Inspiration Waits for No One

      — Протяни руку, Феликс, — приказал Чанбин, поворачиваясь на стуле, прижавшись грудью к его ярко раскрашенной спинке. Феликс неистово вздрогнул и быстро отступил при виде перманентного маркера, извлеченного из заднего кармана Чанбина.       — Бинни, не надо, — заскулил он. — В прошлый раз, когда ты использовал один из них, он не смывался в течение недели, — он не лгал. Вспышки размазанных чернил и испачканная ванна пропитали память Чанбина, и он увидел, как Феликс невольно вздрогнул, сморщив нос от отвращения. Для него это не имело большого значения. Будь он проклят, если позволит Феликсу остановить еще один поток вдохновения. Чанбин просто фыркнул. — Тем лучше я запомню, — когда Феликс отдернул руку и прижал ее к груди, Чанбин закатил глаза и выжидающе протянул ладонь. Феликс по-прежнему отказывался сотрудничать. Стиснув зубы, Чанбин простонал. — Нет, правда, Феликс. Мне нужно это запомнить.       — Ты можешь просто написать это на себе, — угрюмо проворчал Феликс, но в конце концов уступил. Чанбин думает, что он прав. Но это не значило, что он собирался его слушать. По правде говоря, он не понимал, почему Феликс так часто винил его за то, что он столько раз в день испытывал непреодолимое желание записать свои мысли. Было бы глупо не чувствовать вдохновение в присутствии такой очаровательной музы, как парень перед ним. Феликс напрягся, когда маркер коснулся его предплечья. Чанбина на короткое время охватило желание придраться к нему, отругать его за то, что он такой ребенок, когда любой порядочный парень помог бы ему, без жалоб, но он подавил это желание. Это заставит Феликса только еще больше ворчать и тогда он никогда не закончит писать свои узоры. Чанбин должен был признать, что в том, как он переносил свои мысли на тело Феликса, было что-то почти катарсическое. На этот раз они получили возможность просто посидеть, бледный свет проникал сквозь жалюзи и заляпывал ковер у их ног. Для Чанбина это также был, вероятно, единственный момент, когда Феликс молчал дольше минуты. По крайней мере, до тех пор, пока он не хотел поныть. Чанбин отстранился только тогда, когда был доволен своей работой. Слегка нахмурившись, он понял, что записал больше, чем обычно. Было что-то приятное в том, чтобы видеть, как темные чернила просачиваются в загорелую кожу Феликса, это было очень значимо для него и, может быть, когда-нибудь он сможет превратить это во что-то осязаемое. Может, тогда он поделится этим и с Феликсом. Он закрыл маркер колпачком с удовлетворительным щелчком. Угрюмо глядя на каракули на своей руке, Феликс прищелкнул языком: — Ты дерьмовый парень, знаешь? Всегда заставляешь меня делать что-то для тебя, — сухо пробормотал он. Чанбин знал, что он не имел ввиду это всерьез, потому что в глубине души он понимал, что Феликс действительно не возражал. Если бы он возражал, то никогда бы не позволил Чанбину пометить себя с самого начала.

***

Казалось, что Феликс мог обнаружить вдохновение Чанбина раньше, чем он сам. Феликс растянулся на диване рядом с ним, с безупречной скоростью постукивая большими пальцами по треснувшему экрану своего телефона. Внезапно он остановился. Чанбин почувствовал, как чужие глаза сверлили его голову. Взглянув на Феликса, он любопытно приподнял бровь, переключив своё внимание со включённого телевизора к парню рядом с ним.       — Нет, — все, что сказал Феликс, и Чанбин почувствовал как озорная улыбка расплылась по его лицу так ярко, что он почти пожалел Феликса.       — Нет что? — спросил он с притворной невинностью в голосе. Растущее раздражение Феликса было ощутимо, и Чанбин поймал себя на том, что подавляет смешок.       — Не смей прикасаться ко мне этой штукой, Чанбин, или клянусь, я…       — Вдохновение никого не ждет, Феликс,— невозмутимо сказал Чанбин, вытаскивая ручку из переднего кармана толстовки и трижды угрожающе щелкая ее. С мрачным выражением лица Феликс откинулся на подушку дивана, поражение было слышно в его вздохе. Не говоря ни слова, он закатал рукав и выставил руку вперед. Чанбин был поражен тем, как быстро он сдался. Страстно желая перемен, он покачал головой: — Ни за что. Мне немного жаль твои руки, они через многое прошли за последнее время, — он сочувственно погладил руку Феликса. Наклонившись над ним, он приподнял край его рубашки. — Не шевелись, — паника, промелькнувшая на лице Феликса, заставила улыбнуться его садистской улыбкой. Именно тогда Чанбин признался себе, что, ладно, может быть, он получал удовольствие от того, что доставлял своему парню немного неудобств. Кожа Феликса под его руками была теплой. В тот момент, когда его ручка прижалась к бедру Феликса, парень взвизгнул, сильно дернулся и чуть не сбил Чанбина с ног. Когда Чанбин попытался во второй раз, его наконец сбросили с дивана, и он плавно покатился по ковру внизу. Он осуждающе покосился на Феликса. — Я думал, что сказал тебе не двигаться, — фыркнул он, скрестив руки на груди. Возможно, иногда он тоже вёл себя, как ребенок, но никогда в этом не признается. Это стоило того, чтобы увидеть замешательство, мелькнувшее в глазах Феликса. — Черт, прости, Бинни, — соскользнув с дивана, он присел рядом с Чанбином и уткнулся лицом в его шею, крепко обвив руками талию. — Но ты вроде сам навлек на себя это. Смеясь, Чанбин отстранился и бросил на него свирепый взгляд. — Что ж, извини, что не ожидал, что ты сбросишь меня с гребаного дивана, — резко возразил он, но вскоре начал улыбаться, не в силах скрыть восторг на своем лице. — Это было довольно забавно. Ты такой милый.       — Да пошел ты, — сказал Феликс, улыбаясь от уха до уха. Его улыбка казалась такой яркой, что можно было ослепнуть, и Чанбин ненадолго задумался о покупке солнцезащитных очков. Он ничего не мог сделать, чтобы успокоить жар, заливший его щеки. Феликс был просто великолепен. Он с неохотой подумал, что ему не нужно записывать каждую каплю вдохновения, которое его поразило. Он нашел многое в очаровательной глубине темных глаз Феликса, в его растрепанных волосах, в нежной россыпи веснушек, на его округлых щеках. Чанбин всегда считал, что вдохновение никого не ждет, но вот оно — сидит сейчас прямо перед ним.