Displiceat

Тонкая рука в перчатке тянется к кроне вишнёвого дерева, чтобы сорвать веточку, где осталась парочка почти увядших цветочков. Он трясёт дерево и последние лепестки опадают. Дазай подбирает с земли упавшие лепестки, засовывая их в карман. Он садится на выкрашенную в кислотно-зеленый цвет скамейку и, достав из-за пазухи пачку сигарет и зажигалку, медленно затягивается. Дазай прокусывает кнопку, чувствуя горький вкус яблока. Дым оседает в волосах и на пальцах. Он помнит, что Чуя запретил ему курить. Но Чуи здесь нет, поэтому не страшно, а больше, вроде бы, за ним никто не наблюдает. По крайней мере его свита теперь не ходит за ним по пятам и не следит из-за каждого угла. Можно выдохнуть спокойно. Или нет… С того дня, как Чуя покинул лицей, все стало казаться серым и безвкусным. Даже сигареты с кнопкой стали горчить. Ходить изо дня в день на уроки и возвращаться в свою комнату, чтобы упасть лицом в подушку и представлять, как рука зарывается в рыжие кудри, смотреть глаза в глаза, а чужие мягкие губы прижимаются к его, сухим и потрескавшимся. Дазай сплевывает. Он не может влюбиться, особенно в парня, который целый год создавал вокруг него ад, и тушит сигарету, втаптывая её в снег. Осаму встаёт со скамейки и, не оглядываясь на главные ворота, заходит обратно в здание.

***

Рутина продолжается. Переходя из аудитории в аудиторию, таская за собой стопку учебников и тетрадку, в которой написана только тема, а остальное пространство заполняют наброски метаморфозных птиц и цветов. Дазай чешет затылок, краем глаза наблюдая, как мальчик, который перевелся сюда неделю назад и с первого же дня таскается за ним по пятам, сидит рядом и пытается заглянуть в его тетрадь, только чтобы увидеть каракули и тезисы кривыми иероглифами. Осаму вздыхает. Этот мальчишка, Рюноске, прилип к нему, как хвостик, и не хочет отставать. Как будто надеется, что Дазай когда-нибудь с ним заговорит. Интересно, как бы отреагировал Чуя? Дазай усмехается, слишком громко, из-за чего Рюноске рядом вздрагивает. Нет, это плохая идея. Покосившись на мальчика, Дазай думает, что тот не выдержал бы даже одного косого взгляда Накахары. А Чуя вряд-ли бы ограничился одним взглядом, раз уж такое дело. Поэтому, продолжив свое занятие, он абстрагируется от окружающих до конца дня. Дазай идёт в свою комнату, когда его взгляд привлекает группа учеников, та самая свита Чуи. Которая после ухода их лидера проводит свободное время либо на улице за зданием, чтобы избить очередного несчастного, вставшего у них на пути, или просто покурить, либо зажимается по всем углам и иногда притеснят младших, ставя им подножки. Обычно они ведут себя тише, так как заступиться за них некому, но сейчас, проходя мимо, Осаму может услышать обрывки фраз из бурного обсуждения, которое граничит с воплем. «Слыхали… Накахара… Да, Чуя возвращается… Завтра?.. Нет, идиот, скорее всего через неделю… Хах, он вроде бы унаследовал что-то там… С бумагами разбирался.» Дазай крупно вздрагивает и замедляет шаг. Заметив это, один из них поворачивается лицом к Осаму и, видя его озадаченное лицо, ухмыляется. — Ну что, принцесса, готовь свое… — удар в плечо и парень замолкает. Остальные смотрят на него с раздражением, в их глазах читается предупреждение: не надо. Дазай смеётся и идёт дальше, проскальзывает на лестницу, оттуда в северное крыло, в свою комнату и запирает дверь. Прижавшись спиной к двери он улыбается, знает, что даже если Чуи нет, негласный закон все равно работает. Его не имеют права трогать или оскорблять, особенно свита. Чуя возвращается. И Осаму с тоской вспоминает рыжие волосы и лёгкую улыбку на веснушчатом лице, всегда предназначенную для него. Тихо он надеется, что Чую не развратит новая власть.

***

Дазай не помнит, когда влюблялся последний раз. Возможно, никогда. Его влечение к другим граничило от заинтересованности до лёгкой влюблённости. И обычно отношения длились не дольше двух месяцев. Все партнёры Дазая, которых он заманивал своей милой улыбкой и красивыми словами, слепо следовали за ним с блеском в глазах, готовые сорвать луну с неба по щелчку пальцев. Пока ему было удобно, они были рядом. Когда же ему становилось скучно, Осаму без сожаления разбивал их розовые мечты и сердца, о которых в принципе никогда не заботился. Дазай любил манипулировать людьми, развращать их сердца и ставить под свой каблук. Но никогда он не мог представить, что на него попытается заявить права кто-то такой, как Чуя. Казалось, они были противоположностями во всем, поэтому когда Дазай впервые пришёл сюда и смог лицезреть весь характер Накахары Чуи в первый же день, он сразу провел между ними невидимую черту. Чуя в свою очередь долго присматривался к Дазаю, не сводил взгляда даже на уроках, прожигал глазами затылок, отчего у Осаму, который это чувствовал, каждый раз играли желваки на лице. Он не любил пристальное внимание, и когда оно, казалось, ослабло, он выдохнул спокойно. А потом все пошло по наклонной. Угрозы, шантаж, приставания. Чуя играл с ним, и Дазай в свою очередь старался не отставать. В конце концов, думал Осаму, не так уж и плохо быть с Чуей, под его защитой тепло и спокойно. Драки Осаму не любил, и когда его по началу пытались зажать в угол, чтобы хорошенько проучить или отобрать деньги, появлялся Накахара. Словно рыцарь, спасающий свою принцессу. По началу Дазая тошнило. Он молча наблюдал, как под неудержимой силой маленького человека хрустели кости, расцветали синяки и гематомы, в разные стороны летела кровь. Скорчив гримассу, Дазай даже пару раз бинтовал Чуе костяшки пальцев и клеил пластыри на лицо. Ему не нравилось насилие направленное на него, но нравились лежащие на земле изуродованные тела обидчиков. Чуя был негласным королём здешних отбросов, а Дазай его королевой. Ложась в кровать, Дазай задумался, что Чуя, будто яркое палящее солнце в ясный день, которое с каждым разом все сильнее ослепляет его, выжигает сердце и почему-то согревает. Вдруг в его голове что-то щёлкает. Он резко встаёт и выбрасывает засохшие цветы в мусорку. Последний подарок Чуи. Злость разжигает его вены. У Дазая не может быть чувств к Чуе, он даже не уверен, что это влюблённость или заинтересованность, рыжий мальчишка просто прицепился к нему, как клещ, и не отпустит пока не выпьет всю кровь. Неожиданный стук в окно заставляет Дазая отвлечься от мрачных мыслей. Он оборачивается и почти прижимается затылком к стене, когда видит, как Накахара, мать его, Чуя, элегантно балансируя на карнизе, пытается обратить на себя внимание. Хмурый взгляд, падающий на выброшенные цветы говорит о многом. В два шага преодолев расстояние, Осаму распахивает настежь окно и встречается нос к носу с Чуей. — Это второй этаж. — недовольно начинает Дазай. Но потом улыбается. — Хочешь, я помогу тебе спуститься на землю за секунду? — О, боже, избавь меня от своего змеиного языка. — фыркает Чуя и ловко запрыгивает внутрь, отодвигая Дазая в сторону. Он обходит весь периметр маленькой комнаты, словно убеждаясь, что кроме Дазая здесь никого нет. И не могло быть ранее. Осаму только раздражённо хмыкает себе под нос и скрещивает руки на груди. Он не говорит и старается даже не думать об этом, но где-то в низу живота у него поднимается тёплый волнительный жар при виде Чуи, который наконец-то дома, можно дотянуться рукой. И рядом растёт злоба. — Не хочешь рассказать, где ты был последнее время? — безразлично спрашивает Дазай, показывая как ему наплевать на самом деле. Он не хочет слышать оправданий и вряд-ли примет хоть одно из них. Внезапно тёплые руки сжимают его талию, и Осаму утыкается носом в рыжие кудри, приятно пахнущие лавандой. Чуя молчит, трется щекой о чужое плечо, как собака. Дазай тихо молится, чтобы Накахара не заплакал, чтобы не размазать сопли по его новой рубашке. Дазай на самом деле не собирался потакать рыжему, но рука сама тянется, чтобы пригладить выбившиеся пряди. Как только его рука касается макушки, настаёт гробовое молчание, затем резкий выпад и Дазай с шипением падает на кровать. — О, давай не будем об этом, уверен, ты уже все знаешь. — Чуя нависает сверху. — Ты ведь скучал по мне, а, Дазай? Дазай давится оскорблениями, когда видит оскал на лице Чуи и дикие глаза, когда он впитывает каждую мелочь, словно заново собирая портрет Осаму в своей голове. Вдруг вся злость и раздражение отходят на второй план. — Я так скучал. Каждый день о тебе думал, — рука Чуи опускается под его белье и ложится на бедро, — дрочил, пока представлял, как трахаю тебя на кровати, на столе, у стены… — Фу, Чуя, ты такой грубый. — Дазай смеётся и неожиданно сильно дёргает его за волосы. — У тебя в голове есть хоть что-то помимо хорошего траха? Или ты как собака, не думаешь больше ни о чем, кроме секса? Дазай скалится в ответ, крепко держась за рыжие волосы и не дав Чуе продолжить. Накахара шипит от боли, в отмеску впиваясь ногтями в мягкую плоть бедра. — Отпусти меня, чёртов Дазай. — Ну-ну, Чуя, я ведь тоже скучал по тебе. — поцелуй в губы заглушает яростные крики, и давление в волосах ослабевает. Невинные поцелуи быстро превращаются в смесь слюны и бьющихся друг о друга зубов. Чуя жадно сминает обескровленные губы своего парня, покусывая их. Он слизывает капельки крови из мелких ранок, когда Дазай начинает стонать от боли. Карие глаза смотрят из-под густых ресниц, отмечая новые изменения в другом. Волосы стали длиннее, ещё больше в беспорядке, но как будто потеряли яркость. Ушла мягкость лица; скулы такие острые, что кажется, если прикоснуться, можно порезаться, глаза усталые, а под ними тёмные круги. Словно он нормально не спал и не ел несколько месяцев. Возможно, так и было. Чуе нужно было расслабиться и Дазай в этом деле был лучшим решением. Пока Накахара отвлекался, переводя дыхание, руки Дазая ловко расправились с его ремнем. Чуя ухмыльнулся, когда почувствовал, как ослабела пряжка. Он схватился за чужие тонкие щиколотки и закинул длинные ноги себе на плечи. Он проложил путь от ключицы до низа живота мягкими поцелуями, наслаждаясь ощущением прохладной кожи под губами и запахом цитрусов. Вероятно, Дазай перед сном принял душ, что ж, отлично. Опустив вниз ткань спальных штанов, Чуя вытащил член Дазая, проводя по нему кончиками пальцев и наблюдая, как он становится тверже в его руках. Сверху донеслось жалостное хныканье. Чуя усмехнулся. Он без слов засунул чужой член себе в рот, языком надавливая на головку. Дазай застонал, тихо повторяя имя «Чуя», как мантру. Чуя редко отсасывал Дазаю, предпочитая только получать удовольствие, но не доставлять его. Сегодня, по видимому, он был в хорошем настроении. И когда Накахара замер, больше не делая никаких движений, чтобы заглотить член полностью, вместо этого иногда дразняще проводя языком по головке, Дазай на пробу приподнял бедра и толкнулся вперёд. Чуя не отреагировал, лишь продолжал, улыбаться. Даже руки убрал за спину. Тогда, вспомнив все, что когда либо позволял себе Чуя с его телом, Осаму мило улыбнулся в ответ. Чуя не ожидал того, что произойдёт дальше. Он хотел подразнить Дазая, чтобы он начал плакать и умолять трахнуть его или дать кончить. Глаза Чуи раскрылись шире, когда ни то, ни другое не произошло, заинтересованно глядя на покрасневшего Дазай, нежно улыбающегося ему. Накахара не успел среагировать, когда его кудри намотали на кулак и с силой надавили вниз. Заставляя принять всю длину и уткнуться носом в короткие волоски. Голова Дазая запрокинулась назад и изо рта вырвался стон. Он двигал головой Чуи вверх и вниз, и пока что другой не сопротивлялся. Тёплый рот, скользящий по его члену, был просто восхитительным. Но после пары толчков, Дазай разочарованно оторвал его голову от своего члена. Сосать Чуя явно не умел и не хотел. Поэтому просто толкаться внутрь было бесполезно. — Скотина. — Чуя закашлялся, потирая челюсть. — Ты мне чуть волосы не вырвал. — Тебе никогда не говорили, что сосешь ты хуже девственницы? — Твои навыки минета тоже не достигают уровня бога, так что заткнись и скажи спасибо. — Не за что, Чуя. — Дазай ухмыльнулся и перевернулся на живот. — А теперь давай, займись делом или выметайся отсюда. Чуя наблюдал, как Дазай поднял бедра вверх и подложил подушку, чтобы его задница была выставлена на всеобщее обозрение. Перед таким предложением он не мог устоять, даже если бы захотел. Без раздумий облизав пальцы, он просовывает их внутрь, толкаясь. На удивление там свободно, значит, Дазая развлекался, растягивая себя в свободное время. От осознания у Чуи побежали мурашки по спине. Тепло обволакивает его пальцы, и он раздвигает их ножницами, массируя мягкие податливые стенки. Когда пальцы покидают его тело, Дазай скулит и пытается обернуться назад, но широкие ладони на его бёдрах и ощущение горячей пульсирующей головки, когда она прижимается к его дырочке, не дают ему начать возмущаться. Резкий толчок и бедра Чуи встречаются с его задницей. Они оба стонут в унисон. — Блядь, блядь, блядь… Я так сильно скучал по тебе, Дазай. Дазай может только стонать и заикающимся голосом звать Чую. Он тоже скучал, как-бы сильно не хотелось сказать обратное. Беспорядочные толчки продолжались. Чуя играл на Дазае, слово на скрипке, он знал его тело и все эрогенные зоны, входя под таким углом, чтобы кончик его члена каждый раз задевал простату, впитывая все стоны, которые выходили из Осаму. Он наконец-то мог ощутить тепло родного тела, пересчитывая подушечками пальцев все выступающие косточки и утопая в помутневших от похоти тёмных глазах. Дазай выгибал спину, двигая бёдрами навстречу, стараясь как можно глубже насадиться на толстый член, который так хорошо наполнял его. Чуя громко застонал, толкнувшись последний раз и кончая глубоко внутри. Дазай пришёл за ним, пачкая под собой простыни. Накахара уткнулся носом в чужой затылок, тяжело переводя дыхание. Вытащив свой размягченный член, он завороженно наблюдал, как белая сперма хлынула из широко раскрытой дырочки, стекая по бёдрам. Дазай только застонал от раздражения, ворча что-то о беспорядке и новых простынях. — Чуя, с твоими повадками животного мне приходится менять постель каждый день. Чуя перевернул Дазая и лёг рядом, прижимаясь грудью к спине и переплетая ноги. Они ничего не говорили в течение пяти минут, просто наслаждась тишиной. Чуя что-то напевал под нос, перебирая каштановые кудри между пальцев. Дазай немигающим взглядом уставился на стену. Мышцы и разум расслабились впервые за месяцы, проведенные в одиночестве. Позади него снова было знакомое тепло. — Надеюсь ты хорошо провел время без меня, потому что больше я не отпущу тебя ни на шаг, Дазай. Чуя кладёт подбородок на острое плечо, закрывая глаза. — О, какое счастье, а то я не знал, чем себя занять, ведь рядом больше не бегает рыжая чихуахуа. — Дазай раздражённо фыркает и чувствует мгновенный щипок за бедро. — Я ненавижу твой гребанный длинный язык. И, к твоему сведению, я все ещё расту. Дазай смеётся, и Чуя обиженно отворачивается. В конце концов, они заканчивают препирательства, откладывая серьёзный разговор о том, где, черт возьми, пропадал Чуя, на завтра. Они засыпают в объятиях друг друга. Накахара маленький и компактный, поэтому даже небольшая кровать вмещает обоих. Но Осаму все равно закидывает ноги на Чую с мыслями о мести. Дазай не верит в любовь, но в лёгкую влюблённость возможно.