Кара

— Тыщ, ты-ыщ, тыдадыщ! — топот Дадли нельзя перепутать ни с чем. Особенно, если живешь в чулане под лестницей, и в школе тебя дразнят Золушкой. Потому что, каким бы идеально чистым не был дом тетушки Петуньи, какая-то пыль все равно застревает и затем опадает на «обитателя» подлестничного пространства. Пыльный Поттер. Чумной Поттер. Очкозавр. Задохлик. Гарри привык, что дети жестоки. Впрочем, не только они. И дело даже не в его родственниках. Нет, во всех остальных. Главным девизом соседей, учителей и родителей его одноклассников была благопристойность. В их понимании. В неё-то сирота с «плохой наследственностью» и не вписывался. Никак. Ну тощий, ну тихий, ну умом не блистает — а разве мог появиться более здоровый ребёнок у конченных алкашей?! А всё потому, что сестрица Петуньи связалась не с тем человеком! То ли дело Вернон Дурсль! Человек с деловой хваткой, дородный, достойный. Нет, Гарри Поттер был болезненным, ненормальным мальчишкой с дурными наклонностями, и когда кто-то из учителей заикался о том, что их дети устроили травлю, то все благопристойные жители Литл-Уингинга дружно открещивались: «Это все вранье, вы не так поняли, мальчишка их сам спровоцировал!». Этот ужасный Поттер, одним своим видом выдававший несовершенство мира, от которого они так хотели подольше уберечь детей, их раздражал одним фактом своего существования. Дурсли — порядочные люди, они не могли бросить сиротку, отдавали ему хорошую одежду Дадли, из которой тот быстро вырастал, и никто их за это не осуждал. Потому что все знали, что растить детей дорого. Потому мало у кого в семьях было больше двух детей. Все стремились дать своим детям хорошую школу, приличный колледж, а на дрелях много не заработаешь. Оттого Поттер вполне возможно лишил Дурслей шанса на второго своего ребёнка. Наверняка, Петунья хотела девочку. Но ведь это так сложно, когда в семье работает один муж. Только вот работающая женщина — не показатель нормальности, которая являлась здесь мерилом всего. И потому Поттеру повезло, что он ходит в ту же школу, что и Дадли, сыт, обут и одет в брендовую, пусть и с чужого плеча одежду. А то что он такой тощий — так это порода такая. Петунья и сама на доску походит. Рядом с упитанным мужем и сыном-то. Родственники же они с Поттером как ни крути. Жизнь Гарри нельзя было назвать сладкой, но и совсем ужасной тоже нет. Всегда, когда он смотрел на тетю чересчур красноречиво, та поджимала губы и нагружала работой, попутно вещая о «голодающих детях Африки», о скатившихся по наклонной детдомовских. И о том, что если он не хочет кончить, как его родители, то должен много работать и меньше ныть. «Труд облагораживает человека!» — любил козырнуть дядя Вернон, похлопывая себя по жирному брюшку. Почему в таком случае Дадли нисколько не облагораживался — вопрос другой. Скорее всего, безответный. Дядя и тетя не были плохими. Они просто не любили его. Но, учитывая то, что они любили Дадли, и раскормили его до размеров молодого кита-косатки, то к черту такую любовь. Однажды Гарри будет благодарен Дурслям за школу жизни. За то, что тетушка не сделала из него бытового инвалида, за то, что придирки дяди Вернона научили его терпению и закалили дух, за то, что Дадли и его дружки держали в форме и готовили к тому, что жизнь не будет легкой. Потому как группка раздобревших богатых деточек по определению не может быть хуже гопоты из трущоб. А именно жизнь в них и грозит ему после того, как ему стукнет восемнадцать и Дурсли выкинут его за порог. Гарри всё это понимал. И лишь иногда он мечтал о том, чтобы объявился какой-то ещё родственник, желательно со стороны отца, всех маминых он знал. Чтобы тот забрал его, чтобы хоть раз в жизни он оказался кому-то по-настоящему нужен. Но если верить тете… А причин не верить не было, то отец его был из неблагополучной семьи. А значит, мог пить, курить и бить его. Такой вариант Поттера, конечно же, не устраивал. Как и тот, где вдруг объявившийся родственник оказался бы таким же «нормальным», как Дурсли. Впрочем, была какая-то тайна или не тайна вовсе, а пятно на белоснежной репутации благочинной Петуньи. О родителях Гарри не говорили, даже не упоминали. Не было ни единого фото Джеймса Поттера. У мамы было. И только одно, детское. Общее с бабушкой и дедушкой Эвансами и самой Петуньи, которых он не знал, те умерли слишком рано. Порой Гарри думал, что было бы будь они живы. Относились бы к нему также, как к сыну человека погубившего их дочь? Или же как к любимому внуку? Ответа не было. У него была только тетя, чье любимое занятие в жизни — это перемывание костей соседей. А он был единственным пятном, из-за которого доставалось и ей. Тетя Петунья не любила пятна. Она избавлялась от них. Но только не от него. Сказывалась ловушка благочинности. Она не могла отказаться от уже взятого ребенка. Родственник как-никак. Гарри перестал обижаться. Давно. Тем более помогать на кухне ему нравилось, ведь так проще потихоньку урвать что-нибудь. Его не морили голодом. Но если Дадли и Вернон ели за троих, то Гарри Петунья кормила, как и себя. Может, потому в её понимании этого было достаточно. Но много ли ест взрослая худенькая женщина? А Поттер все-таки рос. Но рос так медленно, что с этим не считались. Однако тетя всегда кормила его за хорошую работу в саду. Потому Гарри пришлось научиться быть идеальным. Тогда можно получить лишний бутерброд, пока Вернон не вернулся с работы. Раньше он специально пережаривал яичницу и бекон, чтобы не кондицию отдавали ему. Тетя быстро это раскусила. И стала выбрасывать испорченные продукты, лишая «горе-поваренка» завтрака. Однако она упорно делала вид, что не замечает, как из холодильника пропадает полоска сыра или маленький творожок Дадли. Дядя бывало, что оставлял его без ужина и запирал в чулане. В профилактических целях. Однако зачастую дверь ночью оказывалась открыта, а утром идеальный глазомер Петуньи молчал. Как и Дадли, который ненавидел творожки (это кальций, Дидичка!). Всех все устраивало. Кроме Гарри, который думал лишь о том, как бы не раздраконить родственников, и разминуться с бандой Дадли. А надо было по-хорошему о том, как выбиться в «люди». Притом что никаких особых талантов у Гарри не было. Но ему было только десять лет и взрослая жизнь виделась чем-то зыбким, что могло прерваться от кулака кузена либо от челюсти любимого бульдога тетушки Мардж, или же он мог не дожить до самостоятельной жизни, выхода из чулана, просто напросто запнувшись об одну из мильона кошек Арабеллы Фиг. Потому он не думал. Просто боролся за жизнь и её качество. Но мечты не так просто задушить. Как и обиды, что можно было лишь приглушить, возясь со старыми солдатиками Дадли в своей каморке. Чулан под лестницей был только его. Даже Дадли туда не совался. Кузен никогда бы не признался, но он страшно боялся пауков. Это был маленький, но принадлежавший только Гарри угол. Единственная хитрость — проснуться раньше Дадли, пока тот не обрушил пыль на его лицо. Однако сегодня Гарри разоспался. Редкое явление, но тетушка решила приготовить завтрак сама и не стала будить его. Смахнув с лица мелкую пыль, Гарри потянулся за очками. Внезапно раздался жуткий грохот и нога Дадли провалилась в его чулан… Зазевавшийся Поттер схлопотал аккурат по собственному шрамоголовому лбу. К слову, шрам был едва ли не единственной его приметой, которой Гарри гордился и которую тетушка ненавидела сильнее не поддающихся расческе волос. Но не об этом речь. Дадли ревел, как поросенок, Вернон сдержанно цедил «нехорошие слова», обещая засудить застройщика, Петунья, судя по запаху гари — бросила плиту и кинулась спасать сыночка, притом не забывая всхлипывать и голосить. Ну, а Гарри… Он просто рассеянно тёр ушибленный лоб и наблюдал за разворачивающейся наверху драмой — нога кузена застряла и никак не хотела поддаваться, несмотря на громкое пыхтение Вернона. Смешок против воли вырвался из его губ — Дадли получил по заслугам. — Это чё за нах*%?! — раздался вдруг незнакомый голос. Поттер вздрогнул, обернувшись. Позади никого не было. Только паучок мирно плёл свою паутину. Может быть, ему показалось?! Всё-таки головой ударился… — Я спрашиваю, какого лысого х№* тут творится?! — не унимался голос. «Мужчина. Молодой, » — сделал пометки Гарри. Оборачиваться он не стал. Взрослый мужчина в его чулане бы просто не поместился. Ну, а снаружи… Тетушка никогда бы не пустила на порог столь много сквернословящего субъекта. Да именно так она бы это предложение и завернула. А потому… Гарри ударился головой. Пройдет. Наверное. Но Дурслям говорить не стоит — получат лишний повод заявить о его ненормальности да и им сейчас не до него. — А ну вон отсюда! — проревел дядюшка, бесцеремонно открывая дверь. Видимо, ему наконец пришла в голову дельная мысль подтолкнуть ногу Дадли с другой стороны. Не став спорить, Гарри юркнул мимо. — Хера се боров! — присвистнул голос. — О, и лошадь! — откомментировал тот суетящуюся вокруг Дадли Петунью. — И кабанчик! Да я глюжу, тут целый зоопарк или цирк в сборе, епта! Тут Гарри не выдержал и рассмеялся. Ещё никогда никто не рассуждал столь открыто об особенностях его семейства. Не стоило ему этого делать… — ТЫ?! — проревел дядюшка, откуда-то из чулана. И Гарри не нужно было смотреть на него, чтоб сказать, что Вернон побагровел. — Неблагодарный мальчишка! — Дадли был свободен и уже задушен Петуньей. — Иди сюда! — Пшёл нах! — проорал голос. — Валим в сраку отсюда, е%ал я такое посмертие, с%ка! Сказать, что Гарри никогда не слышал такой концентрации «плохих» слов, значит, ничего не сказать. Он их не только не слышал, но и значение некоторых даже не улавливал. Но вопреки всему страха не было. Было весело. Да и голос дело говорил. На ходу схватив рюкзак и кусочек тоста, Поттер побежал в школу. Вслед ему изрыгал проклятия дядя. Наверняка его сегодня оставят без ужина. Плевать. Унижение кузена того стоило! — Это ещё что за по№*нь?! — прокомментировал голос появление из-за угла новенькой бентли, едва не размазавшей спешившего Поттера. Он говорил что-то ещё, но Гарри упрямо молчал. Веселье покидало его, словно гелий из сдувавшегося шарика. Это было странно. Даже для него. И немного (много) пугающее. Нельзя разговаривать с самим собой — вот и всё о чем он думал, однако это оказалось сложнее, чем он мог себе представить. — Еб%*ь-копать! Это чё школа?! Свора орущих, никчемных сосунков, ещё и не шиноби, бл%*ь! За что, Джашин-сама, чем я вас так прогневал?! Да с*№а, я облажался! И этот еб*№ий Нара меня бл*№ь закопал живьем нах*№, предварительно еб№*в взрывными печатями, так что куски мозгов разлетелись ах*№нно так! Джашин-сама, простите меня и позвольте принести вам в жертву сотню, нет тысячу еретиков! Я буду хорошим жрецом и больше никогда не подведу, с*№а голову на отсечение даю! Хотя нах — лучше не надо! Чтоб я ещё нах%* связался с акацуки х*№выми! Только не надо бл»*ь, пожалуйста, с?"а, молю оставлять меня в этом ущербном, дохлом теле! Ещё и едрит-копать и сто рё вам в задницу, я ж них*№ не могу! Ни пальцем с*№а шевельнуть, так нах№*??? Джашин-сама, не оставляйте меня! — орал или, лучше сказать, истерил голос, начиная-то угрожать неведомому «Джашину-саме», то едва ли не молить. Гарри было страшно. Очень страшно. Он и пикнуть боялся, как страшно. Мало ему было проблем — так ещё и с ума сошёл. Этот мужик в голове звучал до чертиков реально. Да и слышать голоса — плохой признак, как ни крути… И уж тем более, если голос говорил о массовом убийстве, расчленении и закапывании живьем… А ещё молился какому-то неведомому божеству. Гарри было очень страшно. — Джашин-сама-а-а-а! — П№*дец, с№*а, б%я!!! Вот и все, что слышал Гарри вместо урока литературы. Мисс Браун уже неодобрительно косилась на Поттера, сидевшего с зажатыми ушами. — Мистер Поттер! — учитель смотрела прямо на него. Со вздохом Гарри вынул пальцы из ушей - всё равно не помогало. От голоса в голове помочь может только одно — топор. — Расскажите классу, о чем мы только что говорили! А нет, так мне придется позвонить вашим опекунам! — Эта с»*№а с большими сиськами совсем ах№*ла! Сперва несла какую-то пое№*ь про х№рова Шекспира и какого-то там сна в с№*а летнюю, мать её ночь, а теперь ещё при№"ывается! Да нах это в жизни пригодится?! Растят тут сосунков ни х%№ не умеющих, грешников проклятых! Потом как сранный Итачи книжки читают, а Какузу с№*а денег напастись на них не может, ибо эти х№*овы книжки стоят как печенка генина! — Мы обсуждали Уильяма Шекспира и его произведение «Сон в летнюю ночь», — не моргнув и глазом, вычленил суть Поттер. Только звонка Дурслям ему и не хватало. Он собирался воспользоваться любой подсказкой. Даже если та шла от шизы. — Ладно, Поттер, впредь слушайте внимательнее, — кивнула мисс Браун. — Фива выискалась, стерва б… Погоди, — голос запнулся, перед тем, как вновь погрязнуть в потоке бессвязной ругани. — Так, ты слышишь меня, п№*дюк мелкий?! Гарри замер, забыв как дышать. Определенно, после уроков ему нужно пойти в городскую библиотеку и попросить книгу о психиатрии. И плевать, что Дурсли могут узнать. Это уже не смешно. Совсем. — Слышишь-слышишь! Тоже мне, п№*дюк хитрый, выискался! Я покажу тебе как меня, великого жреца Джашина, игнорировать! Ты у меня как миленький заговоришь! — во всю разорялся голос. Гарри поежился. К списку дел прибавлялось, спросить библиотекаря о «культе Джашина», главное только, чтоб его потом в сектанты не записали, не то дядя Вернон его убьет. Остаток уроков прошёл так, что голос во всю надрывался, костеря Гарри на все лады и подначивая. Но Поттер хоть и не слышал таких оборотов, но благодаря Дурслям научился не принимать подобное близко к сердцу… Правда, уроки были безоговорочно испорчены, но… Не то, чтоб на них было так интересно. Сегодня он пополнил словарный запас такими выражениями, от которой у благопристойной тетушки бы уши отвалились, а Дадли бы с зависти помер… Ещё бы голос не орал так громко и жить было б можно. — Мистер Поттер, к доске! — миссис Хьюз-математичка вызвала его решать задачу, о которой Гарри понятия не имел. Это была новая тема, которую он, понятное дело, прослушал. Задача на движение. Ниндзя А и ниндзя Б получили наводку на одинаковое задание в пункте С, ниндзя А находился в 10 километрах от точки и имел скорость 7 км в час, а ниндзя Б в 12, но развивал скорость 8 км в час. Кому из двух ниндзя достанется задание? — У вас есть ниндзя, чтоб вас всех указкой, да…?! И х! %и ты медлишь! Это тебе не траекторию куная, мля, вычислить! Слушай, мелкий… — и голос на удивление бойко и почти без матов начал объяснять задачу. Получив пятерку, Поттер недоверчиво шёл назад, пока наконец не решился, громко подумав: «Спасибо!» — Опаньки! Кто заговорил, ох№*ь не встать! Значит так, мелкий, спасибо своё в жопу засунь, а меня больше не смей игнорировать! Джашин-сама никогда не делает ничего просто так! А значит, раз я здесь оказался вместо того, чтоб сдохнуть в вонючей сарлачьей яме с е%*ными оленями клана Нара, значит на то его воля! Ты по хер знает какой причине важен для бытия и прочая херота! Запомни одно: я сделаю из тебя жреца Джашина, мл»*ь! И второе — Хидан х*№и не скажет, он её пока… Ну то есть ты должен мне верить! С*№а, я терпеть не могу мелких спиногрызов и никогда не брал ученика, но раз уж застрял тут, то х№*я зови меня сенсей! Или дядя Хидан, хы! А Гарри слушал… Хидана и выпадал в осадок. Что-то подсказывало ему, что книги по психиатрии не помогут. Как и вообще что-то. Похоже, он только что получил право называться ненормальным в квадрате. Если не в кубе. — Э, не! Слышь, мелкий, круг мне нравится больше! Потому в круге! — отчего-то услышал его мысли жрец таинственного Джашина. — В круге я ритуалы провож… проводил, в общем. И там ещё треугольник был, да, б*№ь, славные с*№а были денёчки! Но ни хера — всё будет! Только пожрать для начала не мешал бы, да, мл*№ь! Нельзя творить великую х№*ю на голодный желудок!