Like Viltrumites Always Do

Тихий смех матери, затем недвусмысленный стон. Стук спинки кровати о стену. О стену его комнаты. "Господи, это отвратительно". Марк спрятал голову под подушку, стараясь не думать о том, сколько сейчас времени. Такое впечатление, что прошли часы, а они все еще ебутся. - Нолан! - раздалось сладострастное и опять набивший оскомину скрип. Марк с силой стиснул уголок одеяла, чтобы хоть чуть-чуть снять обуревающее его напряжение. Раньше он бы просто забил и уснул, не обращая на происходящее никакого внимания. Сейчас же Грейсон зачем-то напрягал слух, ощущая, как тело предает его, наливаясь нежеланным возбуждением и вместе с тем отвращением. Венчала эту неприглядную картину ревность. Она бывала и раньше, когда внимание отца захватывали мать, работа, друзья. Но она никогда не была столь черной, изъязвляющей его изнутри, точно соляная кислота. "Почему отец не издает никаких звуков?" - недовольно прислушивался Грейсон-младший, - "Почему я слышу только ее кошмарные вопли?" Марк помнил, каково это, когда вилтрумит стонет. О, Марк помнил. А еще отец кончил в него быстро, и десяти минут не прошло. "С какой стати ты так долго возишься с мамой? Неужели она заслуживает твоей нежности больше, чем я?.." Марк выбежал на улицу в чем был - домашних рубашке и штанах. Только бы не включаться больше поврежденным разумом в родительские игрища. Ночь ослепила его, накрыла удушьем рассудок. Ему сейчас хотелось убить Дебби, задушить голыми руками только потому что та обладает Ноланом. Эта женщина считает, что у нее монополия на него, так? "Но в тебе нет и капли крови Вилтрума, что скажешь на это, сука?" Горячая кровь ударила ему в руки. Марк Грейсон почти видел, как ломается хрупкая шея матери. Словно сухой стебелек. Снова и снова. С появлением суперсил он и не такое способен сотворить с человеком. Гораздо более изощренными, болезненными способами. "О, Боже, что я несу? Я ведь люблю маму. Я не хочу причинять ей вред." Марк мешком рухнул во влажную траву, стараясь остудить себя, растворить в росе пугающие мысли. Они убивали его, выворачивали наизнанку реальность, отсекая его от всего остального, беззаботного и легкомысленного мира. "Я влюблен в собственного отца. О Господи, за что ты так со мной?" Бог, разумеется, не ответил. На улице было тихо до жути, даже птицы в такой поздний час позакрывали рты. "Наверное, этому есть объяснение. Типа как Стокгольмский синдром у жертв, оправдывающих своих насильников." Марк не был уверен в себе. Не был уверен, что Нолан просто не нащупал нужный рычаг, вызвав к жизни то, что уже крылось в нем. Как закопанная под корой мозга мина, на которую Марк шагнул вместе с отцом. Прошел месяц после той самой ночи в Париже. Грейсон-старший не прикасался к нему и не поднимал эту тему. Однажды Марк попытался поговорить с ним, но услышал лишь резкое: "Марк! Я - забочусь - не - только - о - тебе," - Омни-Мэн сопровождал каждое свое слово болезненным тычком пальцем в грудь Марка, - "На Вилтруме цель всегда оправдывает средства. Или ты смеешь отрицать нашу мудрость, накопленную еще тогда, когда на месте твоей планеты было пустое место?.." "Кончай пичкать меня своими вилтрумскими поговорками", - прошипел Марк в ответ, сам охуевая, что говорит с ним в таком тоне, - "Просто скажи прямо - ты придумал эту сказку про волшебную инопланетную сперму, чтобы отыметь меня. Ты хотел этого". И тогда Нолан произнес то, из-за чего сердце Марка начало кровоточить пуще прежнего: "Не обольщайся. Это было сделано ТОЛЬКО ради пробуждения твоих способностей. Без моего вмешательства ты так и остался бы бесполезным". Бесполезный, значит. Звучит не так круто, как Неуязвимый. Отец разозлился тогда не на шутку. Он заставил Марка заткнуться и облетать границы Америки пять часов без передышки. Вообще после смерти Защитников даже мать отметила, что Нолан изменился, ведь на него свалилось сразу столько всего… Одержимость отца тренировками и долгом перед Агентством Глобальной Защиты превзошли всякие разумные пределы. Марк невольно ощутил трепет перед такой оголтелой самоотверженностью. "Наверное, он нуждается в поддержке". Миссия, возложенная на него Комитетом по Улучшению Миров превыше всего. В первую очередь это касается задетых чувств Марка. Отец рассчитывает на его помощь, поэтому пошел на столь суровые меры. И он сам говорит, что в том ритуальном сексе не было и намека на романтику или хотя бы влечение. Неуязвимый должен отпустить это и отдать себя всего спасению жизней. Но что же делать Марку Грейсону, обычному парню? Парню, что помнит все прикосновения отца, все еще ощущает те незримые метки, что он оставил на его теле?.. Марк перевернулся на спину, вглядываясь в подернутое влажной дымкой небо. Папа ведь не обманул его - способности проявили себя незамедлительно. Он просто будет делать все, что тот скажет. У Марка нет сил противостоять его могучему авторитету. - Я все понял, папа, - прошептал он, обращаясь к подмигивающим ему сквозь веки облаков звездам. В доме зажегся свет, его отблески рассыпались рыбьей чешуей по ухоженному газону. Марк решил не обращать на это внимания. Родители сейчас умоются, выбросят гандоны и все такое. Никто и не подумает, что сынуля отсутствует в своей комнате. Грейсон-младший просто дождется, когда они лягут спать, и бесшумно влетит обратно в окно. - Марк. Ой, блять, только не это. Папаше больше не нужно ломать его о колено или вроде того, чтобы он перестал кукситься и наконец повзрослел. Чтобы Марк типа отринул все земное ради общечеловеческого блага, в том числе свои не одобряемые обществом стремления. - Ступай в постель. Завтра будем швырять предметы с первой космической скоростью. - Я все понял! - повторил Марк погромче, бездумно улыбаясь небесам. Кажется, он просто сходит нахуй с ума. - Ты не накурен, случаем? Марк перевел взор на неодобрительно раздувающего ноздри отца: - Нет. Нолан Грейсон сложил руки на обнаженной груди, а его бежевые пижамные штаны в свете луны казались белыми и развевались на ветру, точно вилтрумская боевая юбка. - И что ты понял? - сколько же сарказма и снисхождения в его голосе... Марк горько усмехнулся. - Что я и ты не принадлежим сами себе. Что мы ничтожества рядом с нашей Великой Вилтрумской Миссией. Что мои глупые чувства к тебе лишь помеха на данном пути. Папа как-то странно поджал губы. По его лицу ничего нельзя было прочесть, но Марку показалось, что его зацепило: - Ты... что-то чувствуешь ко мне? - произнес Нолан, будто не веря. Это случилось. Он загнал отца в угол, вынудив говорить начистоту. Победное чувство выжгло напалмом грудь Марка, оторвало его от сырой земли. Он поднялся и перевернулся в воздухе так, чтобы под ногами осталось только расчистившееся небо и шестеренки звезд, толкающих Темную Материю в Бесконечность. В голове стучало. Неуязвимый поднялся выше, чтобы их взгляды были на одном уровне. Нолан висел неподвижно, встречая вызов в глазах сына лезвием ножа, вонзившегося в стекло. - Выглядишь, как дурак. И мама наверняка сейчас смотрит на нас. Марка только подтолкнуло последнее замечание, расшевелило угли, жгущие его диафрагму. Он на мгновение подался вперед и вниз, прикасаясь губами к прохладному граниту уст отца. - Лгунишка, - кривая ухмылка изрезала лицо Нолана, словно трещина, - Говоришь одно, а делаешь прямо противоположное. Ох уж этот юношеский максимализм. Отец подтащил его к себе за волосы - бессильно покачивавшегося в пространстве, как поплавок на морских волнах. Серо-голубые глаза вперились в карие, словно старались сквозь зрачки выпить чужую душу. Марк испытал инстинктивный ужас перед этим взглядом: он был глоткой удава, ямой с кольями, черной дырой. Загипнотизированный, он поздно понял, что его целуют. Страстно, но почти небрежно. Марк перестал дышать, просто забыл, как включаются легкие, а паника алкоголем поступала в кровь. Больно сомкнутые на темных прядях пальцы, усы, щекочущие подбородок и легкий привкус зубной пасты пополам с опасностью - Дебби могла потерять мужа и выглянуть в окно... Закончилось все так же внезапно, как началось. - Хотел бы я сказать, что и сам был таким же в твоем возрасте... но нет. Не был. Я принял дар от своего отца с честью, не испытывая к нему ничего, кроме благодарности, а также подлинного восхищения его сострадательностью и дальновидностью. Марк попробовал прижаться обратно к согретым поцелуем губам, но Грейсон увернулся, выглядя печальным и серьезным. Проверка на проверке на проверке. Неужели в его отце нет ни капли искренности? - Лгунишка, - по какому-то наитию бросил Марк, и в зрачках отца что-то пронеслось терпящим крушение поездом, нечто жуткое, скрытое за семью печатями. Однако, выдержке Грейсона-старшего можно было лишь позавидовать. Нолан мягко подбросил его ближе ко второму этажу, и Марк закружился в воздухе, аки пушинка: - Я не разрешаю тебе быть ничтожеством ради меня, ради любого существа во Вселенной. Это приказ, понял? Грейсон-младший все еще болтался в потоках теплого летнего ветра. Способности будто дали сбой, не слушаясь его, заставляя тело колыхаться и воспарять над гаражом вслед за цикадами, стучащимися в его ребра изнутри. Он кивнул, и силуэт отца замерцал, растворяясь. Через миг Марк услышал горячий шепот на ухо: - Вот и хорошо. Подъем с рассветом.