TALIA

Ночь. Окно все еще открыто, и Гарри снова пьет. Не кофе. Не чай. Вино. Он не помнит, откуда взялась эта бутылка. Наверное, Луи купил. Может, приберег для чего-то особенного. Луи, Луи, Луи… Что изменилось? Почему он ушел? Гарри не знает, как это произошло. И знать не хочет. Он глядит на бутылку. Бутылка глядит в ответ, как и все вещи последнее время. Половина. Он продолжает. Разогреть грудь. Закрыть окно. И выключить, наконец, чертов обогреватель! А вот Луи никогда не выключал. Он выходил из дома теплым, светлым и уютным. Если зимой он завидит открытое окно — закричит. — Ты хочешь заболеть? — обвив талию Гарри руками, возмущался бы. — Придется позвонить маме? И он все равно поцеловал и позаботился, если б Гарри заболел. И неизменно закрывал окно, когда оно было открыто. Глоток. Почему Луи здесь нет? Он думает о Найле, говоря об уходе. Двигаться дальше. Нет пути. Дороги нет. Луи это сказал? Будет ли жалеть? Какой смысл жалеть то, что сам разрушил? Еще. Ненависть. Гарри ненавидит открытое окно. Он ненавидит записки повсюду и дыру в книжном шкафу. Он ненавидит каждую часть этой квартиры без Луи. Он ненавидит Луи. Ненавидит за то, что все испортил. Навсегда. Он ненавидит тот факт, что до сих пор помнит запах. Смех. Вкус губ. Два месяца — это немного. Два месяца — ничто. Это просто небольшая натяжка. И если Гарри закроет глаза, посреди комнаты, прижав бутылку вина к груди, он со всей ясностью увидит Луи. Луи, при свете, который он создает сам, кружась в одиночном вальсе по комнате. В объятиях Гарри, улыбаясь. Воздвигая то, чем является Гарри сейчас. Любя быть твердым. Луи, идущий по земле, не заслуживает этого. Создавая жизнь. Создавая все, что действительно имеет значение. Снимая незначительную вуаль. Показывая то, что важно. Луи посреди комнаты целует Гарри, даря жизнь. Воскрешая надежду. Гарри открывает глаза. Нет света. Ничего нет. Луи здесь нет.