луна и прилив

— Сказала же — не повернусь. — Ну давай, юная госпожа, — умолял ее Чайльд. Она как наяву представляла ухмылку, растянувшуюся на его губах, — Не спорю, твоя спина великолепна, но я бы предпочел увидеть лицо. — А я не хочу видеть твое, — ответила Люмин, чья решимость была непоколебима. Она скрестила руки на груди, и поворачиваться в ближайшее время явно не собиралась, — И хватит уже меня тормошить, у нас завтра ранний подъем вообще-то. — Я не засну, пока ты не прочитаешь мне сказку на ночь. — Не придуривайся. Обычно ты отрубаешься, как только твоя голова касается подушки. — Не тот случай. Знаешь, эта кровать кажется слишком удобной. Последовала пауза, в течение которой Люмин раздумывала над ответом. Чайльд казался задумчивым, из-за чего она предположила, что в этот раз он может быть серьезен. Чайльд ни разу не походил на человека, любящего купаться в роскоши. Да, у него было много моры, но он редко спускал ее на блага, не вхожие в категорию предметов первой необходимости. Еда и лекарства — вот основные источники его трат. Комнатушка в отеле? Он предпочел бы спать под звездами. Она вспоминала прошедшую неделю. Тогда они были застигнуты врасплох яростным штормом — их зубы стучали, вода ручейками стекала по коже, а ее белое платье насквозь промокло, став полупрозрачным. Вспоминала, как они укрылись в пещере неподалеку, развели костер из веточек и, тесно прижавшись друг к дружке, ютились под одним полотенцем в попытке согреться. В тот момент ей показалось, что за один вечер она узнала Чайльда лучше, чем за все прошедшие недели. В нем была сила, дающая элемент непредсказуемости. Что-то в его присутствии привлекало внимание, хотел он того или нет. — Хочешь, чтобы я тебе треснула? — Звучит мило, но, боюсь, я вынужден отказаться от столь заманчивого предложения. Мое лицо все еще не оправилось от прошлого раза. — Может, следует стучаться, а не сразу вламываться в дверь? — Может, тебе стоит повесить табличку, чтобы люди знали, что ты решила переодеться? — Я не виновата, раз кое-кто настолько нетерпелив, что не может дождаться ответа. — Не отрицаю. Еще одна пауза, прерываемая тихим вздохом. Напряжение в девичьих плечах сошло на нет, и она свободно откинулась на кровать, прижавшись щекой к подушке. Ночь тиха. Бархатная — словно касание его облаченных в перчатки рук к ее коже — она окутывает Люмин, защищая девушку от любых опасностей этого мира. Даже на расстоянии она ощущает исходящее от него тепло, и было что-то на редкость обнадеживающее в том, насколько живым он казался. Здесь, в темноте гостиничного номера, он все еще оставался таким всеобъемлющим. Иногда Люмин задавалась вопросом: испытывает ли Луна ревность по отношению к Солнцу? — Напомни-ка мне, почему мы просто не взяли раздельные комнаты? — У меня нет моры, а ты — слишком скупой, чтобы заплатить за меня. — Ты так в этом уверена? — А что еще это может быть? И снова их молчание затянулось. Люмин буквально ощущала, как протекают мыслительные процессы в его голове, а еще у нее чуть покалывало в затылке. Она отодвинулась подальше — тщетная попытка избежать его пристального взгляда. Но, по крайней мере, она попыталась. — Какой ответ придется тебе по вкусу? Его голос был тихим и задумчивым. — Правдивый. Что бы сделала Луна, вздумай Солнце задушить ее? — Возможно, мне просто нравится, когда ты рядом. Он рассмеялся — тихо и нежно. Она уже и не помнила, когда в последний раз воспринимала его таким нежным. — Возможно, я сплю и прямо сейчас вижу несбыточный сон. — Знаешь, в мире нет ничего невозможного. Ведь Солнце и Луна — всегда неразлучны. Но только не в ее случае. — Увы, но некоторые вещи все же остаются недосягаемыми для нас, хотим мы того или нет. Время все продолжало свой бег, а Люмин про себя отсчитывала каждую секунду. Множество пылинок танцевали в рассеянном свете Луны, что мягко просачивался сквозь единственное окно этой комнаты. — Если бы ты мог вернуться в прошлое, стал бы что-то менять? — Я? Он задумался. — Ты думаешь, я откажусь вступать в «Фатуи», юная госпожа? — Речь не обо мне. Что бы ты хотел изменить? — Ничего. Прошлое меня не волнует. Я предпочитаю смотреть в будущее. — Ну, а если бы у тебя был шанс задать один вопрос себе из будущего? — Я бы спросил, продолжает ли Тевкр считать меня продавцом игрушек. Не так-то просто поддерживать эту легенду на плаву. — Однако, ты все еще это делаешь. — И ты знаешь, почему. Люмин и вправду знала. Считала ли она, что поступила тогда правильно? Не всегда. Но девушка уважала его мотивы. Ей и самой было бы неприятно наблюдать взросление Тевкра в тех же реалиях, в которых жил его брат. — Ты бы бросил «Фатуи» ради меня? Да, эгоистичный вопрос, но она хочет это знать. — А ты бы бросила поиски своего брата из-за меня? — Touché*. Они замолчали, и Люмин прикрыла глаза, позволив себе задуматься о запахе дождя. Она вспоминала отблески костра, мокрое полотенце и глубокую синеву глаз Чайльда, когда он улыбался. — Не могу заснуть. — Я тоже. — Значит, мы оба не уснем этой ночью, да, юная госпожа? — Я еще не определилась, нравится ли мне то, что ты подразумеваешь под этим. — Но я ничего не подразумеваю. Тем не менее, Люмин уловила нотки смеха в его ответе, и это заставило ее улыбнуться. Возможно ли преодолеть этот барьер между ними? Если бы только у них был способ прийти к взаимопониманию. — Не могла бы ты повернуться, пожалуйста? Снова этот вопрос. Однако на этот раз он прозвучал серьезнее. И Чайльд сказал «пожалуйста». Возможно, то, что происходит прямо сейчас, приближает их ко взаимному соглашению как никогда ранее. Двое разделяют одну кровать — так близко и так далеко. Люмин остановилась, посмотрев на него через плечо. Даже в темноте глаза Чайльда оставались пронзительно-голубыми. Его лицо украшала улыбка — легкая, почти доверительная. Это заставило задуматься о причинах такого сильного доверия к ней. Возможно, дело было в том, что и Чайльд, и Люмин являлись братом и сестрой для своих семей: он — старшим братом, она — младшей сестрой. И в каком-то смысле они оба пережили утрату. Возможно, потому, что именно в такие моменты они понимали, насколько похожими являются, несмотря на все их различия. Так много вопросов, а ответы упорно ускользают от ее глаз. Она вздохнула, а затем повернулась, улыбаясь практически так же, как и он. — Хорошо.