TALIA

На лице Гарри играет луч света. Это первое, что он осознает, когда приходит в сознание. А потом и то, что сейчас зима, и вероятность того, что это случится — ничтожна. В середине плотного облака, холодного и полного концентрированной энергии, есть дыра, через которую проходят лучи; они проходят через открытые окна и останавливаются на Гарри. Второе — шум у двери. Тум, тум, тум. Кулак на деревянной двери квартиры. Голова… Гарри скатывается с кровати, ноги покалывает холод. В комнате северный полюс — солнце недостаточно тепло. Зейн стоит у двери, скрестив на груди руки. Он неодобрительно смотрит на Гарри, тот не может сосредоточиться на его лице, чтобы убедиться. Лицо расплывается. Но он знает. — Я надеюсь, что у тебя был достойный повод заставить меня ждать час, — сквозь зубы цедит Зейн. Лучей солнца больше нет, они не пересекают облака. Не греют. Встреча с Зейном — понедельник, десять утра, CofferCups. Гарри помнит, как делал заметки. Они, должно быть, затерялись где-то в ловушке проповедников. Или в телефоне, но он, наконец, разрядился. Зейн ходит по комнате, уперев руки в бедра — практичный аналитик. В то время как Найл — это тот, кто скрывается, украдкой пытаясь что-то сделать, Зейн остается впереди, говоря именно то, что нужно сказать. А может и нет — из-за размеров посредственного распада. Он должен знать. Поэтому он молчит, глядя в сторону от Гарри. Зейн просто стоит с минуту, наблюдая, как печаль Гарри разливается по полу. Затем он берет со стола банку пива и забытую несколько дней назад упаковку с жареным цыплёнком. — Почему бы тебе не принять душ? Гарри послушен лишь потому, что ему нечего сказать. Совсем нечего. Так что он остается под струей горячей воды как можно дольше. Плитка голубая, но не такая, как глаза Луи. Это красиво, но не похоже на глаза Луи. Плитка жесткая и несовершенная. Ничего, подобного Луи. Гарри представляет его здесь и сейчас. Улыбается, мокрые волосы падают на лоб. Водопад. На работе: задержались. Луи, окруженный паром и чувством, что все своевременно, даже если очевидно, что это не так. Когда Гарри уже одет (разновидность предметов одежды такая же убитая), он понимает, что дом более организован. Журнальный столик чистый, рукописи в стопке, хлам в соломенной корзине. Окно закрыто; самый пышущий жарой дом. Зейн работает с Гарри над рукописями. Он редактор — вечно прикрывает зад Гарри. Он не позволяет Луи, завуалированному под Талию, совершать ошибки, которые Гарри заставляет его совершить. Если бы Зейна не было здесь, кто бы спас его от Гарри? — Очень хорошо, — протягивает Зейн у двери. Он улыбается, возможно, с жалостью. — Я видел пустые бутылки на кухне. Я думаю, тебе не стоит так напиваться. Это секунда ожидания, пока Гарри согласится (это легче, чем объяснять, что он вылил их в раковину). Он ненавидит это; искру в глазах, показывающую жалость. Ненавидит всех, кто знает все и все время. Ненавидит, когда все они правы. Черт. Когда Гарри возвращается в гостиную, открывает окна и садится за стол.