Дождь

В салоне автомобиля оказалось очень тепло и уютно. Артем, совершенно расслабившись, откинулся на мягкий подголовник и пытался сквозь залитые водой окна рассмотреть вечерний город. Непогода превратила улицы Москвы в небольшие каналы Венеции и казалось странным, что Артем не наблюдает лодочки и гондолы, плавно скользившие по водной глади. — Вот ведь оказия какая, — чуть слышно пробормотал Рома, когда машина тормознула на светофоре. — Эдак мне завтра придется доставать надувную лодку, а иначе я не представляю, как попаду на работу. — Страшно подумать, что нас ждет в ближайшие несколько дней, — протянул Артем, нахмурившись и потирая лоб тонкими пальцами. Работу свою он очень любил и ни разу не пожалел о том, что стал патологоанатомом. Однако, как и в любой сфере деятельности тут имелись свои сезонные «прелести». Зимой Артем наблюдал напрочь закоченевшие тела людей, ощущая себя актером в фильме «Послезавтра». С той лишь разницей, что все происходило на самом деле, и труп это действительно труп, а не загримированный актёр. По весне всплывали те, кого зимой погребло под высоченными сугробами, лето — пора насильников, воров и утопленников. Последних доставали из водоемов, из луж, из бассейнов, с разной степенью разложения, но именно таких «клиентов» Тукаев не любил особенно сильно. А после сегодняшнего дождя, больше напоминавший Всемирный потоп, на его столе непременно окажется пара-тройка жмуриков. Некоторые утонут сами, решив с пьяного глазу, что им и море по колено, кого-то утопят специально, ведь даже в такую погоду злодеи не дремлют. Наплыв утопленников в морге происходил каждый год, так что Артем не строил иллюзий на счет того, что в этот раз будет как-то иначе. — Да-а-а, — согласно протянул Березин, вновь нажимая на газ. — Чует моя селезенка, попрут к нам завтра со всех окрестностей водяных да кикимор. Артем даже не улыбнулся шутке. Он прекрасно понимал, что на плечи оперов свалится работенка, которую даже врагу не пожелаешь. Им предстоит выискивать улики, следы и мельчайшие зацепки при ужасных погодных условиях. — Это точно, Ром, — тяжело вздохнув, произнес Артем. — А нам потом возись с ними, доказывая, что труп не криминальный. — Или наоборот, — глубокомысленно заметил опер. Машина тем временем свернула с оживленного шоссе и «поплыла» в сторону спального района. — После того, как жмурик в воде пролежит недельку, сам черт не разберет от чего он помер. Артем не ответил. Ему вовсе не хотелось говорить о работе в то время, когда самый потрясающий мужчина в мире находился так близко. Артем то и дело бросал косые взгляды в сторону сосредоточенного Романа, в тайне мечтая, чтобы эта поездка длилась как можно дольше. Кожаная куртка, заботливо накинутая на него, все еще мягко давила на плечи, согревая и даря защиту. Осторожно, чтобы не заметил Роман, Артем потерся щекой о мягкую кожу, вновь втягивая в себя дурманящий аромат. От куртки пахло потёртой кожей, дорогой туалетной водой, дезодорантом, и все эти запахи, сплетаясь воедино, составляли собой уникальную композицию, сводящую Тукаева с ума. Это был неповторимый запах Романа Березина, единственный и уникальный. — Ну и занесло же тебя, друг мой любезный, — беззлобно проворчал Березин, поворачивая руль. Машина, повинуясь действиям хозяина, свернула в темный переулок, тускло освещенный лишь парочкой заляпанных грязью фонарей. — Тёмный лес какой-то. Тебе не страшно до дома добираться? Тут, небось, в каждой подворотне какой-нибудь Соловей- Разбойник ныкается да грабит добрых молодцев и красных девиц. — Я уже привык, — пожал печами Артем. Тем не менее он уловил в голосе Ромы неподдельную заботу и спросил прежде, чем успел подумать: — Ты переживаешь за меня? При этом он пристально взглянул на оперативника. Сердце в груди заколотилось быстрее, а бабочки в животе приготовились расправить крылья. — А если правда переживаю? — не поворачивая головы, негромко ответил Роман. Немного помолчав, добавил: — Ты же такой маленький и хрупкий, словно фарфоровая статуэтка, — и этими словами он окончательно поверг Тукаева в ступор. Надо заметить, что Артем никогда не был парнем робкого десятка. Если человек, к которому он испытывал симпатию, тоже проявлял к нему явный интерес, за ним никогда не ржавело проявить инициативу. Но Березин вплоть до этого дня не смотрел на него как на объект вожделения. С самого первого «Привет, я Артем», у них с Романом образовались вполне дружеские отношения, сводившиеся к взаимным подколам и беззлобным шуткам. Но ничего, напоминавшего даже легкий флирт, от Березина не исходило, тогда как сам Артем каждый раз практически умирал, глядя на могучую фигуру оперативника. Тот сразу приковал к себе взгляд тукаевских глаз: красивый, статный, с добродушной улыбкой и веселым, озорным блеском в глазах Роман был воплощением всех его представлений о идеальном парне. Когда Рома даже ненароком задевал его или по-дружески хлопал по плечу, Артем едва не терял собственное самообладание. Желание растекалось по венам серной кислотой, заставляя патологоанатома забыть обо всем на свете. Еще сложнее было находиться вместе в раздевалке, что, по счастью, случалось довольно редко. Но этого Артему хватало с лихвой. В первый раз увидев Березина обнаженного по пояс, он едва не задохнулся от восторга. Сердце замерло, словно начисто позабыв, для чего его создала мать-природа. Пока Рома доставал из своего шкафчика сменную одежду, Артем жадно разглядывал рельефные мышцы, широкую спину, безупречные изгибы и линии. Одного взгляда на это восхитительное тело хватило, чтобы понять — он пропал. Роман же, весело болтая о всяких пустяках, натянул на себя синий джемпер, зачесал пятерней назад взъерошенные волосы, подмигнул Артему на прощание и отправился восвояси. Тукаев тогда еще долго сидел в раздевалке, силясь привести себя в божеский вид, восстановить сбившееся дыхание или хотя бы заставить шальное сердце биться чуточку спокойнее. И тогда, как гром среди ясного неба, пришло осознание — влюбился. Увяз в трясине, из которой выбраться попросту не было сил. Он даже не мог сопротивляться этой силе, и махнув рукой, позволил чувствам поглотить себя, прекрасно понимая, что никакой надежды на взаимность нет. Он просто тихо любил Рому, наслаждаясь их редким общением, не пытаясь пробиться сквозь кирпичную стену. Понимал, что шансов нет. Скорее уж сломает себе руку, а то и шею свернет. И вот теперь Березин заявил, что переживает за его, Тукаева, безопасность. А еще раньше он дал ему свою куртку и предложил довезти до дому, прекрасно понимая, что ехать придется к чёрту на кулички. Робкая надежда, все это время крепко спавшая, вдруг шевельнулась. — Я… — умно протянул Артем, с трудом собирая разбежавшиеся в разные стороны мысли снова в кучу. — Мне приятно, что ты волнуешься за меня. Остаток пути они проехали молча. Когда машина, обдав потоком воды бордюры и тротуар, въехала в нужный двор, Артем забеспокоился. Ему не хотелось упускать возможность еще хоть чуть-чуть побыть с Романом наедине в тот самый момент, когда между ними что-то промелькнуло. Или Артему это всего лишь померещилось? Ведь это совершенно естественно и нормально заботиться о друзьях и близких. Тем не менее, проснувшаяся надежда упорно толкала Артема в бок и шептала на ушко, чтобы он не смел упускать такую возможность, параллельно дубася дубинкой закравшиеся сомнения. Тукаев нетерпеливо заерзал на сидении, наблюдая, как неумолимо приближается его дом и лихорадочно соображая, что же делать дальше. — Ром, — осипшим голосом проговорил Артем, отчаянно краснея и теребя край несчастной куртки. — Может, чаю? И он с робкой надеждой взглянул на Романа. Тот между тем искал место, куда можно было бы припарковать машину. Как назло, возле нужного подъезда мест не нашлось и пришлось проехать в глубь двора. Тукаев все сильнее нервничал, ожидая ответа Березина. Заглушив двигатель, тот наконец повернул серьезное лицо к Артему. — Чаю, говоришь, — произнес он, прожигая Артема насквозь тяжелым взглядом. — Чаю можно.