Honsool

***

T-fest - Молодость

      Чимин открывает дверь ключом, который ему отдал Джин, и сразу же морщит нос, в который мгновенно бьёт едкий запах дыма сигарет и чего-то кислого. Он ныряет во мрак коридора, тихо прикрывая за собой дверь, и шарит ладонью по стене за шкафом-купе. Он знает эту квартиру, как свои пять пальцев, но каждый раз слишком долго ищет выключатель прежде, чем в небольшом помещении, наконец, загорается слабый свет. Лампочка, висящая на тонких проводах так низко, что даже он, с его невысоким ростом, каждый раз задевает её макушкой - весь источник света над его головой. Чимин даже не утруждает себя снятием обуви, грязнее тут уже не станет, когда проходит в крохотную гостиную, застывая в дверном проёме. Юнги тут, конечно же, нет, он наверняка в спальне. Но вот в том, что здесь явно есть другая жизнь - Пак не сомневается. Будто бы услышав его мысли, откуда-то из угла слышится жужжание мухи. Чимин качает головой и прикладывается к лицу сухой ладонью, вздыхая. Конец лета, в такой тёплой погоде лишних десять минут еду не оставишь на столе, а в квартире Юнги ощущение полнейшей свалки. И воздух душный, спёртый и...блондин внезапно отшатывается назад, в коридор, но тут же бросается вперёд, резко пересекая тёмную гостиную, чтобы добраться до окна. Он слышит под массивными ботинками какой-то хруст, хлюпанье и скрип. И ему даже представлять не хочется, на что же он только что наступил. Но представлять и не нужно, он и так всё это увидит, когда настанет время убираться в квартире старшего. В прошлый раз Джин зарёкся, что, если Юнги вновь запьёт - он к нему больше ни ногой. И слово своё сдержал. Конечно же, остальные друзья его поддержали, устав копаться в дерьме Мина (во всех смыслах). Все, кроме давно и безнадёжно любящего его - Пак Чимина. Блондин дёргает на себя створку окна, которая с болезненным треском и скрипом всё же поддаётся, врываясь в лицо парня тёплым ветром и каким никаким свежим воздухом. Он глубоко вдыхает пару раз, распахивая обе створки настежь, и отодвигает прожжённый местами тюль, чтобы воздух распространился дальше по квартире, хоть немного приводя её в чувства. Чимин уверен, тут даже стенам тошно. В кармане неожиданно вибрирует мобильный. Пак слегка дёргается, но быстро достаёт телефон, замечая на экране имя друга.       - Да? - выдыхает он в динамик, отворачиваясь от окна.       - Ты уже там? - голос Джина максимально отрешённый, однако едва заметная дрожь выдаёт его беспокойство с потрохами.       - Да, хён. Я буду здесь пока ему не станет лучше, я же говорил.       - Страдаешь какой-то хернёй, Чимин, - вздыхает тяжко старший. - Отписывайся хоть изредка, чтобы мы знали, что с тобой всё в порядке.       - Ты же знаешь, что Юнги ничего мне не сделает, - блондин потирает заднюю часть шеи, поджимая губы.       - Скажешь мне это, когда будешь держать холодную банку пива у фингала под глазом.       - Он дерётся только с тобой и Чонгуком, - цокает языком Чимин, закатывая глаза и всё же двигаясь с места. - Удивительно просто, кстати говоря.       - Щенок в нём постоянно пытается казаться больше, потому и бросается на самых сильных. Но, Чимин?       - М?       - Ты ведь знаешь, что я имел в виду, да? Пак замолкает, останавливаясь в дверях и оглядывая тускло освещённый коридор с раскиданной обувью. Он прикусывает губу и ненадолго опускает голову, кивая самому себе.       - Да, хён. Знаю. Он сбрасывает, даже не прощаясь со старшим, потому что ком образовавшийся в горле не давал даже вдохнуть. Конечно же Джин волновался вовсе не за то, что Чимин и Юнги подерутся. Он волнуется за то, что младший опять закроется ото всех в квартире, как и Мин, только вот вместо того, чтобы уйти в запой, уйдёт в себя. А это для его друзей куда хуже. Потому как, если Юнги из запоя вытащить можно, хоть и с боем, то Чимина из его состояния закрывшейся скорлупы - может вытащить лишь сам Чимин. Так однажды они не виделись два месяца. Чимин мотает головой, вытряхивая лишние сейчас мысли, и осторожно двигается к спальне. Он отказывается думать о том, что причинами его состояний становится тот, кто сейчас валяется в куче пустых бутылок, пачек сигарет и какой-то гнили. Блондин вцепляется пальцами в дверной косяк и сцепляет зубы, дыша через раз, чтобы не согнуться в три погибели и не вывернуть желудок прямо на пороге чужой спальни. Тут, кажется, и без него хватает дерьма на полу. Собрав всю свою силу воли в кулак, Пак бьёт им по выключателю, едва попадая, и резко распахивает глаза, видя теперь отчётливо всё то, что открылось ему под неестественно-белым светом. Юнги в отключке и спит так крепко, будто ещё чуть-чуть и больше никогда не проснётся. Его тощие голые ноги раскиданы по кровати, а корпус в кривой и не совсем естественной позе лежит на полу. Будто он пытался буквально «стечь» с постели, как желе, но на полпути передумал и просто уснул. Чимин уверен, после такого положения, шея Юнги ещё пару дней будет напоминать ему о такой ошибке, а спину ломить, как никогда раньше. И, хотя старший наверняка привык к подобному, у Пака болезненно сжимается сердце. Он оглядывает кучу мусора вокруг худого тела, одетого лишь в боксеры и расстёгнутую бордовую рубашку, пачки из-под сигарет, бутылки и банки из-под разнообразного алкоголя. Когда взгляд натыкается на лужицу непонятной жидкости прямо рядом с тумбочкой у кровати, Чимин снова чувствует, как к горлу подступает тошнота. Теперь он понимает, почему Джин отказался ехать к Юнги. Если он каждый раз встречался с подобным - руки, хочешь не хочешь, а опустятся. Чимина сейчас не может даже отвлечь чужая бледная кожа, что в любой другой ситуации красиво контрастировала бы с тёмной тканью белья и рубашки, чёрными простынями и деревом паркета. Сейчас это всё больше было похоже на то, что Юнги вдруг оказался в каком-то дешёвом притоне, из которого младший пришёл его забрать. Реальность неприятно сдавила виски, когда в голове пронеслась единственная мысль о том, что это было всё же домом. Отпихивая ребром ботинка мусор и буквально «разгребая» себе дорогу, Чимин болезненно кусает собственные губы, не сводя глаз с опухшего лица Мина. Подглазины его были настолько тёмными, что вполне скоро могли догнать цвет растрёпанной шевелюры, что всклокоченными прядями выбивалась в стороны. Рёбра болезненно выпирали, обтянутые кожей, совсем сейчас не кажущиеся привлекательными. Скорее такими хрупкими и тонкими, что прикоснись - и сломаются. Только вот сам Мин таким человеком, казалось не был. Казалось. Пак всегда думал, что Юнги самый сильный человек из всех, кого он знал. Но на деле Мин оказался намного слабее даже самого Чимина. Запустив пятерню в волосы, блондин присаживается на корточки рядом со старшим и на секунду прикрывает глаза. Сейчас бы глубоко вдохнуть полной грудью, чтобы ещё немножко смелости набраться перед тем, как привести брюнета в чувства, но дышать в этой комнате постепенно становится вовсе нечем и нужно поторопиться. И, чем быстрее Чимин заставит Юнги очнуться, тем быстрее сможет пробраться к балконной двери и открыть её. Джин говорил, что нужно действовать уверено, смело и решительно. Резко и... Звон пощёчины, кажется, отражается от стен и эхом отдаётся в голове Пака. На него распахиваются заволочённые пеленой, но абсолютно бешеные и ничего не понимающие антрацитовые глаза. Юнги давится вдохом и хрипит, начиная кашлять и переваливаться на бок. Его ноги с грохотом падают с кровати, и Чимин на секунду успевает испугаться, не случилось ли чего со старшим и чувствует ли он их? Но, когда тот тут же сквозь кашель начинает болезненно стонать и тянется рукой вниз, то понимает, что всё в порядке. Просто видимо кровь поступала плоховато. Сейчас, должно быть, от щиколотки до самых бёдер всё колет и сводит, думается младшему. Отчасти злорадно, конечно же, потому что так Юнги и надо. Блондин выпрямляется, огибая, наконец, кровать и с трудом открывая балконную дверь. Чем ближе к ночи, тем прохладнее воздух - и это не может не радовать. Это то, что им обоим сейчас нужно. Чимин отчего-то с грустью вдруг отмечает, что на дворе почти сентябрь. Мин раньше никогда не уходил в запои так надолго. Он ещё никогда не заставлял их приводить себя в порядок прямо за пару дней до чьего-нибудь дня рождения, обычно самым первым подготавливая поздравления. Чимин тяжело вздыхает, оборачиваясь и видя, как Юнги безуспешно пытается подняться на колени. Он упирается слабыми руками в пол, но каждый раз терпит неудачу, падая вниз на подламывающихся локтях и бормоча неразборчивые ругательства. Пак и сам грязно выругивается про себя, но приближается к старшему и, как котёнка, хватает его под руки, резко дёргая вверх и усаживая на задницу.       - Йа!! - верещит брюнет, размахивая руками и едва не заряжая ими по чужому лицу.       - Что? Спасибо лучше скажи, алкаш, - внезапно зло выплёвывает Чимин, хмурясь и облокачивая Мина спиной о кровать.       - Ч...чего ты...сказал? - между словами Юнги делает небольшие остановки, в которые икает, но всё же сводит брови к переносице и пытается сфокусировать пьяный взгляд на младшем, чтобы показать то, как сильно он недоволен.       - Две недели. Две недели ты пил, не отвечал на звонки и был тут. Какого хрена, м? - сопит Пак, садясь перед брюнетом на корточки и склоняя голову.       - Щ...щенок...       - Что??       - Т-ты, Пак. К-как щенок, - тянет дрожащий палец Мин, тыча им прямо в лоб, - голову свою...эть...как щенок.       - Придурок, - цокает языком блондин, откидывая от себя худую руку и поднимаясь на ноги. Пока Юнги что-то нечленораздельно бормочет, причмокивая губами и глядя куда-то вперёд, щурясь, Чимин уходит в ванную, ставя про себя галочку. Привести старшего в сознание - сделано. Только вот, если бы это было самым сложным... Он заходит в ванную, оглядываясь, и снова качает головой. Вот уж где невообразимо чисто. Юнги сюда видимо вообще за всё это время ни разу не зашёл. Чимин открывает ящичек над раковиной и замечает свою резинку для волос, которую забыл в квартире брюнета ещё пару месяцев назад во время общей ночёвки. Он хмыкает, быстро завязывая короткий хвост на макушке, и стягивает с себя джинсовку и свитшот, откладывая их на стиральную машинку. После быстро включает душ, спешно расстёгивая пуговицу у джинс и проверяя пальцами напор и температуру. Едва тёплый - самое то, что нужно будет сейчас Юнги. Раздевшись до боксеров и убрав одежду подальше от водяных брызгов, блондин глубоко вздыхает воздух, который в ванной не успел пропитаться алкоголем, сигаретами и ещё не пойми чем. Он решительно толкает дверь и возвращается в спальню, находя старшего всё в той же кривой сидящей позе. Брюнет продолжал что-то бормотать и, возможно, даже думал, что разговаривает с кем-то. Пак кусает щёку изнутри настолько больно, чтобы оставаться в трезвом сознании, хоть это и трудно было делать с каждой минутой нахождения в этой квартире. Не нужно было даже пить, чтобы захмелеть здесь.

Agust D - Honsool

Он даже не церемонится с Юнги и не спрашивает его разрешения, когда легко подхватывает тощее тельце под спину и колени, и несёт в ванную под слабые негодования. Понимать ситуацию Мин начинает примерно тогда когда рубашка исчезает с его острых плеч, а её место заменяют горячие ладони на контрасте с прохладной водой. Чимин крепко держит его, окуная с головой под хлёсткие струи душа, что сразу же бьют по тёмной макушке и бледному лицу, не давая времени опомниться. И вот тогда-то Юнги и начинает верещать, как резаная хрюшка, и брыкаться.       - Ты себе, что блять позволяешь?! - орёт он, дёргаясь в разные стороны и размахивая глупо руками, ударяясь костяшками пальцев о стенки душевой кабины. - Пошёл вон, хам! Я тебя запомню! Я тебе...жизни не дам!       - Уже год, как не даёшь, - ворчит в ответ Пак, удерживая старшего перед собой. - Ни жизни, ни покоя. Однако брюнет, к счастью, ничего за своими криками и бушующим негодованием не слышит. Чимин чётко знает своё дело. Сейчас - никаких чувств, кроме злости, никаких слов, кроме тех, что помогут Мину быстрее прийти в трезвое сознание, и никаких лишних действий, за которые он потом будет расплачиваться клочками свежей ещё не изувеченной ногтями кожи. Он пару раз встряхивает Юнги за плечи и старается держать его на крохотном, но расстоянии от собственной груди, из которой вот-вот норовит вырваться сердце, чтобы забраться в чужую хлипкую грудную клетку. Прямо под тонкие рёбра. Брюнет, кажется, постепенно начинает включаться в происходящее, потому как недовольные возгласы становятся грубее, голос громче, а редкие слова чётче. Мышцы на его спине, те, что вообще остались в этом тщедушном тельце, напрягаются, и это не остаётся незамеченным блондином. Он убеждается, что Юнги всё же стоит на своих двоих и отпускает одну руку, придерживая его теперь за плечо лишь одной. Бегло хватая с полки гель, он щедро льёт его на чужую макушку, задевая спину и плечи, и откидывает обратно, тут же вплетая пальцы в чёрные прядки. Ему сейчас не до разделения на гели, души, кондиционеры и прочую ересь. Главной задачей сейчас стоит - оттереть от старшего слой двухнедельного запоя. И бог знает чего ещё.       - Я сам, - дёргает плечом Юнги, но не оборачивается и не поднимает руки к своей голове. Чимин фыркает на это и лишь убирает руку с плеча. Возможно, Мин и имел в виду, говоря это. Что он сам...постоит. Пока это максимум его возвращающихся способностей. И блондин оказывается прав, так как практически сразу после того, как обе его руки оказываются в чужих волосах, брюнет упирается слабыми ладонями в стенку перед собой. Паку не удаётся хорошенько распутать и промыть его волосы, из-за того, что он уже через пару минут наклоняет голову вниз, подставляя затылок жёстким струям воды, которые тут же смывают ванильную пенку. Младший машет рукой и берёт с другой полки ещё не распечатанную мочалку. Зубами по привычке разрывая упаковку, он кидает её на полку, а сам принимается массирующими, но грубоватыми движениями тереть бледную спину. Вместо сексуальных фантазий - ярчайшие картинки того, как Мин разворачивается и бьёт ему прямой в челюсть. Несмотря на всю свою хрупкость, удар у старшего поставленный и крепкий. Чонгук подтвердит. Вместо бьющихся чумной птичкой чувств - внутри лишь раскуроченное нечто при одном лишь взгляде на сгорбленную спину и стекающую ручьями воду с тёмных волос. Чимин любит его уже год, заталкивая свои чувства поглубже, и даже представить боится, что случится, если Юнги вдруг узнает об этом. И нет, он не гомофоб, не натурал, не придурок (хотя это спорный вопрос). Никто вообще ничего за все года дружбы не знает о его ориентации. Знают одно - Мин с людьми ладит трудно, слишком трудно, а если уж ты попал в немилость - лучше потеряйся на всю оставшуюся жизнь. Как враг он - хлеще, чем друг. И всё. С девушками его не видели, с парнями и подавно. Можно было бы сказать, что он всё живое на дух не переносит, но шестеро парней, заботящихся о нём, как о родном, тому полное опровержение. Вот и оставалось для всех загадкой - что творится в душе Мин Юнги, пока тот примерно месяцев восемь назад не начал напиваться и пропадать с радаров. Истины так никто до сих пор и не узнал, а вот самые худшие черты характера и самые крепкие ругательства - за это время выучили все. Кроме Чимина. Джин до последнего не позволял младшему вмешиваться в это всё, пока однажды не лопнуло его собственное терпение. Они сбились со счёта, сколько раз вытаскивали Юнги из передряг, каталажек и просто со дна. Радовало пока всех лишь одно - не юзает, и то слава богу. Алкоголь - тот ещё наркотик, но даже с ним есть шанс справиться, в отличие от чего-то похлеще. За бесконечным и тяжёлым потоком мыслей, Чимин не сразу понимает, что старший двигается. Он промаргивается и встряхивает головой, отчего капли разлетаются вокруг, прежде чем видит, что делает Мин и сглатывает. Тот преспокойно скинув к щиколоткам боксеры, стоял сейчас и мочился прямо на стенку душа.       - Да ты блять шутишь, - хнычет Чимин, падая лбом в выпирающий острый хребет старшего, отчего тот едва заметно пошатнулся.       - Ой, да не пизди, что не ссышь в душе, - бросают ему хрипатое в ответ.       - Нет, блять, нет, - Паку безумно хочется топнуть ногой, как маленькому, - так только...так не делают!       - Заливай, - лишь хмыкает в ответ Юнги, а затем взбрыкивает, - и отлепись от меня. Я замёрз и хочу в кровать. Блондин тут же отрывает голову от намыленной спины Мина и разочарованно хмурится, поджимая губы в тонкую линию. Как же его, прости господи, вообще угораздило влюбиться в Мин Юнги? Вопрос риторический, конечно же. Навсегда, пожалуй. Чимин совсем смазано проводит мочалкой по груди брюнета, снова быстрыми движениями натирает плечи и руки, но, дойдя до поясницы, считает, что сегодня хватит и так. В конце концов, в себя Юнги уже почти пришёл, судя по голосу и составлению предложений, остальное уже потом. И без него. Пак споласкивает мочалку, убирая её на сетчатую полку, и выключает душ, проверяя, чтобы вся пена со старшего была смыта. Из кабинки он выходит первым, чтобы взять полотенце и тут же закутать в него Юнги.       - Да, я что, без тебя не справлюсь?! - снова вскрикивает тот, пытаясь выбраться из кокона.       - Нет, - отрезает блондин, влезая в чужие тапочки и выходя с коконом, в виде старшего, завёрнутого в огромное банное полотенце, из ванной. Он быстро шагает через коридор, достигая спальни, и, как сапёр, старается пробраться к кровати с наименьшими «повреждениями». Когда он сдёргивает одеяло прямо на грязный пол, опуская Мина голой задницей на чёрные простыни, тот уже вовсю брыкается и пытается извернуться, чтобы ударить младшего.       - Руки убери, Пак.       - Алкашам слова не давали, - рычит в ответ Чимин, зло сопя носом и отходя к шкафу с одеждой.       - Я тебе хён, засранец! Где уважение?! - кричит брюнет, запуская в Пака подушку.       - О, к моему хёну у меня уважение есть. А вот к алкашу, который внезапно занял его тело и квартиру - ничуть. Блондин отправляет обратно «снаряд» пущенный в него, а следом швыряет в Юнги его же шорты и футболку, находя для себя старые серые спортивки.       - Чего припёрся?       - Соседи позвонили, - пожимает плечами Чимин, бесстыдно скидывая с себя мокрые боксеры и тут же натягивая штаны. - Сказали, что из твоей квартиры несёт трупами. Попросили проверить прежде, чем вызовут полицию.       - Йа, хорош заливать, - морщится Мин, бросая беглые взгляды на обнажённое тело младшего. Тот, заметив один из них, незаметно вздрагивает, нарочито громко захлопывая дверцы шкафа.       - А что? Они не соврали. У тебя тут дохрена чего сдохло, - разводит руками блондин. - Начиная с каких-то фруктов в гостиной и заканчивая твоей, блять, совестью.       - Смотри-ка ты, какой красноречивый тут нашёлся! - рыкает Юнги. - Свали нахер отсюда, мне и без тебя заебись.       - Вижу я, как тебе здесь...       - Почему вообще ты припёрся? Где Джин-хён? - все движения старшего резкие, дёрганные, даже футболку он надел так, что едва не порвал её в горловине.       - Сказал, что ты нахрен ему больше не сдался и ноги его здесь не будет, - скрещивает руки на груди Чимин, глядя на брюнета сквозь мокрую светлую чёлку. Тот, кажется, открывает рот, чтобы снова сдерзить, но вдруг захлопывает его. Брови сначала хмурятся, затем подлетают, а потом и вовсе как-то странно изгибаются. Чимин не сразу понимает, что видит на чужом лице подобие разочарования и грусти. Он, честно, считал, что Мину чужды подобные эмоции.       - Врёшь, - чуть слышно говорит он.       - А с чего бы мне? Ты видишь его где-то здесь? Или может видел в душе? Эй, Джин-хён!? - кричит Пак себе за спину. - Может он на кухне? Ты сходи, проверь. Если сможешь до неё добраться через весь этот свинарник.       - Завались. Чимин замолкает, но оставаться на месте, чтобы лицезреть внезапные смешанные чувства старшего, не намеревается. Он поправляет мокрый хвост на макушке и выходит из комнаты, чтобы найти мусорные мешки. Неужели Юнги и правда расстроился из-за того, что терпение Джина лопнуло? Неужели он правда хотел его видеть? Неужели он правда не хочет видеть Чимина? Последнее весьма неприятно отзывается в груди младшего, отчего он даже слегка теряется в пространстве, упираясь ладонями в столешницу. Из удивительного - на кухне чисто, за исключением горы посуды и двух заполненных до отказа мешков с мусором. Видимо, всё это время Юнги пробыл в спальне и гостиной, заказывая доставку. Достав-таки из ящичка под раковиной свёрток огромных мешков, Пак возвращается в спальню и застаёт Мина, свернувшегося в клубок спиной к двери. Он тихо дышит, обхватив колени руками и уткнувшись носом в подушку. Чимину так даже легче. Пусть бы и вовсе уснул, пока он тут прибирается и думает о своём. И, вероятно, сама Вселенная услышала просьбу блондина, потому что уже через пятнадцать минут, меняя второй мешок для мусора, он слышит сопение с кровати. Слабая улыбка впервые за долгое время трогает его губы, когда он смотрит на уснувшего старшего.

***

Placebo - Ask for Answers .

      Проходит четыре с половиной часа прежде, чем Чимин, наконец, позволяет себе присесть. Он скидывает с онемевших рук ярко-голубые резиновые перчатки и проводит тыльной стороной ладони по взмокшему лбу. Ему осталось лишь домыть особо загрязнённую посуду, которую он недавно замочил, и вынести все мешки с мусором, что он собрал. И тогда, он со спокойной душой сможет уехать домой. Пак закусывает губу и хмуро оглядывает небольшую кухоньку, посреди которой сидел. Но что будет, когда утром проснётся Юнги? У него нет еды, мало-мальски лекарств, а ещё никто из них так и не узнал причину, по которой он уже в который раз теряет связь с реальностью. Как-то лишь однажды Намджуну удалось вытянуть из него что-то непонятное о каких-то записанных треках, компаниях и «коррумпированных уродах» . Но никто так ничего и не понял. И разбираться не стали. Ведь - это Юнги. Чимин бросает взгляд на часы на холодильнике. Едва ли час ночи. Магазин в соседнем доме открыт до двух, аптека через дорогу круглосуточная. Пожалуй, он поможет ещё совсем немного. Он идёт в спальню, тихонько приоткрывая дверь. Юнги всё также лежал, свернувшись в клубок, как кот, только теперь лицом к двери. Чимин изо всех сил старается игнорировать раздирающее грудную клетку чувство, и отрывает взгляд от старшего. Он закапывается в шкаф, доставая одну из десятка одинаковых толстовок, и также осторожно, как вошёл, выходит, одеваясь уже в коридоре. Толстовка ощущается как-то иначе. Она слишком пахнет Юнги, что хочется закопаться носом в ворот или завязать себя в капюшон намертво. Она слишком мягкая и тяжёлая, какими были бы наверное любовные объятия старшего. Она слишком...его. Пак вздыхает с тяжестью и выдыхает с горечью, заходя в ванную, чтобы взять мобильный из своих джинс и карточку. Он цепляется взглядом за своё отражение в небольшом зеркальце и до боли закусывает губу. Ему слишком идёт эта толстовка. Ему вообще идёт всё, что касается Юнги. Кроме, кажется, его самого. Блондин качает головой, отчего растрепавшийся хвостик на макушке забавно подскакивает, и возвращается в коридор. Решая захватить пару мешков с мусором, он уже тянется к ним и ключам Мина, что лежат на тумбочке возле двери, как чувствует странную натянутость сзади. Он крупно вздрагивает, оборачиваясь и видя перед собой брюнета. Глаза того едва приоткрыты, высохшие в беспорядке волосы всклокочены, на щеке след от подушки, а рука мёртвой хваткой вцепилась в толстовку на спине младшего.       - Ты напугал меня, Юнги, - выдыхает тот.       - Не уходи. Сердце одним чётким ударом застревает у Чимина в глотке. Он буквально чувствует его.       - Чего?       - Не уходи, пожалуйста, - шепчет Мин, лишь усиливая хватку на одежде.       - Я в магазин хотел...и мусор...       - Утром, - мотает головой брюнет, поджимая дрожащие губы. - Останься со мной.       - Я не...я не планировал уходить, пока ты...       - Останься со мной, Чимин. Юнги, наконец, поднимает голову так, чтобы тусклый свет лампы мог задеть жутковатые пролёгшие тени под блестящими от слёз глазами.       - Эй, ты чего? Я не уйду, если ты хочешь, - растерянно бормочет блондин, разворачиваясь всем телом и притягивая старшего в свои объятия. Только замирает почти сразу, потому что это их первые такие объятия.       - Не уходи, - снова повторяет Мин, вцепляясь уже обеими руками в спину Чимина и утыкаясь носом ему куда-то в ключицы. И Чимин солжёт, если скажет, что всё в порядке. Прямо сейчас, он стоял в коридоре квартиры человека, которого очень любил. Держа этого самого человека в своих объятиях и чувствуя, как его обнимают в ответ. Он так боялся обмануться и принять желаемое за действительное, что не удержался от вопроса в самое ухо брюнета:       - Ты лунатишь, Юнги?       - Этим страдают лишь дети, - едва ли разборчиво ворчит тот. И что-то внутри Пака обмирает, ломаясь и взрываясь на мелкие осколки. В нём сейчас борется совершенно сумасшедше-влюблённый Чимин и Чимин зануда, который хочет крикнуть о том, что лунатизм - это не проблема детей...но влюблённый в нём берёт верх. А потому, он крепче сжимает в руках худое тело старшего и прикрывает глаза, растворяясь в моменте. Даже, если это на несколько секунд, даже, если его вот-вот уже отпустят, даже, если потом ничерта не вспомнят. Он будет помнить. Помнить за двоих. Только вот ни через минуту, ни через две, ни даже, через пять, тепло никуда не уходит, руки не отпускают, а по коже под толстовкой чувствуются стекающие капли.       - Юнги? - тихо окликает младший, открывая глаза и косясь вниз. Юнги ничего не отвечает, зарываясь носом глубже в тёплую шею, и только отступает назад, утягивая за собой Чимина. Они так и пятятся медленно в спальню, пока, наконец, не валятся сцепленным клубком на кровать. Мин всё ещё прячет лицо в вороте толстовки, пуская молчаливые слёзы, а блондин ласково перебирает спутанные прядки на его затылке. Хватка на спине становится слабее лишь спустя, примерно, десять минут. Чимин бросил считать на седьмой, мечтая, чтобы эти объятия никогда не кончались. Но вот, Юнги всё же ворочается, слегка отстраняясь, но по-прежнему не глядя в глаза напротив.       - Спасибо, Чимин.       - Брось, я не мог иначе, Юнги, - чуть слышно шепчет в ответ младший, разглядывая слепленные от слёз длинные ресницы.       - Почему? Джин же смог, - бледные губы трогает горькая усмешка.       - Он просто...просто...       - Устал от меня, я понимаю, - шумно сглатывает Мин, кивая. - Я его понимаю.       - И самую малость напуган, я думаю, - пытается успокоить его Чимин, начиная поглаживать кончиками пальцев заднюю часть шеи. Он с трудом верит, что всё, что сейчас происходит - реально. Так не хочется проснуться где-то на кухне и понять, что просто вырубился от усталости...       - Напуган?       - Возможно тем, что он перестал понимать тебя. Тем, что не может ничем помочь за всё это время. Не знаю...       - Ты пришёл только потому, что остальные отказались? Ты никогда раньше... Юнги замолкает и поджимает губы. Проходит несколько минут прежде, чем он снова заговаривает дрожащим голосом:       - Ты никогда ко мне раньше не приходил. В такие дни.       - Я всегда хотел. Но Джин...       - Думал, что я врежу тебе, как и им с Чонгуком? - усмехается теперь уже немного самодовольно брюнет.       - Можно и так сказать, - увиливает от прямого ответа Пак.       - Я бы никогда....       - Я знаю. Впервые за всё время проведённое в этой квартире сегодня, они смотрят друг другу в глаза. Долго, испытующе, изучающе. Чимин - с безграничной любовью, нежностью и заботой. Юнги - как-то нечитаемо, слегка сощурившись и пронзительно.       - Джин остынет. Всё будет хорошо. Мы л...любим тебя, - слова даются с трудом, но, прикрываясь этим общим «мы», Чимин чувствует, что соврать получается чуточку легче. Да и...не ложь это вовсе. А так...       - И я люблю, - на выдохе произносит Мин, не сводя антрацитовых глаз с младшего. - Вас. Блондин кивает болванчиком, словно завороженный чужим взглядом, а потому, лишь где-то на задворках слышит чужое «к чёрту» и не сразу осознаёт, что тепло на губах вовсе не от дыхания, а от чужих горячих обкусанных губ, вжавшихся в его. Чимин замирает всем телом, сжимая пальцами волосы на затылке Юнги, и распахивает глаза сильно, боясь даже моргнуть. Это всё точно можно было бы назвать крепким усталым сном посреди кухни старшего, помутнением, да чем угодно...только вот во снах, ка и в мечтах, вряд ли дыхание у твоего объекта обожания такое, словно он алкогольный дракон, прожевавший сотню путников. Но Чимин, чёртов сопливый романтик, любит его и таким. И потому, несмотря на мало приятное амбре, он крепко зажмуривается и подаётся вперёд, прижимаясь к Мину грудью и позволяя себе эту маленькую слабость. Юнги покрепче перехватывает его поясницу, а следом и слегка наваливается сверху, придавливая Пака к кровати и вжимаясь в пухлые губы сильнее. Он целует так, будто это их первый и последний в жизни поцелуй. Хаотично, беспорядочно и совсем не нежно. Чимин лишь всхлипывает в чужие губы, зарываясь пальцами в чёрные пряди глубже и притягивая старшего ближе. Ещё ближе, чтобы даже воздуху негде было между ними просочиться. Их поцелуи отчаянные, но ни сколько не распаляющие и такие до странного осторожные. Прежде, чем они сталкиваются языками, Юнги резко отрывается, упираясь лбом в плечо блондина и тяжело дыша.       - Одно. Скажи мне только одно, Чимин, - сбивчиво шепчет он.       - Да?       - Тебе меня жалко, как и всем остальным? Или почему ты здесь? Каждая секунда тишины, казалось, начинала весить целую тонну, наваливаясь на них двоих и пригвождая к этой кровати. Но всё же, переборов себя, Чимин упирается ладонями в плечи Мина, слегка отталкивая его, только для того, чтобы иметь возможность заглянуть в напряжённое и хмурое лицо. Он находит испуганным взглядом чужой, какой-то затравленный и абсолютно потерянный, проводит кончиками пальцев по бледной щеке, и едва различимо произносит:       - Я просто люблю тебя.              И это то, что было ответом сразу на оба вопроса.             И это то, чего так сильно хотел, но даже боялся мечтать, услышать Юнги.               ⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀Это именно то, с чего начнётся их, общая, новая история.