Преимущества загробной жизни

Скрип деревьев дополнился скрипом половиц. Вместе в леденящим сквозняком в комнату вошла фигура, в сумраке различимая только по слабому очертанию низкого прямого силуэта. Она плавно и неестественно легко прошла через комнату, огибая и перелетая подушки и вещи, двигаясь к лестнице. Ее тонкая жилистая рука схватилась за перило, помогая телу приподняться над ступеньками. Переступить порог тело не могло. Пока. В широкой острой улыбке – предвкушение того, что уже совсем скоро станет можно. До чего можно будет дотянуться. Проплывая мимо низкого дивана силуэт замер и опустился ниже. Ему просто любопытно. Он просто хотел рассмотреть все ближе. Ему скучно и хотелось поиграть, но так давно никто не приглашал в гости. По бледной щеке покатилась слеза, но улыбка никуда не делась, потому что оно знало, что скоро, очень скоро это место устанет и сдастся. Оно знало, что месту стало тяжело, и скоро, очень скоро люди поймут это. И тогда оно придет снова. Оно плавно придвинулось к спящему лицу. Почти вплотную. Ровное дыхание человека согревало холодную кожу, и та тоже становилась теплой подобно живой. Призрачное существо отплыло, удовлетворенно осклабившись, и стало медленно уходить, постепенно растворяясь в темноте. Кенма с трудом расслабил занемевшие пальцы и начал медленно считать про себя. На сотне открыл глаза, и в них тут же ударил блик закатного рыжего солнца. - Ты заметил? Стемнело, кажется. Ну оно как будто ниже. Да? Нет? Кенма? Кенма сидел на полу у дивана и уткнувшись носом в колени наблюдал за камином в стене напротив. Из всего случившегося этой, кхм, ночью появившийся из ниоткуда камин с горящими в нем поленьями (летом-то), казался даже успокаивающим. - Эй, ты чего как звереныш в норке? Что здесь произошло? В ответ на звереныша Кенма повернулся, брезгливо сморщил нос и продолжил смотреть на огонь. Куроо сел рядом. - Ну что ты рожу корчишь. Рассказывай давай, что с этой хренью небесной и откуда у нас перила ледяные, а в стене костер развели. - Это камин. - Хуин. Рад, что мы разобрались в терминах, а теперь к мути дела давай. Кенма тянул паузу очень долго. Из вредности, разумеется. - Мне, кажется, приснился кошмар. - Тебе кажется или тебе… Куроо заткнулся под вскользь брошенным саркастичным взглядом. - Мне приснился кошмар, но я не помню, что именно там было. Но было темно. И… И страшно. И, кажется, очень холодно… И, по ходу, это не сон нихера. Кенма провел руками по коленям и совсем спрятал лицо. - Зато теперь огонь в стене не кажется таким нелогичным. - Ты специально идиотом прикидываешься? - Нет, просто если мы оба начнем паниковать, нас здесь просто сожрут с тобой. - Во-первых, я не паникую, а во-вторых, с чего ты вообще взял, что кто-то тут кого-то жрет? - В-третьих, вспомни, как я попал в подвал и сложи четыре и пять. – Куроо вздохнул и запрокинул голову на диван. Ему тоже было неспокойно, и хотелось вот так вот сидеть в обнимку с собой в надежде, что все само пройдет, но присутствие живого напуганного человека рядом заставляло быть сильнее или хотя бы казаться таковым. - Я раньше зоопсихологом работал. Куроо сказал это неожиданно, даже для себя, и тут же растерялся. Кенма повернулся в его сторону, пытаясь понять, с чего вдруг пошли такие откровения, и что будет дальше. - И нахрена? - Ну, я животных люблю. Особенно собак. – Куроо неловко потупился. - Нет, нахрена ты это вспомнил сейчас? - Да одним рандомным вбросом больше, одним меньше, а я хочу поговорить о нормальном. Или ты готов обсудить вот это? – и он обвел рукой пространство вокруг себя, охватив сразу перила, камин и входную дверь. – Вспоминать свою реальную жизнь куда приятнее, чем… Но он не успел договорить, потому что заметил, как остекленел взгляд Кенмы. - Ну или не будем. – он старался произнести это как можно мягче. Как будто интонацией располагая к себе и показывая, что не собирается причинять боль и обижать. Они продолжили сидеть молча под треск дерева и шелест листвы. Куроо стащил кошачий плед и укрыл их обоих – стало теплее. Спустя некоторое время сходил на кухню и принес две кружки горячего какао вместе с арбузом. Этакий перекус под стать их непонятному настроению. Когда какао закончилось, стало совсем хорошо. За все это время, поведенное здесь вместе, они как-то привыкли к присутствию друг друга, а Кенма перестал избегать другого человека поблизости и сейчас совсем разомлел. Голову вело, руки и ноги то и дело путались в попытке найти удобное положение. В итоге Куроо просто придвинул его к себе, рукой поддерживая слабеющий корпус, а затем они оба завернулись в скинутый плед и устроились на подушках близко-близко друг к другу. Куроо, аккуратно касаясь темной макушки тонких волос сам постепенно проваливался в дрему, тяжелой мягкой лапой накрывавшую уставшее сознание. Кенма расслабился, по телу разлилось синее спокойствие, ему не хотелось никак это анализировать, не хотелось искать подвох и готовится к тому, что, возможно они не проснуться, или проснуться по отдельности. Образ ночной гостьи вспыхивал в воображении тревожными флешбэками, и от холодного озноба все внутри на секунду сжималось, но тогда пальцы Куроо легонько постукивавали по кенминой груди, ритмичные касания убаюкивали, глушили все тревоги. Кенме на какой-то момент подумалось, что это какая-то запрещенная магия высшей ступени, которая ослабила бы его внимание и концентрацию, где бы они так вдвоем ни оказались. Он чувствовал себя обезоруженным и полностью открытым, и впервые был согласен смириться с этим положением. Дурачество Куроо, его открытость и даже немного наивность впервые случились в жизни Кенмы, и это где-то внутри откликалось согласием. Он готов был поспорить, что в другой жизни Куроо так и продолжил бы храбриться и выпендриваться своей крутостью в каком-нибудь спортивном клубе. Наверняка был бы капитаном. Даже эта долбанная зоопсихология ему шла: в воображении отчетливо вырисовывался образ счастливого, довольного и перепачканного Куроо со сворой собак. Где вообще такую профессию нашел, и чем там можно заниматься… И эта рука у Кенмы на груди как будто обещала надежную защиту, на которую он раньше и не рассчитывал, да и «раньше» уехало в сером вагоне, возвращения которого Кенма не ждал. Он теперь ничего не ждал. Единственное, проснуться хотелось бы вместе.