бы, растущие прямо из крыши, которая, в этой части святилища. Клистиг стоял, и смотрел на ветви какое-то время, задрав голову и приоткрыв рот. Любуясь на могучее дерево, он приметил кое-что. На половине средних ветвей его кроны листья были пожухлыми и сухими, а на всех нижних их не было совсем. Трава под ветвями была усеяна облетевшей листвой. "Что-то с ясенем не так" – подумал парень, после чего направился ко входу святилища.  Обойдя его и приблизившись к входной двери, Клистиг заметил, что она приоткрыта. Паренька одолело любопытство, и он украдкой заглянул внутрь. Там был занят делом Хильтфар. Его, до этого, неряшливо растрепанные волосы и слегка всклокоченная борода были старательно причесаны. Вместо его домашней одежды на старике красовалась белая роба с зеленым поясом. Он на распев читал повторяющуюся молитву Богу-Защитнику, стоя вплотную к стволу, прикоснувшись к нему правой рукой. Ствол ясеня поднимался из пола, и уходил в отверстие в потолке, точно повторяющее его форму. У его подножия находился низкий деревянный столик на ножках. Когда староста закончил читать молитву, он выложил на него из корзины, что стояла за ним, яблоки, а из пропитанного кровью, мешочка, куски мяса.  В тот момент, когда Хильтфар заканчивал молебен, Клистиг, наблюдающий за старостой через дверную щель, нечаянно, чихнул. Тот, услышав, повернулся, а парень, увидя, что староста-жрец заметил его, начал спешно удаляться. Хильтфар направился к двери и выглянул наружу. «Паренек, ты куда? Эй, да ты не волнуйся! Поди ка сюда!» – промолвил старик. Клистиг неловко приблизился к нему. Хильтфар попросил его сесть на скамью, и сам тоже сел рядом. "Эх, надо бы посидеть", – протянул он. – "Суставы мои уже не те, а я, как проснулся, кажись, еще не сидел". Он взглянул на парнишку, и улыбнулся. Тот подметил про себя, что старик явно стал выглядеть лучше, чем за все время их пребывания в Леттэнмахе. Тот, будто бы, услышав его мысли, произнес: «Когда находишься в святилище, рядом с Божьим Древом, на душе становится спокойнее, словно дыхание второе открывается».  Они беседовали около получаса. Староста узнал, что Клистиг был сиротой и рос в приюте, а после пятнадцати лет, как и многие приютские дети, подрабатывал подмастерьем то в одной, то в другой ремесленной мастерской. В отличие от многих своих сверстников, он с малых лет увлекся чтением книг, в частности, научного содержания. Клистиг обладал он живым, цепким умом, и мечтал даже, сделаться ученым, поступить в учебное заведение. Однако, происходил он из ремесленников, и сделать это ему было бы не просто. Будучи подростком, он работал у башмачника, и, получая гроши, копил, как мог, и иногда наведывался в лавку старых книг, дабы приобрести что-нибудь интересное. Тот же, время от времени, поручал ему травить мелких пушистых паразитов корригов, заводившихся в подвале. Когда у паренька появлялось время, он, из приобретенных им книг, набрался знаний из разных сфер: от ботаники до судостроительства, от философии до военного дела. Была у него книжка об истории различных гильдий империи, из которой он и узнал получше об Устранителях. Если в солдаты его никогда не тянуло, то работа наемных охотников, что избавляют людей от опасных хищников, показалась делом весьма благородным.   Однажды, будучи еще подростком, Клистигу довелось спасти маленькую девочку от уличной собаки. Девочка ждала мать у ступенек крыльца лавки, когда одичавшее животное залаяло на нее и едва не накинулось. В благодарность мать назвала его героем и купила сладкий крендель. Вероятно, это событие тоже оказало влияние на выбор его будущей профессии.  Кроме того, что паренек узнал также, что с Устранителями, иногда, сотрудничают алхимики, платящие им за доставку туш или органов некоторых животных. Оттого он тешил себя надеждой, что, став наемным охотником, он, однажды, уговорит какого-нибудь алхимика взять его в подмастерья, и таким образом, приблизится к науке. Повзрослев, Клистиг пришел в найтунское отделение гильдии Устранителей, где его, сначала, не слишком захотели брать. Ибо не отличался он ни ростом, ни телосложением. Однако, Клистиг смог произвести впечатление, когда подробно описал несколько моделей духовых ружей, а после, перечислил всех животных, на которых Устранителям приходилось охотиться, и назвал способы их устранения и поимки.  Как оказалось, парни с мозгами гильдии тоже нужны, потому, Клистига зачислили. Так, как ему уже была знакома теория, а вдобавок, он имел опыт травления паразитов, его, уже через три месяца, перевели из начинающих в рядовые, вместо положенных по уставу, полугода. Так он и попал в отряд Гендура, где пробыл уже три года. За это время, он несмотря на то, что был самым младшим среди бойцов, стал одним из лучших, и заработал благосклонное отношение капитана. Его невысокий рост и худощавое тело имели свои преимущества, ведь он не весил много, а значит, мог ступать по лесному настилу тише и аккуратнее.  Все время беседы парень помнил о просьбе Фромлефа поговорить со старостой, и все ждал подходящего момента. Староста тоже рассказал немного о себе и прежней жизни в деревне, что была не в пример спокойнее, сытнее и счастливее, когда все, кто уехал или кого не стало, еще обитали здесь. а затем  Помолчав немного, старик поглядел на Клистига, и сказал грустно: «Но, вот как настигла нас эта напасть, как выросла эта треклятая роща, так житья нам и не стало». На Сугиля одного, защитника людей уповаем. Потому, дважды в неделю, я провожу молебен, один общий, другой одиночный, как сегодня вот. И жертву приношу. Надеемся мы, чтобы бог услышит нас. Лицо Хильтфара снова стало таким же удрученным, как и раньше.   Он замолчал, откинувшись на спинку скамьи, а Клистиг, ждавший момента, осторожно задал Хильтфару вопрос:   – Вы ведь, замечали, что на нижних и средних ветвях ясеня нет листвы?   Хильтфар приоткрыл один глаз:   – Знаю. Отлично знаю. Это очень печально. Наверное, это на него роща так влияет. Ничего ни сделаешь. Даже жертвы наши ему не помогают.  – Вы же видели, думаю, те майнсиры, которые поглотили деревья рощи? Наверное, потому это влияет на дерево? Все же камни связаны через него, правда? – спросил Клистиг. Староста кивнул.   – Фромлеф ж, того, рассказывал, как мы пытались от рощи избавиться. Ничего не вышло. Так и живем. И то, что это исчадие тьмы через них, видимо, силой питается, понимаю. Но, нет у нас возможностей самим этот сорняк победить. Или Сугилем он будет повержен, или же, напишем мы письмо в Найтун, чтобы нам храмовых чародеев прислали. Теперь то мы уверены, что это не зверь какой, а сама роща людей пожирала. Они произведут обряд очищения, и роща сгинет. На это уповаем.   – Но слушайте, Вы уже так долго ждете. До этого Вы просили, чтоб вам Устранителей прислали. Вы ели нас дождались, а мы приехали, и обнаружили лишь, что ничего с этой гадостью сделать не можем. Да еще и потеряли одного охотника. Не опасаетесь ли Вы, что храмовых чародеев придется ждать также долго, если не больше, а за это время роща еще больше разрастется и наберется силы, затянет в себя кого-то еще, и победить ее потом будет не просто даже профессионалам?   Хильтфар прищурился и произнес:   – Что ты хочешь сказать, парень?   Клистиг набрал в грудь воздуха, выдохнул и сказал:  – Я хочу сказать, что, быть может, стоит решиться попробовать избавиться от проблемы своими силами? Не знаю, как Вам это придется по душе моя мысль, но что, если взять и убрать те два охранных камня, что стоят за святилищем, или, вытащить из них сферы? Ну, чтобы прервать поток силы?   Староста с неприязнью посмотрел на Клистига.  – Как же можно? Что ты такое говоришь? Убрать охранные камни? С помощью которых Сугиль нас своей силой защищает? Это ж, неуважение к богу будет! – воскликнул Хильтфар.   – Но постойте, о какой защите Вы говорите, если роща, как раз высасывает эту силу, за счет того и крепчает! – попытался возразить парень.   – А если бы камней совсем не было, то тут, на месте Леттенмаха, давно бы уж была не рощица, а целый лес этих адовых сорняков! – громко проворчал старик. – И ответь, тебя это Фромлеф, что ль, надоумил, а?   – Нет, это все мои собственные мысли, – уверенно ответил Клистиг.  – Ну, значит выбрось их лучше из головы. Плохие это мысли, неблагочестивые, – промолвил Хильтфар.   – Но скажите, неужели Вы всерьез собираетесь так жить и дальше, терпя это наваждение, боясь, что завтра эти хищные заросли кого-нибудь снова заставят войти в них и убьют? – снова спросил парень старосту. В голосе его нарастало возмущение.  – Сугиль не даст нам, тем кто остался, так погибнуть. Я верю. Мы будем молиться, совершать обряды, да выпалывать новые побеги этой нечисти. Но камни трогать я никому не позволю, – недовольно ответил ему староста.   – А что, если дерево так и продолжит облетать? Оно же может просто умереть! – задал вопрос Клистиг.   – Это Божье Дерево, парень. Через него сам бог силу посылает. Полностью оно не облетит и уж тем более, не умрет, понимаешь?  Клистиг не знал, как еще подступиться к старику. Как он и ожидал, добиться его понимания было заданием непростым. Подумав немного, он снова спросил:  – Даже если так, не означает ли это, что дерево будет слабеть, и сила станет проходить через него хуже?   – Если дерево будет слабеть, Сугиль увеличит поток силы, и это восполнит его слабость.  Клистиг закатил глаза. Переубеждать Хильтфара оказалось даже сложнее, чем он предполагал. Староста-жрец был слишком уверен в непременной божьей помощи. В том, что судьба его крохотной деревни всецело зависит от одного из небожителей. Все же, отступать ему не хотелось, и он предпринял еще одну попытку:  – А что, если ваша борьба против рощи затянется? Что если, чародеи приедут слишком поздно? Простите, но ведь в дерене не осталось молодежи, таких как мы, – произнес Клистиг, скрестив руки на груди. Людям почтенного возраста заниматься такой работой тяжело, а ведь у вас еще и пашни! Вы ведь староста, мудрый человек! Думали ли Вы, что останется после Вас, после того, как других селян не станет? Староста, нахмурившись, поглядел на паренька. На лице его было написано недовольство таким вопросом.   – Простите мои слова, но вы молились столько лет, но боги не услышали вас, ведь роща только разрасталась и поглощала людей. Вы ждали помощи, но наша помощь оказалась тщетной. Может быть, стоит однажды попытаться победить зло своими силами? Понимаете, когда-то ведь настанет время, когда уже некому будет следить за распространением этого огромного сорняка, и он все тут захватит! И не найдя здесь больше жертв для себя, он, подобно всем сорнякам, рано или поздно, доберется до других деревень. Не обижайтесь на то, что сейчас скажу, но просто получится, что эта зараза заразит другие селения из-за...   – Вот что, парень! – резко перебил Клистига Хильтфар. – Больше я с тобой говорить ни о чем не хочу. Уходи-ка от меня подальше. Расстроил ты меня, обидел. Поменьше думать надо, вот, что я тебе скажу. Не для думаний ты в Устранители подался. Все, больше я с тобой беседовать не собираюсь!" Глаза старика горели, грудь вздымалась. Он был зол на своего собеседника. Клистиг отвернулся и вздохнул. Он встал со скамьи и грустно побрел по дороге через всю деревню, прямо к воротам. Выйдя за деревню, он направился к склону, и сел справа от дороги. Парень сидел так полчаса, положив руки на колени, смотря на дорожную пыль, которую поднимал легкий ветерок. На душе у него было тоскливо. По отношению к селянам, парень чувствовал жалость, а по отношению к Хильтфару, разговор с которым так скверно завершился – неприязнь. «Старик совсем не хочет думать!» – негодовал молодой охотник. – «От чего он так уверен, что, если выкопать те два охранных камня, бог Сугиль сразу рассердится и всех накажет? Да я нигде никогда ни читал, что майнсиры – это что-то святое, что нельзя трогать, перемещать или убирать!» – крутилось у него в голове. Клистига все больше волновало то, что от бездействия старосты могут, впоследствии, пострадать и другие деревни, а значит, погибнет еще куча народу. От этого ему делалось тоскливо и страшно. «Надо что-то предпринять, просто необходимо!» – думал он, сидя в одиночестве.  Чуть позже, когда солнце уже зашло, Клистиг вернулся обратно. Старосты не было видно ни у святилища, ни на крыльце. Он подошел к остальным ребятам, что сидели во дворе, у костра. Гендур где-то ходил. Пока тот не появился, парень поделился с охотниками мыслями касаемо необходимости скорейших действий. Двое пожали плечами, сказав, что против слова Хильтфара они пойти не посмеют, а капитан вряд ли станет ему противиться. Лишние проблемы никому не нужны. Но один из ребят, тот, что отвозил письмо капитана в Файнретт, попросил своего товарища рассказать о том, что он задумал, подробнее. Тот зашептал ему на ухо, а он слушал внимательно и настороженно.  Когда окончательно стемнело и все легли, Гендур слышал, как эти двое перешептываются в углу. Он смог уловить лишь отдельные слова и короткие фразы, которые его насторожили. Капитану показалось, что Клистиг и тот, второй охотник, затевают что-то. – О чем вы там шепчетесь? – спросил он их также, шепотом. – Ни о чем, так, просто – ответил один. – О разном – ответил второй. – Замолчите и давайте спать! – приказал им Гендур. Охотники послушались и замолчали. В доме стояла почти абсолютная тишина. Капитан заснул не сразу, думая то о погибшем Тэрихе, то о пропавшем извозчике. Уже в полусне он услышал, что те двое снова тихо зашептали, но уже не предал этому такого значения. Сон одолел его, и он забылся на несколько часов.  Гендур открыл глаза, когда за окном еще была темень. Отчего-то он, первым делом, повернулся, приподнявшись на локте, и посмотрел туда, где должны были спать Клистиг и еще один Устранитель. Их там не оказалось. Капитан резко поднялся. В висках у него застучало. Отчего-то у него взялось чувство, что эти двое делают что-то, что делать не следует. На цыпочках, дабы никого не разбудить, он добрался до двери и приоткрыл ее так, чтобы она не скрипнула. Натянув на крыльце сапоги, он сбежал по ступенькам на дорогу, нервно огляделся по сторонам. Отойдя от дома на площадь перед святилищем, он дважды позвал парней по именам. Не услышав ответа, он выругался, и направился сначала, во двор дома старосты, к отхожему месту, надеясь, что бойцы попросту отправились по нужде. Не найдя их там, Гендур, было, уже собирался помчаться за деревню, к роще, но внезапно, решил, перед этим, заглянуть в святилище. Что бы им там двоим делать, он не имел понятия, но, на всякий случай, захотел проверить. Там он их, как, впрочем, и ожидал, не обнаружил. Произнеся короткую молитву, капитан закрыл дверь, и спешно направился теперь уже за само святилище.  Совершенно не ожидая их там увидеть, Гендур остановился, как вкопанный. Двое его подчиненных, были полностью погружены в работу. Занимались они тем, что выламывали из майнсиров вставленные в них, сине-сиреневые граненые сферы. Одна, расколотая на две неравные части, валялась на траве, вторая растрескавшаяся, уже почти поддалась им. В воздухе пахло гарью и спиртом. Нижняя часть охранных камней, по которой к земле струились белые нити, была опалена и почернела. Бутылка из-под спирта валялась рядом, там же, где и импровизированный факел. Ребята были так заняты делом, что не услышали ни шагов Гендура, ни его тяжелого, спертого дыхания. «Вы что творите, недоумки!» – прокричал Капитан, вытаращив глаза. Парни резко обернулись и выронили лопаты из рук. "Мы… Мы…" – попытался произнести что-то помогавший Клистигу, парень. "Мы делаем то, что давно надо было сделать!" – выкрикнул Клистиг.  На эти крики и возгласы, нежданно, явился сам Хильтфар. Как только он увидел, что было сделано с майнсирами, он широко раскрыл рот и глаза, задрожал и вытянув руку вперед, указывая пальцем на Гендура, закричал: "Осквернитель! Святотатец! Да падет на тебя проклятие всех богов!" Капитан попытался объясниться, но старик совершенно не хотел его слушать. "Я принял тебя и твоих людей в нашей деревне, в моем доме, кормил вас и поил. И все, что вы за это сделали, это осквернили проводники божьей силы? Негодяи!" Произнося это, староста тяжело дышал и дрожал. Он хотел было выкрикнуть что-то еще, но схватился за сердце и упал на землю. Гендур подбежал к нему, перевернул на спину. Хильтфар стонал и хрипел, глаза его были полузакрыты. Он терял сознание. Капитан принялся нажимать ему на грудь в районе сердца, и тот задышал снова. Скоро подоспели трое селян-мужчин. Двое из них подняли старосту и понесли в дом, а один стал спрашивать Гендура, что здесь стряслось. Заметив поврежденные охранные камни, он гневно посмотрел на Устранителей. «Зачем, зачем вы это сотворили?» – вопросил он. «Я хотел их остановить, но они не успел!» – пытался оправдаться капитан. Тот, кажется, не особо ему верил. "Мы соберем совет, и будем решать, что с вами делать" – сурово произнес он. Затем, вернулся один из тех, кто относил старосту в дом, и эти двое повели Гендура, Клистига и другого охотника на площадь перед святилищем. В руках у них были доказательства деяния последних двух.  Уже забрезжил рассвет, и на месте собрания столпились все селяне, все одиннадцать человек. Один из мужчин, что вел троицу, рассказал, что произошло, и толпа принялась выкрикивать оскорбления и требовать расправы над виновными. Кроме одного – Фромлефа. Он лишь грустно поглядывал на Устранителей, посаженных на скамью. "Можно я скажу?" – обратился бывший охотник к односельчанам, когда гам поутих. Он заговорил: "То, что ими совершено, быть может, ужасно, спору нет. Но каждое деяние имеет как причину, так и последствия. "Клистиг", – вдруг обратился он к пареньку, – "ответь нам, как именно содеянное вами может помочь убить рощу?" Паренек поднялся, и, заикаясь, кратко пересказал все то, что слышал от калеки, упомянув и об осыпающейся листве Божьего Ясеня. Селяне снова подняли шум, негодуя. "Подождите, послушайте меня!" – снова обратился Фромлеф к толпе. Если это так, то роща должна умереть, раньше или позже, и мы это увидим. "Это не отменит того, что они совершили осквернение!» – воскликнул один из следящих за троицей, селян. "Мы это никогда не отмолим, и теперь нас может ждать что-то худшее, я чувствую. "Сугиль будет очень гневаться, ведь его защита была отвержена" – сказал другой. "Зачем они полезли со своей "помощью", если ничегошеньки в этом не смыслят? Боги, простите нас!" – запричитала одна женщина.  "Послушайте меня" – произнес Фромлеф в очередной раз. "Верьте, или нет, но худшее с нами уже давно случилось. Оглядитесь вокруг! Нас, жителей Леттенмаха, меньше дюжины! Половина домов стоит заколоченными! Все, кто мог и хотел, уехал. Ибо умирает деревня наша, и убивает ее ничто иное, как сама роща!" "Как это понимать, "сама роща"?" – вопросил один из селян?"  "А так и понимать. Нет там никого, никого зверя! Зато есть что-то куда худшее" – ответил калека. "Гендур, расскажи о том, что произошло с вами". – попросил он капитана.  Гендур поднялся, оглядел толпу и стал рассказывать, как он недосчитался Тэриха, как они обнаружили следы его сапог, уводивших в рощу, что вынудило их в нее войти. Он упомянул странный сладковатый запах, вызывавший слабость, пол из корней, устланный человеческими волосами, и детскую ручку, найденную им. Селяне ахали, тихо молились и перешептывались. А когда Гендур стал описывать, как они обнаружили их потерянного охотника без сознания, рядом с которым открылась яма, в которую Тэриха начал затягивать мерзкий щуп, до его ушей донесся тихий плачь одной из селянок, и взывания к Сугилю. Деревенские были ошеломлены. "Вы слышали?" – вопросил односельчан Фромлеф. "Вот такое порождение Тьмы живет рядом с нами. И вы хотите сказать, что нас может настигнуть что-то худшее? Я не думаю". Не кажется мне также, что Сугиль покарает нас, или этих двух Устранителей за то, что они сделали, ведь вы слышали, что случилось с Божьим Ясенем. Не верите, пойдите, полюбуйтесь сами! А если и покарает, то пусть и меня заодно. Ведь это было моей мыслью!"  "Что? Как так? Ты, травник, что, сбрендил?" – воскликнули люди.   "Прежде чем объявлять их, или меня безбожными осквернителями, послушайте! Теперь вы знаете, что за зло эта роща, знаете, что ясень облетает. Вы слышали, или, кто-то из вас видел сам, что роща растет точно между двумя охранными камнями, которые неведомым образом сращены со стволами ее деревьев".  Люди молчали. Они были в ужасе и замешательстве. "Фромлеф, но, как же это? Почему ты ни говорил об том с нашим старостой?" – вопрошали они его.  "Как же не говорил? Да мы на этой почве почти рассорились!" – ответил им Фромлеф. – "Само собой, такие вещи надо решать со священником, а священник у нас Хильтфар, так? Знайте же: я пять лет своей молодости отдал мастерской, что камни-обереги изготовляет. Я же, с другими каменотесами, их и устанавливал по деревням нашего Чернолесья. Делалось это всегда в присутствии местного деревенского главы. Потому я знаю вот что: если то необходимо, камни можно выкапывать, перемещать на другое место, или убирать. И дает на это добро староста, если он в деревне еще и жрец, как у нас. Если под охранным камнем вредители какие завелись, и добраться до их логова трудно, то камень приходится вынуть и переставить. При этом, естественно, обрывается связь с деревом, но ее не сложно восстановить. А еще, поблизости с майнсирами, особо хорошо растут некоторые травы. Среди них –травы сорные. И вот иначе, кроме как прервать поток силы между охранным камнем и деревом, от сорняков не избавиться. Ибо корни у тех, что у майнсиров растут, намного крепче и глубже. Дабы извести сорняки, выполоть без остатка, камень, для начала передвигают. А что делают перед этим? А то, что и сделали наши гости, теперича обвиняемые в осквернении. Вытаскивают нэртитовую сферу да прижигают белые побеги огнем. А уж потом только, переносят камень и вставляют в него сферу обратно. Белые побеги от соседних камней найдут к ним путь, и связь появится снова. Иначе просто никак, это единственный выход!" Фромлеф выдохнул. Его язык пересох и заплетался. "Но отчего же тогда Хильтфар не дал на это добро, ежели оно так?" – удивился один из тех мужчин, что пришел на гневные крики старосты.  "А кто же его разберет, отчего? Староста наш, человек набожный, как и жрецу и полагается". – ответил травник. – "Да вот только надумал он сам себе запрет, коего и нет. Майнсиры святынью считал, что трогать нельзя, убирать, перемещать, сферы из них вынимать. Но, верьте мне, он ошибался. А если б не ошибался, то, быть может, и от рощи бы мы давно избавились". Потому обращаюсь к вам с просьбой: не осуждайте парней. Да, погорячились они, рубанули с плеча. Но, на то они и молодые. Вините тогда уж, в первую очередь, меня".  Речь Фромлефа произвела на односельчан впечатление. Никто не знал, что возразить на все везкие доказательства, что высыпались на них один за другим, преподнесенные человеком, которого они хорошо знали, и которому едва ли был смысл не доверять. Они стояли, понурив головы, покашливая и почесывая затылок, обдумывая то, в чем заблуждались, или, попросту, не знали. "Фромлеф, я верю тебе", услышал калека от одного из селян. Это подхватили и остальные. "Просите тогда этих ребят!" – воскликнула женщина, что плакала, когда Гендур рассказывал о Тэрихе. От ее слов, у него участилось сердцебиение. "Если это не покушение на святое, и может нас от злого избавить, то негоже нам тогда их пока судить". – сказал кто-то другой. Фромлеф с трудом сдерживал улыбку.  Но всех, как и его самого, волновало здоровье Хильтфара. "Как староста наш?" – стали спрашивать они травника. Тот поглядел на людей и ответил: "Старик слаб, но выкарабкается, надеюсь. Хорошо бы мне пойти, проведать его".  Солнце уже вставало, но небо над собравшимися у святилища было пасмурным. Низкие, плотные тучи предвещали скорое начало дождя, и как раз в тот момент, когда Фромлеф договаривал последнее слова, в вышине полыхнула молния, а следом последовал раскат грома. Трое селян пошли к себе, а остальные направились к жилищу травника, куда отнесли старосту. Часть из них столпилась у кровати, но места для всех желающих в доме Фромлефа не хватало. Потому кто-то остался стоять под дверью. Деревенские волновались за своего главу, и хотели узнать, что с ним будет. Через некоторое время Фромлеф выглянул за дверь и сказал: "Хильтфар спит сейчас, но дыхание у него тяжелое. Надо будет приготовить отвар.  Травник поискал на полках нужные ингредиенты и принялся готовить снадобье. Сварив отвар в чугунке, он взял его тряпками и осторожно понес к своей постели, на которой лежал Хильтфар. Он то приоткрывал веки, то закрывал их снова, впадая в дрему. Когда Фромлеф поднялся к нему, он снова очнулся, попытался приподняться, но сил у него не хватило. Старик силился что-то сказать, но язык не слушался его. Фромлеф приставил к спинке кровати подушку, опер не нее старосту и дал ему выпить отвар. Тот глядел на травника беспокойным, вопрошающим взглядом. "Ч-ч-что т-теперь бу-д-ет?" – спросил он его. "Все будет хорошо, поверь" – ответил Фромлеф. – "Ты, лишне, не напрягайся, спи лучше".   После этого, он успокоил односельчан, сказав, что староста хоть и слаб, но скоро должен поправиться. Тем немного полегчало, и они поблагодарили Фромлефа за заботу о нем. Тот же попросил их уйти, дабы не мешать больному.  В это же время, Устранители сидели в доме старика, тихо переговариваясь. Гендур хорошенько отчитал Клистига за то, что тот самовольно пошел делать то, что он бы ни за что бы не одобрил, да еще и потащил за собой товарища. Парень же закрыл покрасневшее лицо руками, ели сдерживая слезы. Он просил не выгонять его из отряда, как и другого охотника, обещая, что такого больше не повторится.  Ливень за окном начал ослабевать, а потом и вовсе перешел в легкий дождь. Сегодня в деревню вполне могла прибыть подмога, но стопроцентной уверенности у отряда не было. Время тянулось очень медленно и они коротали его за картами и разговорами. Поначалу, есть охотникам не особо хотелось, хотя желудки их к обеду начали урчать. Однако, после всего произошедшего ранним утром, объедать старосту, или просить у кого-то из селян еды им было слишком стыдно.   Позже, дождь и вовсе, кончился, и засияло солнце, но продлилось это всего час, и снова полило. Так повторялось до вечера. Чувство голода у всех давно притупилось, и они желали лишь прибытия местного конюха с лошадью взамен потерянной, да, быть может, местного комиссара стражи, дабы тот вошел в курс дела.   Когда уже начало темнеть, дверь дома Хильтфара распахнулась, и на пороге показался один из местных. На нем не было лица. "Ч-черви! Черви на лугу!" – завопил он. Устранители встрепенулись. "Какие черви? Что происходит?" – поднял брови Гендур. "Там, из рощи, на луг выползают! Белые и огромные!" – ответил мужичек, с трудом переводя дух. – "Пойдите, посмотрите!"  Все резко повскакивали с лавок, наскоро напялили свои кожаные куртки, и, схватив ружья, приготовились следовать за капитаном. "За мной!" – скомандовал он. И бросил селянину: – "А ты – веди!" 

VI

Охотники, вслед за провожатым, примчались на склон холма, немного в отдалении от святилища. Солнце еще не совсем зашло, но дождевые тучи перекрывали свет, из-за чего разглядеть что-либо в высокой луговой траве было непросто. – Где ты их видел? – спросил Гендур, глядя на селянина. – Вон там, у рощи. Из под нее они выползали! – ответил тот, указывая рукой. – А дальше, дальше куда он ползли, ты видел? – полушепотом задал капитан вопрос. – А туда вот, налево от рощи, вверх по холму – дал ему ответ мужчина. «Всем тихо, будьте начеку» – скомандовал он парням. И добавил: “Зажгите фонари. Без них мы ничего не увидим. И приготовьте оружие.” Они медленно ступали по траве, шаг за шагом продвигаясь в сторону, куда показал местный. Фонари, укрепленные под дулами ружей, светили в темноту. Каждый, то и дело, резко нацеливал дуло на любую подозрительно шуршащую мелочь поблизости. Скоро всем стал слышен шорох, и чем ближе они подходили, тем сильнее он становился. Что-то медленно ползло по земле, пробиралось через траву, и это что-то было достаточно большое, чтобы производить такой отчетливый шум. При свете фонарей было заметно, как дрожали, колыхались и раздвигались травинки. И тех кто полз там, было много, двигались они в потоке, устремившись в сторону чернеющего леса. Гендур прищурил один глаз и взглянул в лупу прицела. Среди зелени он заметил что-то белое и продолговатое. Через мгновение оно скрылось за травой, но потом показалось снова. Такое же нечто ползло следом, и чуть дальше. “Видите это?” – шепнул Гендур охотникам, обернувшись к ним. Те закивали. “Пусть каждый следит за каким-то одним, и, в подходящий момент, сделает один-два выстрела, сколько успеет, понятно?” – приказал он Устранителям. “Да, капитан!” – ответили те. “Черви”, вроде бы, не слышали и не видели охотников, ибо не обращали внимание на их присутствие. Но когда один из них случайно оступился о большой камень, покатившийся как раз в сторону ползучих тварей и ойкнул, они резко ускорились и слегка сместились в сторону. Гендур, сжав зубы и выругавшись шепотом, взял на мушку одного червя и выпустил в него снаряд. Он попал в цель, что тотчас резко изогнулась и забилась в конвульсиях. Быстро вынув с пояса еще один снаряд и перезарядив ружье, Устранитель навел прицел на другого червя, подальше, и сделал меткий выстрел. Его парни не отставали. Скоро, то тут, то там, в траве извивались длинные белесые силуэты. Отряд застрелил не менее восьми из этих существ. “Будьте осторожны! – обратился к ребятам Гендур, когда они все вместе спускались к ним. – “Мы не знаем, что это за нечисть. Держитесь от них на расстоянии”. Подстреленных неведомых тварей и правда нельзя было назвать иначе, кроме как червями. Длинными, белыми, скользкими точно слизни, червями толщиной в голень и длиной в руку от ладони до плеча. С одной из сторон их тел, где могла находиться голова, в разные стороны тянулось шесть тонких длинных щупов. Какие-то из существ, пронзенные снарядами, все еще пытались двигаться дальше, остальные корчились на месте, барахтаясь и сокращаясь, приподнимая концы своего мерзкого тела и подергивая щупами точно пальцами. Своим видом они внушали Устранителям не страх, но отвращение. Походив вокруг них, рассмотрев как следует и поняв, что у тварей нет ничего, чем они могли бы причинить им вред, парни, дабы добить их, принялись давить червей каблуками сапог, и из них забрызгал желтоватый сок. Не представляя, что эти существа вообще такое, они лишь знали, что те выползли откуда-то из под рощи, а значит, должны были быть напрямую связанными с ней. Наверняка они и питались всеми, кто исчез в роще, или были частью некой жуткой пищевой цепи. И потому, давя их, Устранители ощущали приятное чувство расплаты за своего погибшего товарища, да и за все жизни, унесенные зарослями. “Заберем их в деревню, показать местным!” – предложили ребята. “Да, заберем”, – сказал Гендур, –”двух будет достаточно”. И натянул перчатки, что сделали и остальные. Держа червей в руке, охотники пришли на площадь у святилища, а там, дожидаясь их возвращения, уже столпился народ со свечами. Увидев мертвых тварей, что те несли, люди прикрыли рты ладонями и отпрянули. Парни бросили существ на землю, и деревенские обступили их кругом. Кто-то божился, кто-то произносил ругательства, кто-то сплевывал на песок. “Это не все” – пояснил Гендур. Там, на лугу, еще несколько валяется. Тут подоспел Фромлеф. Посмотрев на червей, он поморщился. – Что это за гадость такая? – удивился он. – Так это, охотники их завалили только что, на лугу. – объяснил ему один из односельчан. – Откуда ж они взялись? – Да из рощи, из под нее повыползали! – ответил тот, кто звал Устранителей на помощь. – Из рощи значит... – проговорил травник. – Не спроста это, должно быть. Значит, с ней что-то происходит. И мы это скоро увидим. Гендур посмотрел на Фромлефа, и вопросил: – Как там староста ваш? Ему лучше? – Да, он давно очнулся но все еще слаб, чтобы вставать. – сказал тот. – Много он сил потерял. Он спрашивал меня, что мы сделали с вами, с Устранителями. Я, покамест, не стал ему говорить, что со мною народ согласился, и вас больше не трогал. Взглянув на червей, калека произнес: – Я, пожалуй, заберу одного. – На что он тебе? – удивился Гендур. – Разрежу, посмотрю, изучу в общем. – ответил он. – Вдруг что полезного в них есть. Меж тем, по единственной в деревне, дороге, к селянам, толпившимся у мертвых червей и убившим их, Устранителям, приближались всадники. Их было двое, они двигались медленно, а рядом ковыляла та старушка, что вела отряд охотников к Хильтфару еще пару дней назад. Когда они приблизились, тот, кто ехали первым, не слезая с лошади, представился: "Я – командир гарнизона Файнретта, был прислан по распоряжению нашего городского главы, получившего письмо от капитана Устранителей, по имени Гендур. Есть ли среди вас этот человек? Гендур вышел вперед и ответил: "Комиссар, капитан охотничьего отряда – это я". Всадник спустился с лошади, пожал руку Гендуру и заговорил опять: "Со мной прибыл один из наших конюхов, дабы увезти вас отсюда. Ваш-то извозчик так и не возвратился?" Капитан ответил отрицательно. Военный покачал головой. "Насколько я знаю, вы, также, потеряли одного из ваших. Хотелось бы мне получше понять, что вообще у вас тут стряслось." – попросил он его. Гендур, для начала, подвел его к червям, и командир, увидев тварей, бросил смачное ругательство, присел рядом с ними, разглядывая и шепча себе что-то под нос. Потом он снова попросил главаря охотников объяснить произошедшее здесь, и тот рассказал ему все, от начала и до конца, но эпизод с "осквернением" представил иначе. Фромлеф попросту, заявил, что всю силу из ясеня выкачивала роща, а он, дескать, уже умирает, и староста, еще до прибытия отряда охотников, дал местным добро на обрыв связи охранных камней с Божьим Древом. Военный лишь пожал плечами, ибо не смыслил в том ничего. "Что же, значит, вы сделали все, что в ваших силах, помогли местным, как могли. Больше вам здесь, пожалуй, делать нечего." – произнес он. – "Вот только, забрать вас отсюда сегодня мы не сможем. Весь день шел дождь, и всю дорогу из Файнретта в Леттенмах залило. Есть просто непролазные места. Если мы на лошадях еще проехали, то вот с повозкой мы просто застрянем. Тем более, сейчас уже ночь. Давайте, дождемся хотя бы утра, чтобы было светло. Тогда и отправимся." Устранители вздохнули, но согласились. Комиссар и конюх ночевали в сарае Хильтфара – на то они оба сами согласились, а охотники, как и до этого, в доме старосты. С ними остался и травник. Он постелил себе наверху, рядом с кроватью старика, на полу, ведь места внизу едва хватало, да и последить за самочувствием хозяина дома было, все еще, не лишне. Ночь прошла тихо, но на утро, когда лучи солнца засветили в окно, охотники услышали снаружи дома голос Хильтфара. Он был сиплым и тихим, но вполне отчетливым. "Веди меня, Фромлеф, веди меня к Божьему Ясеню! Мне надо быть у него! Мне надо увидеть его!" – просил он травника. Клистиг поднялся, тихо прошел к двери и приоткрыв ее, выглянул наружу. Староста, в пижаме, покрытый сверху шерстяным пледом, ковылял по площади к святилищу, поддерживаемый под руку Фромлефом. "Нет, друг," – произнес он, когда двое приблизились к его входу, –"Мне надобно на ветви его взглянуть!" Фромлеф, повинуясь старосте, обогнул с ним сооружение, и оба они скрылись за углом. Через сколько-то времени травник разбудил еще спящих Устранителей, ворвавшись на порог и воскликнув: "Хильтфар... Он умер! Умер!" – Как умер? Когда? – изумились охотники, продирая глаза. – Да вот только что! У меня на руках! – прокричал Фромлеф. Взгляд его был пуст. Гендур с парнями ринулись за калекой, и он привел их за святилище, к старосте, лежащим на земле. Руки старика были распростерты по траве и опавшим листьям, голова закинута. Его широко раскрытые глаза смотрели ввысь а лицо выражало умиротворение. Ребята молча стояли рядом. Они были слишком поражены, чтобы что-то говорить и спрашивать. Клистиг посмотрел наверх, туда, куда взирал Хильтфар мертвым взглядом. Над ним величественно простирались ветви, длинные, толстые и тонкие, точно как тогда, когда он впервые сюда пришел. Но что-то в них изменилось. И приглядевшись, парень понял, что. На них были почки. Множество маленьких зелёных точек. Клистиг обратил на это внимание товарищей, чтобы и они увидели их. Вместе с потерей деревней старосты, для нее случилось что-то очень важное: ясень оживал. Клистиг хотел было показать это Фромлефу, но он спешно ушел звать деревенских. Селяне, подоспевшие с ним, увидив бездыханного Хильтфара, тотчас принялись оплакивать его, склонившись над телом. Кто-то стенал, кто-то плакал и молился, другие держались руками за голову. Пришли и файнреттский комиссар с конюхом. Постояв тихо, и покачав головой, командир шепнул Фромлефу: " – Есть ли у старосты дети? " – Есть, это я знаю. Но где они, не имею понятия – ответил тот, тяжело вздохнув. – "В Файнретте ли, в Найтуне, или в деревне другой какой, не знаю. – добавил он". – Я доложу о случившимся главе города. Может быть, их, как-то, смогут найти. – пообещал военный. – Хорошо было бы. Да только вот, они, кажется, давно с ним сами не общались. – сказал травник с грустью. Так, новый день в деревне начался с потери ее жителями всеми любимого старосты и, одновременно, жреца. "Как же нам теперь дальше то быть?" – с горестью вопрошали леттенмахцы. В деревнях, если кто-то из местных мог стать новым главой, то священником уже никак. Ведь далеко не каждый имел должное для этого, образование, или же, подходил по древесному гороскопу. Тело Хильтфара необходимо было придать огню, что селяне и сделали на площади перед святилищем. Каждый постарался сказать о старике все то хорошее, чем он им запомнился. "Добрый он был человек, честный и порядочный, кому можно обратиться в трудный час". – таковы были слова Фромлефа. Пусть мы с ним в чем-то не сошлись, теперь это не важно. Затем, к людям обратился Гендур: "Мы, Устранители, благодарны ему за теплый прием, оказанный нам, за кров и пищу. Мы этого не забудем". Еще травник пообещал односельчанам, что, хотя он и не староста, и не претендует на эту должность, все они всегда могут к нему обращаться за помощью и советом. Пока деревенские стояли перед горящей поленницей, на которой возлежал Хильтфар, Клистиг повел Фромлефа показать ему то, что уже видел сам – распускающиеся ветви ясеня. "Совершилось!" – воскликнул калека с улыбкой на лице. – "Это означает лишь одно: дерево восстанавливает потерянную силу, а роща... она нас больше нас не побеспокоит". Бессчётные часы в ожидании отъезда наконец прошли. Лошадь, на которой приехал конюх, была впряжена в повозку, и ребята погрузились в нее. Временный возница готов был уже залезать на козлы и трогать, но к повозке прибежала женщина. Она держала корзину, полную различных блестящих мелочей. "Вот, плата вам, за старания ваши. Все, что смогли собрать". – обратилась она к Устранителям. Корзина была полна старых серебряных украшений, колец, бус, маленьких зеркал. Те отказывались это брать, ведь, между собой, решили, что не потребуют с обнищалых, замученных селян платы. Но женщина была неугомонна, и им пришлось принять дар. Повозка тронулась. Леттенмах удалялся, и скоро, скрылся за лесом. По ухабистой и сильно размокшей после ливня, дороге ехать приходилось очень медленно. Оттого в Найтуне оказаться охотникам предстояло еще нескоро. Благо, конюх из Файнретта, что теперь вез их, согласился доставить их домой, Гендур обещал ему это оплатить. Проходила поездка в тишине. Парни изредка перебрасываясь словами, а в основном, молчали. Они были вымотаны, как никогда прежде. Это задание далось им слишком тяжело, но, так или иначе, Устранители могли считать его выполненным. Пока что, Гендур слабо себе представлял, как будет отчитываться перед Гильдмастером, как опишет все, с чем им пришлось столкнуться, и как они побороли одолевавшее деревеньку нечто. Один из червей, что были убиты охотниками, лежал в мешке, нашедшемся у Фромлефа, плотно завернутый в тряпку, взятый ими в качестве вещественного доказательства. Мечтали ребята лишь об одном: побыстрее оказаться в таверне, дабы хорошенько выпить и на какое-то время забыть кошмар с отдаленной окраины Чернолесья.