О Боже.

Две омеги – это как две подруги. Руки легко надавливают на затылок. Две омеги – это как в дешевом порно. Тело накрывает мелкой дрожью. Две омеги вместе–это мерзко и противно. Приятно и жарко, и сердце гулко стучит в ушах, гоняя кровь в венах. Приятно и противно до дури. Салли с уверенностью может сказать, что ничего лучше и одновременно с этим до тошноты противного с ним не случалось. Толкаясь языком в чужой рот, в последнюю очередь хотелось помнить, с кем он целуется. Тяжело войдя в классную комнату, так и не оторвавшись, ни на секунду друг от друга, Уилл хотел только конца. Это было приятно, тело наливалось теплыми волнами возбуждения и живот скручивало в тугой узел. Хотелось закончить быстрее, чтобы взглянуть в глаза Даниэля и вымаливать прощение. Не повторную “судьбу” и совместную жизнь, а простое человеческое “прости”. Они ни о чем не жалеют сейчас. Слишком тяжело ненавидеть такие эмоции. Не упал он, Салли, запутавшись в своих собственных ногах, только благодаря крепкой хватке на воротнике рубашки и, о боже, это заставило ещё сильнее сомкнуть ноги от возбуждения. Постыдно хватая края чужой футболки и ощупывая впалый живот, заставляя альбиноса шумно выдохнуть в поцелуй. У Салли вишневый бальзам, сладкий и маслянистый. Уильям сминал чужие губы своими, мокро, проводя языком по кромке зубов, и тихо выстанывал чужое имя. Великолепно, других слов люди не придумали, чтобы описать это. Уилл никогда не думал, что с омегой может быть так приятно. Между ног грязно и мокро, но Салли, откровенно говоря, плевать хотел на все это. Сейчас все казалось возбуждающе приятным: чужой язык, податливые мягкие губы, руки под его футболкой, и его собственные руки, расстегивающие штаны альбиноса. – Ещё раз ты тронешь его, и я устрою тут пожар…- тяжело дыша, произнес Браун. – Я тебя сейчас ударю.- зло рыкнул Уильям, впиваясь в губы напротив. Салли совсем не против. Кофейно-молочный запах плавно смешивался с горьким запахом медикаментов. Мята и цветы создавали чудесный контраст между основными запахами и Уилл уверен, он хочет пахнуть так вечно. Впервые за все время их знакомства, они так много молчали. Даже Уильям оставил все ехидные комментарии при себе, потому что просто невозможно оставить его прямо сейчас, невозможно оставить Салли. Он целует тонкую шею неумело, неуклюже, имея в качестве ориентира только романтические комедии, посмотренные у Эванса дома. Салли выгибался, стонал, подчеркивая интимность момента, и, это точно, он никогда не будет больше с альфами. Зачем ему что-то такое, что и наполовину не так хорошо, как омега напротив? Салли, раскрыв рот в немом стоне, чуть коснулся губами чужой шеи, как бы пробуя на вкус. Приложившись губами настойчивее, втягивая тонкую светлую кожу, оставляя первый в жизни засос. Втянул носом воздух, блондин растекся в руках Уилла. Пахло теплом и медикаментами. Он надавил коленом между ног альбиноса, притерся к паху друга, расположившись между его ног. Уильям простонал. Звук не такой, как в порно, которое так бесстыдно показывал ему Килл, он искренний, чистый и такой пошлый. Уильям толкается навстречу бедрами, имитируя поступательные движения через плотную ткань джинс, и Салли готов прокусить ему губы. Сжимая руки на воротнике сильнее, тот резко отпускает его. Секунда, и руки уже под футболкой очерчивают волны и круги. Тело приятно накрывает дрожью, и, пожалуйста, Господи, не дай этому завершиться. Хотя вероятнее всего, Бог смотрит на них с явным осуждением. Так стыдно и противно от самого себя. Так стыдно и противно от Уильяма. Крепко хватая блондинистые волосы, до боли в глазах, до ярких вспышек перед глазами, наступает первый оргазм. Пятна на штанах обоих видны ясно и четко, от чего становится ещё противнее. На шатающихся ногах, оторвавшись лишь на секунду от чужих губ, Салли громко всхлипывает. Хочется расплакаться от досады: он целуется и, боже правый, трахается с омегой. Так противно на душе. Так сладко на губах. Хочется вечно стоять тут, в десяти сантиметрах от таких желанных губ, с жгучими прикосновениями на коже, с липким и мокрым нижним бельём. Тут нет чистой любви, здесь только инстинкты, но Салли ни за что не оставит его больше. Он просто не отдаст его обратно Дену, это он может гарантировать. Одна предательская слеза скатилась из глаз от слишком сильного возбуждения, но чужая рука стерла влажную дорожку со щеки. Последний раз, со всей ему присущей нежностью, он впился в свои губы напротив. Мокро, обводя языком нёба проталкивая язык глубже, последний раз прикусив нижнюю губу. Громкое дыхание обоих заполнило пространство в считаные секунды. Воздух был таким тяжелым, плотным, что можно резать ножом, и Салли сильнее впился в руку альбиноса. Они уверенны, если бы не водка, которую Дастин и Тейлор подливали в сок весь вечер (чтобы завалить омег, иронично, не находите?), то ничего бы и в помине не было. Они все ещё оставались в мятых футболках, пропитанные потом и феромонами обоих. Чуть оторвавшись от Салли, Уилл застегнул штаны. В тихой комнате, наполняемой только вздохами двух омег, молния от брюк казалась громче выстрелов. Салли все ещё сжимал рукав его футболке, как бы говоря “не уходи, не оставляй меня”. Жаль, в голове альбиноса было совершенно пусто, поговорить бы все равно не удалось. Сжал чужое плечо, сглотнув вязкую слюну и произнес: – Пошли домой, Салли. И Салли посмотрев на альбиноса с явной жалостью, сожалением о произошедшем, прошептал «идем».